Митр. Арсеній Москвинъ († 1876 г.)
Слово въ день святыя Пасхи.
Настоящее торжество наше, слушатели, есть торжество всемірное, всевременное, вѣчное. Возникая изъ нѣдръ земли, разверстыхъ человѣческою злобою, оно досязаетъ до небесъ и превыше небесъ — до самаго престола Вседержителева: ибо не человѣкъ, не Ангелъ, но Самъ единородный Сынъ Божій, единъ сый отъ Святыя Троицы снисшелъ, по выраженію Церкви, въ преисподняя земли, и исшелъ нынѣ оттуда, яко левъ отъ вертепа, или яко женихъ отъ чертога, и съ Собою совоздвигнувъ всѣ сонмы праведныхъ, предпоставилъ ихъ на небесахъ въ сонмѣ Ангеловъ, выну славословящихъ Господа.
Восходя началомъ своимъ къ самымъ первымъ днямъ міра, и объемля собою все необозримое пространство временъ, мѣстъ и народовъ вселенныя, настоящее торжество простирается до самыхъ отдаленныхъ и послѣднихъ дней міробытія, и, переступивъ чрезъ черту судебъ, раздѣляющую время отъ вѣчности, погружается въ безднахъ вѣчности, озаряя ихъ новымъ, давно впрочемъ желаннымъ и нетерпѣливо ожидаемымъ небожителями свѣтомъ славы крестоносной, преобразующей тлѣніе въ нетлѣніе, и смерть въ безсмертіе. Ибо какъ грѣхъ эдемскій низвелъ Богочеловѣка до креста и погребенія; такъ правда Крестоносца воскресшаго возвела человѣка въ эдемъ небесный до блаженства вѣчности, до причастія Божественнаго естества (2 Петр. 1, 4).
Святая Церковь, какъ хранительница судебъ Вышняго и раздаятельница сокровищъ благодати, — вполнѣ постигая глубокій смыслъ и обширное, или лучше сказать, всеобъемлющее значеніе торжества сего, его высокую и разнообразную силу и многостороннюю важность, — старалась и съ своей стороны собрать въ себѣ и внѣ себя все, что только могло возвысить и благоукрасить его, какъ царя торжествъ, какъ господа субботъ, преимущественно предъ всѣми другими празднествами своими, вообще впрочемъ величественно-блистательными и умилительно-трогательными, — все, что могло возбуждать наше вниманіе, поразить и привлечь чувства, плѣнить слухъ, растрогать сердце и вознести умъ въ горняя.
Съ сею цѣлію она во дни торжества сего употребляетъ свои особыя пѣснопѣнія, вдохновенныя свыше и достойныя слуха небожителей, свои обряды, потрясающіе и восторгающіе душу, свои священнодѣйствія, заставляющія забывать внимательныхъ, на землѣ ли они находятся, или на небѣ.
Съ сею также цѣлію она возводитъ нынѣ на свою каѳедру для вѣщанія глаголовъ жизни вѣчныя не простаго и обыкновеннаго проповѣдника изъ рода смертнаго, но своего святаго, великаго и златословеснаго учителя вселенныя; по крайней мѣрѣ имъ предначинаетъ сіе вѣщаніе, какбы въ образецъ и подражаніе для насъ недостойныхъ и немощныхъ въ словѣ и дѣлѣ служителей слова.
Сіи высокія пѣснопѣнія Церкви вы слышали и слышите; сіи глубокознаменательные обряды и священно-дѣйствія вы видѣли и видите: это одинъ общій восторженный голосъ души истинно-вѣрующей, въ искреннихъ чувствахъ любви и преданности, радости и упованія изливающейся и преизливающейся предъ воскресшимъ Господомъ и предъ лицемъ всей вселенной, свѣтло вмѣстѣ съ нами торжествующей свое обновленіе.
Слышали вы и медоточныя вѣщанія Златоустаго проповѣдника, и не разъ, не два, но столькоже разъ, сколько каждый изъ васъ прожилъ лѣтъ на свѣтѣ. Но простите, братія, моему, быть можетъ ошибочному, и далъ бы Богъ, предположенію: я сомнѣваюсь, чтобы всѣ вы изъ поученія златословеснаго наставника удержали въ своей памяти по крайней мѣрѣ столько, сколько потребно для того, чтобы можно было распознать и отличать его отъ другихъ, по самымъ внѣшнимъ пріемамъ его рѣчей.
Церковь положила читать это поученіе въ сей день на утрени, и именно въ то время, какъ она чрезъ торжественное исхожденіе своихъ служителей изъ глубины олтаря, какъ Ангеловъ благовѣстниковъ изъ гробнаго вертепа, и еще болѣе торжественное возглашеніе повѣствовательно-догматической пѣсни своей: Христось воскресе, огласитъ слухъ вашъ неизъяснимо радостною вѣстію о воскресеніи Распятаго, и вмѣстѣ съ тѣмъ даетъ вамъ свое и отъ васъ приметъ ваше лобызаніе любви.
Нельзя было придумать лучшаго времени и для возвѣщенія и для слушанія слова жизни. Эти минуты по преимуществу высоки и многознаменательны. Радость, по естественному своему свойству, разширяетъ сердце, восторгаетъ умъ, и всѣмъ способностямъ души открываетъ просторъ. Если же первые порывы радости земной и плотской обыкновенно бываютъ сильны и увлекательны; то какъ они должны быть сильны и возвышенны въ радости духовной, небесной!
Но опыты протекшихъ лѣтъ, къ сожалѣнію, показали мнѣ, что въ это именно время одни изъ васъ, почитая вѣроятно торжество уже конченнымъ, поспѣшали изъ храма въ свои домы, чтобы дать скорѣе покой утружденной своей плоти, и тѣмъ вознаградитъ ее за непривычное терпѣніе; а другіе, соблазненные и потревоженные примѣромъ первыхъ, или начинали уже и сами подумывать о томъ же, и только съ усиліемъ и едва не съ негодованіемъ на самихъ себя удерживали себя въ стѣнахъ храма, или обрадованные вызовомъ самой Церкви на взаимныя привѣтствія, разливались неумѣстно въ неистощимыхъ и непрерывныхъ разглагольствіяхъ о своей мнимой любви и уваженіи другъ къ другу, нимало не совѣстясь святое и христіанское лобзаніе мира обременять столь чуждымъ для него грузомъ лжи и лукавства. И такимъ образомъ какъ для первыхъ, такъ и для послѣднихъ безцѣнныя, полныя духа и жизни, слова Златоустаго, отъ которыхъ нѣкогда не только христіане цареградскіе, но и просвѣщенные того времени язычники приходили въ изумленіе и восторгъ, безполезно терялись въ воздухѣ, такъ что и тѣ немногіе, которые, бывъ вѣрны своему званію и христіанскому имени, охотно и всею душею желали бы внимать имъ, съ трудомъ сосредоточивали и охраняли свое вниманіе отъ окружающаго ихъ всеобщаго развлеченія, и едва только нѣкоторую часть оныхъ могли уловлять своимъ каждущимъ слухомъ.
Сія-то именно крайность и заставила насъ нынѣ перенести это поученіе на настоящее время. Будетъ ли оттого святый Златоустъ счастливѣе въ своихъ слушателяхъ, нежели прежде, угадать мудрено: это зависитъ отъ внутренняго расположенія и предварительнаго настроенія духа самихъ слушателей; но во всякомъ случаѣ мы полагаемъ, что искренно ищущіе всегда и вездѣ, а тѣмъ болѣе въ словѣ златословеснаго учителя, своей душевной пользы, назиданія и услажденія духовнаго найдутъ теперь болѣе къ тому удобства.
Поученіе это по внѣшней своей формѣ нисколько незаманчиво, также точно, какъ златоносныя рѣки и златородныя горы ничѣмъ не отличаются отъ обыкновенныхъ горъ и рѣкъ, а часто даже взору поверхностнаго наблюдателя представляются въ болѣе безобразномъ видѣ, нежели самыя ничтожныя и самыя безплодныя горы и рѣки, но богатыя правильностію своихъ очертаній и живописностію мѣстоположеній.
Святый отецъ, писавши свое поученіе, думалъ не о самомъ себѣ, а единственно о предметѣ своего слова и о пользѣ слушателей; и потому нѣтъ въ немъ ни напыщенно-возвышенныхъ словъ, ни искусственно-блестящихъ выраженій, ни хитроизворотливыхъ оборотовъ, ни круто-натянутыхъ противоположеній, ни поразительныхъ остротъ, ни ослѣпительной пышности. Словомъ: нѣтъ въ немъ красотъ ложныхъ, неестественныхъ, придуманныхъ досужливою праздностію или самолюбіемъ людей, иногда, къ сожалѣнію, и съ священной каѳедры безстрашно играющихъ даромъ слова для изумленія и обаянія толпы. Но есть въ немъ въ изобиліи красоты истинныя, неподдѣльныя, вытекающія изъ самой сущности предмета и изъ глубины души проповѣдника одушевленнаго свыше: это сила мысли, живость чувства, теплота убѣжденія, помазаніе духа, евангельская простота и вмѣстѣ высота языка.
Его рѣчь, подобно горному потоку, съ высоты вдохновенія небеснаго съ быстротою молніи низвергается въ разверстыя юдолія сердецъ смиренныхъ и сокрушенныхъ, увлекая за собою все, встрѣчающееся на пути, а нерѣдко проникаетъ и проторгается и сквозь каменныя твердыни самыхъ ожесточенныхъ умовъ, производя въ нихъ, такъ сказать, невольное убѣжденіе. Его мысль, его чувство, досязая до самыхъ сокровенныхъ изгибовъ, и чувствительно потрясая самыя нѣжныя струны человѣческаго сердца, вызываютъ изъ души и сердца покорныхъ и внимательныхъ слушателей самыя завѣтныя тайны, возбуждаютъ глубокія думы, раждаютъ рѣшимость обращенія, для нихъ самихъ неожиданную, но тѣмъ не менѣе твердую и неизмѣнную.
Расположеніе поученія, о которомъ мы говоримъ, самое обыкновенное, немногосложное и безъискусственное; предметы, входящіе въ составъ его, взяты изъ круга ежедневныхъ пѣснопѣній Церкви, къ которымъ ухо слушателей не только привыкло, но, быть можетъ, даже и соскучило. То и другое легко можно выразить почти въ двухъ словахъ и самыхъ, по видимому, незатѣйливыхъ: «торжествуйте и радуйтесь, всѣ безъ исключенія: Христосъ воскресъ». Что можетъ быть проще и обыкновеннѣе сего состава и расположенія рѣчи? И между тѣмъ какъ высокъ, великъ, могучъ, увлекателенъ и непобѣдимъ Златоустъ говорящій! Онъ начинаетъ свое слово призываніемъ къ торжеству всѣхъ земнородныхъ. Но послушаемъ лучше самого Златоустаго.
«Если кто благочестивъ», взываетъ онъ, «то пусть таковый насладится сего благаго и свѣтлаго торжества; если кто рабъ благоразумный, пусть внидетъ съ радостію въ радость Господа своего; если кто подъялъ труды постничества, пусть воспріиметъ нынѣ награду; если кто работалъ съ перваго часа, пусть получитъ нынѣ праведное возмездіе; если кто пришелъ по третьемъ часѣ, пусть празднуетъ съ благодарностію; если кто явился по шестомъ часѣ, пусть ни въ чемъ не сомнѣвается: ибо ничего не теряетъ; если кто пропустилъ и девятый часъ, пусть приступаетъ безъ всякаго сомнѣнія, ничего не опасаясь; если кто поспѣлъ только къ единонадесятому часу, пусть не страшится своего замедленія: ибо любочестивъ Владыка, пріемлетъ и послѣдняго такъ же, какъ и перваго; доставляетъ успокоеніе пришедшему въ единонадесятый часъ такъ же, какъ трудившемуся съ перваго часа: и послѣдняго милуетъ и первому угождаетъ, и тому даетъ и сему дарствуетъ, и дѣла пріемлетъ и намѣреніе лобызаетъ, и исполненіе уважаетъ и предположеніе хвалитъ».
«Итакъ войдите всѣ въ радость Господа своего, и первые и вторые пріимите награду; богатые и убогіе радуйтесь другъ съ другомъ; воздержные и лѣнивые почтите день; постившіеся и непостившіеся возвеселитесь нынѣ. Трапеза исполнена: всѣ вкушайте, телецъ упитанный закланъ: пусть никто не выходитъ голодный, всѣ насладитесь пира вѣры, всѣ воспріимите богатство благости. Никто не скорби о своемъ убожествѣ: потому что явилось общее царство. Никто не плачь о прегрѣшеніяхъ своихъ: потому что прощеніе возсіяло отъ гроба. Никто не бойся смерти: потому что смерть Спасителя освободила насъ отъ смерти; попралъ смерть Содержимый въ узахъ смерти; плѣнилъ адъ Сошедшій во адъ; огорчился адъ, вкусивши плоти Его».
«Сіе-то предвидѣвъ, Исаія воскликнулъ нѣкогда: адъ огорчился, срѣтивъ Тебя въ дольныхъ жилищахъ своихъ. Огорчился: ибо упразднился; огорчилея: ибо поруганъ былъ; огорчился: ибо умертвился; огорчился: ибо низложенъ былъ; огорчился: ибо увидѣлъ себя связаннымъ; принялъ тѣло, а приразился къ Богу; принялъ землю, а срѣтилъ небо; принялъ видимое, а попалъ на невидимое. Смерть, гдѣ твое жало? адъ, гдѣ твоя побѣда? Воскресъ Христосъ; и ты низвергся; воскресъ Христосъ, — и пали демоны; воскресъ Христосъ, — и радуются Ангелы; воскресъ Христосъ, — и жизнь пріяла жизнь; воскресъ Христосъ, — и гробъ пересталъ быть жилищемъ мертвыхъ. Христосъ, воставъ отъ мертвыхъ, сдѣлался началомъ умершихъ. Ему слава и держава во вѣки вѣковъ».
Такъ оканчиваетъ свое пасхальное слово вселенскій учитель. Теперь судите сами, слушатели, можно ли было что нибудь убавить или прибавить къ сказанному имъ? Можно ли, даже говорить о семъ предметѣ сильнѣе, выразительнѣе, трогательнѣе, возвышеннѣе, пламеннѣе? Нѣтъ, всякое измѣненіе, какое мы отважились бы сдѣлать въ словахъ Его, всякое прибавленіе, какое бы захотѣли мы присовокупить къ нимъ, только бы ослабило силу его рѣчи, уменьшило ея дѣйствіе, изгладило впечатлѣніе и повредило полному успѣху.
Одно только не почитаемъ излишнимъ сказать въ объясненіе основной мысли сего поученія. Въ немъ великій наставникъ говоритъ о благодати, такъ называемой призывающей, которая всѣхъ равно и праведниковъ, и грѣшниковъ, и трудящихся, и нетрудящихся всегда и вездѣ ищетъ, всѣхъ зоветъ и всѣхъ влечетъ къ пиру вѣры, въ чертогъ царствія, въ обитель спасенія. Но есть, братія, другая благодать, безъ которой первая, сколь она сама въ себѣ ни сильна и благотворна, можетъ, по нашему ожесточенію или невнимательности, остаться для насъ недѣйствительною и безполезною и даже обратиться въ вящшее намъ осужденіе. Есть благодать спасающая, которая спасаетъ изъ призванныхъ только истинныхъ и до конца терпѣливыхъ подвижниковъ вѣры и благочестія.
Посему, взывая къ вамъ словами Апостола, молимъ и просимъ васъ, братія, щедротами Божіими, не вотще пріяти благодать Божію (2 Кор. 6, 1), но, удостоившись первой благодати, постараемся явить себя достойными и послѣдней; удостоившись быть призванными, потщимся быть и оправданными, да тако вѣрно и невозбранно внидемъ въ радость Господа нашего на небеси также, какъ мы вступаемъ нынѣ въ радость воскресенія Его на земли. Аминь.
Источникъ: Собраніе словъ, бесѣдъ и рѣчей Сѵнодальнаго Члена Высокопреосвященнѣйшаго Арсенія, митрополита Кіевскаго и Галицкаго. Часть I. — СПб.: Въ типографіи духовнаго журнала «Странникъ», 1874. — С. 1-9.
Customer Feedback (0)