Митр. Арсеній Москвинъ († 1876 г.)
Слово въ недѣлю двѣнадцатую по Пятьдесятницѣ.
Что Мя глаголеши блага? — никтоже благъ, токмо единъ Богъ (Матѳ. 19, 17).
Это отвѣтъ небеснаго Учителя на сдѣланное Ему привѣтствіе однимъ именитымъ и по образу жизни, и по богатству іудеяниномъ. Учителю благій, сказалъ почтительно подошедши къ Іисусу Христу Іудеянинъ, что благо сотворю, да имамъ животъ вѣчный (Матѳ. 19, 16); но къ удивленію, подлинно благій Учитель Господь Іисусъ привѣтствія сего не принялъ, и отвѣчалъ на оное едва не съ негодованіемъ: что Мя глаголеши блага? никтоже благъ, токмо единъ Богъ.
Что бы это значило? Не то ли, что привѣтствовавшій говорилъ, быть можетъ, въ своемъ привѣтствіи не совсѣмъ отъ чистаго сердца, въ видѣ какбы укоризны и насмѣшки? Но Сердцевѣдецъ, прочитавшій въ его сердцѣ и нѣчто болѣе сокрытое, чего, какъ кажется, и самъ онъ не подозрѣвалъ въ себѣ, то есть, чрезмѣрное его богатолюбіе, открывшій, и потомъ явно его обличившій въ томъ, не обличалъ однакожь его ни въ лицемѣріи, ни въ зложелательствѣ, ни въ кощунствѣ, ни въ насмѣшливости. Или не то ли, что привѣтствіе это, быть можетъ, не довольно хорошо было выражено, не совсѣмъ вѣрно высказывало достоинства Того, къ кому обращено было и не совсѣмъ у мѣста предложено? Но кромѣ того, что трудно было бы найти въ семъ привѣтствіи какой либо недостатокъ сего рода, молчаніе Господа, слышавшаго оное, и ничего подобнаго въ немъ не обнаружившаго, смыкаетъ и наши уста молчаніемъ, отнимая у насъ всякое право на произвольныя догадки и предположенія. Значитъ, должна быть, какая либо другая причина, почему Господь неблаговолилъ принять сего привѣтствія, столь тщательно придуманнаго и удачно предложеннаго, столь, по видимому, лестнаго и благожелательнаго, и вмѣстѣ справедливаго: ибо какой въ самомъ дѣлѣ учитель на землѣ болѣе заслуживалъ наименованіе благаго, нежели Господь Іисусъ, Котораго вся жизнь была непрерывнымъ рядомъ безчисленныхъ благодѣяній всему человѣческому роду?
Какая же это причина? Та самая, на которую указалъ Господь въ отвѣтѣ своемъ, говоря: никтоже благъ, токмо единъ Богъ, то есть, для чего ты назваешь Меня благимъ, когда благъ только одинъ Богъ? Такъ что же это, подумаете вы? Развѣ Іисусъ Христосъ не Сынъ Божій, не Богъ истинный и совершенный? А если Сынъ Божій и Богъ, то конечно Онъ и благъ, яко отъ Всеблагаго происшедшій? Для чего же Онъ отвергаетъ отъ Себя наименованіе благаго? — Для того, что тотъ, кто говорилъ съ Нимъ, смотрѣлъ на Него какъ на человѣка, слѣдовательно, и не имѣлъ права, назвать Его, яко человѣка, благимъ: ибо въ собственномъ смыслѣ благъ одинъ только Богъ, благъ самъ отъ Себя, по своей природѣ, своею собственною благостію; а человѣки называются благими не въ собственномъ смыслѣ, какъ заимствовавшіе свою благость отвнѣ изъ источника всякой благости, Бога. — Итакъ, въ предложенномъ привѣтствіи заключалось нѣсколько болѣе, нежели сколько можно и должно было сказать человѣку о человѣкѣ, какимъ признавалъ іудеянинъ Христа Іисуса. Вотъ почему Господь Іисусъ отвергалъ оное: Тотъ, который есть путь и истина и животъ (Іоан. 14, 6), не хотѣлъ оставить вопрошавшаго на распутіи лжи, ведущей въ пагубу, но прежде остановилъ и исправилъ его погрѣшность, а потомъ уже отвѣчалъ на предложенный вопросъ; Иже грѣха не сотвори, ниже обрѣтеся лесть во устѣхъ Его (1 Петр. 2, 22), не попустилъ слову ласкательному обольстить себя, но прежде показалъ его невѣрность, а потомъ уже приступилъ и къ разрѣшенію представленнаго недоумѣнія. Примѣръ сей научаетъ насъ, братія, сколь должны мы быть осторожны и разсудительны въ словѣ вообще, и въ частности въ привѣтствіяхъ другъ другу, столь обильно нами расточаемыхъ и столь неосмотрительно нами пріемлемыхъ.
Законъ для слова изрекъ самъ Богъ Слово — будущій Судія нашъ: Глаголю же вамъ, вѣщалъ Онъ, яко всяко слово праздное, еже аще рекутъ человѣцы, воздадятъ о немъ слово въ день судный. Отъ словесъ бо своихъ оправдишися, и отъ словесъ своихъ осудишися (Матѳ. 12, 36). Въ объясненіе сего закона, апостолъ Павелъ прибавляетъ: всяко слово гнило, или, по другому его же выраженію, не растворенно солію благодати, да не исходитъ изо устъ вашихъ, но еже есть благо, къ созиданію ближняго (Ефес. 4, 29; Кол. 4, 6). Итакъ слово наше не должно быть праздное и гнилое, а должно быть всегда назидательное и растворенное солію благодати, почему? — Потому что отъ словъ нашихъ мы, по суду Христову, имѣемъ быть осуждены, или оправданы.
Значитъ, слово праздное безъ чувства, безъ мысли, для одной только забавы или, какъ мы нерѣдко въ оправданіе свое говоримъ, для препровожденія только времени, столь легкомысленно и столь часто произносимое нами, не есть пустая вещь, легко вылетающая изъ устъ нашихъ и невозвратно исчезающая въ воздухѣ. Нѣтъ, оно въ тоже время, какъ произносится, вѣрно записывается Ангелами, и въ свое время представлено будетъ на судъ, а это конечно не маловажно. Но сего не довольно: оно можетъ на вѣки осудить насъ, а это не только не маловажно, но крайне ужасно.
Какъ, подумаете вы, за праздное слово быть осужденнымъ на вѣки? Можетъ ли это быть? Можетъ ли быть, чтобы Богъ, Отецъ милосердія и щедротъ, такъ немилосердо поступилъ съ человѣками, съ твореніемъ рукъ своихъ, съ своими чадами? Не судите такъ, возлюбленные, да не судимы будете (Матѳ. 6, 1), но паче праведный судъ судите (Іоан. 7, 24). Вѣрно можетъ быть и должно быть такъ, а не иначе, когда самъ праведный Судія о томъ предъявляетъ намъ. Вникните въ сущность дѣла, и легко въ справедливости суда Божія увѣритесь. Всякое слово, каково бы оно ни было, если только оно устрояется и произносится не по заповѣди Божіей, похищаетъ у насъ часть времени, даннаго намъ на стяжаніе живота вѣчнаго, занимаетъ собою языкъ, опредѣленный на молитву и славословіе Божіе, отвлекаетъ умъ нашъ отъ богомыслія и благоустроенія души нашей и дѣлъ нашего спасенія, для чего онъ особенно и созданъ и дарованъ намъ. Не видите ли послѣ сего, какъ слово, въ началѣ казавшееся только празднымъ или пустымъ, теперь уже является не пустымъ, но до преизбытка наполненнымъ и отягченнымъ бременемъ грѣха великаго, и притомъ не одного, а многихъ, только въ одномъ соединенныхъ, какъ-то: оскорбленіемъ величія Божія, чрезъ уничиженіе дара Его до употребленія недостойнаго, святотатственнымъ восхищеніемъ славы Божіей, чрезъ отнятіе богохвалебнаго и богообщительнаго органа, и наконецъ пренебреженіемъ къ закону Божію и своему спасенію, чрезъ преступное забвеніе о томъ и другомъ?
Но если и праздное слово такъ опасно, то что сказать о словѣ гниломъ, хотя по наружности иногда довольно красивомъ и благовидномъ, но внутри исполненномъ, какъ содомское яблоко, гноя и смрада грѣховнаго, и потому смертоноснаго? Какъ оно должно быть душевредно и пагубно! Какъ тлетворно и заразительно! Въ самомъ дѣлѣ, посмотрите, какъ быстро и опустошительно дѣйствуетъ такое слово, издалека и вблизи пораражая и убивая сердца незлобивыхъ! Едва гнилое слово ропота противъ служителя Божія Моисея пронеслось въ полкахъ израилевыхъ, какъ цѣлыя тысячи и тьмы сыновъ непокоривыхъ лежали уже во гробахъ своихъ. Столь же быстръ и неожиданъ переходъ отъ подобнаго слова лжи и обмана въ устахъ Ананіи и Сапфиры до ихъ внезапной смерти, временной и вѣчной. Еще языкъ ихъ вращался въ устахъ, сплетая лживую повѣсть, какъ ужасная смерть, проникая сквозъ поры и составы, невидимо связала ихъ руки и ноги, леденила ихъ сердца, и бездыханныхъ повергла на землю.
Къ предотвращенію и уничтоженію этой гнилости и этой пустоты Апостолъ совѣтуетъ намъ растворять слово свое солію благодати и наполнять силою назиданія. Средство, безъ сомнѣнія, сильное и дѣйствительное, которое богодухновенный наставникъ почерпнулъ изъ опыта и откровенія. Но гдѣ взять намъ этой соли благодатной, и откуда заимствовать эту силу назиданія, чтобы слово наше всегда было здраво и назидательно? — Апостолъ и въ семъ отношеніи не оставилъ насъ въ невѣдѣніи: онъ преподалъ ученику своему Тимоѳею образецъ здравыхъ словесъ, которымъ и мы можемъ пользоваться и который съ сею именно цѣлію и преданъ письмени. Образъ имѣй здравыхъ словесъ, писалъ онъ къ Тимоѳею, ихже отъ мене слышалъ еси въ вѣрѣ и любви, яже о Христѣ Іисусѣ (2 Тим. 1, 13). Въ сихъ поучайся, въ сихъ пребывай, да преспѣяніе твое явлено будетъ во всѣхъ (1 Тим. 4, 15). Сія предаждь вѣрнымъ человѣкомъ, иже довольни будутъ и иныхъ научити (2 Тим. 2, 2).
Этого мало: онъ указалъ намъ на другой еще болѣе обильный и для всѣхъ открытый источникъ благодатной соли и назиданія, изъ котораго и онъ самъ почерпалъ, и всѣ вмѣстѣ съ нимъ и подобно ему трудившіеся въ уврачеваніи вселенныя, отъ язвъ грѣховныхъ согнившія, — это есть откровенное слово Божіе. Всяко писаніе, сказалъ онъ, богодухновенно и полезно есть ко ученію, ко обличенію, ко исправленію и къ наказанію еже въ правдѣ, да совершенъ будетъ Божій человѣкъ, на всякое дѣло благое уготованъ (2 Тим. 3, 16-17). Итакъ, чтобы слово наше всегда растворено было солію благодати и проникнуто силою назиданія, надобно, одушевившись тѣмъ же духомъ, какимъ одушевлены были Апостолы, которыхъ самъ Господь назвалъ солію земли (Матѳ. 5, 13), соглашать и утверждать оное на словѣ Божіемъ и ничего никогда не говорить, что было бы противно ему и не утверждалось бы на немъ, какъ на своемъ основаніи.
По сему указанію не трудно понять и опредѣлить, какъ много всѣ мы погрѣшаемъ и прогнѣвляемъ человѣколюбца Бога во взаимныхъ нашихъ друтъ другу привѣтствіяхъ, то возводя оныя до высоты недосязаемой, или весьма рѣдко кѣмъ достигаемой, и чрезъ то унижая себя до постыдной лести и человѣкоугодія, до гнуснаго лицемѣрія и притворства, то низводя до степени нижечеловѣческой, и тѣмъ оскорбляя и безчестя все человѣчество, а вмѣстѣ съ нимъ и самого Бога, создавшаго его, и своимъ образомъ почтившаго, то заключая въ какихъ либо хитрыхъ намекахъ и коварныхъ двусмысленостяхъ, и въ томъ поступая противъ христіанской простоты и чистосердечія, то наполняя смѣшнымъ пустословіемъ, или фразами заученными, ничего ни уму, ни сердцу не говорящими и еще часто отъ другаго народа и изъ языка чуждаго заимствованными, и чрезъ то въ одно и то же время нарушая и законъ евангельскаго добровѣщанія и правило простаго здравомыслія.
Такимъ образомъ, мы въ нашихъ привѣтствіяхъ, если позволяемъ себѣ увлекаться ими или увлекать другихъ, переходя отъ слабости къ слабости, отъ страсти къ страсти, отъ порока къ пороку, отъ ласкательства и человѣкоугодія къ порицанію и злословію, отъ лицемѣрія и коварства къ пустословію и празднословію, отъ гордости и самомнѣнія къ досадѣ и огорченію, отъ излишняго униженія къ необузданной дерзости, а потомъ къ распрямъ и раздорамъ, къ злобѣ и мщенію, наконецъ, непримѣтно заходимъ въ бездну грѣха и беззаконія, изъ которой обратный выходъ всегда и для всѣхъ крайне труденъ, а для иныхъ даже невозможенъ. Это какой-то очарованный кругъ, которымъ мы сами себя произвольно очертили, но изъ котораго мы выдти можемъ не иначе, какъ попавши къ одному изъ многочисленныхъ чудовищъ, стрегущихъ его входы и исходы. Какое жалкое безразсудство? Какое постыдное невольничество!
Отдадимъ впрочемъ справедливость и міру слѣпотствующему: онъ усмотрѣлъ, наконецъ, вредъ, отъ сего рода привѣтствій происходящій, и вообще почти пересталъ нынѣ имъ вѣрить. Что же, лучше ли отъ того стало? — Правда, значительная часть зла чрезъ то сократилась: нынѣ нелегко поддаются ласкательству, лицемѣріе не въ ходу, хитрость и коварство удобно проникаютъ, а порицаніе и злословіе умѣютъ съ большею для себя выгодою наказывать равнодушнымъ молчаніемъ или безмолвнымъ презрѣніемъ; но отсюда, къ несчастію, возникло другое зло, едва ли меньшее: взаимное довѣріе между большею частію людей изчезло, искренняя дружба потеряна, безкорыстно-услужливая любовь причислена къ обветшалымъ мечтамъ прошедшаго времени, даже прежняя благожелательная привѣтливость и почтительность другъ къ другу замѣнена какою-то бездушною и утонченно-притворною вѣжливостію новаго изобрѣтенія.
Хотите ли увѣриться въ истинѣ сего изображенія чрезъ повѣрку его съ опытомъ, какъ оно не только не преувеличено, но еще отчасти уменьшено? Для сего припомните только сами въ себѣ, что мы обыкновенно говоримъ другъ съ другомъ при случайныхъ встрѣчахъ и намѣренныхъ посѣщеніяхъ, въ бесѣдахъ домашнихъ и собраніяхъ общественныхъ, въ договорахъ торговыхъ и совѣщаніяхъ судебныхъ, и что и какъ другъ къ другу пишемъ въ сношеніяхъ по службѣ и въ перепискѣ по мнимой пріязни и знакомству: какъ все это далеко отъ христіанскаго прямодушія и искренности! Какъ здѣсь много страждетъ истина, извращаемая и попираемая, или облекаемая въ одежду, нимало ей несвойственную! Какъ всюду преобладаютъ ложь и обманъ, злонамѣренность и лукавство!
Чтобы уврачевать зло старое и новое, нѣтъ другаго лучшаго средства, какъ принять совѣтъ Апостола: глаголите кійждо истину ко искреинему своему (Ефес. 4, 25), и послѣдовать примѣру Христову, въ нынѣ чтенномъ евангельскомъ повѣствованіи представленному. Будемъ всегда и вездѣ, гдѣ только призываютъ насъ званіе и должность, говорить истину ближнимъ нашимъ, не безпокоясь о томъ, будетъ ли она принята или отвергнута; но умолчимъ ее на время тогда, когда безъ явнаго вреда для ней самой, не можетъ быть она высказана, или облечемъ ее въ одежду пристойную тамъ, гдѣ не можетъ явиться она безъ покрова, не утративъ своей силы и важности; но никогда и нигдѣ, ни въ какихъ случаяхъ и обстоятельствахъ не позволимъ себѣ сокрыть ее въ неправдѣ и погребсти во лжи. Не уклонимъ слуха и сердца своего къ слову ласкательному, но твердымъ словомъ правды остановимъ смѣло ласкателя и заставимъ его поспѣшно возвратиться на путь истины, съ котораго онъ совратился, въ случаѣ же упорнаго противленія его истинѣ заградимъ для него входъ къ нашему дому и удвоимъ отъ него стражу у нашего слуха и сердца.
Не осквернимъ и сами своего языка словомъ человѣкоугоднымъ, помня о той страшной угрозѣ, которую изрекъ Богъ чрезъ Пророка на человѣкоугодниковъ, что Онъ и кости ихъ разсыплетъ при адѣ (Псал. 52, 6; 140, 7). Посему не убоимся и не устрашимся лица богатыхъ и сильныхъ земли, но гласомъ крѣпкимъ и сильнымъ возвѣстимъ истину во уши ихъ, не опасаясь ихъ гнѣва и мщенія: ибо Господь силъ защищаетъ насъ: что сотворитъ намъ человѣкъ (Псал. 52, 12)? Кто поемлетъ на избранныя Божіи? Богъ избавляяй. Аще Богъ по насъ, кто на ны (Рим. 8, 33. 31)? Не премолчимъ и слова погрѣшительнаго, но, по примѣру Христову, остановивъ, объяснивъ и исправивъ погрѣшность, вразумимъ и наставимъ, если можемъ, погрѣшающаго, а если и не можемъ, или не успѣемъ, то, по крайней мѣрѣ, отягченные бременемъ своихъ грѣховъ, избавимъ себя отъ участія и виновности въ чужомъ грѣхѣ и тѣмъ исполнимъ заповѣдь Апостола: не пріобщайтеся чужимъ грѣхомъ (1 Тим. 5, 22) къ дѣломъ неплоднымъ тмы, паче же и обличайте (Ефес. 5, 11). Словомъ, будемъ всегда и во всемъ поступать такъ, какъ поступали и повелѣли поступать Іисусъ Христосъ и Апостолы, все и въ себѣ и въ другихъ, измѣряя мѣриломъ строгой истины и никогда и ни въ чемъ не допуская лжи и обмана, дабы и намъ отъ Судіи небеснаго не услышать того же страшнаго упрека, какой услышали нѣкогда богопротивные іудеи: вы отца вашего діавола есте, и похоти его хощете творити, яко той ложь есть и отецъ лжи (Іоан. 8, 44). Аминь.
Источникъ: Собраніе словъ, бесѣдъ и рѣчей Сѵнодальнаго Члена Высокопреосвященнѣйшаго Арсенія, митрополита Кіевскаго и Галицкаго. Часть I. — СПб.: Въ типографіи духовнаго журнала «Странникъ», 1874. — С. 335-344.
Customer Feedback (0)