К трактовкам понятия «апокриф».

Кодификация библейских книг и создание канона Священного Писания Ветхого Завета сопровождались запрещением и изъятием литературных произведений, которые по тем или иным соображениям были признаны не соответствующими еврейскому вероучению. Не включенные в библейский канон произведения получили название «внешних» или «посторонних книг» («сефарим хицоним»). Более распространенное их греческое название – апокрифы (т. е. «скрытые» или «укрытые книги») и псевдоэпиграфы («ложно надписанные»), то есть приписываемые тем или иным, в большинстве случаев легендарным, библейским героям.^[1]

Что же такое апокрифы и псевдоэпиграфы с этимологической точки зрения? «Произведения на библейскую тему, - читаем у С. И. Ожегова, - признаваемые недостоверными и отвергаемые Церковью». Точнее формулирует «Энциклопедический словарь»: «Произведения иудейской и раннехристианской литературы, не включенные в библейский канон». Сходный ответ дает и «Большой путеводитель по Библии». Словарь иностранных слов и Академический словарь русского языка отвечают на наш вопрос почти одинаково: «древние сочинения с библейским сюжетом, содержащие отступления от официального вероучения и потому отвергаемые Церковью». Именно в церковных изданиях второй половины прошлого века («Христианском чтении», «Православном обозрении») были опубликованы первые переводы на русский язык апокрифических сочинений древности, а профессора духовных академий дореволюционной России стали пионерами их исследования в нашей стране. Для современного отношения Русской православной церкви к апокрифам показательно следующее редакционное примечание к статье дьякона Б. Пивоварова «Аграфа»^[2]: «Не все апокрифы создавались с целью фальсификации. Некоторые из них могли быть благочестивым, но невежественным пересказом или комментарием подлинных преданий». Иногда определения ставят во главу угла псевдоэпиграфичность, т. е. вымышленное авторство, апокрифических сочинений.^[3] А. Мень считал апокрифами даже художественную литературу, тематически связанную с библейской историей.^[4] Термин апокриф (от древнегреческого слова «απόκρυφος», «тайный, потаенный») был введен в 1520 г. одним из зачинателей научной библеистики А. Карлштадтом для обозначения текстов таинственных, трудно понимаемых и не включенных в масоретскую версию Танаха.^[5] Первые дохристианские ветхозаветные апокрифы относятся к 190-170 годам до Р. X. Многие тексты не сохранились, иные дошли до нашего времени лишь во фрагментах. Отдельные памятники уцелели в более поздних переводах. Что касается авторов этих книг, их имена остались неизвестными.^[6] Большинство апокрифов были официально запрещены церковью.^[7]

Термином «псевдоэпиграф» принято обозначать сочинения нового этапа создания текстов, которые намеренно приписаны другим – не истинным авторам, а, как правило, персонажам из Танаха (но иногда также совсем посторонним лицам). Общим для всех псевдоэпиграфов, помимо этого формального признака, является также то, что они, вырастая из традиции в Танахе, отходят от нее дальше, чем большинство апокрифов, и это может служить причиной, почему большинство псевдоэпиграфов не было включено даже в Септуагинту, в том числе «Письмо Аристея», хотя оно непосредственно относится к «истории» создания этого перевода.^[8] Получается, псевдоэпиграфы – ряд сочинений духовной литературы, которые в обиходе известны под именами ветхозаветных боговдохновенных людей и пророков, но в действительности им не принадлежат. К псевдоэпиграфам относят и некоторые книги, вошедшие в ветхозаветный канон.^[9]

Словом «апокриф» назывались гностиками II в. сочинения, в которых были изложены их тайные эзотерические учения. Тем самым, когда гностики употребляли этот термин, они не вкладывали в него никакого отрицательного смысла, они просто говорили о том, что они таят этот смысл и поэтому именуют свои сочинения апокрифами, потому что это тайные писания. Церковные писатели взяли этот термин у гностиков и переосмыслили его значение. Вначале термин употреблялся гностиками-еретиками, а затем у учителей Церкви Иринея и Тертуллиана (II – III вв. по Р. X.), использовался для обозначения апокрифических писаний, тождественных поддельным и ложным писаниям. Естественно, употреблять их в богослужебных целях и даже для чтения дома запрещалось. С точки зрения тех, кто принимал эти книги, они были “скрыты” или изъяты из общего употребления, поскольку считалось, что в них содержится тайное или эзотерическое учение, слишком глубокое для того, чтобы сообщать его кому-либо, кроме посвященных. С другой точки зрения, однако, считалось, что такие книги надо «скрывать» потому, что они подложные или еретические (рассуждения Иеронима (Epist. 107, 12 и Prol. Gal. в Samuel et Mat.), и Августина (De emit. Dei, 23, 4).). Таким образом, у этого термина первоначально было и весьма высокое значение, и умаляющее в зависимости от того, кто им пользовался.^[10] В III в. церковные писатели проводили различие между апокрифами и спорными книгами. На Западе значение слова апокриф было расширено. По блж. Августину оно означает книгу, происхождение которой отцам не известно. У нас в православном употреблении это слово сохранило, в первую очередь, отрицательное звучание. Еще существует соседствующий термин – «антилигоменон», т. е. спорные сочинение. В эту группу входили сочинения, пользующиеся популярностью и авторитетом в некоторых частях Церкви, но не во всей Церкви.

Из приводимого Евсевием (Церковная история, IV. 26, 13) фрагмента предисловия к сочинению Мелитона под названием «Извлечения» мы узнаем нечто интересное о каноне Ветхого Завета. Чтобы отделить апокрифические книги от канонических, Мелитон отправился в Палестину, «где это создавалось и проповедовалось». Он рассчитывал собрать там точные сведения преимущественно у грекоязычных иудеохристиан. Полученный список совпадает с иудейским каноном и не включает ни одну из дополнительных книг, входящих в состав Септуагинты. Выражения, встречающиеся в отрывке, «древние книги» (  ) и «книги Ветхого Завета» (    ), возможно, говорят о том, что «книги Нового Завета» признаны письменным аналогом Ветхому.

Постепенно были составлены и списки апокрифических книг, предостерегающие верных от того, чтобы принимать их за часть Св. Писания. Состав индексов был не постоянен и не одинаков, менялся в зависимости от места своего создания и с течением времени.^[11] Один такой список вошел в ранний латинский документ, так называемый «Decretum Gelasianum», который рукописные источники приписывают одновременно папам Дамасу, Гормизде и Геласию.^[12] Документ состоит из пяти частей, в одной из которых дан список книг, относящихся к Ветхому и Новому Заветам (в последний не включен Апокалипсис). В другой части приведен длинный список апокрифов (62 названия) и еретических писателей (35 имен). Мхитар из Айриванка (ок. 1290 г.) включил в свою «Хронику» список апокрифических книг Ветхого и Нового Заветов.

Протестантское богословие, начиная с Лютера^[13], присваивает неканоническим книгам наименование «апокрифических», то есть тех книг которые никоим образом не должны входить в канон не потому что они подложны, но скорее основываясь на осторожности оценки их происхождения. Эти книги появились позже сформировавшегося еврейского канона^[14], и не были признаны официальными раввинистическими кругами ни во времена Ездры и Неемии, основоположников ветхозаветной герменевтики^[15], ни позднее во время Ямнийского собора кон. I – нач. II веков. Хотя наименование апокрифическими неканонических книг можно встретить в православных источниках.^[16] Но это может объясняться только чрезмерным влиянием протестантского богословия на отдельных авторов.^[17]

Лютер возражал против апокрифов на том основании, что имеющиеся в них идеи противоречат книгам еврейского канона. Это, в частности, относится к доктрине чистилища и действенности молитв за умерших (2 Макк. 12:43, 45). Лютер отметил также, что в них делается слишком сильный упор на воздаяние за добрые дела (Тов. 12:9; Еккл. 3:3; 2 Ездр. 8:33 и др.). Разрушительное влияние взглядов на Писание, обнародованных такими людьми, как кардинал Каетан и Эразм, не говоря уже о немецких, швейцарских, французских реформаторах, побудило папу Павла III созвать Тридентский собор, чтобы выяснить, нужны ли Католической церкви нравственные или административные реформы. Первая сессия Собора открылась 13 декабря 1545 г., и к 12 февраля 1546 г. было издано его предварительное определение о Св. Писании. На Соборе велись серьезные споры о том, сколько категорий библейских книг следует различать: две – канонические и апокрифические – или три: а) признанные, б) спорные в прошлом книги Нового Завета, но признанные ныне, и в) апокрифы Ветхого Завета. В конце концов в апреле 1546 г. 24 голосами при 15 против и 16 воздержавшихся Собор издал указ (De Canonicis Smpturis), в котором впервые в истории Церкви вопрос о содержании Библии превратился в предмет вероисповедания, напрямую связанный с возможностью анафематствования. “Святой вселенский и всецерковный собор в Триденте, - гласит указ, - следуя примеру Св. Отцов, признает и почитает все книги Ветхого и Нового Заветов, а также, с равной степенью приверженности и почтения (panpietatis affectu ас reverentia), и предания, которые хранят веру и дела. Если же кто-нибудь не принимает этих книг в их полноте, со всеми их частями, как они читаются в Католической церкви и как представлены в древней латинской Вульгате [то есть в версии Иеронима с дополнениями], не признавая их священными и каноническими, а также сознательно отвергает вышеозначенные предания, да будет анафема”.^[18] В некоторых последующих протестантских исповеданиях перечисляются названия 27 книг новозаветного канона. Это Французское исповедание веры (1559), Бельгийское исповедание (1561) и Вестминстерское исповедание веры (1647). Хотя в 39 постановлениях, изданных Церковью Англии в 1563 г., книги Ветхого Завета и перечисляются отдельно от апокрифов, оба списка завершаются словами: “Мы принимаем все общепризнанные книги Нового Завета и считаем их каноническими” (постановление VI). Ни в одном из исповеданий, опубликованных несколькими лютеранскими церквами, нет упорядоченного списка канонических книг.^[19]

Апокрифическая литература содержит обширный и богатый материал по социальной и культурной истории Иудеи II в. до н. э. – I в. н. э. Специфическими чертами этой литературы были мистический, апокалиптический характер, эсхатологическая и мессианская направленность. Эсхатологические и мессианистические воззрения исходят из представления о близком конце существующего мира и чудесном его переустройстве с помощью мессии-помазанника, посланца бога. В основе этих представлений лежит философия отчаяния и убеждение, что собственными силами людей без чудесного вмешательства извне невозможно искоренить зло на земле и построить жизнь на разумных и справедливых началах. В своей основе эсхатологические чаяния были формой религиозно-политического протеста широких народных масс, отчаявшихся в борьбе со своими собственными и иноземными угнетателями. Апокрифическая литература, в которой нашли выражение чаяния социальных низов, носила оппозиционный по отношению к господствующей идеологии характер. Это привело к тому, что апокрифическая литература была признана еретической, читателям ее угрожали различными карами, а сами произведения подверглись гонению.^[20]

Церковные авторы насчитывают около 70 ветхозаветных апокрифов – сочинений, от которых отказалось официальное иудейство. Большая часть апокрифов погибла, и лишь около 30 произведений сохранено христианством. Некоторые из этих произведений были впоследствии включены в христианский библейский канон и получили название девтероканонических книг. Однако на языке оригиналов эти произведения были утрачены, и дошли они до нашего времени в переводах на греческий, латинский, сирийский, эфиопский, коптский, древнеармянский, древнегрузинский и старославянский языки. Неизвестными оказались не только язык оригиналов, но также и время и среда, в которой они были созданы. Остроумные и в ряде случаев филологически обоснованные предположения, что языками оригинала некоторых апокрифов были еврейский и арамейский, оставались только гипотезами. Проблема апокрифической литературы осложняется еще тем, что в ряде произведений обнаруживаются христологические или близкие к ним элементы. Хотя некоторые из них справедливо считались более поздними дополнениями и вставками, все же это затрудняло датировку памятников и выяснение первоначального их характера. Обнаружение среди кумранских рукописей фрагменты апокрифических книг на языке их оригинала - еврейском и арамейском - открыло новую страницу в изучении этой богатой литературы. Кумранские находки создали более прочную основу для выяснения среды и времени возникновения отдельных произведений, их социальной и идейной направленности и литературной истории.^[21]

Иерей Максим Мищенко