Свт. Григорій Неокесарійскій (†ок. 266 г.)
Переложеніе Екклесіаста.
1. Такъ говоритъ Соломонъ, сынъ Давида царя и пророка, славнѣйшій предъ всѣми людьми царь и мудрѣйшій пророкъ, всей Церкви Божіей: какъ суетны и безполезны дѣла и стремленія людей, [вообще] все человѣческое. Ибо никто не можетъ сказать, что какая-нибудь польза соединена съ тѣмъ, что люди, ползающіе по землѣ, и душой и тѣломъ спѣшатъ совершить, всецѣло подчинившись временному, даже не желая хотя сколько-нибудь посмотрѣть благороднымъ окомъ душѝ выше звѣздъ. И истрачивается человѣческая жизнь день за днемъ, и круговращенія временъ года и годовъ, опредѣленныя теченія солнца, когда они то приходятъ, то незамѣтно уходятъ. Это подобно прохожденію бурныхъ потоковъ, съ великимъ шумомъ низвергающихся въ неизмѣримую бездну моря. И то, что ради людей произошло отъ Бога, остается тѣмъ же, какъ напримѣръ, то, что отъ земли раждаются, что въ землю уходятъ, что земля остается тою же, что солнце, обойдя всю ее, снова возвращается къ тому же предѣлу, такимъ же образомъ и вѣтры, и что рѣки въ такомъ количествѣ изливаются въ море и набѣгающіе вѣтры не заставляютъ его преступить опредѣленной ему мѣры, и сами не нарушаютъ законовъ. И именно, такъ устроено то, чтó служитъ намъ для этой жизни. Но то, что изобрѣтено людьми, какъ рѣчи, такъ и дѣла, не имѣетъ мѣры. И словъ, конечно, большое изобиліе, пользы же никакой отъ сбившейся съ пути болтовни. Но природа людей ненасытна какъ въ томъ, чтобы говорить, такъ и въ томъ, чтобы слушать рѣчи другого и къ тому же еще стремиться видѣть безразсудными глазами все, что встрѣчается. Что можетъ произойти впослѣдствіи, что уже не было бы совершено или сдѣлано со стороны людей? Что есть новаго, что еще никогда не было бы извѣстно по опыту, о чемъ достойно было бы и помнить? Я же думаю, что нѣтъ ничего, о чемъ можно было бы сказать что нибудь свѣжее, или же, сравнивши, найти новое, совершенно неизвѣстное древнимъ. Но подобно тому, какъ прошлое покрыто забвеніемъ, такъ и настоящее для тѣхъ, кто будетъ послѣ, затемнится отъ времени. И, проповѣдуя нынѣ это, я не поступаю опрометчиво, — нѣтъ, у меня, которому ввѣрено царство евреевъ въ Іерусалимѣ, все достаточно продумано. Тщательно же изслѣдовавши и мудро испытавши всю природу на землѣ, я позналъ, что она очень лукава, потому что человѣку дано нести тяготу на землѣ, когда онъ то подъ тѣмъ, то подъ инымъ предлогомъ труда вращается въ томъ, что не имѣетъ никакой цѣны. Все же то, что находится долу, наполнено страннымъ и сквернымъ духомъ, такъ что его нельзя возстановить, но даже невозможно совершенно и мыслями обнять, сколь великое безразсудство овладѣло человѣческими дѣлами. Я поразмыслилъ нѣкогда съ самимъ собою и подумалъ, что я мудрѣе всѣхъ бывшихъ здѣсь прежде меня: я позналъ, что я разумѣю какъ притчи, такъ и природу вещей. Но, — думалъ я, — папрасно направлять [свою мысль] на это, и какъ за мудростью слѣдуетъ знаніе, такъ и знаніе сопровождаютъ страданія.
2. Такимъ образомъ, помысливши, что это такъ обстоитъ, я рѣшилъ обратиться къ другому роду жизни, предаться наслажденію и испытать разнообразныя удовольствія. Нынѣ же я понялъ, что все подобное — суета. И я сдержалъ безразсудно несущійся смѣхъ, удовольствіе же принудилъ къ умѣренности, сильно укоривши его. Размысливши же, что душа въ состояніи удержать тѣлесное естество, опьяненное и растекающееся подобно вину, и что воздержаніе порабощаетъ себѣ похоть, я рѣшилъ постигнуть, чтó нѣкогда предназначено было для людей важнаго и поистинѣ прекраснаго, которое они должны совершить въ этой жизни. Ибо я испыталъ все прочее, что считается достойнымъ удивленія, именно сооруженія высочайшихъ домовъ и насажденія виноградниковъ, къ тому же еще устройство садовъ, обладаніе и уходъ за разнообразными плодоносными деревьями; тамъ устроены были и огромные водоемы для вмѣстилища водъ, предназначенныхъ для обильнаго орошенія деревьевъ. Пріобрѣлъ же я себѣ множество домочадцевъ, рабовъ и рабынь; однихъ купилъ отвнѣ, другими пользовался какъ родившимися у меня. Въ моемъ обладаніи были стада четвероногихъ животныхъ, много стадъ рогатаго скота и много овецъ — больше, чѣмъ у кого-либо изъ древнихъ. Сокровища золота и серебра притекали ко мнѣ, такъ какъ я заставилъ царей всѣхъ [сосѣднихъ народовъ] приносить мнѣ дары и платить дань. Составлены были для моего услажденія многочисленные хоры мужчинъ и вмѣстѣ женщинъ, весьма стройно исполняющихъ пѣсни. Къ этого рода удовольствіямъ я присоединилъ пиры и виночерпіевъ, выбранныхъ изъ людей обоего пола; я даже не могъ бы исчислить, — настолько я превосходилъ ими царствовавшихъ прежде меня въ Іерусалимѣ. Отсюда [въ результатѣ] получилось, что мудрость у меня уменьшалась, возрастало же недоброе пожеланіе. Предоставивши свободу всякому обольщенію глазъ и необузданнымъ порывамъ сердца, отовсюду вторгающимся, я отдался надеждамъ на удовольствія; и свою волю я привязалъ ко всякимъ жалкимъ наслажденіямъ. Такимъ образомъ мои мысли дошли до такого несчастнаго состоянія, что я думалъ, что это — прекрасно, а это мнѣ надлежитъ совершить. Наконецъ, отрезвившись и прозрѣвши, я понялъ, что то, чѣмъ я былъ занятъ, жалко и вмѣстѣ съ тѣмъ очень пагубно, дѣйствіе не добраго духа. Ибо ничто рѣшительно, что бы ни избирали люди въ настоящее время, по здравомъ разсужденіи не представляется мнѣ заслуживающимъ одобренія и усиленнаго домогательства. Поэтому, мысленно сопоставивши блага мудрости и зло неразумія, я по справедливости съ большимъ почтеніемъ отнесся бы къ тому человѣку, который [раньше] безразсудно увлекался бы, а потомъ, овладѣвши собою, возвратился бы на должный путь. Ибо разстояніе между благоразуміемъ и безразсудствомъ большое, и различіе между обоими такъ же велико, какъ между днемъ и ночью. Посему тотъ, кто избралъ добродѣтель, подобенъ тому, кто открыто и сверху смотритъ на каждую вещь и путь свой совершаетъ во время яснѣйшаго свѣта; кто же, напротивъ, погрязъ во злѣ и во всякаго рода заблужденіяхъ, [тотъ подобенъ] тому, кто блуждаетъ какъ бы въ безлунной ночи, будучи слѣпымъ по виду и тьмою лишеннымъ дѣятельности. Наконецъ же, помысливши о томъ, какое различіе между тѣмъ и другимъ изъ этихъ родовъ жизни, я не нашелъ никакого и, какъ самъ сдѣлавшій себя сообщникомъ неразумныхъ, я приму плату за неразуміе. Ибо какое благо или въ тѣхъ хитроумныхъ доводахъ, или какая польза отъ многихъ рѣчей, гдѣ потоки болтовни быстро устремляются изъ неразумія, какъ изъ источника? У мудраго и неразумнаго нѣтъ ничего общаго ни по памяти у людей, ни по воздаянію отъ Бога. Дѣла же человѣческія, когда кажется, что они еще только начинаются, уже всѣхъ ихъ постигаетъ конецъ. Мудрый же никогда не имѣетъ одинаковаго конца съ глупымъ. Поэтому я возненавидѣлъ и всю свою жизнь, истраченную на пустыя дѣла, которую провелъ, сильно прилѣпившись къ земнымъ трудамъ. Ибо, чтобы сказать кратко, все достигнуто мною съ большимъ трудомъ, будучи дѣломъ неразумнаго стремленія; и другой кто-нибудь — мудрый ли, или глупый — унаслѣдуетъ суетные плоды моихъ трудовъ. Когда я далъ себѣ въ этомъ отчетъ и отвергъ, для меня выяснилось истинно благое, предназначенное человѣку, именно познаніе мудрости и пріобрѣтеніе мужества. Если же кто не заботился объ этомъ и увлекался желаніемъ другого, таковой предпочелъ лукавое доброму, стремился къ порочности вмѣсто честности, и къ тяжелому труду вмѣсто покоя, влекомый туда и сюда разнообразными тревогами, ночью и днемъ всегда мучимый какъ неотложными трудами тѣлесными, такъ и непрерывными заботами души, такъ какъ у него сердце трепещетъ изъ-за безсмысленныхъ дѣлъ. Ибо совершенное благо состоитъ не въ пищѣ и питьѣ, — хотя и пища прежде всего происходитъ отъ Бога, ибо ничто изъ подаваемаго для нашего благосостоянія не существуетъ безъ Его промышленія. Но благой мужъ, получившій мудрость отъ Бога, достигъ небесной радости. Напротивъ же, лукавый, поражаемый ниспосланными отъ Бога бѣдствіями, болѣющій корыстолюбіемъ, стремится собрать много, и спѣшитъ предъ лицемъ Владыки всѣхъ надругаться надъ тѣмъ, кого Богъ почтилъ, предлагая [ему] нечестивые дары, осуществляя этимъ коварныя и вмѣстѣ суетныя стремленія своей несчастной души.
3. Нынѣшнее же время полно всякихъ противоположностей — рожденія, потомъ смерти, насажденія растеній, потомъ исторганія, исцѣленій и убійствъ, созиданія и разрушенія, плача и смѣха, рыданія и ликованія. Нынѣ собираешь плоды съ земли, нынѣ же и выбрасываешь; и то безумно стремишься къ женщинѣ, то чувствуешь отвращеніе къ ней. Сейчасъ только нашелъ что-либо и нынѣ же потерялъ; только что хранилъ и тотчасъ же выбросилъ; то убивалъ, то самъ убитъ: говорилъ, потомъ замолчалъ, любилъ, потомъ возненавидѣлъ. Ибо дѣла человѣческія то борются между собою, то примиряются, и отличаются такимъ непостоянствомъ, что то, что казалось добрымъ, въ скоромъ времени измѣняется въ признаваемое всѣми дурнымъ. Поэтому, прекратимъ напрасные труды. Ибо все это, какъ мнѣ кажется, назначено для того, чтобы отравленными бичами приводить людей въ неистовство. Но нѣкій лукавый, уловляющій удобное время, раскрылъ свою пасть на нынѣшній вѣкъ, употребляя чрезвычайныя усилія, чтобы разрушить созданіе Божіе, рѣшивъ отъ начала и до конца враждовать съ нимъ. Итакъ, я убѣдился, что веселіе и дѣланіе добра — величайшее благо для человѣка, и что, конечно, и это временное наслажденіе приходитъ только отъ Бога, если дѣлами управляетъ справедливость. Отъ вѣчныхъ же и нетлѣнныхъ дѣлъ, которыя Богъ твердо опредѣлилъ, невозможно ни отнять чего-либо, ни прибавить. Посему для всякаго, кто бы онъ ни былъ, они страшны и вмѣстѣ съ тѣмъ достойны удивленія. И то, что уже было, пребываетъ, а то, что будетъ, уже по предвѣдѣнію было. А тотъ, кого несправедливо обижаютъ, въ Богѣ имѣетъ помощника. Далѣе, видѣлъ я въ преисподней бездну мученія, ожидающую нечестивыхъ; благочестивымъ же оставлено другое мѣсто. Также помыслилъ я въ себѣ, что у Бога все одинаково — быть почитаемымъ и судимымъ, что одно и то же — праведные и неправедные, разумныя существа и неразумныя. Ибо всѣмъ одинаково отмѣрено время и угрожаетъ смерть, одно и то же у Бога — скоты и люди; они различаются между собою только членораздѣльностью рѣчи, — все же [остальное] у нихъ одинаково, и смерть приходитъ на остальныхъ животныхъ не больше, чѣмъ и на людей. Ибо у всѣхъ одинаковый духъ, и ничего больше нѣтъ въ людяхъ, но все, однимъ словомъ, суета, отъ одной и той же земли получаетъ свой составъ и въ ту же землю разрѣшится. Ибо неизвѣстно относительно человѣческихъ душъ, восходятъ ли онѣ вверхъ, и относительно остальныхъ [душъ], которыя получили неразумныя [животныя], разсѣются ли онѣ внизу. И, какъ мнѣ кажется, нѣтъ никакого другого блага, кромѣ наслажденія и пользованія настоящимъ. Ибо, какъ я подумалъ, невозможно возвратиться къ пользованію этимъ, когда человѣкъ [уже] однажды вкусилъ смерть.
4. Обратившись отъ всѣхъ этихъ мыслей, я разсудилъ и отвратился отъ всякой клеветы, блуждающей среди людей, изъ-за которой несправедливо угнетаемые проливаютъ слезы и стенаютъ, насильно отвергаемые, когда со всѣхъ сторонъ охватываетъ ихъ совершенное отсутствіе помогающихъ или вообще утѣшающихъ. Насильники же поднимаются въ высоту, съ которой и упадутъ. Изъ неправедныхъ же и наглыхъ умершіе оказались въ лучшемъ состояніи по сравненію съ живущими до-нынѣ. Предпочтительнѣе же этихъ обоихъ тотъ, кто будетъ подобенъ имъ, но еще не произошелъ, потому что онъ еще не коснулся человѣческаго лукавства. Также мнѣ сдѣлалось яснымъ, и какая зависть со стороны ближнихъ слѣдуетъ за мужемъ, — это жало лукаваго духа; и что тотъ, кто воспринялъ ее въ себя и ею какъ панцыремъ облеченъ, ничего другого не знаетъ, какъ чтобы снѣдать свою душу и распиливать и истрачивать вмѣстѣ съ тѣломъ, почитая для себя благосостояніе другихъ безутѣшною печалью. Но мужъ благоразумный предпочелъ бы наполнить одну руку отдыхомъ и покоемъ, чѣмъ обѣ руки трудомъ и хитростью коварнаго духа. Есть же нѣчто и иное, что, какъ я знаю, случается съ мужемъ, вопреки тому, что должно было бы быть, вслѣдствіе недобраго произволенія. Онъ во всѣхъ отношеніяхъ одинокъ и не имѣетъ ни брата, ни сына, а изобилуетъ многими сокровищами, всецѣло преданъ ненасытному желанію и совершенно не хочетъ какимъ-либо образомъ отдаться благостынѣ. Посему я охотно спросилъ бы его, ради чего таковой изнуряетъ себя трудомъ, безъ оглядки убѣгаетъ отъ того, чтобы сдѣлать что-либо доброе, и чрезвычайно занятъ разнообразными пожеланіями какого-либо стяжанія. Гораздо лучше его тѣ, которые вступили въ общеніе совмѣстной жизни, изъ котораго могутъ получить наилучшіе плоды. Ибо когда два мужа честно занимаются одними и тѣми же дѣлами, то, если даже съ однимъ изъ нихъ и приключится что-либо, однако не малую поддержку онъ имѣетъ въ лицѣ своего сообщника. Величайшее же горе человѣку, который терпитъ неудачу и у котораго нѣтъ того, кто бы поднялъ его. Напротивъ же, живущіе вмѣстѣ и успѣхъ себѣ удвоили и ненастье непріятныхъ обстоятельствъ облегчили; такъ что и днемъ блистаютъ взаимнымъ довѣріемъ, и ночью возвеличиваются радостью. А тотъ, кто влачитъ жизнь безъ общенія съ людьми, проводитъ ужасную для него самого жизнь, не понимая, что если бы даже кто и напалъ на людей сплотившихся, то онъ замышляетъ дерзко и небезопасно, и что веревка втрое сплетенная обыкновенно не легко разрывается. Я же предпочитаю юношу бѣднаго, но благоразумнаго, старому, но неразумному царю, котораго не озабочиваетъ мысль, что возможно, что кто-либо изъ находящихся въ темницѣ будетъ поставленъ на царство, и что самъ же онъ потомъ справедливо можетъ быть лишенъ неправеднаго владычества. Ибо случается, что тѣ, которые находятся подъ властью молодого, но разумнаго, безпечальны, именно всѣ старшіе по возрасту [1]. Ибо родившіеся потомъ, вслѣдствіе того, что по опыту не знаютъ другого, и этого не могутъ хвалить и руководятся необдуманными рѣшеніями и побужденіями враждебнаго духа. Проповѣдуя же, имѣй въ виду право проходить свою собственную жизнь, а за неразумныхъ молиться, чтобы достигли разумѣнія и избѣгали совершенія дурного.
5. Прекрасно быть воздержнымъ на языкъ и въ усердіи къ рѣчамъ имѣть уравновѣшенное сердце. Ибо не слѣдуетъ необдуманно пользоваться рѣчами, [не смущаясь тѣмъ] если онѣ [даже] нелѣпы, или произносить голосомъ то, что пришло на умъ, но помышлять о томъ, что хотя мы и далеко отстоимъ отъ неба, однако необходимо знать, что Богъ слышитъ наши рѣчи, и что полезно говорить не опрометчиво. Какъ за разнообразными заботами души слѣдуютъ всяческія сновидѣнія, такъ и съ безразсудствомъ связана пустая болтовня. Далѣе, обѣтъ, данный въ молитвѣ, пусть [у тебя] получаетъ исполненіе на дѣлѣ. Безумнымъ свойственно быть отверженными; ты же будь правдивымъ, зная, насколько лучше тебѣ не обѣщать и не браться что-нибудь сдѣлать, чѣмъ, давши обѣтъ, потомъ оставить безъ исполненія. Дóлжно же всячески избѣгать потока постыдныхъ словъ, въ томъ убѣжденіи, что ихъ услышитъ Богъ. Ибо для того, кто помышляетъ такъ, ничего больше не остается, какъ чувствовать, что дѣла его разрушаются Богомъ. Ибо подобно тому, какъ сны, если ихъ много, пустые, такъ и многія рѣчи. Страхъ же Божій спасителенъ для людей, но онъ рѣдко обнаруживается. Поэтому не дóлжно удивляться, видя, что на бѣдныхъ клевещутъ, что судьи выносятъ неправильныя рѣшенія. Дóлжно же, далѣе, отвращаться отъ того, чтобы не казаться бóльшими тѣхъ, которые обладаютъ бóльшею властью. Ибо если бы даже это и случилось, однако отъ грядущихъ для тебя опасностей не спасетъ тебя и самое лукавство. Но какъ имущество, добытое грабежемъ, весьма пагубно и преступно, такъ и въ мужѣ, жадномъ къ деньгамъ, не бываетъ насыщенія и не является благорасположенія къ ближнимъ, хотя бы еще пріобрѣлъ чрезвычайно много сребра. Ибо это суета. Благость же весьма радуетъ вступившихъ въ союзъ съ нею, дѣлаетъ мужественными, подавая способность понимать каждую вещь. Но важно не прилѣпляться и къ такого рода заботамъ. Бѣдный, хотя бы онъ былъ и рабъ, и не переполнялъ своего чрева, однако пользуется пріятнымъ отдыхомъ во снѣ. Сильное же желаніе богатства соединено съ безсонницей и томленіемъ души. Что же можетъ быть безсмысленнѣе того, какъ, накопляя съ большимъ стараніемъ и заботою богатство, сохранять его, сберегая тѣмъ для самого себя поводъ къ тысячамъ золъ. И этому богатству суждено нѣкогда погибнуть и разрушиться, будутъ ли у пріобрѣтшаго его дѣти или нѣтъ; самому же [богатому], еслибы даже и не хотѣлъ, надлежитъ сойти въ землю и умереть такимъ, какимъ нѣкогда явился въ бытіе. Такимъ образомъ, имѣя отойти съ пустыми руками, онъ будетъ увеличивать свою порочность, какъ будто не помышляя о томъ, что ему предлежитъ конецъ, подобный рожденію, и что онъ напрасно трудится, болѣе для порыва вѣтра, чѣмъ удовлетворяя своему собственному усердію, истрачивая всю свою жизнь въ нечестивѣйшихъ пожеланіяхъ и въ неразумныхъ стремленіяхъ, къ тому же еще въ печаляхъ и въ болѣзняхъ. И, коротко сказать, для такого человѣка дни — мракъ, а жизнь — скорбь. Но вотъ что благо и не должно быть отвергнуто: Божій даръ есть то, что человѣкъ можетъ въ радости наслаждаться своими трудами, принявши Богомъ данныя, а не похищенныя сокровища. Ибо онъ именно и печалями не болѣетъ и не рабствуетъ какъ можно больше лукавымъ помышленіямъ, но измѣряетъ свою жизнь благодѣяніями, будучи благорасположенъ ко всѣмъ, и радуется дару Божію.
6. Я подхожу своею рѣчью къ несчастью, наиболѣе имѣющему силы надъ человѣкомъ. Допустимъ, Богъ въ изобиліи доставилъ ему все пріятное его сердцу и не лишилъ его рѣшительно ничего изъ того, чего бы онъ ни пожелалъ: ни богатства, ни славы, ни всего прочаго, къ чему люди жадно стремятся; онъ же, удовлетворенный всѣмъ, мучится какъ будто однимъ только бѣдствіемъ, ниспосланнымъ Богомъ, именно тѣмъ, что не пользуется [этимъ], сберегаетъ для чужого ему [человѣка], умирая безплоднымъ и для себя и для другихъ. Это я почитаю важнымъ доказательствомъ и очевиднымъ изобличеніемъ чрезмѣрной испорченности. Въ самомъ дѣлѣ, тому мужу, который неукоризненно названъ отцомъ очень многихъ дѣтей и жилъ продолжительное время, но за такое время не насытилъ души своей благостью, не испытавъ смерти, — этому мужу я не позавидовалъ бы ни въ многочадіи, ни въ долгоденствіи, и предпочитаю ему зародышъ; преждевременно вышедшій изъ матерней утробы. Ибо этотъ какъ пришелъ напрасно, такъ и уходитъ незамѣтно въ забвеніи, не коснувшись зла, даже не увидѣвши солнца. Это покойнѣе, чѣмъ лукавому, хотя бы онъ тысячами лѣтъ измѣрялъ свою жизнь, но не позналъ благости. Конецъ же для обоихъ смерть. Впрочемъ, неразумный изобличается особенно тѣмъ, что не получаетъ удовлетворенія никакому пожеланію. Мудрый же не подверженъ этимъ страданіямъ. Однако по большей части случается, что праведность жизни ведетъ человѣка къ бѣдности. Многихъ же лишаютъ разсудка предметы, привлекающіе вниманіе похотливыхъ глазъ, которые возбуждаютъ душу и чрезъ пустое пожеланіе видѣть влекутъ къ безполезному занятію. Но во всякомъ случаѣ, что теперь произошло, то уже извѣстно, и ясно, что человѣкъ не въ состояніи противостоять тому, что выше его. Впрочемъ, пустыя рѣчи обращаются противъ людей, увеличивая безуміе пользующихся ими.
7. Хотя никакимъ образомъ и ни въ чемъ не получитъ больше пользы тотъ, кто знаетъ, что изъ того, что ему по сердцу, случится съ нимъ въ жизни, — ибо допустимъ это, — однако же излишнее любопытство людей сочиняетъ, будто они изслѣдуютъ и, какъ имъ кажется, знаютъ и то, что будетъ послѣ смерти каждаго. Добрая же память для души пріятнѣе, чѣмъ елей для тѣла, и конецъ жизни лучше рожденія; и предпочтительнѣе плакать, чѣмъ пировать, и быть съ печалящимися, чѣмъ съ упивающимися. Ибо дѣло такъ обстоитъ, что достигшій конца этой жизни уже не безпокоится о томъ, что вокругъ него. [Подобнымъ образомъ] разумный гнѣвь предпочтительнѣе смѣха, ибо суровымъ выраженіемъ лица приводится въ порядокъ и душа. Поэтому души мудрыхъ [обычно] печалятся и смиряются; души же неразумныхъ высокомѣрно веселятся. И гораздо болѣе желательно подвергнуться прещенію одного мудраго, чѣмъ стать слушателемъ хвалебныхъ пѣсенъ цѣлой толпы людей дурныхъ и жалкихъ. Ибо смѣхъ людей глупыхъ подобенъ треску большого количества терноваго хвороста, сжигаемаго сильнымъ огнемъ. Но также особенно тяжкое и величайшее зло — это клевета, ибо она злоумышляетъ на души мудрыхъ и стремится погубить благородную твердость добрыхъ. И хвалить слѣдуетъ не того, кто начинаетъ рѣчь, а того, кто оканчиваетъ, и одобрять скромность нрава, а не превозношеніе и гордость. Всѣми же способами дóлжно воздерживаться отъ ярости и не впадать поспѣшно въ гнѣвъ, которому рабствуютъ неразумные. Погрѣшаютъ говорящіе, что предкамъ дана была лучшая жизнь, и не разумѣютъ, что мудрость весьма много отличается отъ избытка въ имуществѣ, и настолько славнѣе, насколько серебро оказывается свѣтлѣе своей тѣни. Ибо жизнь человѣка является результатомъ не тлѣннаго стяжанія богатства, но мудрости. Кто же, скажи мнѣ, въ состояніи будетъ выразить словами столь великое и столь благодѣтельное промышленіе Божіе? Или кто можетъ воззвать то, что, повидимому, праведно пренебрежено Богомъ? Я же, дѣйствуя прежде не право, [теперь] понялъ все, и то, что праведный пребываетъ въ своей праведности и до смерти не уклоняется отъ нея, но и изъ-за нея подвергается кознямъ, и что нечестивый умираетъ вмѣстѣ съ своимъ зломъ. Но тому, кто дѣйствительно праведенъ, не нужно сильно показывать себя таковымъ и слишкомъ и выше мѣры мудрымъ, чтобы, преткнувшись въ чемъ-либо, онъ не погрѣшилъ гораздо болѣе. И не будь неразсудительнымъ и дерзкимъ, чтобы тебя не похитила несвоевременная смерть. Величайшее же благо — крѣпко держаться Бога и, пребывая въ Немъ, ни въ чемъ не согрѣшать. Ибо гнусно прикасаться къ чистому оскверненною рукою. Кто же со страхомъ Божіимъ повинуется, тотъ избѣгаетъ всего противнаго. Мудрость можетъ оказать больше помощи, чѣмъ множество могущественнѣйшихъ мужей въ городѣ; она часто справедливо и прощаетъ уклоняющихся отъ своихъ обязанностей. Ибо нѣтъ ни единаго, кто не претыкался бы. Рѣчамъ же нечестивыхъ ни въ чемъ не дóлжно внимать, чтобы тебѣ собственными ушами не услышать рѣчей противъ тебя, какъ напримѣръ пустословія лукаваго раба, и чтобы, тогда уязвленный въ сердце, ты впослѣдствіи и самъ не склонился воздать ему многими дѣйствіями. Я позналъ все это, получивъ мудрость отъ Бога; но когда я потомъ потерялъ ее, я уже не могъ быть похожимъ на себя. Ибо мудрость убѣжала отъ меня въ безпредѣльную даль и въ неизмѣримую глубину, такъ что мнѣ уже невозможно овладѣть ею. Такъ что потомъ я даже совершенно пересталъ искать ея и не помышлялъ больше о томъ, чтобы уразумѣть безумныя дѣла, суетные совѣты и тревожную жизнь нечестивыхъ. Но будучи такъ настроенъ, я этимъ отличался [отъ другихъ], и одержимый смертоносною похотью, я позналъ, что женщина есть нѣкотораго рода сѣть, или что-либо иное въ этомъ родѣ. Ибо сердце ея уловляетъ проходящихъ мимо нея, а если она рукою только прикоснется къ рукѣ, удерживаетъ такъ, какъ будто она влечетъ, заключивши въ оковы. Только въ томъ случаѣ ты можешь освободиться отъ нея, если ты снискалъ милость Божію къ себѣ, и Онъ блюдетъ тебя, потому что, кто порабощенъ грѣху, тотъ не уйдетъ отъ нея. Искалъ я среди всѣхъ женщинъ скромности ихъ и не нашелъ ни въ одной. Мужчину благонравнаго изъ тысячи можно найти, женщины же — нѣтъ. Больше же всего я уразумѣлъ то, что люди сотворены Богомъ правыми по душѣ, но они сами увлеклись въ разнообразныя помышленія и въ безконечныя исканія, заявляютъ притязаніе на изысканіе мудрости и проводятъ время въ занятіи ничтожными рѣчами.
8. Мудрость же, если она оказывается въ человѣкѣ, видна даже по лицу, такъ какъ она освѣщаетъ стяжавшаго ее; какъ и напротивъ, безстыдство изобличаетъ того, въ комъ оно вселилось, какъ достойнаго ненависти, съ перваго же взгляда. Дóлжно со всѣмъ усердіемъ внимать рѣчамъ царевымъ и всякимъ образомъ избѣгать клятвы, въ особенности клятвы именемъ Божіимъ. Впрочемъ, надлежитъ [вообще] противостоять худой рѣчи, но [особенно] остерегаться всякаго злословія на Владыку. Ибо въ самомъ дѣлѣ невозможно хулить Его, если Онъ даже наведетъ что-либо на тебя, ни противорѣчить опредѣленіямъ единаго Правителя и Царя. Лучше и полезнѣе, пребывая въ священныхъ заповѣдяхъ, оставаться вдали отъ лукавыхъ рѣчей. Ибо мудрый мужъ знаетъ и предвидитъ, что судъ, который будетъ въ надлежащее время, будетъ праведный. Ибо всѣ дѣла человѣческія въ этой жизни ожидаютъ наказанія свыше. Только лукавый, кажется, совершенно, не знаетъ что, такъ какъ о немъ теперь много попеченія, то ничто рѣшительно не будетъ забыто впослѣдствіи. Онъ не вѣдаетъ, чтó потомъ будетъ, ибо никто не въ состояніи будетъ возвѣстить о томъ по надлежащему, потому что никто не будетъ такъ силенъ, чтобы могъ воспрепятствовать ангелу, который будетъ брать у него душу, и совершенно невозможно найти никакого способа, чтобы отмѣнить время смерти, но подобно тому, какъ захваченный въ самой срединѣ войны видитъ, что со всѣхъ сторонъ закрыта для него возможность бѣгства, такъ и всякое нечестіе человѣка погибаетъ вмѣстѣ съ нимъ. И я изумляюсь всякій разъ, когда посмотрю, какого рода и сколько люди старательно придумали на пагубу ближнимъ. Я знаю, что нечестивые раньше похищаются изъ этой жизни и устраняются за то, что сами предали себя суетѣ. Но такъ какъ промышленіе Божіе не слѣдуетъ немедленно за всѣми по причинѣ многаго долготерпѣнія и не тотчасъ послѣ преступленія [злой] наказывается, то ради этого лукавый мужъ думаетъ, что можно и дальше согрѣшать, какъ будто онъ можетъ ускользнуть безнаказаннымъ; онъ не разумѣетъ, что и послѣ весьма долгаго промежутка времени поступившій неправедно не укроется. Величайшее же благо — благоговѣйный страхъ предъ Богомъ, потерявши который нечестивый не много времени будетъ пользоваться своею глупостью. Часто же распространяется между людьми самое худшее и самое ложное мнѣніе какъ о праведныхъ, такъ и о неправедныхъ. Ибо о томъ и о другомъ думаютъ противоположное [дѣйствительности]: и тотъ, кто праведенъ, кажется не такимъ, а, напротивъ, нечестивый считается разумнымъ. Такое именно тяжкое заблужденіе я почитаю наибольшимъ изъ всѣхъ. Нѣкогда мнѣ казалось, что величайшее изъ благъ — пища и питье, и что тотъ наиболѣе угоденъ Богу, кто какъ можно больше наслаждается ими въ теченіе своей жизни, и такого рода веселіе я считалъ единственнымъ утѣшеніемъ жизни. И поэтому я ничѣмъ другимъ не занимался, какъ только этою мыслью, такъ что ни ночью, ни днемъ не отвлекался отъ всего того, что изобрѣтено для наслажденія людямъ. И я узналъ только то, что кто осквернился этимъ, тотъ, даже много потрудившись, никакъ не сможетъ обрѣсти подлиннаго блага.
9. Ибо я подумалъ тогда, что всѣхъ людей нужно считать достойными одного и того же; и если кто мудръ и усердно упражнялся въ дѣлахъ праведности, и отвратился отъ неправды и, будучи благоразумнымъ, избѣжалъ вражды ко всѣмъ, — чтó угодно Богу, — то мнѣ представлялось, что онъ напрасно трудится. Мнѣ казалось, что одинъ конецъ праведнаго и нечестиваго, добраго и злого, чистаго и нечистаго, и приносящаго Богу умилостивительную жертву и совершенно не приносящаго. Ибо когда неправедный и добрый, когда клянущійся и совершенно отвращающійся отъ клятвы, какъ я полагалъ, устремляются къ одному и тому же концу, то закрадывается какая-то недобрая мысль, что всѣ оканчиваютъ жизнь одинаковымъ образомъ. Но я теперь знаю, что это помышленія неразумныхъ, и заблужденіе и обманъ. Также часто говорятъ, что умершій совершенно погибаетъ, и что дóлжно живого предпочитать мертвому, хотя бы онъ находился во тьмѣ, и что хотя бы даже онъ проводилъ жизнь, какъ собака, [его должно предпочесть] умершему льву. Ибо живые по крайней мѣрѣ знаютъ, что они умрутъ, мертвые же рѣшительно ничего не знаютъ. И не предлежитъ имъ никакого воздаянія, послѣ того какъ они исполнили опредѣленное судьбою. И вражда, и дружба по отношенію къ умершимъ окончились; ибо у нихъ и соревнованіе прекратилось, и жизнь исчезла. Ушедшій однажды изъ этой жизни ни въ чемъ не имѣетъ участія. Это — обольщеніе, продолжающее очаровывать, и оно подаетъ такого рода совѣтъ: эй ты, что ты дѣлаешь и не наслаждаешься разнообразной пищей и не переполняешься виномъ? Развѣ ты не понимаешь, что это дано Богомъ для безпрепятственнаго наслажденія? Почему бы тебѣ не надѣвать чистой одежды и, благовоннымъ масломъ помазавши голову, не смотрѣть на ту или другую женщину и суетно проводить суетную жизнь? Ибо кромѣ этого тебѣ не осталось ничего иного ни здѣсь, ни послѣ смерти. Но дѣлай, что придется. Ибо никто не потребуетъ у тебя и отчета въ этомъ, и о томъ, что дѣлаютъ люди, совершенно никто не знаетъ, кромѣ людей. Адъ же, каковъ бы онъ ни былъ, въ который, какъ говорятъ, мы отходимъ, непричастенъ мудрости и способности чувствовать. Такъ [говорятъ] суетные [люди].
Я же хорошо знаю, что ни тѣ, которые кажутся самыми быстрыми, не совершатъ успѣшно того великаго теченія, ни тѣ, которые славятся у людей какъ сильные и страшные, не выйдутъ побѣдителями въ страшной брани. Но также и благоразуміе познается не во множествѣ пищи и разумѣніе не находится непремѣнно въ союзѣ съ богатствомъ. Не сорадуюсь я и съ тѣми, которые думаютъ, что удѣлъ всѣхъ одинаковъ. Мнѣ кажется, спятъ глубокимъ сномъ тѣ, которые помышляютъ въ такомъ родѣ и не разсуждаютъ, что, будучи уловленными подобно рыбамъ и птицамъ, они будутъ истощены въ несчастьяхъ, неожиданно получивши заслуженное наказаніе. Я же такъ почитаю мудрость за нѣчто великое, что даже малый городъ, населенный немногими, но осажденный рукою великаго царя, почитаю за многолюдный и великій, если онъ имѣетъ въ качествѣ гражданина даже одного бѣдняка мудраго мужа. Ибо онъ былъ бы въ силахъ спасти свой городъ какъ отъ враговъ, такъ и отъ [возведенныхъ противъ него] укрѣпленій. И хотя другіе не замѣчаютъ того мудраго бѣдняка, но я всецѣло продпочитаю силу въ мудрости этой силѣ въ обычномъ значеніи. Но здѣсь на землѣ не почитается мудрость, соединеняая съ бѣдностью; впрочемъ, потомъ она услышана будетъ, такъ какъ она силою голоса превосходитъ вельможъ и тиранновъ, устремляющихся ко злу. Ибо мудрость сильнѣе даже оружія; неразуміе же одного причиняетъ опасность многимъ, хотя бы онъ для многихъ былъ презрѣннымъ.
10. Ибо даже мухи, упавшія въ благовонное масло и задохнувшіяся въ немъ, дѣлаютъ непристойнымъ и видъ и помазаніе того пріятнаго помазанія: [такъ] отнюдь не слѣдуетъ вспоминать въ одно и то же время о мудрости и глупости. Мудрый самъ ведетъ себя къ дѣламъ правой стороны; безумный же склоняется въ лѣвую сторону, и не наступитъ такого времени, когда бы его глупость могла руководить его къ прекраснымъ дѣламъ. И помышленія его суетны, исполнены глупости. Если же на тебя, другъ, когда-либо нападетъ даже враждебный духъ, то ты мужественно противостань ему, зная, что Богъ можетъ покрыть своею милостію и великое множество прегрѣшеній. Что глупый поднимается на высоту, а богатый мудростью смиряется, что, какъ я видѣлъ, рабы грѣха ѣздятъ на конѣ, а святые мужи ходятъ пѣшкомъ безъ почета, тогда какъ лукавые гордятся, — это — дѣла тиранна и отца всякаго лукавства. Если же кто злоумышляетъ противъ другого, то онъ забываетъ, что причиняетъ козни себѣ же первому и только одному себѣ. Кто разрушаетъ ограду другого, тотъ подвергнется укушенію змія. Но если кто и камни изъемлетъ, тотъ претерпитъ не малый трудъ. Но и разсѣкающій дрова можетъ подвергнуться опасности отъ своего собственнаго оружія. Если случайно топоръ упадетъ съ рукоятки, то занимающійся этой работой придетъ въ смущеніе, такъ какъ онъ не на пользу собираетъ и умножаетъ себѣ свою неправедную и скоро гибнущую силу. Укушеніе же змія бываетъ скрытнымъ, и никакого облегченія не принесутъ заклинатели, ибо они суетны. Но мужъ добрый дѣлаетъ добро и себѣ и ближнимъ. Напротивъ, глупый низвергается въ погибель изъ-за своей болтовни. Разъ открывши уста, онъ глупо начинаетъ и скоро перестаетъ, постоянно обнаруживая свое неразуміе. Человѣку же невозможно что-либо знать и отъ человѣка получить свѣдѣнія о томъ, что было, или о томъ, что послѣдуетъ. Ибо кто ему откроетъ? Человѣкъ, который не умѣлъ совершить путь въ хорошій городъ, въ глазахъ и во всемъ лицѣ носитъ выраженіе переносимаго имъ бѣдствія. Но я предрекаю несчастія тому городу, царь котораго юный и князья прожорливы. Напротивъ, считаю блаженною ту добрую землю, которой царь — сынъ свободнаго, гдѣ благовременно наслаждаются благами удостоившіеся тамъ начальствовать. Но лѣнивый и праздный наносятъ ущербъ дому, сдѣлавшись праздношатающимися, и для своего прожорства они пользуются всѣмъ, легко увлекаемые серебромъ, за малую плату они постыдно и малодушно рѣшаются дѣлать все, что угодно. Царю же и князьямъ и вельможамъ надлежитъ повиноваться и не навлекать на себя ихъ гнѣва и совершенно не произносить какого-либо оскорбительнаго слова по отношенію къ нимъ. Ибо дóлжно опасаться, что сказанное даже наединѣ какъ нибудь сдѣлается явнымъ. Ибо единому и богатому и великому Царю быстрые и крылатые ангелы переносятъ все, совершая духовное и разумное служеніе.
11. Справедливо дѣлиться хлѣбомъ и всѣмъ необходимымъ, чтó служитъ людямъ для поддержанія жизни. Ибо если даже ты будешь считать, что въ настоящее время [то, чтó ты даешъ] у кого-либо погибаетъ, какъ если бы ты пускалъ хлѣбъ на воду, однако, по прошествіи времени, окажется, что человѣколюбіе [твое] не безполезно для тебя. Давай щедро и раздѣляй свое имущество многимъ, ибо ты не знаешь, что принесетъ слѣдующій день. [Ибо] и облака не удерживаютъ своего обильнаго дождя, но проливаютъ влагу на землю, и дерево не всегда стоитъ, но если и люди пощадятъ его, то оно вѣтромъ будетъ опрокинуто. Многіе же хотятъ предузнавать и то, что будетъ съ неба, и кто смотритъ на облака и ожидаетъ вѣтра, тотъ воздерживается отъ жатвы и вѣянія хлѣба, полагаясь на то, что не имѣетъ значенія, и не зная ничего изъ того, что будеть отъ Бога, подобно тому, какъ [не знаетъ] даже, что родитъ беременная. Посѣявши же во время, собирай плоды, лишь только наступитъ для этого время, ибо неизвѣстно, какое изъ того, что произрастаетъ, будетъ лучшимъ. О, если бы все удавалось хорошо! Размышляющій, что прекрасно солнце, что пріятна эта жизнь и что хорошо быть долголѣтнимъ, безпрестанно веселясь, и что смерть — страшное дѣло и вѣчное зло и приводитъ къ ничтожеству, думаетъ, что дóлжно наслаждаться всѣмъ настоящимъ и тѣмъ, что считается пріятнымъ. Онъ совѣтуетъ и юношамъ пользоваться своимъ возрастомъ, предавши свои души всякому удовольствію и удовлетворять всякія пожеланія и дѣлать то, что имъ угодно, смотрѣть на то, что услаждаетъ, и отвращаться отъ того, что не таково. Такому я скажу слѣдующее: безумствуешь ты, если ты не ожидаешь, что за все это постигнетъ судъ отъ Бога. Худое дѣло развратъ и распутство, и гибельна нечистая необузданность нашихъ тѣлъ. Ибо юности сопутствуетъ безуміе; безуміе же ведетъ къ погибели.
12. Дóлжно же, еще будучи юнымъ, бояться Бога, прежде чѣмъ предашь самого себя пороку, прежде чѣмъ придетъ день Божій великій и страшный, когда солнце уже не будетъ свѣтить, ни луна, ни прочія звѣзды, когда въ то время общаго бѣдствія и смятенія поколеблются высшія силы, [т. е.] ангелы, охраняющіе міръ, такъ что прекратятъ свою дѣятельность мужи — вельможи и женщины перестанутъ работать и убѣгутъ въ сокровенныя части домовъ, заперши всѣ двери; женщина, изъ страха переставшая молоть, подобно самой малой птичкѣ будетъ кричать самымъ тонкимъ голосомъ, и падутъ на землю всѣ нечистыя женщины и города и ихъ начальство, запятнанное убійствомъ, ожидая наказанія свыше, такъ какъ настаетъ горчайшее и кровавое время, какъ бы во время цвѣтенія миндаля, и будутъ тѣснить безпрерывныя наказанія, какъ бы когда налетаетъ множество саранчи, и будутъ выброшены прочь беззаконные, подобно тому, какъ черный и презрѣнный каперсовый кустъ. Добрый мужъ съ радостью пойдетъ въ вѣчный свой домъ; дурные же наполнятъ все свое рыданіемъ, и ни серебро, собранное въ сокровищницу, ни золото испытанное больше не принесутъ имъ пользы. Ибо великій ударъ постигнетъ все до кувшина, стоящаго у источника, и колеса колесницы, которое случайно оставлено въ колодцѣ, когда положенъ будетъ конецъ теченію временъ и мимоидетъ уготовляемая водою жизнь вѣка [сего], приносящаго омовеніе. Для людей же, находящихся на землѣ, одно спасеніе, если дýши ихъ узнаютъ и возлетятъ къ Тому, Кѣмъ онѣ сотворены. Итакъ, я снова говорю то, что сказалъ въ началѣ: очень суетно настроены люди и суетность замышляемыхъ ими дѣлъ такова, что ее невозможно и превзойти. Я же, проповѣдуя мудро, предпринимаю слишкомъ большой трудъ, потому что имѣю намѣреніе учить этотъ народъ, котораго нельзя ни научить, ни излѣчить. Для того, чтобы быть въ состояніи уразумѣтъ рѣчи мудрости, нуженъ мужъ благородный. Я уже старикъ и прошелъ долгое время жизни, потрудился надъ тѣмъ, чтобы посредствомъ изслѣдованія тайнъ истины найти угодное Богу. Я знаю, что наставленіями мудрыхъ дýши возбуждаются и пронзаются не меньше, чѣмъ тѣла, когда ихъ поражаютъ воловьими остнами или приколачиваютъ гвоздемъ. Нѣкоторые, получивши тѣ мудрые уроки отъ единаго добраго пастыря и учителя, преподадутъ ихъ какъ бы изъ единыхъ устъ согласно между собою, весьма обильно излагая довѣренное имъ. Но во многихъ рѣчахъ нѣтъ никакой пользы; и я не совѣтую тебѣ, о другъ, записывать безполезное относительно обязанностей, въ которомъ нѣтъ ничего больше, кромѣ напраснаго труда.
Но мнѣ наконецъ, остается еще заключеніе, которое будетъ въ такомъ родѣ: люди, вотъ я точно и сжато провозвѣщаю вамъ, что, съ одной стороны, дóлжно бояться Бога, Который есть владыка всего и видитъ все, и соблюдать Его заповѣди, съ другой стороны, убѣдить себя въ томъ, что все потомъ подвергнемся суду, и каждый по заслугамъ получитъ воздаяніе за свои дѣла какъ добрыя, такъ и дурныя.
Примѣчаніе:
[1] Т. е. знакомые съ характеромъ управленія стараго царя.
Источникъ: Творенія святаго Григорія Чудотворца, епископа Неокесарійскаго. / пер. проф. Николая Сагарды. – Петроградъ: Типографія М. Меркушева, 1916. – С. 62-79.
Customer Feedback (0)