Опыт прошедших годов показал, что интерес и внимание к творчеству митрополита Антония не только не угасают, но, как представляется, переходят в новое, глубинное измерение. Владыка умел не только говорить, но и слушать (этой способности лишены многие пастыри, привыкшие к амвону, к кафедре). Вероятно, в этой способности быть всецело обращенным к собеседнику заключался один из секретов той потрясающей популярности, которой пользовался митрополит Антоний в самых широких кругах – как среди православных верующих, так и среди людей, далеких от Православной Церкви. В России в последнее время стали часто говорить о «религиозном возрождении». Для Русской Церкви это возрождение преимущественно сводится к восстановлению церковных стен, к увеличению числа храмов, монастырей, духовных школ и других церковных институтов. При этом живая человеческая личность нередко остается как бы за кадром. Многим в Церкви просто не хватает ни времени, ни сил, чтобы обратить внимание на живых людей – не только на тех, которые уже в Церкви, но и на тех, кто вне нее. А Владыка Антоний именно этим всю жизнь и занимался: восстанавливает, исцеляет, врачует человеческие души, то есть делает самое главное, от чего зависит духовное возрождение русского Православия.[1]
Будучи почетным доктором богословия четырех высших учебных заведений (Абердинского и Кембриджского университетов, Московской и Киевской духовных академий), митрополит Антоний шутя говорил о себе: «У меня только один настоящий докторат; остальные четыре – фальшивые» (под «настоящим» подразумевается докторат ни медицине). Он всегда подчеркивал, что не является «профессиональным богословом» и что у него медицинское, а не богословское образование: «…я слишком достоверно знаю, что я не школьный богослов, не получил должного богословского образования».[2] Но богословие не есть профессия: богословие – это служение и образ жизни. Богослов находится в постоянном общении с Богом. Владыка Антоний имел огромный опыт молитвы, богообщения и служения людям. На этом поистине уникальном источнике и основывается его жизненное богословие.[3]
Теология «встречи»
Центральной темой богословия митрополита Антония является тема встречи. Это глубоко личная тема для Владыки Антония: его путь к Богу начался с того, что в возрасте четырнадцати лет он встретил живого Христа, и с тех пор он живет опытом этой встречи, радостью об этой встрече, живым ощущением присутствия Спасителя. Христианство открылось ему как религия личного, живого Бога – того Бога, Который относится к человеку не только с любовью, но и с уважением, Который солидарен с человеком, Который верит в человека, даже если человек утрачивает веру в Него. И этим опытом встречи с Богом живым митрополит Антоний делился со своими современниками, помогая тысячам людей найти свой путь к Богу. У него речь идет о встречи с Богом, Который настигает человека даже тогда, когда человек не расположен к общению. О Боге ничего нельзя сказать на словах, Его бытие нельзя доказать. Но Его можно встретить – и в этом величайшее чудо христианства. Немецкое слово «Gott» («Бог») происходит от глагола, обозначающего «падать на колени в священном трепете».[4] Бог – это Тот, перед Кем человек падает на колени, встретившись с Ним лицом к лицу.[5]
Встреча с Богом – это всегда суд, и потому «часто Господь ждет того времени, когда мы достаточно созреем, чтобы произнести над собой суд и когда мы станем способными принять и Его безусловный, справедливый, нелицеприятный суд, но в нем увидеть не свое осуждение, а Божий призыв, Божий зов к тому, чтобы нам вырасти в полную меру человеческого достоинства»[6]. Встреча с Богом является «началом новой жизни», которая не обязательно будет более легкой, более светлой или более привлекательной, чем наша прежняя жизнь: Христос может призвать нас не только на Фавор, но и на Голгофу. Бог общается с человеком на равных; Он уважает свободу человека, бережно относится к нему. Бог любит всякого человека – православного и протестанта, мусульманина и буддиста, агностика и безбожника. Страдание Христа на кресте («Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты меня оставил?») есть приобщенность не только богооставленности, но и боголишенности. Христос разделил с нами нашу обезбоженность, а потому Его опыт вмещает в себя опыт всякого человека, даже атеиста. Человек может не верить в Бога, но Бог всегда верит в человека.[7] Для того чтобы человек мог в своем личном духовном опыте встретить Бога, ему необходимо то, что святитель Феофан Затворник (один из любимых авторов Владыки Антония) называл «внутрипребыванием» и что сам Владыка Антоний, вслед за преподобным Исааком Сириным, называет «схождением в глубины». Подлинным святоотеческим призывом всегда был не столько призыв к движению вперед или к воспарению ввысь, сколько призыв к схождению вглубь – туда, где Бог присутствует как непостижимая тайна, открывающаяся сердцу человека, как драгоценная жемчужина, которая добывается с большим трудом.
Есть и другой род встречи – это встреча человека с самим собой. Казалось бы, каждый из нас прекрасно знает самого себя, в самих себе нам «не с кем встречаться». Но на самом деле в каждом человеке есть глубины, куда он боится заглянуть, разлад, которого он страшится. «Остаться с самим собой – одна из самых страшных вещей, которая может случиться с человеком, если он делает это не по собственному почину, а только по необходимости»[8]. Встречаясь с Богом, человек неизбежно выходит в новое измерение, когда перед ним открываются и собственные греховные глубины, о которых он раньше не знал. Если человек видит в себе все больше зла и тьмы, все глубже погружается в покаяние, то это значит, что Бог все больше доверяет ему, открывая ему его же собственные глубины.[9]
Третий род встречи – это встреча с конкретным человеком, с ближним, которого Бог послал тебе навстречу. Задача каждого христианина заключается в том, чтобы выйти из скорлупы безразличия, чтобы увидеть и услышать другого человека: «...Надо научиться смотреть с целью увидеть, слушать с целью услышать. И это нам нелегко дается, это нас страшит. Потому что... это значит связаться с судьбой человека. Встречается нам знакомый или посещаем мы больного и спрашиваем: Ну, как?.. И наш знакомый или больной глядит на нас с надеждой и со страхом: неужели этот человек поставил вопрос, на который хочет получить ответ... и значит, свою судьбу с моей соединить? Из глаз, из звука голоса звучит и надежда, и страх; и человек часто отвечает: Да ничего, спасибо... И как часто, как постоянно бывает, что мы довольствуемся этими словами; эти слова нас освободили, он нас не затянул в свою судьбу, он не потребовал нашего участия... Нужно воспитать в себе очень много мужества, чтобы заглянуть человеку в глаза, с тем, чтобы увидеть правду его слов... И нужно порой много мужества, чтобы сказать человеку: Не притворяйся, не лги, не говори мне, что тебе хорошо – это неправда; у тебя душа болит, тебе страшно, тебе одиноко, и ты больше не веришь, что даже твой друг, самый близкий, отзовется...».[10] Для того чтобы таким образом встретить человека, надо преодолеть в себе себялюбивый страх, что спокойная жизнь может вдруг стать неспокойной из-за того, что боль ближнего войдет в нашу жизнь. Нужно также учиться не только брать, но и щедро давать, не ожидая ничего взамен или в награду. Нужно, наконец, преодолеть страх перед другим человеком – страх перед тем, что и ближний заглянет в наши глаза, когда мы заглянем в его глаза.[11]
О возможностях экуменической встречи
Есть и еще один род встречи – та, которую митрополит Антоний называет «экуменической»: встреча между христианами разных конфессий.[12] Эту встречу Владыка Антоний переживал в течение всей жизни. Если его первое соприкосновение с католичеством было безрадостным, то последующие встречи с «посланными христианами открыли ему, что и католичество, и протестантизм – «не просто жалкие осколки Православия, погруженные в море неправды, а христианство – христианство, которое сошло с рельс, которое пошло по ошибочному пути, но которое осталось верным Христу в своей направленности, в своей устремленности».[13] Владыка Антоний отвергает взгляд, согласно которому все инославные христиане находятся вне Церкви и лишены спасения: «Мне представляется, что история Церкви, ее богословие, несовместимы с таким решением, простым и... успокаивающим, ибо оно упраздняет всякое колебание, всякую проблему, требующую решения, которое было бы достойно Бога... Что делать с теми, которые, примкнув к ошибочной вере, приняв ущербное богословие, живут ради Христа и умирают за Него? Свидетели Его – мученики за веру в Господа, католики, протестанты и другие, живущие лишь ради того, чтобы передать веру в Спасителя тем, кто ее не знал, прожили подвижническую жизнь, приняли мученическую смерть? Неужели они могут быть признаны только Христом, в вечности, и должны быть отвергнуты Его учениками на земле?».[14] Когда-то митрополит Антоний сказал в своем интервью журналу «Звезда»: «...Иноверный, инославный, язычник по нашим понятиям, неверующий... может сказать слово правды, и мы можем научиться чему-нибудь. За это меня тоже осудят, но я опять-таки скажу, что я слишком много людей видел достойных, с которыми я никак не могу согласиться и которыми я все равно восхищаюсь: замечательные люди».[15]
Митрополит Антоний считает, что Православие нельзя ограничивать пределами собственно Православной Церкви: оно шире своих исторических границ. В вопросе о границах Церкви он следует протоиерею Георгию Флоровскому: «Соборы первых веков... определили с разительной ясностью и законченностью нашу веру в Бога, Господа нашего, и Матерь Божию; они определили, в чем заключается наше спасение и последние Божии обетования; но, изложив, в чем состоит глубинная природа Церкви, они не определили ее границ... Отец Георгий Флоровский, человек, который для многих из нас был самим голосом Православия, в обширной статье о Церкви показывает, что ни одна из христианских конфессий не определила с окончательностью границ Церкви.[16] И нашему столетию надлежит со смирением, строгостью и христианской любовью глубоко продумать и уразуметь ту историческую реальность, которую представляет собой сегодня христианский мир... Невозможно говорить, с одной стороны, о Церкви, а с другой – о христианском мире для того только, чтобы не вводить инославных в иллюзию... Но и мы сами не должны забывать о том, что таинственно Бог прокладывает себе путь в душах и общинах, отделенных от Той, Которая есть и навсегда пребывает – несмотря на соблазн всех наших трений – не изолированной колонной в пустыне, но Столпом, несущим тяготу мира, Столпом истины».[17] Часто Владыку Антония критиковали за подобные взгляды, упрекая его в излишней широте. Такие упреки исходили от людей, не сталкивавшихся с проблемой инославия, которая весьма остро встает перед богословами русской диаспоры. Только встретившись лицом к лицу с христианами иной традиции, можно увидеть, что между ними и нами по-прежнему много общего, что те заблуждения, которые могут иметь место в их церковных общинах, не лишают их возможности любить Христа, быть верными Христу, посвящать жизнь Ему.[18]
Христианство в секулярном обществе
Весьма терпимо и понимающе относился митрополит Антоний к феномену секуляризации, всегда надеясь на возможность вразумления светской культуры, которая когда-нибудь вспомнит свои христианские корни. Господствующее церковное суждение в отношении секуляризации является однозначно негативным (пусть и вариативным в своих нюансах): секуляризация – как символ отхода европейской культуры от христианских духовных основ – является предательством Божественной воли и, соответственно, религиозного образа жизни. Поэтому богословы в основном консервативного направления категорично оценивают секуляризацию как «апостасию», или вероотступничество. Констатация этого выливается либо в образе ностальгического вожделения нового христианского общества или государства вроде старинных религиозных теократий, либо в виде напряженного эсхатологического ожидания окончательного, предельного отступления от веры в событии поклонения народов апокалиптическому антихристу. Некоторые русские богословы фиксировали в секуляризации, возможно, органичный для общественного развития, но негативный для религиозности, естественный исторический процесс. Для Н. А. Бердяева секуляризация Нового времени – лишь правдивое внешнее выражение духовных изменений человечества. Секуляризация – лишь подлинный показатель исторической неудачи всех теократий. Протоиерей В. В. Зеньковский, негативно оценивая это явление, все-таки постулировал то, что частично и в известном смысле секуляризация многих социальных и культурных институций происходила уже в недрах самого церковного сознания, а также и вне его, но, не противопоставляя себя ему, то есть не в борьбе с Церковью. С этими мыслями в принципе был согласен митрополит Антоний. Он не считал секуляризм крайним отпадением от божественного, но кроме того основными виновниками в процессе обмирщения считал плохих христиан, которые своим недостоинством закрыли Божественную реальность и богочеловеческое измерение Церкви. Митрополит Антоний искренне надеялся, что через человечность, гуманность, любовь и уважение к человеческому достоинству секулярный человек проникнет в глубины своего существа, где его ожидает то, что является главным субъектом и объектом религиозного феномена, ожидает Бог.
О спасении нехристиан
Владыка Антоний не боялся ставить самые животрепещущие и сложные вопросы, такие как: возможно ли спасение для нехристиан? На этот вопрос, поставленный ему студентами Московской духовной академии в 1966 году, Владыка ответил: «Да... Вы не можете ставить под вопрос вечное спасение человека только на том основании, что он родился в Центральной Африке в эпоху, когда там не было ни одного миссионера: тогда действительно спасение определялось бы географией и историей... Тогда это был бы Божий произвол: ты родился там, ты и осужден поэтому».[19] Спасение человека есть тайна, выходящая за пределы человеческого разума. Может быть, те, кто умер вне христианской веры, встретят Христа после смерти и уверуют в Него. В современную эпоху среди православных христиан стал общепринятым тезис об обреченности на погибель большинства людей: «только избранные православные обретут спасение». Соответственно, 99% человечества наследуют вечные мучения. В ответ на такое безответственное теологическое суждение Владыка Антоний говорил: «Я не могу представить, чтобы Бог создал людей только для того, чтобы большинство из них пошло к диаволу!».[20]
Известная книга митрополита Антония «Человек перед Богом» содержит пространное рассуждение на тему спасения; затрагивается, в частности, учение о вечных муках и тезис о возможности всеобщего спасения, выдвинутый некоторыми Отцами Церкви (Григорием Нисским и Исааком Сириным). Владыка Антоний говорит: «Уверенность в спасении всех не может быть уверенностью веры в том смысле, что в Священном Писании нет ясного, доказательного утверждения об этом, но это может быть уверенностью надежды, потому что, зная Бога, каким мы Его знаем, мы имеем право на все надеяться»[21]. В Евангелии употребляется выражение «мука вечная», однако есть различие между вечностью божественной и вечностью тварной: последняя «укладывается в пределы времени». Если бы диаволу удалось «создать независимое от Бога, самостоятельное вечное царство»[22], то это была бы его победа над Богом: «параллельно с Богом он осуществит то, чего хотел, он будет нераздельный царь вечного, совечного ада»[23]. Ад существует, но не как царство диавола, совечное Царству Божию, а как состояние тех людей, которые, по учению преподобного Исаака Сирина, наказываются бичом любви Божией; следовательно, единственный огонь ада – это божественная любовь, которой непричастны те, кто по собственной воле оказался вне нее.[24] В качестве одной из причин, почему разделение на «овец» и «козлищ» трудно представить как имеющее вечный и непоправимый характер, Владыка Антоний указывает на тесную связь, существующую между людьми: «Когда вы думаете теоретически «овцы и козлища», – вас это не особенно волнует... Но если себе представить реально: вот, тебя пустили в Царство Божие, а твоего мужа, твою мать или сестру определили в царство тьмы, – каково тебе будет в этом Царстве Божием?.. Выйти из положения, как Фома Аквинат выходит (говоря, что тогда мы поймем, что Бог справедлив, и все, что Он делает – правильно), невозможно, недостаточно, потому что я, может быть, и скажу, что Бог во всем прав, а душа-то моя будет разрываться. А если она не будет разрываться, значит, во мне любви-то не так уж много, раз я могу забыть самых родных, самых близких, которые были для меня кровью и плотью моей жизни, просто потому, что сам в рай попал».[25]
О молитве и духовничестве
Духовная жизнь – это жизнь в молитве. Мы молимся потому, что любим Бога, а не потому, что надеемся что-либо получить от Него. Центром молитвы является Сам Господь, а не те или иные блага, которые мы от Него получаем или нет. Во время молитвы «нельзя сосредоточиться ни на чем меньшем, чем Бог»[26]. Но и Бога не следует просто пытаться воображать: всякий созданный нами образ Бога будет не более чем идолом. Богу нужно просто предстоять в глубинах сердца, узнавая Его таким, каким Он нам открывается. Молитва – не что иное как взаимоотношения между Богом и человеком. У этих взаимоотношений своя динамики, включающая в себя не только моменты, когда мы остро ощущаем присутствие Божие, но также и тяжкие минуты богооставленности: «...Молитва – это встреча, это отношения, и отношения очень глубокие, к которым нельзя принудить насильно ни нас, ни Бога. И тот факт, что Бог может сделать для нас Свое присутствие явным или оставить нас с чувством Своего отсутствия, уже является частью этих живых, реальных отношений. Если можно было бы вызвать Бога к встрече механически, так сказать, вынудить Его к встрече только потому, что именно этот момент мы назначили для встречи с Ним, то не было бы ни встречи, ни отношений... У Бога больше оснований печалиться за нас, чем у нас оснований – жаловаться на Него. Мы жалуемся, что Он не делает явным Свое присутствие в те несколько минут, которые мы отводим Ему в течение всего дня; но что сказать об остальных двадцати трех с половиной часах, когда Бог может сколько угодно стучаться в нашу дверь, и мы отвечаем «Извини, я занят», или вообще не отвечаем, потому что даже не слышим, как Он стучится в двери нашего сердца, нашего ума, нашего сознания или совести, нашей жизни».[27] Митрополит Антоний – автор нескольких книг о молитве.[28] Каждая из них содержит не только богословское осмысление молитвы, но и множество практических советов относительно различных аспектов молитвенной практики. Многолетний опыт молитвенного предстояния Богу отражен в этих книгах Владыки Антония, которого можно включить в число выдающихся учителей молитвы XX века.
Владыка Антоний много говорит и пишет о духовной жизни. Для него духовность – это жизнь в Духе Святом, жизнь Святого Духа в нас. Христианин должен быть не столько самим собой, сколько проводником благодати Духа для других людей. Отсюда духовничество,[29] или пастырство – это жизнь не для себя, а для других. Владыка Антоний сравнивает служение священника с миссией Иоанна Крестителя, который проповедует о Христе, но когда Сам Христос приходит, он отступает в тень, чтобы дать Ему место. Священник должен приводить людей к Богу, а не к самому себе; он должен быть проводником благодати Божией, а не своих собственных идей; должен собирать людей вокруг Христа, вокруг храма и Евхаристии, а не вокруг себя. Миссия духовника – привести человека к Христу; когда же человек встретит Христа в личном опыте, священник должен отступить в тень и не заслонять собой Господа.[30]
В интервью, озаглавленном «Берегитесь, братья мои, священники!», митрополит Антоний поднимает тему духовничества в связи с определением Священного Синода Русской Православной Церкви от декабря 1998 года, посвященным «злоупотреблениям в духовнической практике, негативно сказывающимся на состоянии церковной жизни».[31] В этом определении речь идет о многочисленных случаях превышения современными духовниками вверенной им от Бога власти «вязать и решить». В частности, говорится в определении, некоторые духовники «переносят сугубо монашеское понятие беспрекословного подчинения послушника старцу на взаимоотношения между мирянином и его духовным отцом, вторгаются во внутренние вопросы личной и семейной жизни прихожан, подчиняют себе пасомых, забывая о богоданной свободе, к которой призваны все христиане», «объявляют незаконным гражданский брак или требуют расторжения брака между супругами, прожившими много лет вместе, но в силу тех или иных обстоятельств не совершившими венчание в храме», «не допускают к причастию лиц, живущих в «невенчанном» браке, отождествляя таковой брак с блудом», склоняют людей к принятию монашества или к «вступлению с брак с лицом, рекомендованным самим пастырем», создают общины, основанные на культе личности священника.[32] Комментируя это определение Синода, Митрополит Сурожский Антоний условно разделял духовников на три степени. К первой он относил простого благочестивого приходского священника, «роль которого – совершать таинства Церкви»[33]. Он может не быть хорошим проповедником, может не давать никаких советов на исповеди, может ничем особым не проявлять себя в пастырском отношении. Достаточно того, что он совершает Божественную литургию и помнит, что чудо Божественной литургии и других таинств совершается Господом.[34] Это мнение поддерживал более ста лет назад и святитель Игнатий (Брянчанинов): «Не утомляй себя напрасно исканием наставников: наше время, богатое лжеучителями, крайне скудно в наставниках духовных. Их заменяют для подвижника писания Отеческие, постарайся найти хорошего, добросовестного духовника. Если найдешь его, – и тем будь доволен, ныне добросовестные духовники – великая редкость».[35] Недавно рукоположенному священнику может показаться, что этого мало для его нового положения, но митрополит Антоний продолжал: «Это положение простого, нормального приходского священника. Сверх совершения таинств, он может говорить проповеди. Он может, с одной стороны, учиться у древних или у современных проповедников; он может, если он честен и не старается казаться людям больше, чем он есть, совершено откровенно и искренне делиться с ними тем, что у него на душе, – не лирической болтовней, а тем, что ему было дано пережить, когда он читал Евангелие».[36]
Вот какую характеристику давал митрополит Антоний духовнику второго типа: «Это священник опытнее или старше, который более научен и призван давать наставления другому человеку о том, как идти от земли на небо. И этот священник должен быть предельно осторожен. Знаете, когда вы уходите в горы, вы выбираете себе проводника, который ходил туда, куда вы хотите прийти, и живым вернулся оттуда, а не погиб на пути. Вот таков должен быть духовник в полном смысле этого слова. Он не должен говорить того, чего он опытно не пережил или чего он как-то своим нутром не знает»[37]. Мы приходим к духовнику с тем, чтобы он указал нам дорогу до дверей Царства Божия. Но если он сам там не бывал, то он нам ничего не может дать. Об этом должен задумываться каждый священник, к которому приходят люди на исповедь. Можно ли сказать, что каждый священник имеет в себе способность каждому человеку сказать то, что ему нужно? Нет. Бывает так, что священник во время исповеди или духовной беседы, слышит вопрошающего, понимает то, что говорится, но ответа у него нет. В таком случае священник должен быть честен и сказать своему духовному чаду: «Все, что ты мне сказал, я понимаю, но ответа у меня для тебя нет. Я буду молиться о тебе. И ты молись, попроси Бога о том, чтобы Он мне простил то, что по своей неопытности я не могу тебе и Ему послужить в этой встрече, но я тебе не могу сказать ничего».[38]
И уже к третьему типу относятся старцы: «Это уровень тех людей, которые, говоря образно, почти всю дорогу прошли до дверей Царства Небесного, может быть, не вошли в него, а может, допущены были в него, но были посланы обратно, на землю, к нам, чтобы нас вести в это Царство. Вот это старец. Это человек, который весь путь прошел до глубин своей души, дошел до того места, где запечатлен образ Божий в нем, и который может говорить из этих глубин»[39]. Но старцем себя не сделаешь, можно сказать, старцами не рождаются. Это люди, которых коснется благодать Святого Духа и которые отзовутся на нее и будут верными тому, чему учит Христос, и тому, что говорит Святой Дух в их душах. Старцы – явление редкое. И когда речь идет о старчестве, священстве, «младостарчестве», мы должны помнить, что речь не идет о возрасте телесном, о том, седая ли борода или еще русые локоны, а о том, до какой глубины тебя увлек Святой Дух, чему ты научился и что ты можешь сказать. Причем старец не обязательно будет давать приказания, он может давать советы, указания, но должен беречь нашу свободу, потому что Бог не ищет себе рабов, а ищет Себе детей, братьев, сестер: «Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его»… (Ин. 15:15) духовник это должен помнить. «И поэтому каждый из идущих по пути священства», – предостерегал митрополит Антоний, – «должен постоянно ставить перед собой вопрос: где я стою? являюсь я просто священником – честным, добротным совершителем таинств, способным сказать доброе слово на проповеди, или являюсь человеком с большим опытом, который может поделиться уже и собственным опытом и тем, что узнал от других людей? или в данную минуту – не обязательно все время, но в данную минуту – Дух Святой мне говорит: «Этому человеку скажи то-то».[40] По мнению Владыки Антония, духовник никогда не должен вторгаться туда, куда не следует, нарушая духовную свободу своих чад. Дело пастыря – не командовать людьми, не пытаться сделать из них рабов, но способствовать раскрытию их собственного духовного потенциала. Именно таким духовником являлся сам Владыка Антоний.
Общая характеристика проповедей и их богословская оценка
Отцы и учители древней Церкви «истинным богословием» называли молитву. Классическая фраза Евагрия Понтийского («Если ты богослов, то будешь молиться истинно; и если истинно молишься, то ты богослов»[41]) с максимальной выразительностью воспроизводит традиционное патристическое отношение к богословию. Для Отцов[42] Церкви богословие не было отвлеченным теоретизированием о «неведомом Боге»: оно было поиском личной встречи с Ним. Истинное богословие – не о Боге, а в Боге. Христианское богословие молитвенно и опытно. Этому критерию в полной мере соответствует богословие митрополита Антония. Он является человеком, испытавшим себя годами подвижнического труда, проводящим жизнь в созерцании и потому имеющим право философствовать о Боге. Его богословие – точное и адекватное, и вместе с тем современное и актуальное выражение веры апостольской, веры отеческой, веры православной.[43]
Хотя Владыка и не безошибочен в своих богословских суждениях, а его взгляды в некоторых случаях оспоримы и не соответствуют общепринятым, но основное направление его богословской мысли совпадает со святоотеческим. Отвечая на вопросы современности, Владыка Антоний апеллирует к тому, что всегда было главным критерием истины в святоотеческом богословии, – к Преданию Церкви. В целом его богословие можно рассматривать как интерпретацию церковного Предания – интерпретацию современную, живую, основанную не только на изучении древних Отцов, но и на опытном переживании тех истин, которые составляют сердцевину святоотеческого богословия. Максимальная открытость вызовам времени при максимальном стремлении сохранить верность церковному Преданию – такова, наверное, наиболее характерная черта богословского творчества митрополита Антония.[44]
Богословие митрополита Антония в высшей степени современно и в то же время глубочайшим образом укоренено в святоотеческой традиции. Его язык доступен всякому читающему, но говорит он при этом о самых сложных и существенных вопросах человеческого бытия. Проповедь митрополита Антония обращена к каждому современнику, любому человеку двадцатого века. Одна из причин такой актуальности и универсальности проповедей владыки Антония заключается в том, что его слова и обращения являются не выражением частной эмоциональности, а подлинным продолжением чтения слова Божия, поэтому они носят характер совершения таинства, через которое человеку дается возможность непосредственно войти в общение с Богом Живым. Вся личная одаренность владыки Антония всецело отдана на служение одной цели: каждого встречного направить на открытие в самом себе того образа Божия, который до конца виден только одному Богу. Проповеднический стиль владыки Антония подражает святому апостолу Павлу, который говорит, что «И слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении Духа и Силы» (1 Кор. 2:4). «Слово митрополита Антония действительно производит сильное впечатление на слушателей, так как оно отражает его личный духовный опыт. Владыка не просто говорит правильные слова, не просто поучает, как надо жить, но свидетельствует нам от своего духовного делания, открывая часто слушателям свои личные переживания тех истин веры и благочестия, о которых проповедует. Именно эти сокровенные переживания веры и придают словам Владыки Антония убедительность и делают излишними всякого рода софистические рассуждения. Его проповедь исполнена Христовой любви к человеку, она – возвещение Благой Вести о Вечной Жизни»[45].
Структура большинства книг митрополита Антония может показаться эклектичной, но такая разнородность лишь кажущееся свойство; в действительности, в каждой книге Владыки присутствует своя специфика, всегда соответствующая основным принципам богословской мысли владыки Антония. В своих беседах и проповедях митрополит Антоний довольно часто ссылается на Отцов Церкви, иногда называя их по именам, иногда просто упоминая «кого-то из Отцов», однако никакого систематического исследования святоотеческого наследия мы у него не найдем. К изречениям и мыслям Отцов Церкви он подходит настолько свободно, что иногда невозможно бывает установить источник цитаты: кажется, что владыка Антоний прочел ту или иную святоотеческую мысль, а затем в течение долгих лет жил с нею, осмысливал ее и переплавлял ее в горниле собственного духовного опыта; то, что явилось на свет в результате этого процесса, настолько же является мыслью Отца Церкви, насколько принадлежит самому владыке Антонию.[46] Каждая книга рассчитана на медленное, вдумчивое чтение. Владыка не «вещает», не поучает, он приглашает к совместному размышлению, – не случайно некоторые беседы перетекают в диалог, общее рассуждение, вопросы и ответы. Все тексты митрополита Антония – это живое слово, обращенное к каждому лично. К некоторым темам, примерам Владыка обращается вновь и вновь; у нас всегда может возникнуть соблазн подумать: «это мы уже читали».[47] Но, может быть, если эти темы и примеры столь глубоко запали в душу, ум Владыки – и нам стоит задержаться на них своим вниманием?
Митрополит Антоний в церковных кругах был известен по своей наиболее характерной роли – истолкователя православной веры. Особое внимание уделяется толкованию Священного Писания. В Православии Писание не воспринимается как нечто первичное по отношению к церковному Преданию: Писание выросло из Предания и составляет его неотъемлемую часть. При этом под Преданием понимается все многообразие церковного опыта от времен ветхозаветного Откровения до наших дней. Писание должно интерпретироваться не спонтанно и произвольно, а изнутри Предания.[48]
В целом митрополит Антоний следует богословской традиции русской теологической школы. Для святителя Филарета (Дроздова), например, Писание и Предание были неразделимы. Библия, по его словам, есть лишь «продолжение и неизменно упроченный вид предания». Настаивая на первенстве Писания, он хотел сказать, что оно содержит Предание в наиболее четкой и не поврежденной форме. Устное Предание, по его мнению, должно всегда проверяться через письменное (Библию), и кто об этом забывает, тот подвергается опасности «разорить заповедь Божию», подменить ее преданиями человеческими.[49]
Школьное богословие отвечало на вопрос об отношениях Предания и Писания довольно просто: то Предание следует принимать, которое не противоречит Писанию, а Писание необходимо понимать в соответствии с Преданием. Наряду с этим утверждением поверхностного подхода школьного богословия к проблеме соотношения Священного Писания и Священного Предания интересно привести размышление архипастыря о том, что, по сути, единым источником церковного вероучения является Святой Дух. Владыка знаком с точкой зрения А. С. Хомякова, выводы которого опираются на «Послание Патриархов Восточно-Кафолической Церкви». По мысли владыки Антония получается, что допускать возможность противоречия между Церковью и Священным Писанием, значит говорить о самопротиворечии Святого Духа, что приводит к хуле на Святого Духа.
Концентрируясь на Священном Писании, в своих пастырских гомилиях митрополит Антоний (Блум) часто предлагал современные и подчас неожиданные толкования отдельных библейских текстов, но все его комментарии глубоко укоренены в православном Предании и носят ярко выраженный церковный характер. В толковании на новозаветные события митрополит Антоний излагает свои мысли возвышенно, раскрывает глубину содержимого, исходя из понимания духовного смысла. Писание осмысливается им изнутри духовного и литургического Предания Церкви. Его излюбленной формой комментария к Библии является проповедь, представляющая собой не научное исследование и не свободное рассуждение на ту или иную тему, а составную часть Божественной литургии, интегрированную в богослужебный строй жизни церковной общины. В этом, опять же, нельзя не увидеть связь между Владыкой Антонием и Отцами древней Церкви, для которых Священное Писание было не столько предметом кабинетного изучения, сколько объектом молитвенного размышления: отрывки из Писания прочитывались в храме и здесь же толковались пастырями Церкви. Именно так появились на свет экзегетические беседы святителей Василия Великого, Иоанна Златоуста, Кирилла Александрийского и многих других Отцов Церкви.[50]
Святейший Кирилл (Гундяев) когда-то определил критерий для оценки любых проявлений церковной жизни и богословских положений: «Поскольку основной задачей Церкви является спасение людей, – говорит владыка, – то и основным критерием оценки церковной жизни, а, следовательно, и богословия, может быть только сотериологический критерий: насколько эта жизнь и богословие служат спасению людей...».[51] Митрополит Антоний применял в своих проповедях и обращениях к Священному Писанию Ветхого и Нового Завета этот критерий, исходя из своей собственной сотериологической концепции. Православность толкования библейских текстов следует понимать как ее принципиальную укорененность в проповеди. Проповедь обращена и к религиозному чувству, опыту и разуму человека, – только всей полнотой своей личности мы и можем воспринять всю полноту Писания. В этом отношении практически каждая изданная книга митрополита Антония органично сочетает размышление над словом Писания и тексты, где так явственно видно конкретное воплощение в жизни того, чему учит нас слово Божие.[52]
Подводя предварительный итог рассуждению о том, насколько компетентным экзегетом в толковании Священного Писания был митрополит Антоний, можно сказать следующее. Несмотря на то, что профессионального теологического образования (и соответственно специфических знаний в области библеистики, необходимых для адекватного понимания текстов священного писания) владыка не получил, он представлял собой серьезного толкователя Священного Писания. Скорее всего, этому способствовало глубокое знание архипастырем Писания и его классического святоотеческого толкования, полученное им самостоятельно через начетничество. Свое понимание значения и роли священного текста в деле спасения он излагает довольно четко и убедительно. Эта оценка Писания понятна лишь для того, кто живет сознательно чисто-религиозным идеалом. Религиозный идеал Церкви, идеал обожения, которым полно наше богослужение, в современном сознании является уделом весьма немногих.
[1] Илларион (Алфеев), иеромонах. Митрополит Сурожский Антоний. / Иеромонах Илларион (Алфеев) // Православное богословие на рубеже столетий. Богословы уходящего века. – М.: Крутицкое Патриаршее подворье, 1999. Стр. 362 – 363; Илларион (Алфеев), игумен. Предисловие / Антоний (Блум), митрополит Сурожский. // Любовь всепобеждающая. Проповеди, произнесенные в России. – М.: Крутицкое Патриаршее подворье, Общество любителей церковной истории, 2001. Стр. 8 – 9.
[2] См.: Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Жизнь для меня – Христос. / Митрополит Антоний (Блум). – Вестник русского Западноевропейского Экзархата. – 1983. – №113.
[3] См.: Илларион (Алфеев), иеромонах. Митрополит Сурожский Антоний. / Иеромонах Илларион (Алфеев) // Православное богословие на рубеже столетий. Богословы уходящего века. – М.: Крутицкое Патриаршее подворье, 1999. Стр. 364; Илларион (Алфеев), игумен. Предисловие / Антоний (Блум), митрополит Сурожский. // Любовь всепобеждающая. Проповеди, произнесенные в России. – М.: Крутицкое Патриаршее подворье, Общество любителей церковной истории, 2001. Стр. 9.
[4] «И есть еще другое понятие за этим словом, уже в германских языках. God в английском, Gott в немецком происходят от древнегерманского корня, означавшего: Тот, перед Которым падаешь ниц в почитании, перед Которым преклоняешься с трепетом. То же самое мы находим и в древнегреческом языке. Слово Феос, Бог, происходит от корня, означающего именно это чувство священного ужаса, которое приводит нас к коленопреклоненному почитанию Бога. Таким образом, говоря о Боге, первое, что мы должны отметить: Бог является нашим первичным опытом, а не образом из наших мечтаний, не сверхчеловеком: Бог нас превосходит и воспринимается нами с такими чувствами, как священный ужас, неописуемая радость, любовь. И в этом отношении определения Бога в древних языках очень значительны, потому что в этих языках, будь то санскритский, готский иди древнегреческий, Бог не описывается; не делается никакой попытки сказать нам, каков Он, а говорится только о том, что с нами случается в тот момент, когда мы оказываемся лицом к лицу с Живым Богом, как мы бываем охвачены благоговением, и поклоняемся Ему, и преклоняемся перед Ним». Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Войду в дом Твой. / Митрополит Антоний (Блум). – Клин: Христианская жизнь, 2003.
[5] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Беседы о вере и Церкви. / Митрополит Антоний (Блум). – М.: Центр по изучению религии, СП Интербрук, 1991. Электрон, текстовые, граф., зв. дан. и прикладная прогр. (546 Мб). - 1 электрон, диск(CD-ROM).
[6] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Человек перед Богом. / Митрополит Антоний (Блум). – М.: Центр по изучению религии, 1995. Стр. 105 – 106.
[7] Илларион (Алфеев), иеромонах. Митрополит Сурожский Антоний. / Иеромонах Илларион (Алфеев) // Православное богословие на рубеже столетий. Богословы уходящего века. – М.: Крутицкое Патриаршее подворье, 1999. Стр. 365; Илларион (Алфеев), игумен. Предисловие / Антоний (Блум), митрополит Сурожский. // Любовь всепобеждающая. Проповеди, произнесенные в России. – М.: Крутицкое Патриаршее подворье, Общество любителей церковной истории, 2001. Стр. 10.
[8] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Человек перед Богом. / Митрополит Антоний (Блум). – М.: Центр по изучению религии, 1995. Стр. 106.
[9] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Человек перед Богом. / Митрополит Антоний (Блум). – М.: Центр по изучению религии, 1995. Стр. 106 – 108.
[10] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Человек перед Богом. / Митрополит Антоний (Блум). – М.: Центр по изучению религии, 1995. Стр. 108 – 111.
[11] Илларион (Алфеев), иеромонах. Митрополит Сурожский Антоний. / Иеромонах Илларион (Алфеев) // Православное богословие на рубеже столетий. Богословы уходящего века. – М.: Крутицкое Патриаршее подворье, 1999. Стр. 366 – 367.
[12] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Об экуменической встрече. / Митрополит Антоний (Блум). – Церковь и время. – 1998. – № 3 (6). Стр. 10 – 31.
[13] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Православное свидетельство в инославном мире. / Митрополит Антоний (Блум). – Церковь и время. – 1998. – №3 (6). Стр. 58.
[14] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Беседы о вере и Церкви. / Митрополит Антоний (Блум). – М.: Центр по изучению религии, СП Интербрук, 1991. Электрон, текстовые, граф., зв. дан. и прикладная прогр. (546 Мб). - 1 электрон, диск(CD-ROM).
[15] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Ответы на вопросы журнала «Звезда». / Митрополит Антоний (Блум). – Звезда. – 1991. – № 1. Стр. 128; Лезов С. Попытка понимания. Избранные работы. / С. Лезов. - М. – С.-П., Университетская Книга, 1999. Стр. 174.
[16] Флоровского Г., протоиерей. О границах Церкви. / Г. Флоровский // Православие и экуменизм. Документы и материалы. М., 1999. Стр. 177 – 188.
[17] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Беседы о вере и Церкви. / Митрополит Антоний (Блум). – М.: Центр по изучению религии, СП Интербрук, 1991. Электрон, текстовые, граф., зв. дан. и прикладная прогр. (546 Мб). - 1 электрон, диск(CD-ROM).
[18] Илларион (Алфеев), иеромонах. Митрополит Сурожский Антоний. / Иеромонах Илларион (Алфеев) // Православное богословие на рубеже столетий. Богословы уходящего века. – М.: Крутицкое Патриаршее подворье, 1999. Стр. 369.
[19] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. О встрече (сборник бесед и интервью, ранее опубликованных в периодике). / Митрополит Антоний (Блум). – Клин: Христианская жизнь, 1999. Стр. 168 – 169.
[20] Илларион (Алфеев), иеромонах. Митрополит Сурожский Антоний. / Иеромонах Илларион (Алфеев) // Православное богословие на рубеже столетий. Богословы уходящего века. – М.: Крутицкое Патриаршее подворье, 1999. Стр. 370.
[21] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Человек перед Богом. / Митрополит Антоний (Блум). – М.: Центр по изучению религии, 1995. Стр. 59.
[22] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Человек перед Богом. / Митрополит Антоний (Блум). – М.: Центр по изучению религии, 1995. Стр. 60.
[23] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Человек перед Богом. / Митрополит Антоний (Блум). – М.: Центр по изучению религии, 1995. Стр. 60.
[24] См.: Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Человек перед Богом. / Митрополит Антоний (Блум). – М.: Центр по изучению религии, 1995. Стр. 59 – 65.
[25] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Человек перед Богом. / Митрополит Антоний (Блум). – М.: Центр по изучению религии, 1995. Стр. 62 – 63.
[26] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Учитесь молиться. / Митрополит Антоний (Блум); пер. с англ. Т. Майданович. – М.: Зачатьевский монастырь, 1999. Стр. 33.
[27] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Учитесь молиться. / Митрополит Антоний (Блум); пер. с англ. Т. Майданович. – М.: Зачатьевский монастырь, 1999. Стр. 6 – 7.
[28] На русском языке следующие публикации: Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Молитва и жизнь. / Митрополит Антоний (Блум); пер. с англ. Т. Майданович. – Рига: Балто-славянское общество культурного развития и сотрудничества, 1992; Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Беседы о молитве. С.-П.: Сатис, 1996; Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Учитесь молиться. / Митрополит Антоний (Блум); пер. с англ. Т. Майданович. – М.: Зачатьевский монастырь, 1999; Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Может ли еще молиться современный человек? / Митрополит Антоний (Блум). – Клин: Христианская жизнь, 1999; Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Школа молитвы. / Митрополит Антоний (Блум). – Клин: Христианская жизнь, 2000.
[29] См.: Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Духовность и духовничество. / Митрополит Антоний (Блум) // Тысячелетие крещения Руси. Международная церковная научная конференция. М., 1987. С. 85 – 96.
[30] См.: Илларион (Алфеев), иеромонах. Митрополит Сурожский Антоний. / Иеромонах Илларион (Алфеев) // Православное богословие на рубеже столетий. Богословы уходящего века. – М.: Крутицкое Патриаршее подворье, 1999. Стр. 375.
[31] Текст определения: Церковь и время. – №2 (9). – 1999.
[32] Текст определения: Церковь и время, №2 (9), 1999.
[33] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Берегитесь, братья мои, священники! / Митрополит Антоний (Блум). // О духовничестве. – Клин: Христианская жизнь, 2000. Стр. 61.
[34] См.: Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Берегитесь, братья мои, священники! / Митрополит Антоний (Блум). // О духовничестве. – Клин: Христианская жизнь, 2000. Стр. 61.
[35] Игнатий (Брянчанинов), святитель. Собрание писем святителя Игнатия (Брянчанинова). / Сост. игумен Марк (Лозинский). М., 1995. Письмо № 169. Стр. 334.
[36] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Берегитесь, братья мои, священники! / Митрополит Антоний (Блум). // О духовничестве. – Клин: Христианская жизнь, 2000. Стр. 65.
[37] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Берегитесь, братья мои, священники! / Митрополит Антоний (Блум). // О духовничестве. – Клин: Христианская жизнь, 2000. Стр. 66.
[38] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Берегитесь, братья мои, священники! / Митрополит Антоний (Блум). // О духовничестве. – Клин: Христианская жизнь, 2000. Стр. 68.
[39] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Берегитесь, братья мои, священники! / Митрополит Антоний (Блум). // О духовничестве. – Клин: Христианская жизнь, 2000.Стр. 70
[40] Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Берегитесь, братья мои, священники! / Митрополит Антоний (Блум). // О духовничестве. – Клин: Христианская жизнь, 2000.Стр. 71.
[41] Цит. по Шмеман А., протопресвитер. Введение в богословие. / А. Шмеман. – М.: ПСТБИ, 1993. Электрон, текстовые, граф., зв. дан. и прикладная прогр. (546 Мб). - 1 электрон, диск(CD-ROM).
[42] Отцом Церкви является тот богослов, который, обладая личной святостью и храня верность Преданию Церкви, в то же время говорит на языке, доступном его современникам, не боясь отвечать на жгучие вопросы современности. Отец Церкви все свои богословские суждения сверяет с мнением Церкви, ориентируясь на церковное Предание как главный критерий истины. Верность Преданию, однако, вовсе не означает слепого копирования того, что уже было сказано прежде: напротив, Отцу Церкви нередко приходится рассматривать проблемы, которые до него никем не рассматривались, но решает он их исходя из духа православного Предания.
[43] Иларион (Алфеев), епископ Керченский. Богословие митрополита Сурожского Антония в свете святоотеческого Предания. / Иларион (Алфеев). Электрон, текстовые, граф., зв. дан. и прикладная прогр. (546 Мб). - 1 электрон, диск(CD-ROM).
[44] Иларион (Алфеев), епископ Керченский. Богословие митрополита Сурожского Антония в свете святоотеческого Предания. / Иларион (Алфеев). Электрон, текстовые, граф., зв. дан. и прикладная прогр. (546 Мб). - 1 электрон, диск(CD-ROM).
[45] См.: Филарет (Вахромеев), митрополит Минский и Слуцкий. Предисловие / Антоний (Блум), митрополит Сурожский. // Воскресные проповеди. – Минский кафедральный Свято-Духов собор, Минск, 1996. Стр. 3 – 4.
[46] Иларион (Алфеев), епископ Керченский. Богословие митрополита Сурожского Антония в свете святоотеческого Предания. / Иларион (Алфеев). Электрон, текстовые, граф., зв. дан. и прикладная прогр. (546 Мб). - 1 электрон, диск(CD-ROM).
[47] См.: Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Пути христианской жизни: Беседы. М.: Альпари, 1998. Электрон, текстовые, граф., зв. дан. и прикладная прогр. (546 Мб). - 1 электрон, диск(CD-ROM).
[48] Иларион (Алфеев), епископ Керченский. Богословие митрополита Сурожского Антония в свете святоотеческого Предания. / Иларион (Алфеев). Электрон, текстовые, граф., зв. дан. и прикладная прогр. (546 Мб). - 1 электрон, диск(CD-ROM).
[49] Мень А., протоиерей. Библиологический словарь. Т. III./А. Мень. – М.: Фонд имени Александра Меня, 2002. Электрон, текстовые, граф., зв. дан. и прикладная прогр. (546 Мб). - 1 электрон, диск(CD-ROM).
[50] Иларион (Алфеев), епископ Керченский. Богословие митрополита Сурожского Антония в свете святоотеческого Предания. / Иларион (Алфеев). Электрон, текстовые, граф., зв. дан. и прикладная прогр. (546 Мб). - 1 электрон, диск(CD-ROM).
[51] Кирилл (Гундяев), архиепископ. Процесс преодоления схоластических влияний в русском богословии. / Архиеп. Кирилл (Гундяев) // Тысячелетие Крещения Руси: Международная церковная научная конференция «Богословие и духовность». (11-18 мая 1987 г.) – М., Издательство Московской Патриархии, 1989. Стр. 97.
[52] См.: Антоний (Блум), митрополит Сурожский. О слышании и делании. / Митрополит Антоний (Блум). – М.: Подворье Свято-Троицкой Сергиевой лавры, Библиотека журнала «Альфа и Омега», 1999. Электрон, текстовые, граф., зв. дан. и прикладная прогр. (546 Мб). - 1 электрон, диск(CD-ROM).
Customer Feedback (0)