Свт. Іоаннъ Златоустъ († 407 г.)
Похвальныя бесѣды на праздники Господа нашего Іисуса Христа и Его святыхъ.
Бесѣды о святомъ апостолѣ Павлѣ.
Бесѣда первая [1].
Не погрѣшилъ бы тотъ, кто назвалъ бы душу Павла лугомъ добродѣтелей и раемъ духовнымъ: такъ обильно процвѣталъ онъ благодатію и столь достойное благодати явилъ любомудріе души! Такъ какъ онъ сдѣлался избраннымъ сосудомъ и хорошо очистилъ себя, то на него обильно излился даръ Духа. Отсюда источилъ онъ намъ и дивныя рѣки, не четыре только, подобно райскому источнику, но гораздо многочисленнѣйшія, которыя текутъ ежедневно и не землю орошаютъ, а возбуждаютъ души человѣческія къ принесенію плодовъ добродѣтели. Какое же слово будетъ достаточно для изображенія совершенствъ его, или какой языкъ будетъ въ состояніи достойно изобразить похвалу ему? Когда въ одной душѣ совмѣщаются всѣ добродѣтели человѣческія, притомъ всѣ съ преизбыткомъ, и не только человѣческія, но и ангельскія, то какъ мы найдемъ похвалы, равныя ея величію? Однако изъ-за этого мы не будемъ молчать, но по этому самому и больше всего поэтому именно и будемъ говорить. Въ томъ и состоитъ величайшій родъ похвалы, когда величіе совершенствъ своимъ превосходствомъ превышаетъ искусство слова, и пораженіе тогда бываетъ для насъ славнѣе тысячи трофеевъ. Итакъ, откуда всего удобнѣе было бы начать похвалы? Откуда же больше, какъ не съ того, чтобы прежде всего показать, что онъ имѣлъ добродѣтели всѣхъ (святыхъ)? Въ самомъ дѣлѣ, чтó ни оказали доблестнаго пророки, патріархи, праведники, апостолы, мученики, все это въ совокупности имѣлъ онъ въ такой высокой степени, въ какой никто изъ нихъ не обладалъ въ отдѣльности тѣмъ добромъ, которое имѣлъ изъ нихъ каждый. Посмотри: Авель принесъ жертву (Быт. 4, 4) — и за то прославляется; но если представить жертву Павлову, то окажется, что она столько превосходитъ ту, сколько небо — землю. На какую бы указать вамъ? Потому что жертва его не одна. Онъ каждый день приносилъ въ жертву себя самого, и это приношеніе опять совершалъ вдвойнѣ — и умирая каждый день и нося мертвенность въ тѣлѣ своемъ (1 Кор. 15, 31; 2 Кор. 4, 10). Онъ непрестанно боролся съ опасностями, и закалалъ себя волею своею, и такъ умерщвлялъ естество плотское, что нисколько не меньше находился въ состояніи закалаемыхъ жертвъ, но еще гораздо больше. Не воловъ и овецъ приносилъ онъ, но себя самого вдвойнѣ закалалъ каждый день. Поэтому онъ и осмѣлился сказать: азъ бо уже жренъ бываю, называя жертвою кровь свою (2 Тим. 4, 6).
Впрочемъ, онъ не довольствовался этими жертвами, но, совершенно посвятивъ себя, принесъ (Богу) и вселенную, и сушу и море, и Элладу и варварскую страну, и всю вообще землю, какую только освѣщаетъ солнце; ее онъ, какъ бы какая птица, облеталъ всю, не просто обходя, но истребляя терніе грѣховъ, посѣевая ученіе благочестія, изгоняя заблужденіе, распространяя истину, дѣлая изъ людей ангеловъ, или — лучше — дѣлая людей изъ бѣсовъ ангелами. Посему, готовясь отойти послѣ многихъ трудовъ и непрестанныхъ побѣдъ своихъ, онъ въ утѣшеніе ученикамъ говорилъ: аще и жренъ бываю о жертвѣ и службѣ вѣры вашея, радуюся и сорадуюся всѣмъ вамъ: такоже и вы радуйтеся и сорадуйтеся мнѣ (Флп. 2, 17-18). Что же можетъ сравниться съ этою жертвою, — которую онъ заклалъ мечемъ духовнымъ, которую принесъ на жертвенникѣ, находящемся превыше небесъ? Авель былъ коварно убитъ Каиномъ, и потому прославился; но я исчислилъ тебѣ множество смертей, — столько, сколько дней провелъ въ дѣлѣ проповѣди этотъ блаженный (апостолъ). Если же ты хочешь знать и о той смерти, которая постигла его на самомъ дѣлѣ, то Авель палъ отъ руки брата, которому онъ не сдѣлалъ ни обиды, ни благодѣянія, а Павелъ былъ умерщвленъ тѣми, которыхъ онъ старался избавить отъ безчисленныхъ золъ и для которыхъ переносилъ всѣ свои страданія. Ной былъ праведенъ и совершенъ въ родѣ своемъ, и былъ таковъ одинъ только между всѣми (Быт. 6, 9). Но и Павелъ былъ таковъ одинъ лишь между всѣми. Тотъ спасъ только себя самого съ дѣтьми; а этотъ, когда гораздо сильнѣйшій потопъ объялъ вселенную, исторгъ изъ среды волнъ, не посредствомъ ковчега, сколоченнаго изъ досокъ, но вмѣсто досокъ составивъ посланія, — не двухъ, трехъ или пятерыхъ родственниковъ, но всю вселенную, которая готова была погрузиться въ нихъ. Да и не таковъ былъ этотъ ковчегъ, чтобы пребывать на одномъ мѣстѣ, но достигалъ до предѣловъ вселенной, и съ тѣхъ поръ донынѣ Павелъ вводитъ всѣхъ въ этотъ ковчегъ, потому что онъ устроенъ соразмѣрно съ множествомъ спасаемыхъ и, принимая такихъ, которые безсмысленнѣе безсловесныхъ животныхъ, дѣлаетъ ихъ подобными вышнимъ силамъ, — и такимъ образомъ превосходитъ тотъ ковчегъ. Тотъ, принявъ ворона, выпускалъ опять ворона (Быт. гл. 8), и принявъ волка, не измѣнялъ его звѣрства; а этотъ не такъ, но принявъ волковъ, дѣлалъ ихъ овцами, принявъ ястребовъ и коршуновъ, отпускалъ ихъ голубями, устраняя отъ природы человѣческой всякую безсловесность и звѣрство, внѣдрялъ кротость духа; и донынѣ остается плавающимъ этотъ ковчегъ, и не разрушается. Буря нечестія не смогла разбить досокъ его, а напротивъ онъ, плавая среди бури, укротилъ свирѣпость ея; и весьма естественно, потому что не замазкою и смолою намащены эти доски, но Духомъ Святымъ. Аврааму всѣ удивляются, потому что онъ, услышавъ: изыди отъ земли твоея и отъ рода твоего (Быт. 12, 1), оставилъ отечество, и домъ, и друзей, и родственниковъ, — повелѣніе Божіе было для него всѣмъ. Этому удивляемся и мы; но что можетъ сравниться съ Павломъ? Онъ оставилъ для Іисуса не отечество, домъ и родственниковъ, но самый міръ, вѣрнѣе — презрѣлъ самое небо и небо небесъ, и искалъ только одного — любви Іисуса. Послушай, какъ онъ самъ выражаетъ это, когда говоритъ: ни настоящая, ни грядущая, ни высота, ни глубина не возможетъ насъ разлучити отъ любве Божія (Рим. 8, 38-39). Тотъ, подвергая себя самого опасностямъ, избавилъ племянника своего отъ иноплеменниковъ; а этотъ не племянника, не три или пять городовъ, но всю вселенную исхитилъ изъ рукъ не иноплеменниковъ, но самихъ бѣсовъ, подвергаясь каждый день безчисленнымъ опасностямъ и собственными смертями доставляя великую безопасность другимъ. Тамъ верхъ добродѣтелей и крайнюю степень любомудрія составляетъ принесеніе сына въ жертву; но и здѣсь у Павла мы найдемъ преимущество, потому что не сына, а себя самого онъ тысящекратно приносилъ въ жертву, какъ я сказалъ выше. Чему можно удивляться въ Исаакѣ? Кромѣ многаго другого, особенно его незлобію, тому, что онъ, копая колодцы и бывъ изгоняемъ изъ своихъ предѣловъ (Быт. гл. 26), не противился, но терпѣлъ, видя засыпаемые колодцы, и постоянно переходилъ на другое мѣсто, не вооружаясь никогда на обижавшихъ его, но уступая и вездѣ отказываясь отъ собственнаго имѣнія, доколѣ не насытилъ неправедной жадности ихъ. Но Павелъ, видя не колодцы, засыпаемые камнями, но собственное свое тѣло, не уступалъ только, какъ тотъ, а тѣхъ самыхъ, которые бросали на него камни, старался возвести на небо; чѣмъ больше засыпали этотъ источникъ, тѣмъ больше онъ прорывался и обильнѣйшія изливалъ постоянно рѣки. Писаніе удивляется терпѣнію сына Исаакова. Но какая адамантовая душа можетъ оказать терпѣніе Павлово? Онъ трудился не дважды семь лѣтъ, но всю жизнь за невѣсту Христову, перенося не зной только дневной и холодъ ночной, но терпя безчисленныя тучи искушеній, то принимая бичеванія, то подвергаясь побиванію тѣла камнями, то сражаясь съ звѣрями, то борясь съ моремъ, непрестанно день и ночь претерпѣвая голодъ и холодъ, подпадая всюду опасностямъ и исторгая овецъ изъ пасти діавола. Іосифъ былъ цѣломудренъ. Но я боюсь, не будетъ ли смѣшно — восхвалять за это Павла, который распялъ себя для міра и не только на красоту тѣлесную, но и на всѣ вещи смотрѣлъ такъ, какъ мы (смотримъ) на прахъ и пепелъ, и былъ нечувствителенъ къ нимъ, какъ мертвый къ мертвому. Такъ онъ, тщательно укрощая естественныя пожеланія, никогда не питалъ никакого пристрастія ни къ чему человѣческому.
Всѣ люди удивляются Іову, и весьма справедливо: онъ былъ дѣйствительно великій подвижникъ и можетъ равняться съ самимъ Павломъ по терпѣнію, по чистотѣ жизни, по исповѣданію Бога, по крѣпкой борьбѣ, по дивной побѣдѣ, послѣдовавшей за борьбою. Но Павелъ не нѣсколько мѣсяцевъ провелъ въ такихъ подвигахъ, а много лѣтъ, не глыбы земли обливая гноемъ, сидя на гноищѣ, а непрестанно впадая въ самую пасть невидимаго льва и, борясь съ безчисленными искушеніями, былъ тверже всякаго камня; и не отъ трехъ или четырехъ друзей, но отъ невѣрующихъ лжебратій терпѣлъ оскорбленія, оплеванія и злословія. Велико было гостепріимство Іова и попеченіе о нуждающихся? И мы не будемъ опровергать этого; но находимъ, что оно столько ниже попеченія Павлова, сколько тѣло ниже души. Чтó тотъ дѣлалъ для страждущихъ тѣломъ, тó этотъ дѣлалъ для немощныхъ душею, исправляя всѣхъ храмлющихъ и слѣпотствующихъ умомъ и облекая нагихъ и непристойныхъ одеждою любомудрія; да и въ отношеніи къ тѣлеснымъ нуждамъ онъ столько превосходилъ его, сколько важнѣе помогать нуждающимся, когда самъ терпишь бѣдность и голодъ, нежели дѣлать это отъ избытка. У того домъ отворенъ былъ для всякаго приходящаго; а у этого душа была открыта для всей вселенной и принимала въ себя всѣ народы. Поэтому онъ и говорилъ: не тѣсно вмѣщаетеся въ насъ: утѣсняетеся же во утробахъ вашихъ (2 Кор. 6, 12). Тотъ былъ щедръ для нуждающихся, имѣя у себя безчисленное множество овецъ и воловъ; а этотъ, не имѣя у себя ничего, кромѣ тѣла, самымъ этимъ тѣломъ трудился для нуждающихся: нуждамъ моимъ, говоритъ онъ, и сущымъ со мною послужистѣ руцѣ мои сіи (Дѣян. 20, 34), то есть, тѣлесными работами доставлялъ онъ содержаніе алчущимъ и жаждущимъ. Черви и раны причиняли Іову жестокія и нестерпимыя мученія? Признаю это и я; но если противопоставишь этому бичеванія, какія терпѣлъ Павелъ столько лѣтъ, непрестанный голодъ его, наготу, узы, темницу, опасности, козни противъ него отъ своихъ, отъ чужихъ, отъ властителей, отъ всей вселенной, и вмѣстѣ съ этимъ еще болѣе тяжелое, именно — скорби о падающихъ, заботу о всѣхъ церквахъ, пламенное безпокойство, какое испытывалъ онъ о каждомъ изъ соблазняющихся, — то увидишь, какъ душа, переносившая это, была тверже камня и превосходила (крѣпостію) желѣзо и адамантъ. Такимъ образомъ, что тотъ переносилъ тѣломъ, то этотъ душею, и сильнѣе всякаго червя снѣдала душу его скорбь о каждомъ изъ соблазняющихся. Поэтому онъ непрестанно проливалъ источники слезъ не только днемъ, но и ночью, и о каждомъ изъ нихъ мучился тяжелѣе всякой жены рождающей; потому и говорилъ: чадца моя, ими же паки болѣзную (Гал. 4, 19). Кому можно удивляться послѣ Іова? Конечно, Моисею. Но Павелъ и его превзошелъ во многомъ. Много въ немъ великаго, главное же и высшее достоинство этой святой души состоитъ въ томъ, что онъ для спасенія іудеевъ соглашался самъ быть изглажденнымъ изъ книги Божіей (Исх. 32, 32). Но онъ рѣшался погибнуть вмѣстѣ съ другими; а Павелъ рѣшался не вмѣстѣ съ другими погибнуть, но такъ, чтобы другіе спаслись, а онъ самъ лишился вѣчной славы. Тотъ боролся съ фараономъ, а этотъ — съ діаволомъ ежедневно; тотъ подвивался за одинъ народъ, а этотъ — за всю вселенную, обливаясь не пóтомъ, но кровію вмѣсто пота, и исправляя не только населенныя земли, но и пустынныя, не только Элладу, но и варварскую страну.
Затѣмъ надлежало бы представить Іисуса (Навина), и Самуила, и прочихъ пророковъ, но чтобы слишкомъ не распространить бесѣды, перейдемъ къ главнѣйшимъ изъ нихъ, потому что когда онъ, окажется выше этихъ, то и о прочихъ не останется никакого сомнѣнія. Итакъ, кто главнѣйшіе?
Кто же послѣ вышеупомянутыхъ, если не Давидъ, и Илія, и Іоаннъ, изъ которыхъ одинъ — предтеча перваго, а другой — предтеча второго пришествія Господня, и потому называются одинъ именемъ другого? Что отличнаго въ Давидѣ? Смиренномудріе и любовь къ Богу. Но кто больше, или по крайней мѣрѣ кто не меньше Павловой души имѣлъ то и другое? Что удивительнаго въ Иліѣ? То ли, что онъ заключилъ небо, навелъ голодъ и низвелъ огонь? Нѣтъ, я думаю, а то, что онъ ревновалъ о Господѣ и былъ въ этомъ сильнѣе огня. Но если посмотришь на ревность Павла, то увидишь, что онъ столько превосходитъ Илію, сколько тотъ превосходитъ прочихъ пророковъ. Что въ самомъ дѣлѣ можетъ сравниться съ тѣми словама, которыя онъ говорилъ, ревнуя о славѣ Господней: молилбыхся самъ азъ отлученъ быти отъ Христа по братіи моей, сродницѣхъ моихъ по плоти (Рим. 9, 3)? Поэтому, тогда какъ ему предстояли небеса, вѣнцы и награды, онъ не спѣшилъ, медлилъ и говорилъ: еже пребывати во плоти, нужнѣйше есть васъ ради (Флп. 1, 24). Посему ни одной ни изъ видимыхъ тварей, ни изъ невидимыхъ онъ не считалъ достаточною для выраженія его любви и ревности, но искалъ другой, не существующей, чтобы выразить то, чего хотѣлъ и желалъ. Іоаннъ ѣлъ акриды и дикій медъ. Но Павелъ среди вселенной жилъ такъ, какъ тотъ въ пустынѣ, — не акридами питаясь и дикимъ медомъ, но имѣя трапезу гораздо бѣднѣе и даже нуждаясь въ необходимой пищѣ по ревности къ проповѣди. Тотъ показалъ великую смѣлость въ обличеніи Ирода? Но этотъ заграждалъ уста не одному, двумъ или тремъ, а безчисленному множеству подобныхъ ему, или, лучше сказать, гораздо болѣе свирѣпымъ, чѣмъ тотъ тиранъ. Остается, наконецъ, сравнить Павла съ ангелами: поэтому, оставивъ землю, вознесемся на своды небесные. Никто пусть не считаетъ рѣчи нашей дерзкою. Если Писаніе называетъ ангеломъ Іоанна и священниковъ, то что удивительнаго, когда мы сравнимъ съ этими силами того, кто превосходнѣе всѣхъ? Что же въ нихъ есть великаго? То, что они во всей точности повинуются Богу, о чемъ и Давидъ съ удивленіемъ говоритъ: силніи крѣпостію, творящіи слово Его (Псал. 102, 20). Подлинно, нѣтъ ничего равнаго этому, хотя бы они были тысящекратно безтѣлесными, такъ какъ то особенно и дѣлаетъ ихъ блаженными, что они повинуются повелѣніямъ (Божіимъ) и ни въ чемъ не ослушиваются. Но и въ Павлѣ можно видѣть, какъ онъ соблюдалъ это въ точности: онъ не только исполнялъ слово Божіе, но и всѣ повелѣнія и даже сверхъ повелѣній, какъ онъ самъ выразилъ это, сказавъ: кая убо ми есть мзда; да благовѣствуяй безъ мзды положу благовѣстіе Христово (1 Кор. 9, 18)? Что еще съ удивленіемъ говоритъ пророкъ объ ангелахъ? Творяй ангелы своя духи, говоритъ онъ, и слуги своя пламень огненный (Псал. 103, 4). Но и это можно видѣть въ Павлѣ, потому что онъ, какъ духъ и огонь, обтекалъ всю вселенную и очищалъ землю. Но онъ еще не достигъ неба? Это и удивительно, что онъ былъ таковъ на землѣ и, бывъ облеченъ смертнымъ тѣломъ, равнялся съ безтѣлесными силами. Какого же осужденія достойны мы, если, тогда какъ одинъ человѣкъ совмѣщаетъ въ себѣ всѣ добродѣтели, мы не стараемся подражать ему даже въ малѣйшей части? Итакъ, помышляя объ этомъ, постараемся избавить себя отъ осужденія и подражать его ревности, чтобы удостоиться получить такія же блага, благодатію и человѣколюбіемъ Господа нашего Іисуса Христа, Которому слава и держава, нынѣ и присно, и во вѣки вѣковъ. Аминь.
Примѣчаніе:
[1] Семь бесѣдъ о св. апостолѣ Павлѣ произнесены въ Антіохіи. — Время произнесеній неизвѣстно; по нѣкоторымъ соображеніямъ (Тиллемона) это было въ 387-мъ году.
Источникъ: Творенія святаго отца нашего Іоанна Златоуста, архіепископа Константинопольскаго, въ русскомъ переводѣ. Томъ второй: Въ двухъ книгахъ. Кн. II. — СПб: Изданіе С.-Петербургской Духовной Академіи, 1896. — С. 515-521.
Бесѣда вторая.
Что такое человѣкъ, каково благородство нашей природы и къ какой добродѣтели способно это существо, — больше всѣхъ людей показалъ на себѣ Павелъ. Съ того времени, какъ сталъ (апостоломъ), донынѣ онъ громкимъ голосомъ оправдываетъ Господа противъ всѣхъ, осуждающихъ Его за такое устроеніе насъ, побуждаетъ къ добродѣтели, заграждаетъ безстыдныя уста хулителей и показываетъ, что между ангелами и людьми не велико разстояніе, если мы захотимъ быть внимательными къ самимъ себѣ. Онъ получилъ не иное естество, имѣлъ не иную душу, жилъ не въ иномъ мірѣ, но былъ воспитанъ на такой же землѣ, въ такой же странѣ, подъ такими же законами и обычаями, и превзошелъ всѣхъ людей, бывшихъ съ того времени, какъ стали существовать люди. Гдѣ же тѣ, которые говорятъ, что добродѣтель трудна, а порокъ легокъ? Павелъ утверждаетъ противное имъ: еже нынѣ легкое печали, говоритъ онъ, по преумноженію въ преспѣяніе тяготу вѣчную славы содѣловаетъ (2 Кор. 4, 17). Если же легки скорби, то тѣмъ болѣе — внутреннія удовольствія.
И не только то въ немъ удивительно, что отъ избытка ревности онъ не чувствовалъ трудовъ, подъятыхъ для добродѣтели, но что и этой послѣдней онъ преданъ былъ не ради награды. Мы и при предстоящихъ наградахъ не выдерживаемъ трудовъ для добродѣтели; а онъ и безъ наградъ исполнялъ и любилъ ее, и кажущіяся препятствія къ ней побѣждалъ со всею легкостію, не ссылаясь ни на слабость тѣла, ни на множество дѣлъ, ни на власть природы, и ни на что другое. Не смотря на то, что онъ былъ обремененъ заботами больше всѣхъ военачальниковъ и царей на землѣ, онъ съ каждымъ днемъ однако возрасталъ въ силахъ, и съ увеличеніемъ для него опасностей пріобрѣталъ новую ревность, какъ онъ самъ выражалъ это, когда говорилъ: задняя убо забывая, въ предняя же простираяся (Флп. 3, 13); и ожидая смерти, призывалъ къ участію въ этой радости, говоря: радуйтеся и сорадуйтеся мнѣ (Флп. 2, 18); и при видѣ опасностей, обидъ и всякаго безчестія, также ликовалъ, и въ посланіи къ Коринѳянамъ говорилъ: тѣмъ же благоволю въ немощехъ, въ досажденіихъ, во изгнаніихъ (2 Кор. 12, 10). Все это онъ называлъ оружіемъ правды, выражая, что и отсюда онъ получалъ величайшую пользу, и со всѣхъ сторонъ былъ неуловимъ для враговъ. Вездѣ встрѣчая удары, оскорбленія, злословія, онъ, совершая какъ бы торжественное шествіе и воздвигая по всей землѣ непрерывные трофеи, восхищался и возносилъ благодарность Богу, говоря: Богу же благодареніе, всегда побѣдители насъ творящему (2 Кор. 2, 14).
Безчестія и оскорбленія за проповѣдь онъ искалъ больше, чѣмъ мы — чести, смерти больше, чѣмъ мы жизни, бѣдности больше, чѣмъ мы богатства, трудовъ больше, чѣмъ другіе покоя, и не просто больше, но гораздо больше, печали больше, нежели другіе радости, и молитвъ за враговъ больше, нежели другіе молитвъ противъ враговъ. Такимъ образомъ онъ превращалъ порядокъ вещей, или — лучше — мы превратили его, а онъ соблюдалъ его такъ, какъ установилъ Богъ. Все первое естественно, а послѣднее напротивъ. Кто служитъ тому доказательствомъ? Павелъ, который былъ человѣкомъ и однако искалъ перваго больше, нежели послѣдняго. Одно только было для него страшно и опасно, — оскорбить Бога, а болѣе ничто; равно и вожделѣннымъ для него было не что иное, какъ угождать Богу; не говорю: ничто изъ настоящаго [не было для него вожделѣнно], но даже и изъ будущаго. Не говори мнѣ о городахъ, народахъ, царяхъ, войскѣ, оружіи, богатствѣ, начальствѣ и власти, — это онъ не считалъ даже и за паутину; но представь то, чтó на небесахъ, и тогда увидишь силу любви его ко Христу. Питая эту любовь, онъ не удивлялся достоинству ни ангеловъ, ни архангеловъ, и ничему другому подобному, потому что имѣлъ въ себѣ то, что выше всего, — любовь Христову, — и съ нею онъ считалъ себя блаженнѣе всѣхъ, а безъ нея не желалъ быть ни съ Господствами, ни съ Началами, ни съ Властями; съ этою любовію онъ лучше желалъ быть въ числѣ послѣднихъ и наказываемыхъ, нежели безъ нея въ числѣ высшихъ и получающихъ почести; единственное наказаніе для него было — лишиться этой любви: это было для него геенною, мученіемъ, верхомъ золъ; равно какъ имѣть ее было наслажденіемъ: въ этомъ для него была жизнь, міръ, ангелъ, настоящее, будущее, царство, обѣтованіе, верхъ благъ. Все другое, что не относилось сюда, онъ не считалъ ни прискорбнымъ, ни пріятнымъ, но презиралъ все видимое точно гнилую траву. Властители и народы, дышащіе гнѣвомъ, казались ему комарами, а смерть, казни и безчисленныя мученія — дѣтскими игрушками, кромѣ развѣ, когда онъ терпѣлъ изъ-за Христа: тогда и ими онъ восхищался, и узами величался такъ, какъ не величался и Неронъ, имѣя діадему на головѣ, и въ темницѣ жилъ, какъ на самомъ небѣ, и раны и бичеванія принималъ съ большимъ удовольствіемъ, нежели другіе хватаютъ награды. Онъ любилъ труды не меньше награды, считая самые труды наградою для себя, — почему и называлъ ихъ благодатію. Посмотри: разрѣшиться и быть со Христомъ было для него наградою, а оставаться во плоти — подвигомъ; однако онъ избираетъ послѣднее преимущественно предъ первымъ, и говоритъ, что это для него необходимѣе. Быть отлученнымъ отъ Христа было для него подвигомъ и трудомъ, или — вѣрнѣе — выше и подвига и труда, а быть со Христомъ — наградою, однако, для Христа онъ избираетъ первое преимущественно предъ послѣднимъ. Но, можетъ быть, кто-нибудь скажетъ, что все это было ему пріятно ради Христа. И я также говорю, что ему доставляло великое удовольствіе то, что намъ причиняетъ скорбь. Но для чего я говорю объ опасностяхъ и другихъ бѣдствіяхъ? Онъ былъ непрестанно въ скорби, — посему и говорилъ: кто изнемогаетъ, и не измемогаю; кто соблазняется, и азъ не разжизаюся (2 Кор. 11, 29)? Кто-нибудь скажетъ, что и въ скорби есть удовольствіе; напримѣръ, многіе, потерявъ дѣтей и имѣя свободу — плакать, находятъ утѣшеніе, а если имъ препятствуютъ въ этомъ, то печалятся. Такъ и Павелъ, проливая слезы ночь и день, находилъ въ нихъ утѣшеніе, потому что никто такъ не плакалъ о собственныхъ бѣдствіяхъ, какъ онъ о чужихъ. Что, думаешь ты, чувствовалъ онъ, когда, видя, что іудеи не спасаются, просилъ быть самому ему лишеннымъ вышней славы, чтобы они спаслись (Рим. 9, 3)? Отсюда видно, что неспасеніе ихъ было для него гораздо тяжелѣе, потому что если бы это не было тяжелѣе, онъ не просилъ бы о томъ; онъ избралъ то (лишеніе небесной славы), какъ легчайшее и болѣе утѣшительное, и не просто лишь желалъ, но и взывалъ такъ: яко скорбь ми есть и болѣзнь сердцу моему (Рим. 9, 2). Итакъ, кто ежедневно, такъ сказать, плакалъ о живущихъ по всей вселенной, и о всѣхъ вообще народахъ и городахъ, и о каждомъ порознь, того съ чѣмъ можно сравнить? Съ какимъ желѣзомъ? Съ какимъ адамантомъ? Какою можно назвать эту душу? Золотою или адамантовою? Она была тверже всякаго адаманта, дороже золота и драгоцѣнныхъ камней; первый онъ превосходилъ своею твердостію, а послѣдніе — своею драгоцѣнностію. Съ чѣмъ же можно сравнить ее? Ни съ чѣмъ существующимъ.
Если бы адамантъ сдѣлался золотомъ и золото адамантомъ, тогда составилось бы изъ нихъ нѣкоторое для ней подобіе. Но для чего мнѣ сравнивать ее съ адамантомъ и золотомъ? Весь міръ противопоставь ей, и тогда увидишь, что душа Павлова важнѣе его. Въ самомъ дѣлѣ, если о тѣхъ, которые скитались въ милотяхъ, въ пещерахъ и въ малой части вселенной, онъ говоритъ [что весь міръ не былъ достоинъ ихъ] (Евр. 11, 38), то гораздо болѣе мы можемъ сказать о немъ самомъ, что онъ достоинствомъ своимъ былъ равенъ всѣмъ. Но если міръ не стóитъ его, то кто же стóитъ? Можетъ быть небо? Нѣтъ, и оно мало, потому что, если онъ самъ небу и тому, что на небѣ, предпочелъ любовь Господню, то гораздо болѣе Господь, Который столько превышаетъ его благостію, сколько добро выше зла, предпочтетъ его множеству небесъ. Онъ любитъ насъ не такъ, какъ мы Его, но настолько больше, что невозможно выразить никакимъ словомъ. Посмотри, чего удостоилъ Онъ Павла еще прежде будущаго воскресенія: восхитилъ его въ рай, вознесъ на третіе небо, сообщилъ ему такія тайны, какихъ нельзя пересказать никому изъ имѣющихъ человѣческую природу; и весьма справедливо, потому что онъ, ходя еще по землѣ, все дѣлалъ такъ, какъ бы жилъ въ обществѣ ангеловъ, бывъ связанъ смертнымъ тѣломъ, являлъ ихъ чистоту и, бывъ подверженъ такимъ немощамъ, старался быть нисколько не ниже вышнихъ силъ. Подлинно, какъ птица, онъ леталъ по вселенной, и, какъ безтѣлесный, презиралъ труды и опасности, и, какъ бы уже достигшій неба, пренебрегалъ всѣмъ земнымъ, и, какъ бы обращающійся съ самими безтѣлесными силами, былъ постоянно бодръ. Хотя и ангеламъ часто были ввѣряемы различные народы, но ни одинъ изъ нихъ не устроилъ такъ ввѣреннаго себѣ народа, какъ Павелъ всю вселенную. Не говори мнѣ, что не Павелъ былъ устроителемъ ея, съ этимъ согласенъ и я. Но если и не самъ онъ успѣвалъ въ этомъ, то и въ такомъ случаѣ нельзя лишить его похвалы за это, такъ какъ онъ сдѣлалъ себя достойнымъ такой благодати. Михаилу ввѣренъ былъ народъ іудейскій, а Павлу — суша и море, обитаемыя страны и необитаемыя. Говорю это не къ униженію ангеловъ, нѣтъ, но дабы показать, что, и будучи человѣкомъ, можно быть вмѣстѣ съ ними и стоять подлѣ нихъ. И для чего не ангеламъ было ввѣрено это? Для того, чтобы ты не имѣлъ никакого извиненія въ своемъ нерадѣніи, и не ссылался на различіе естества для оправданія своей безпечности. А между тѣмъ произошло и еще болѣе дивное. Въ самомъ дѣлѣ, развѣ не удивительно, и не странно, что слово, произносимое бреннымъ языкомъ, прогоняетъ смерть, разрѣшаетъ грѣхи, исправляетъ поврежденную природу и дѣлаетъ землю небомъ? Потому я и удивляюсь силѣ Божіей, потому и изумляюсь ревности Павла, что онъ принялъ такую благодать, что онъ такъ приготовилъ себя. И васъ увѣщеваю не удивляться только, но и подражать этому образцу добродѣтели, потому что такимъ образомъ мы можемъ сдѣлаться участниками одинаковыхъ съ нимъ вѣнцовъ. Если же ты удивляешься, слыша, что, совершивъ то же, и ты получишь то же, то послушай, какъ онъ самъ говоритъ: подвигомъ добрымъ подвизахся, теченіе скончахъ, вѣру соблюдохъ: прочее убо соблюдается мнѣ вѣнецъ правды, егоже воздастъ ми Господь въ день онъ, праведный Судія: не токможе мнѣ, но и всѣмъ, возлюблшимъ явленіе Его (2 Тим. 4, 7-8). Видишь ли, какъ онъ призываетъ всѣхъ участвовать въ томъ же? Итакъ, если всѣмъ предстоитъ то же, постараемся всѣ сдѣлаться достойными обѣтованныхъ благъ; будемъ смотрѣть не на величіе только и превосходство дѣлъ его, но и на силу его ревности, которою онъ пріобрѣлъ себѣ такую благодать, и на сродство природы, по которому онъ имѣлъ все то же, что и мы. Такимъ образомъ и весьма трудное для исполненія окажется для насъ удобнымъ и легкимъ, и потрудившись въ это краткое время, мы удостоимся носить не тлѣнный и безсмертный вѣнецъ, благодатію и человѣколюбіемъ Господа нашего Іисуса Христа, Которому слава и держава нынѣ и присно, и во вѣки вѣковъ. Аминь.
Источникъ: Творенія святаго отца нашего Іоанна Златоуста, архіепископа Константинопольскаго, въ русскомъ переводѣ. Томъ второй: Въ двухъ книгахъ. Кн. II. — СПб: Изданіе С.-Петербургской Духовной Академіи, 1896. — С. 521-525.
Бесѣда третья.
Блаженный Павелъ, выражая силу человѣческой ревности и то, что мы можемъ достигать до самаго неба, — оставивъ ангеловъ, архангеловъ и прочія силы, иногда повелѣваетъ только по нему одному подражать Христу: подражатели мнѣ бывайте, говоритъ онъ, якоже и азъ Христу (1 Кор. 11, 1); а иногда и безъ себя возводитъ ихъ къ Самому Богу: бывайте убо, говоритъ, подражатели Богу, якоже чада возлюбленная (Ефес. 5, 1). Потомъ, желая показать, что ничто столько не составляетъ этого подражанія, какъ общеполезная жизнь и стараніе — быть полезнымъ для каждаго, онъ присовокупляетъ: ходите въ любви (Ефес. 5, 2). Поэтому, сказавъ: подражатели мнѣ бывайте, онъ тотчасъ начинаетъ бесѣдовать о любви, выражая, что эта особенно добродѣтель приближаетъ къ Богу. Всѣ прочія ниже ея, и всѣ имѣютъ отношеніе къ одному человѣку, напримѣръ, борьба съ похотью, война съ чревомъ, сопротивленіе сребролюбію, сраженіе съ гнѣвомъ; а любовь — это общее у насъ съ Богомъ. Поэтому и Христосъ говорилъ: молитеся за творящихъ вамъ напасть, да будете подобными Отцу вашему, Иже есть на небесѣхъ (Матѳ. 5, 44-45). И Павелъ, признавая это главнымъ изъ благъ, совершалъ его съ великимъ усердіемъ. Подлинно, никто такъ не любилъ враговъ, никто такъ не благодѣтельствовалъ строившимъ ему козни, никто такъ не страдалъ за оскорбителей своихъ, — потому что онъ смотрѣлъ не на то, чтó самъ терпѣлъ, но помышлялъ объ общности природы, и чѣмъ больше они свирѣпствовали, тѣмъ больше онъ жалѣлъ объ ихъ неистовствѣ. Какъ отецъ скорбитъ о сынѣ, впадшемъ въ сумасшествіе, и чѣмъ больше больной оскорбляетъ и бьетъ его, тѣмъ больше онъ жалѣетъ и оплакиваетъ его, — такъ и Павелъ, по чрезмѣрности бѣсовскихъ дѣйствій заключая о силѣ болѣзни оскорблявшихъ его, располагался къ большему о нихъ попеченію.
Послушай, съ какою кротостію, съ какимъ состраданіемъ онъ говоритъ намъ о тѣхъ самыхъ, которые пять разъ бичевали его, побивали камнями, связывали, жаждали его крови и ежедневно желали растерзать его: свидѣтельствую бо имъ, говоритъ онъ, яко ревность Божію имутъ, но не по разуму (Рим. 10, 2). И въ другомъ мѣстѣ, обуздывая тѣхъ, которые превозносились надъ ними, говоритъ: не высокомудрствуй, но бойся: аще бо Богъ естественныхъ вѣтвей не пощадѣ, да не како и тебе не пощадитъ (Рим. 11, 20-21). Такъ какъ онъ гналъ опредѣленіе Господа, произнесенное противъ нихъ, то дѣлалъ все, что было въ его власти, — непрестанно плакалъ о нихъ, скорбѣлъ, останавливалъ желавшихъ нападать на нихъ и по возможности старался найти для нихъ хотя тѣнь извиненія. И такъ какъ не могъ убѣдить ихъ словомъ, по упорству ихъ и ожесточенію, то обращался къ непрестаннымъ молитвамъ: братіе, говорилъ онъ, благоволеніе убо мое и молитва моя яже къ Богу о нихъ есть во спасеніе (Рим. 10, 1). Напоминалъ имъ и о благихъ надеждахъ: нераскаянна бо, говорилъ, дарованія и званіе Божіе (Рим. 11, 29), — чтобы они не отчаялись совершенно и не погибли. Все это было знакомъ его попечительности и великой къ нимъ горячности, равно какъ и слѣдующія его слова: пріидетъ отъ Сіона избавляяй, и отвратитъ нечестіе отъ Іакова (Рим. 11, 26). Такъ сильно онъ мучился и терзался, видя погибающихъ! Поэтому старался найти себѣ и много утѣшеній въ такой скорби, и говорилъ: пріидетъ избавляяй и отвратитъ нечестіе отъ Іакова; и еще: такожде и сіи противишася вашей милости, да и тіи помиловани будутъ (Рим. 11, 31). Такъ поступалъ и Іеремія, стараясь и употребляя всѣ силы — найти какое-нибудь оправданіе грѣшникамъ, и говорилъ: беззаконія наша противусташа намъ, сотвори намъ ради тебе (Іер. 14, 7), н еще: нѣсть человѣку путь его, ниже мужъ пойдетъ и исправитъ шествіе свое (Іер. 10, 23). И въ другомъ мѣстѣ говорится: помяни, яко персть есмы (Псал. 102, 14). Такъ обыкновенно поступаютъ молящіеся за грѣшниковъ: если они не могутъ сказать ничего основательнаго, то придумываютъ какую-нибудь тѣнь оправданія, которая хотя не можетъ быть принята за непреложную истину, однако утѣшаетъ тѣхъ, которые скорбятъ о погибающихъ. Поэтому и мы не будемъ въ точности изслѣдовать такихъ оправданій, но помня, что это — слова скорбящей души, ищущей сказать что-нибудь за грѣшниковъ, такъ и будемъ принимать ихъ. Но развѣ онъ былъ такой только въ отношеніи къ іудеямъ, а ко внѣшнимъ не таковъ? Нѣтъ; онъ былъ всѣхъ сострадательнѣе и къ своимъ, и къ чужимъ. Послушай, чтó говоритъ онъ Тимоѳею: рабу же Господню не подобаетъ сваритися, но тиху быти ко всѣмъ, учителну, незлобиву, съ кротостію наказующу противныя, еда како дастъ имъ Богъ покаяніе въ разумъ истины, и возникнутъ отъ діаволскія сѣти, живи уловлени отъ него въ свою его волю (2 Тим. 2, 24-26). Хочешь ли видѣть, какъ онъ бесѣдовалъ и съ согрѣшившими? Послушай, что говоритъ онъ въ посланіи къ Коринѳянамъ: боюся же, еда како пришедъ, не яцѣхъ же хощу, обрящу васъ; и немного послѣ: да не паки пришедша мя смиритъ Богъ мой у васъ, и восплачуся многихъ прежде согрѣшившихъ и не покаявшихся о нечистотѣ и студоложствіи, яже содѣяша (2 Кор. 12, 20-21). И въ посланіи къ Галатамъ говоритъ: чадца моя, имиже паки болѣзную, дондеже вообразится Христосъ въ васъ (Гал. 4, 19). Послушай, какъ и о блудникѣ онъ скорбитъ не меньше его самого и ходатайствуетъ за него, говоря: утвердите къ нему любовь (2 Кор. 2, 8), и когда отлучалъ его, то дѣлалъ это со многими слезами: отъ печали бо многія, говоритъ, и туги сердца написахъ вамъ, не яко да оскорбитеся, но любовь да познаете, юже имамъ изобилно къ вамъ (2 Кор. 2, 4); и еще: быхь іудеемъ яко іудей, подзаконнымъ яко подзаконенъ, немощнымъ яко немощенъ, всѣмъ быхъ вся, да всяко нѣкія спасу (1 Кор. 9, 20. 22); и еще въ другомъ мѣстѣ: да представлю всякаго человѣка совершенна о Христѣ Іисусѣ (Кол. 1, 28). Видишь ли душу, которая выше всей земли? Всякаго человѣка онъ хотѣлъ представить такимъ, и, съ своей стороны, всѣхъ представилъ. Подлинно, какъ бы самъ родивъ всю вселенную, онъ безпокоился, трудился, старался всѣхъ ввести въ царство, исцѣляя, увѣщевая, обѣщая, молясь, упрашивая, устрашая бѣсовъ, прогоняя развращающихъ, своимъ присутствіемъ, посланіями, словами, дѣлами, чрезъ учениковъ и самъ лично поднимая падающихъ, укрѣпляя стоящихъ, возстановляя поверженныхъ, врачуя сокрушенныхъ, возбуждая безпечныхъ, страшно вопія противъ враговъ, грозно взирая на противниковъ; подобно какому-нибудь военачальнику или отличному врачу, онъ самъ былъ и оруженосцемъ, и щитоносцемъ, и защитникомъ, и помощникомъ, самъ былъ всѣмъ для войска; и не только о духовныхъ потребностяхъ, но и о тѣлесныхъ обнаруживалъ великое попеченіе, великую заботливость. Послушай, какъ онъ пишетъ объ одной женщинѣ къ цѣлому народу: вручаю же вамъ, говоритъ, Фиву сестру нашу, сущу служителницу церкве яже въ Кенхреехъ, да пріимете ю о Господѣ достойнѣ святымъ, и споспѣшествуйте ей, о ней же аще отъ васъ потребуетъ вещи (Рим. 16, 1-2). И еще: вѣсте домъ Стефаниновъ: да и вы повинуйтеся таковымъ; и еще: познавайте таковыя (1 Кор. 16, 15. 18). Любви святыхъ свойственно помогать и въ этихъ нуждахъ. Такъ и Елисей не духовную только пользу оказалъ принявшей его женщинѣ, но старался вознаградить ее и вещественными благами; поэтому и говорилъ: аще есть тебѣ слово къ царю или ко князю (4 Цар. 4, 13)? Что же удивительнаго, если Павелъ употреблялъ ходатайство въ посланіяхъ и, призывая кого-нибудь къ себѣ, не считалъ недостойнымъ и того, чтобы позаботиться о нужномъ для нихъ на пути и упомянуть объ этомъ въ посланіи? Такъ въ посланіи къ Титу онъ говоритъ: Зину законника и Аполлоса скоро предпосли, да ничтоже имъ скудно будетъ (Тит. 3, 13). Если же онъ, дѣлая порученія, такъ тщательно заботился, то тѣмъ болѣе сдѣлалъ бы все, когда бы видѣлъ находящихся въ опасности. Посмотри, какъ онъ въ посланіи къ Филимону заботится объ Онисимѣ, какъ мудро, какъ ревностно пишетъ о немъ. Если же объ одномъ рабѣ, и притомъ сбѣжавшемъ и унесшемъ много отъ господина своего, онъ не отказался составить цѣлое посланіе, то представь, каковъ онъ былъ въ отношеніи къ другимъ. Одно только онъ считалъ постыднымъ — пренебрегать чѣмъ-нибудь, потребнымъ для спасенія. Поэтому онъ употреблялъ всѣ средства и не щадилъ ничего для спасаемыхъ, ни словъ, ни имущества, ни тѣла; многократно жертвуя своею жизнію, онъ тѣмъ болѣе не пожалѣлъ бы имущества, если бы имѣлъ его. Но что я говорю: если бы имѣлъ? Не смотря и на отсутствіе (у него имущества), можно доказать, что онъ не жалѣлъ его. Не принимай этихъ словъ за загадку, а послушай опять, какъ онъ самъ говоритъ: азъ въ сладость иждиву и иждивенъ буду по душахъ вашихъ (2 Кор. 12, 15). И въ рѣчи къ Ефесянамъ говоритъ: сами вѣсте, яко требованію моему и сущымъ со мною послужистѣ руцѣ мои сіи (Дѣян. 20, 34). Будучи великъ въ главной изъ добродѣтелей — любви, онъ былъ сильнѣе всякаго пламени; какъ желѣзо, брошенное въ огонь, все дѣлается огнемъ, такъ и онъ, пылая огнемъ любви, весь сталъ любовію; и какъ общій отецъ всей вселенной, онъ поступалъ со всѣми подобно родителямъ, или — лучше — превосходилъ всѣхъ родителей заботами о тѣлесныхъ и духовныхъ нуждахъ, не щадя для возлюбленныхъ ничего, ни имущетства, ни словъ, ни тѣла, ни души.
Поэтому онъ и называлъ любовь исполненіемъ закона, союзомъ совершенства, матерію всѣхъ благъ, началомъ и концомъ добродѣтели, поэтому и говорилъ: конецъ же завѣщанія есть любы отъ чиста сердца и совѣсти благія (Тим. 1, 5); и еще: еже бо непрелюбы сотвориши, не убіеши, и аще кая ина заповѣдь, въ семъ словеси совершается, во еже возлюбиши искренняго твоего, якоже самъ себе (Рим. 13, 9). Итакъ, если и начало, и конецъ, и всѣ блага — въ любви, будемъ и въ ней соревновать Павлу, потому что и онъ чрезъ нее сдѣлался такимъ. Не указывай мнѣ на мертвыхъ, которыхъ онъ воскрешалъ, и на прокаженныхъ, которыхъ онъ очищалъ: Богъ не потребуетъ отъ тебя ничего такого. Пріобрѣти любовь Павлову — и получишь совершенный вѣнецъ. Кто говоритъ это? Самъ питавшій въ себѣ любовь; онъ поставлялъ ее выше и знаменій, и чудесъ, и многаго другого. Такъ какъ онъ вполнѣ руководился ею, то и зналъ въ точности силу ея. Чрезъ нее онъ и самъ сдѣлался такимъ, и ничто столько не доставило ему достоинства, какъ сила любви, — почему онъ и говорилъ: ревнуйте дарованій большихъ, и еще по превосхожденію путь вамъ показую, называя любовь этимъ превосходнымъ и удобнымъ путемъ (1 Кор. 12, 31). Будемъ же и мы постоянно ходить этимъ путемъ, дабы намъ увидѣть Павла, или — лучше — Господа Павлова, и сподобиться нетлѣнныхъ вѣнцовъ, благодатію и человѣколюбіемъ Господа нашего Іисуса Христа, Которому слава и держава нынѣ и присно, и во вѣки вѣковъ. Аминь.
Источникъ: Творенія святаго отца нашего Іоанна Златоуста, архіепископа Константинопольскаго, въ русскомъ переводѣ. Томъ второй: Въ двухъ книгахъ. Кн. II. — СПб: Изданіе С.-Петербургской Духовной Академіи, 1896. — С. 525-529.
Похвальная бесѣда о святомъ отцѣ нашемъ Мелетіѣ, архіепископѣ Антіохіи Великой, и о ревности собравшихся [1].
Со всѣхъ сторонъ обводя глазами это священное стадо и видя городъ весь здѣсь присутствующимъ, не знаю, кого мнѣ ублажать прежде, — святого Мелетія, что онъ и по смерти пользуется такою честію, или вашу любовь, что вы оказываете столько расположенія къ своимъ пастырямъ и послѣ ихъ смерти. Подлинно, блаженъ онъ, что смогъ оставить такое очарованіе любви во всѣхъ васъ; блаженны и вы, что, принявъ залогъ любви, донынѣ постоянно сохраняете его неизмѣннымъ въ отношеніи къ тому, кто далъ его вамъ. Уже пятый годъ прошелъ съ того времени, какъ онъ отошелъ къ вожделѣнному Іисусу, но вы поспѣшили настрѣчу ему сегодня съ такою кипучею ревностію, какъ будто видѣлись съ нимъ вчера или третьяго дня. Поэтому можно позавидовать ему, что произвелъ такихъ дѣтей; но можно позавидовать и вамъ, что вашимъ жребіемъ было имѣть такого отца. Благороденъ и удивителенъ корень, но и плоды достойны этого корня. Въ самомъ дѣлѣ, какъ корень какой-либо дивный, скрываясь въ нѣдрахъ земли, хотя самъ и не виденъ, обнаруживаетъ однакожъ добрую силу свою чрезъ плоды, такъ точно и блаженный Мелетій, скрытый въ этой гробницѣ, хотя самъ невидимъ для насъ для глазъ тѣлесныхъ, обнаруживаетъ однакожъ чрезъ васъ плоды свои, силу своей благодати; и если бы мы стали молчать, то и одно это празднество и горячее ваше усердіе достаточно для того, чтобы громче трубы возгласить о любви святаго Мелетія къ дѣтямъ, потому что онъ воспламенилъ въ душѣ вашей такую любовь къ себѣ, что вы и имя его одно горячо принимаете и возбуждаетесь при самомъ его названіи.
Поэтому и я теперь не просто, но нарочито и съ намѣреніемъ постоянно вставляю среди моихъ словъ это имя, и какъ иной, сплетая золотой вѣнецъ и осыпая его перлами, множествомъ камней дѣлаетъ діадему блистательнѣе, такъ и я, сплетая сегодня вѣнецъ похвалъ для блаженной этой главы, вставляю въ словѣ своемъ постоянныя упоминанія его имени, какъ-бы множества перловъ, надѣясь этимъ сдѣлать его болѣе пріятнымъ и блистательнымъ. Таковъ законъ и таково свойство любящихъ, — привязываться и къ однимъ только именамъ любимыхъ, и къ самымъ названіямъ относиться съ горячностію, чтó и вы испытали въ отношеніи къ сему блаженному. Въ самомъ началѣ, какъ онъ прибылъ въ городъ и вы приняли его, каждый изъ васъ называлъ свое дитя его именемъ, думая чрезъ это имя ввести святого въ домъ свой, и матери, минуя отцевъ, дѣдовъ и прадѣдовъ, давали новорожденнымъ дѣтямъ имя блаженнаго Мелетія. Благочестивая ревность побѣждала природу, и дѣти съ этого времени были любезными для родителей не по естественной только любви, но и по расположенію къ такому имени. Самое имя это считали и украшеніемъ родства, и утвержденіемъ дома, и спасеніемъ для называющихся имъ, и утѣшеніемъ любви; и какъ сѣдящіе во тьмѣ, какъ скоро зажжена одна лампада, зажигаютъ отъ нея много свѣтильниковъ, и каждый вноситъ ихъ въ домъ свой, такъ точно и тогда, когда это имя, какъ свѣтъ, явилось въ городѣ, каждый вносилъ въ свой домъ имя этого блаженнаго, какъ бы зажигая свѣтильникъ и какъ бы пріобрѣтая чрезъ такое названіе сокровище безчисленныхъ благъ. Подлинно, происходившее тогда было обученіемъ благочестію: по необходимости постоянно вспоминая это имя и содержа въ душѣ самого святого, находили въ имени его оружіе для отгнанія всякой безумной страсти и помысла; и сдѣлалось оно столь общеупотребительнымъ, что вездѣ, и на улицахъ, и на торжищахъ, и на поляхъ, и на дорогахъ, отовсюду слышалось это имя. Впрочемъ не къ имени только его вы питали такую привязанность, но и къ внѣшнему его виду. Какъ вы поступали съ его именемъ, такъ поступали и съ его изображеніемъ. Многіе начертывали этотъ святой образъ и на перстняхъ — вмѣсто камней, и на печатяхъ, и на чашахъ, и на стѣнахъ комнатъ, вездѣ, — чтобы не только слышать святое имя его, но и вездѣ видѣть тѣлесный образъ его, и имѣть двойное утѣшеніе въ разлукѣ съ нимъ.
Тотчасъ по вступленіи онъ былъ изгнанъ изъ города, потому что враги истины преслѣдовали его; а Богъ попустилъ это, желая показать вмѣстѣ и его добродѣтель, и ваше мужество. Такъ какъ онъ, пришедши какъ бы Моисей въ Египетъ, избавилъ городъ отъ еретическаго заблужденія и, отсѣкши гнилые и неисцѣльно больные члены отъ остального тѣла, возвратилъ цѣлой церкви совершенное здоровье, то враги истины, не вынося такого исправленія, склонили тогда царя изгнать его изъ города, надѣясь такимъ образомъ восторжествовать надъ истиною и разрушить исправленіе прежде бывшаго. Но случилось противное тому, чего они ожидали, и еще болѣе обнаружилась ваша ревность, и еще яснѣе просіяло его умѣнье научать: его (умѣнье) — въ томъ, что въ теченіе неполныхъ тридцати дней онъ смогъ такъ утвердить васъ въ ревности по вѣрѣ, что когда и безчисленные вѣтры потомъ налегали, ученіе это осталось непоколебимымъ; а ваша ревность обнаружилась въ томъ, что вы съ такимъ тщаніемъ приняли сѣмена, посѣянныя имъ въ теченіе неполныхъ тридцати дней, что они пустили корни въ глубину вашей души и не поддались уже ни одному изъ случавшихся послѣ того искушеній.
2. Несправедливо было бы опустить и то, чтó случилось при самомъ изгнаніи. Когда начальникъ города, посадивъ на колесницѣ близъ себя святого, проѣзжалъ быстро среди площади, то камни, какъ градъ, со всѣхъ сторонъ посыпались на голову начальника, потому что граждане не переносили разлуки и хотѣли лучше лишиться настоящей жизни, нежели видѣть отторгнутымъ этого святого. Что же сдѣлалъ тогда этотъ блаженный? Увидѣвъ бросаемые камни, онъ покрылъ голову начальника своими одеждами, и враговъ пристыдивъ чрезмѣрною кротостію, и вмѣстѣ ученикамъ своимъ преподавъ наставленіе, какое должно оказывать незлобіе къ обижающимъ, и какъ не только не слѣдуетъ дѣлать имъ никакого зла, но, если и отъ другихъ угрожаетъ имъ опасность, то и ее отклонять со всею ревностію. Кто не изумлялся тогда, видя и неистовую любовь гражданъ, и поражаясь высокимъ любомудріемъ учителя, его смиреніемъ и кротостію? Подлинно, неожиданно было случившееся тогда. Пастырь былъ изгоняемъ, а овцы не разсѣивались; кормчій былъ выбрасываемъ, а ладья не погружалась; земледѣлецъ подвергался преслѣдованію, а виноградъ приносилъ большій плодъ. Такъ какъ вы были связаны другъ съ другомъ союзомъ любви, то ни наведенныя искушенія, ни возникшія опасности, ни дальность пути, ни продолжительность времени, и ничто другое не смогло отлучить васъ отъ общенія съ блаженнымъ пастыремъ. Онъ былъ изгоняемъ для того, чтобы сталъ далекимъ отъ дѣтей; но случилось противное: онъ еще тѣснѣе соединился съ вами узами любви, и отправился въ Арменію, взявъ съ собою весь городъ. Тѣло его, конечно, оставалось въ томъ отечествѣ, но сердце и умъ, воспаряя благодатію Духа, какъ бы на какихъ крыльяхъ, и постоянно присутствуя среди васъ, содержали весь этотъ народъ въ душѣ его. То же самое испытали и вы. Сидя здѣсь въ предѣлахъ этого города, вы духомъ любви ежедневно улетали въ Арменію, смотрѣли на святое лице, слушали пріятнѣйшій и блаженный голосъ, и затѣмъ опять возвращались. По этой причинѣ Богъ и попустилъ ему тотчасъ быть изгнаннымъ изъ города, чтобы, какъ я прежде сказалъ, показать нападающимъ на васъ врагамъ и твердость вашей вѣры, и его опытность въ ученіи.
Это ясно и изъ того, что, возвратившись послѣ перваго изгнанія, онъ пробылъ здѣсь не тридцать только дней, но (цѣлые) мѣсяцы и годы, не одинъ и не два, а больше, и такъ какъ вы дали достаточное доказательство твердости въ вѣрѣ, то Богъ и далъ вамъ снова безбоязненно наслаждаться отцемъ. Подлинно, величайшее было наслажденіе — видѣть святое лице его. Не только когда онъ училъ, или говорилъ, но и когда просто смотрѣли на него, онъ былъ въ состояніи внѣдрить всякое ученіе добродѣтели въ душу зрителей. Поэтому, когда онъ возвращался къ вамъ и весь городъ перешелъ на дорогу, то одни близко подходили къ нему, прикасались къ ногамъ, цѣловали руки и слушали голосъ; а другіе, задержанные толпою, только издали глядя на него, получали отъ лицезрѣнія его какъ будто достаточное благословеніе, чувствовали себя нисколько не хуже находившихся вблизи, и такимъ образомъ уходили съ полнымъ довольствомъ. И что бывало при апостолахъ, то же случилось и при немъ. Какъ при апостолахъ, тѣ, которые не могли подойти и быть близко, отъ тѣни ихъ, простиравшейся и издали касавшейся ихъ, получали такую же благодать и одинаково здоровыми уходили, — такъ точно и теперь тѣ, которые не могли подойти, чувствовали какъ бы нѣкоторую духовную славу, исходившую отъ святой главы сей и достигавшую до самыхъ отдаленныхъ, и всѣ уходили, отъ одного лицезрѣнія его исполнившись всякаго благословенія.
3. Когда наконецъ общему всѣхъ Богу угодно было воззвать его изъ настоящей жизни и поставить въ ликъ ангеловъ, то и это произошло не просто, но вызываетъ его грамата царя, подвигнутаго къ тому Богомъ, — вызываетъ его не въ близкое какое-либо и сосѣднее мѣсто, въ самую Ѳракію, чтобы и галаты, и виѳиняне, и киликійцы и каппадокійцы и всѣ живущіе близъ Ѳракіи узнали наше сокровище, чтобы епископы всей земли, взирая на святость его, какъ на первоначальный образецъ, и получивъ въ немъ очевидный, ясный примѣръ служенія въ этомъ достоинствѣ, имѣли вѣрное и яснѣйшее правило, по которому должно устроять церкви и управлять. Тогда многіе изъ многихъ мѣстъ вселенной стеклись туда, какъ ради величія города, такъ и по причинѣ пребыванія въ немъ царя; епископы же церквей всѣ созваны были туда царскими граматами, потому что церкви, оправившись отъ долгой войны и бури, начинали пользоваться миромъ и тишиною. Поэтому тогда прибылъ туда и онъ (святой Мелетій). И какъ при трехъ отрокахъ, когда они имѣли быть прославленными и увѣнчанными, погасивъ силу огня, поправъ гордость властителя и обличивъ всякій видъ нечестія, сидѣли зрители со всей вселенной, (сатрапы же и власти высшія и мѣстныя со всей земли были созваны по другой причинѣ, но сдѣлались зрителями и этихъ подвижниковъ), такъ точно случилось и теперь, чтобы составилось для блаженнаго блестящее собраніе зрителей: присутствовали созванные по иной причинѣ епископы, управлявшіе церквами всей земли, и созерцали этого святого. Когда же они насмотрѣлись на него, и вѣрно познали его благочестіе, мудрость, ревность по вѣрѣ и всякую совершенную въ немъ добродѣтель, подобающую священнослужителю, тогда Богъ воззвалъ его къ Себѣ.
Случилось же это и изъ жалости къ нашему городу. Если бы онъ здѣсь испустилъ духъ, невыносимо должно бы было стать бремя этого несчастія. Кто могъ бы видѣть этого блаженнаго испускающимъ послѣдніе вздохи? Кто могъ бы видѣть вѣки глазъ его закрывающимися и уста смыкающимися, вѣщающими послѣднія слова? Кто, видя это, не палъ бы духомъ отъ великаго несчастія? Посему, чтобы не было этого, Богъ устроилъ, что онъ испустилъ духъ въ чужой странѣ, дабы въ промежуточное время размысливъ о несчастіи и пріучивъ нашъ умъ къ горести, мы не были потрясены въ душѣ, когда увидимъ его прибывшаго мертвымъ, какъ дѣйствительно и случилось. Когда городъ встрѣчалъ святое тѣло его, то, хотя и въ такихъ обстоятельствахъ сѣтовалъ и сильно рыдалъ, но скоро оставилъ этотъ плачъ какъ по сказанной причинѣ, такъ и по другой, о которой намѣреваюсь сказать.
Именно: человѣколюбивый Богъ, сжалившись надъ нашею скорбію, скоро указалъ намъ другого пастыря [2], который съ великою точностію сохраняетъ черты предшественника и представляетъ образецъ всякой добродѣтели, который, по вступленіи на престолъ, тотчасъ сложилъ съ насъ печальную одежду и угасилъ скорбь, а память о блаженномъ возобновилъ еще болѣе. Боль исчезла, уныніе совершенно устранено, а любовь воспламенилась еще сильнѣе, хотя обыкновенно этого не бываетъ и при потерѣ самыхъ любимыхъ. Когда кто-нибудь потеряетъ любимаго сына или жена — уважаемаго мужа, то, доколѣ сохраняетъ о немъ живую память, и скорбь болѣе сильно снѣдаетъ душу; а когда время проходя смягчитъ скорбь, то вмѣстѣ съ силою скорби угасаетъ и живость воспоминанія. Съ этимъ же блаженнымъ было напротивъ: уныніе уже совершенно изгнано, а память о немъ не исчезла вмѣстѣ съ печалію, но еще больше возрасла. И свидѣтели этому — вы, которые, спустя столько времени (послѣ его кончины), какъ пчелы сотъ, окружили тѣло блаженнаго Мелетія. Побужденіемъ къ тому было не естественное расположеніе къ нему, но здравое сужденіе ума; поэтому память о немъ и не угасла съ его смертію и не ослабѣла отъ времени, но увеличивается и болѣе возрастаетъ не только въ тѣхъ изъ васъ, которые видѣли его, но и въ невидавшихъ. Это-то и удивительно, что даже и тѣ, которые были еще очень молоды при его жизни, сами воспламеняются любовію къ нему. Такимъ образомъ вы, старцы, имѣете преимущество предъ невидѣвшими его въ томъ именно, что были вмѣстѣ съ нимъ и наслаждались святымъ общеніемъ; а невидѣвшіе имѣютъ то преимущество предъ вами, что, не видѣвъ этого мужа, оказываютъ любовь къ нему не менѣе васъ, видѣвшихъ его. Будемъ же молиться всѣ вмѣстѣ, начальники и подчиненные, жены и мужи, старцы и юноши, рабы и свободные, — имѣя самого блаженнаго Мелетія участникомъ этой молитвы (а нынѣ у него большее дерзновеніе и болѣе горячая любовь къ намъ), чтобы эта любовь въ насъ возрастала, и чтобы всѣмъ намъ удостоиться подобно тому, какъ здѣсь находимся близъ его гробницы, такъ и тамъ имѣть возможность быть близъ его вѣчной обители, и получить уготованныя блага, которыхъ да сподобимся всѣ мы, благодатію и человѣколюбіемъ Господа нашего Іисуса Христа, чрезъ Котораго и съ Которымъ Отцу, со Святымъ Духомъ, слава и держава во вѣки вѣковъ. Аминь.
Примѣчанія:
[1] Память св. Мелетія празднуется 12 февраля, и въ этотъ же день, въ 387 году, по всей вѣроятности произнесена бесѣда.
[2] Т. е. епископа Флавіана.
Источникъ: Творенія святаго отца нашего Іоанна Златоуста, архіепископа Константинопольскаго, въ русскомъ переводѣ. Томъ второй: Въ двухъ книгахъ. Кн. II. — СПб: Изданіе С.-Петербургской Духовной Академіи, 1896. — С. 557-562.
Похвала святому священномученику Игнатію Богоносцу, бывшему архіепископу Антіохіи Великой, который былъ отведенъ въ Римъ и тамъ потерпѣлъ мученичество, а оттуда опять перенесенъ въ Антіохію [1].
1. Щедрые и честолюбивые учредители пиршествъ устрояютъ частыя и непрерывныя пиршества для того, чтобы и показать свое богатство, и вмѣстѣ обнаружить свое благорасположеніе къ друзьямъ. Такъ и благодать Духа, представляя намъ доказательство своей силы и показывая великое благорасположеніе къ друзьямъ Божіимъ, предлагаетъ намъ постоянно и непрерывно трапезы мучениковъ. Недавно угощала насъ съ великимъ радушіемъ весьма юная и безбрачная отроковица, блаженная мученица Пелагія; сегодня опять возобновилъ праздникъ ея блаженный и доблестный мученикъ Игнатій. Различны лица, но трапеза одна; мѣняются подвиги, но вѣнецъ одинъ; разнообразны состязанія, но награда та же самая. Къ внѣшнимъ состязаніямъ, гдѣ нужны тѣлесные труды, по справедливости допускаются одни только мужи; а здѣсь, гдѣ все состязаніе касается души, поприще открыто для того и другого пола, зрители сидятъ для того и другого рода. Не одни только мужи вступали сюда, дабы жены, ссылаясь на слабость пола, не думали имѣть благовидное оправданіе, и не однѣ только жены подвизались, дабы не былъ посрамленъ мужескій полъ; но и изъ тѣхъ и изъ другихъ многіе провозглашены побѣдителями и получили вѣнцы, дабы ты самымъ дѣломъ убѣдился, что во Христѣ Іисусѣ нѣсть мужескій полъ, ни женскій (Гал. 3, 28), что ни полъ, ни слабость тѣлесная, ни возрастъ, и ничто другое подобное не можетъ препятствовать шествующимъ по пути благочестія, если мужественная готовность, бодрое настроеніе духа и горячее и пламенное чувство страха Божія вкоренены въ душахъ нашихъ. Поэтому и отроковицы, и жены, и мужи, и юноши, и старцы, и рабы, и свободные, и всякое званіе, и всякій возрастъ, и тотъ и другой полъ выступали на эти подвиги и ни откуда не потерпѣли никакого вреда, такъ какъ мужественную рѣшимость вносили они въ эти подвиги. Впрочемъ, время зоветъ уже насъ къ повѣствованію о славныхъ дѣлахъ этого блаженнаго мужа; но умъ смущается и тревожится, не зная, о чемъ говорить во-первыхъ, о чемъ во-вторыхъ, о чемъ въ-третьихъ: такое множество похвалъ заливаетъ насъ со всѣхъ сторонъ! Мы находимся въ такомъ же состояніи, какъ если бы кто, войдя на лугъ и увидѣвъ множество розъ, множество фіалокъ, и столько же лилій и другихъ весеннихъ цвѣтовъ, различныхъ и разнообразныхъ, недоумѣвалъ, на что ему посмотрѣть прежде, на что послѣ, — потому что каждый изъ видимыхъ цвѣтовъ привлекаетъ къ себѣ взоры его. Такъ и мы, войдя на этотъ духовный лугъ дѣяній Игнатія и созерцая не весенніе цвѣты, но самые плоды Духа различные и разнообразные въ душѣ его, смущаемся и недоумѣваемъ, не зная, на чтó прежде обратить вниманіе, когда каждый изъ этихъ видимыхъ плодовъ отвлекаетъ отъ сосѣднихъ ему душевный взоръ нашъ и привлекаетъ его къ созерцанію своей красоты. Посмотрите: онъ управлялъ нашею Церковію доблестно и съ такою тщательностію, какой желаетъ Христосъ. Онъ показалъ на дѣлѣ тотъ высочайшій образецъ и правило епископства, которые опредѣлилъ Христосъ. Слыша слова Христовы, что пастырь добрый душу свою полагаетъ за овцы (Іоан. 10, 11), онъ предалъ ее за овецъ со всѣмъ мужествомъ.
Онъ близко обращался съ апостолами и почерпалъ отъ нихъ духовныя струи. Каковъ же естественно былъ тотъ, кто съ ними воспитывался и вездѣ при нихъ находился, имѣлъ общеніе съ ними и въ рѣчахъ и въ неизреченномъ, и былъ признанъ ими достойнымъ такой власти? Наступило опять время, которое требовало мужества и души, презирающей все настоящее, кипящей божественною любовію и предпочитающей невидимое видимому, — и онъ съ такою легкостію сложилъ съ себя тѣло, съ какою иной снялъ бы съ себя одежду. О чемъ же намъ сказать прежде? Объ ученіи ли апостольскомъ, которое онъ выражалъ во всемъ, или о презрѣніи настоящей жизни, или о добродѣтельной ревности, съ какою онъ управлялъ Церковію? Кого мы прежде будемъ прославлять: мученика, или епископа, или апостола? Благодать Духа сплела тройственный вѣнецъ и украсила имъ эту святую голову, или — лучше сказать — вѣнецъ многоразличный, потому что, если кто тщательно разберетъ каждый изъ его вѣнцовъ, то найдетъ, что изъ нихъ и другіе вѣнцы произрастаютъ намъ.
2. Если желаете, приступимъ напередъ къ похваламъ епископству его. Кажется, не одинъ ли это вѣнецъ? Но разберемъ его въ словѣ, и вы увидите, что изъ него произойдутъ у насъ и два вѣнца, и три, и болѣе. Я удивляюсь этому мужу не потому только, что онъ оказался достойнымъ такой власти, но и потому, что эта власть вручена ему была тѣми святыми и что руки блаженныхъ апостоловъ касались священной головы его. А это не мало служитъ въ похвалу ему, не потому только, что онъ получилъ свыше большую благодать, и не потому только, что они низвели на него обильнѣйшую силу Духа, но и потому, что они засвидѣтельствовали присутствіе въ немъ человѣческихъ добродѣтелей. А какимъ образомъ, я скажу. Павелъ въ посланіи къ Титу, — а когда я говорю о Павлѣ, то разумѣю не только его одного, но и Петра, и Іакова, и Іоанна и весь ихъ сонмъ, потому что какъ въ одной лирѣ, хотя различны струны, но гармонія одна, такъ и въ сонмѣ апостоловъ, хотя различны лица, но ученіе одно, такъ какъ одинъ былъ художникъ, Духъ Святый, приводившій въ движеніе души ихъ, что и выражаетъ Павелъ говоря: аще убо они, аще ли азъ, тако проповѣдуемъ (1 Кор. 15, 11), — итакъ въ посланіи къ Титу, показывая, каковъ долженъ быть епископъ, Павелъ говоритъ: подобаетъ бо епископу безъ порока быти, якоже Божію строителю: не себѣ угождающу, не гнѣвливу, не піяницѣ, не бійцѣ, не скверностяжателну, но страннолюбиву, благолюбцу, цѣломудренну, праведну, преподобну, воздержателну, держащемуся вѣрнаго словесе по ученію, да силенъ будетъ и другихъ утѣшати во здравѣмъ ученіи, и противящыяся обличати (Тит. 1, 7-9). И опять къ Тимоѳею, пиша о томъ же предметѣ, онъ говоритъ такъ: аще кто епископства хощетъ, добра дѣла желаетъ: подобаетъ убо епископу быти непорочну, единыя жены мужу, трезвену, цѣломудру, честну, страннолюбиву, учителну, не бійцѣ, не піяницѣ, но кротку, не завистливу, не сребролюбцу (1 Тим. 3, 1-3). Видишь ли, какого совершенства добродѣтели требуетъ онъ отъ епископа? Какъ отличный какой живописецъ, составивъ различныя краски, чтобы сдѣлать первоначальный портретъ съ царскаго лица, выполняетъ это дѣло со всею тщательностью, чтобы всѣ, которые будутъ подражать ему и писать съ него, имѣли вѣрный портретъ, такъ точно и блаженный Павелъ, какъ бы изображая царскій портретъ и приготовляя первообразъ его, соединилъ различныя краски добродѣтелей и въ совершенствѣ изобразилъ намъ отличительныя черты епископства, чтобы каждый, восходящій на эту степень власти, взирая на него, столь же тщательно сообразовался съ нимъ во всемъ. Итакъ, я смѣло могу сказать, что блаженный Игнатій напечатлѣлъ въ душѣ своей весь этотъ образецъ съ точностію, и былъ и непороченъ, и безукоризненъ, и не самолюбивъ, и не гнѣвливъ, и не пьяница, и не бійца, и не сварливъ, и не сребролюбивъ, но справедливъ, преподобенъ, воздерженъ, держался вѣрнаго слова, согласно съ ученіемъ, трезвъ, цѣломудренъ, благочиненъ, и всѣ прочія имѣлъ качества, какихъ требовалъ Павелъ. А какое, скажешь, доказательство на это? (То, что) сами, сказавшіе это, рукоположили его съ такою тщательностію; убѣждая другихъ производить испытаніе тѣмъ, которые имѣли восходить на этотъ престолъ власти, они сами не могли дѣлать этого небрежно и если бы не видѣли всѣхъ этихъ добродѣтелей насажденными въ душѣ этого мученика, то и не вручили бы ему этой власти. Они вполнѣ знали, какая опасность предстоитъ тѣмъ, которые совершаютъ такія рукоположенія безъ разбора и какъ случится. Это самое опять объясняя, Павелъ въ посланіи къ тому же Тимоѳею говорилъ: рукъ скоро ни возлагай ни на когоже, ниже пріобщайся чужымъ грѣхомъ (1 Тим. 5, 22). Чтó говоришь ты? Другой согрѣшилъ, а я буду участникомъ его вины и наказанія? Да, говоритъ онъ, такъ какъ ты даешь возможность — грѣшить. Какъ, если кто вручитъ человѣку неистовому и безумному острый мечъ, и безумный совершитъ имъ убійство, вину принимаетъ на себя давшій этотъ мечъ, — такъ и тотъ, кто даетъ право этой власти человѣку, живущему въ порокахъ, навлекаетъ на свою собственную голову весь огонь его грѣховъ и дерзостей: кто посадилъ корень, тотъ всегда бываетъ виновникомъ того, чтó произрастаетъ отъ него. Видшль ли, какъ вѣнецъ его епископства явился у насъ двойнымъ, и какъ достоинство рукоположившихъ его сдѣлало его власть блистательнѣйшею и вполнѣ засвидѣтельствовало объ его добродѣтеляхъ?
3. Хотите ли, я открою вамъ и другой вѣнецъ, произрастающій изъ этого же самаго? Представимъ то время, въ которое онъ получилъ власть епископства. Не все вѣдь равно — управлять Церковію теперь, или тогда, какъ не все равно — идти по дорогѣ, уже проложенной и хорошо устроенной, послѣ многихъ путниковъ, или по дорогѣ, которая теперь въ первый разъ должна быть проложена, которая наполнена пропастями, камнями и звѣрями, и по которой еще никогда никто не проходилъ. Нынѣ, по благости Божіей, нѣтъ никакой опасности епископамъ, но вездѣ глубокій миръ, и всѣ мы наслаждаемся спокойствіемъ, такъ какъ ученіе благочестія распространилось до концевъ вселенной, и цари вмѣстѣ съ нами тщательно соблюдаютъ вѣру. Но тогда ничего этого не было; напротивъ, куда ни посмотришь, вездѣ были утесы, пропасти, войны, сраженія, опасности; и начальники, и цари, и народы, и города, и племена, и свои, и чужіе замышляли зло противъ вѣрующихъ. И не въ одномъ только этомъ состояло бѣдствіе, но и въ томъ, что многіе изъ самихъ увѣровавшихъ, какъ недавно принявшіе чуждое имъ ученіе, имѣли нужду въ великомъ снисхожденіи, были еще слабы и часто были сбиваемы съ ногъ; а это не менѣе внѣшнихъ войнъ огорчало учителей, или — вѣрнѣе сказать — гораздо болѣе, потому что внѣшнія битвы и нападенія доставляли имъ даже великое удовольствіе вслѣдствіе надежды на уготованныя награды. Поэтому и апостолы возвращались отъ лица собора, радующеся, что подверглись бичеванію (Дѣян. 5, 41); и Павелъ взываетъ говоря: радуюся во страданіихъ моихъ (Кол. 1, 24), и всегда хвалится скорбями. А раны близкихъ и паденія братій не давали имъ и духъ перевести, но, подобно тягчайшему ярму, постоянно обременяли и угнетали выю души ихъ. Послушай, какъ горько скорбитъ объ этомъ Павелъ, такъ радовавшійся среди страданій: кто изнемогаетъ, говоритъ онъ, и не изнемогаю, кто соблазняется, и азъ не разжизаюся? И еще: боюся, еда како пришедъ, не яцѣхъ же хощу, обрящу васъ, и азъ обрящуся вамъ, якова же не хощете. И немного послѣ: да не паки пришедша мя къ вамъ смиритъ Богъ, и восплачуся многихъ прежде согрѣшшихъ, и не покаявшихся о нечистотѣ и блуженіи и студоложствіи, яже содѣяша (2 Кор. 11, 29; 12, 20-21). И постоянно видишь его скорбящимъ и плачущимъ о своихъ, всегда боящимся и трепещущимъ за вѣрующихъ. Итакъ, какъ мы кормчему удивляемся не тогда, когда онъ на спокойномъ морѣ и на кораблѣ, гонимомъ благопріятнымъ вѣтромъ, сможетъ сохранить плывущихъ, но въ томъ случаѣ, если море свирѣпствуетъ, волны воздымаются, самые путники на кораблѣ бунтуютъ, великая буря и совнѣ и совнутри облегаетъ плывущихъ, а между тѣмъ онъ сможетъ управлять судномъ со всею безопасностію; такъ и тѣмъ, кому поручены были тогда церкви, мы должны гораздо больше удивляться и изумляться, нежели тѣмъ, которые нынѣ управляютъ ею, потому что тогда была сильная война и извнѣ и внутри, было еще болѣе нѣжно растеніе вѣры и требовало великой заботливости, и церковное общество, подобно новорожденному младенцу, имѣло нужду въ великомъ попеченіи и въ душѣ особенно мудрой, которая бы могла воспитывать его. А чтобы вы яснѣе узнали, какихъ вѣнцовъ достойны были тѣ, кому ввѣрена была тогда Церковь, и какъ трудно и опасно приниматься за дѣло въ самомъ началѣ и прежде другихъ приступать къ нему, я приведу вамъ свидѣтельство Христа, Который за то подаетъ голосъ и подтверждаетъ высказанную нами мысль. Онъ, видя многихъ идущихъ къ Нему и желая показать апостоламъ, что пророки больше ихъ трудились, говоритъ: иніи трудишася, и вы въ трудъ ихъ внидосте (Іоан. 4, 38). Хотя апостолы трудились гораздо больше пророковъ, но такъ какъ тѣ первыми сѣяли слово благочестія и привлекали къ истинѣ еще неученыя души людей, то имъ и присуждается большая часть труда.
Не все равно — учить, пришедши послѣ многихъ другихъ учителей, или самому первому бросать сѣмена: то, что уже было изучаемо и сдѣлалось привычнымъ для многихъ, легко бываетъ принимаемо; а то, что слышатъ теперь въ первый разъ, смущаетъ душу слушателей и представляетъ много затрудненій для учащихъ. Потому и въ Аѳинахъ смутились слушатели и отступили отъ Павла, укоряя его: странна нѣкая влагаеши во ушеса наша (Дѣян. 17, 20). Если и теперь управленіе Церковію доставляетъ много заботы и труда ея кормчимъ, то представь, не вдвое ли, и втрое и во много разъ больше труда было тогда, когда были постоянныя опасности, войны, козни и страхъ. Невозможно, невозможно выразить словомъ тѣ трудности, которыя переносили тогда эти святые мужи; ихъ можетъ знать только тотъ, кто самъ испыталъ ихъ.
4. Скажу и о четвертомъ вѣнцѣ, который является намъ изъ того же епископства. Какой же это? Тотъ, что онъ управлялъ нашимъ отечественнымъ городомъ. Трудно управлять и сотнею людей или только пятьюдесятью; но имѣть на рукахъ такой городъ и народъ, простирающійся до двухъ сотъ тысячъ человѣкъ, это какую, думаешь ты, показываетъ добродѣтель и мудрость? Какъ въ войскахъ важнѣйшіе и многочисленнѣйшіе отряды вручаются болѣе мудрымъ полководцамъ, такъ и города большіе и многолюднѣйшіе ввѣряются опытнѣйшимъ правителямъ. Притомъ и самъ Богъ имѣлъ великое попеченіе объ этомъ городѣ, какъ показалъ Онъ это самыми дѣлами: Петру, предстоятелю всей вселенной, которому вручилъ ключи неба, которому предоставилъ руководить и устроять все, Онъ повелѣлъ провести здѣсь долгое время, — такъ для Него нашъ городъ былъ равенъ всей вселенной. Но упомянувъ о Петрѣ, я усмотрѣлъ и пятый вѣнецъ, сплетающійся отсюда, тотъ, что Игнатій преемствовалъ Петру во власти. Какъ вынимающій большой камень изъ основанія, старается конечно поставить вмѣсто него другой, равный ему, если не хочетъ поколебать и испортить все зданіе, такъ точно и тогда, когда Петръ имѣлъ уйти отсюда, благодать Духа поставила вмѣсто него другого равнаго Петру учителя, чтобы уже построенное зданіе не было испорчено незначительностію преемника. Итакъ, мы насчитали пять вѣнцевъ, отъ величія власти, отъ достоинства рукоположившихъ его, отъ трудности времени, отъ обширности города, отъ добродѣтели передавшаго ему епископство. Сплетши всѣ эти вѣнцы, можно было бы намъ говорить и о шестомъ, и седьмомъ, и болѣе; но чтобы, употребивъ все время на бесѣду объ епископствѣ, не лишиться намъ повѣствованія о мученикѣ, приступимъ наконецъ къ изложенію и этого подвига. Нѣкогда была воздвигнута противъ церквей жестокая война и, какъ бы при владычествѣ на землѣ жесточайшей тираніи, всѣ были захватываемы среди площади, будучи обвиняемы не за что-либо неумѣстное, но за то, что, оставивъ заблужденіе, обращались къ благочестію, отступали отъ служенія демонамъ, признавали истиннаго Бога и покланялись Единородному Его Сыну. За что слѣдовало ихъ удостоить вѣнцевъ, удивленія и почестей, за то были подвергаемы наказанію и терзаемы безчисленными мученіями всѣ, принявшіе вѣру, особенно же предстоятели церквей. Діаволъ, коварный и искусный изобрѣтатель такихъ козней, надѣялся, что, погубивъ пастырей, онъ легко сможетъ расхитить стада. Но запинаяй премудрымъ въ коварствѣ ихъ (1 Кор. 3, 19), желая показать ему, что не люди управляютъ Его церквами, а самъ Онъ вездѣ пасетъ вѣрующихъ въ Него, попустилъ быть этому, чтобы діаволъ, видя, что и по истребленіи пастырей благочестіе не уменьшается и слово проповѣди не угасаетъ, а еще болѣе возрастаетъ, узналъ изъ самыхъ дѣлъ и самъ и всѣ служащіе ему такими гоненіями, что наши дѣла не человѣческія, но основа ученія имѣетъ корень свыше, съ небесъ, что самъ Богъ вездѣ управляетъ церквами и что воюющій съ Богомъ никогда не можетъ остаться побѣдителемъ. И не одно только это зло дѣлалъ діаволъ, но и другое не меньшее этого: онъ не дозволялъ умерщвлять епископовъ въ тѣхъ городахъ, въ которыхъ они предстоятельствовали, но убивалъ ихъ, уводя въ чужую страну; а дѣлалъ онъ это и какъ попытку уловить ихъ, лишенныхъ необходимаго, такъ и въ надеждѣ ослабить ихъ трудностію пути, чтó сдѣлалъ онъ и съ этимъ блаженнымъ мужемъ. Онъ вызвалъ его изъ нашего города въ Римъ, назначая ему длиннѣйшія, двойныя разстоянія для бѣга, надѣясь и длиннотою пути и множествомъ дней низвергнуть мужество его, но не зная того, что онъ имѣлъ сотрудникомъ и спутникомъ своимъ въ такомъ путешествіи Іисуса, и потому становился еще болѣе сильнымъ, представлялъ бóльшія доказательства присущей ему силы и больше скрѣплялъ церкви. Попутные города, стекаясь со всѣхъ сторонъ, ободряли подвижника, и провожали его съ великимъ запасомъ для пути, подвизаясь вмѣстѣ съ нимъ молитвами и моленіями. И сами они получали не малое утѣшеніе, видя мученика идущимъ на смерть съ такою готовностію, съ какою естественно было идти призываемому въ царскіе небесные чертоги. Изъ мужественной ревности и свѣтлаго взора его они самымъ дѣломъ убѣждались, что то, на что онъ шелъ, было не смерть, но нѣкоторое отшествіе, переселеніе и восхожденіе на небо. Этому научалъ онъ и словами и дѣлами всѣ города, какіе проходилъ. И что случилось съ іудеями, когда они, связавъ Павла и отославъ его въ Римъ, думали, что посылаютъ его на смерть, а между тѣмъ послали учителемъ для жившихъ тамъ іудеевъ, то же самое было и съ Игнатіемъ, и притомъ съ избыткомъ. Онъ прошелъ дивнымъ учителемъ не только для жителей Рима, но и для всѣхъ городовъ, лежащихъ на пути, убѣждая презирать настоящую жизнь, ни во что вмѣнять видимое, любить будущее, взирать на небо и не смущаться никакими бѣдствіями настоящей жизни. Научая ихъ этому и бóльшему этого самыми дѣлами, онъ совершалъ путь, какъ какое-либо солнце, восходящее съ востока и текущее на западъ, или — лучше сказать — даже свѣтлѣе его, потому что солнце шествуетъ вверху, изливая чувственный свѣтъ, а Игнатій сіялъ прямо внизу, изливая въ души мысленный свѣтъ ученія, и солнце, склоняясь въ страны западныя, скрывается и тотчасъ производитъ ночь, а этотъ мужъ, удалившись въ западныя страны, возсіялъ оттуда еще свѣтлѣе; оказалъ даже на пути всѣмъ величайшія благодѣянія, когда же вступилъ въ городъ (Римъ), то и его научилъ любомудрію. Для того Богь и попустилъ ему тамъ окончить жизнь, чтобы кончина его стала урокомъ благочестія для всѣхъ, живущнхъ въ Римѣ. Вы, по благодати Божіей, не нуждались болѣе ни въ какомъ доказательствѣ, уже укоренившись въ вѣрѣ; а жители Рима, гдѣ великое тогда было нечестіе, имѣли нужду въ бóльшей помощи. Посему и Петръ, и Павелъ, и послѣ нихъ этотъ мужъ, всѣ тамъ принесены были въ жертву, какъ для того, чтобы этотъ городъ, оскверненный кровію идоловъ, очистить собственною кровію, такъ и для того, чтобы самымъ дѣломъ представить доказателъство воскресенія распятаго Христа, убѣдивъ жителей Рима, что они не презирали бы настоящей жизни съ такимъ удовольствіемъ, если бы не были сами вполнѣ убѣждены, что они взойдутъ къ распятому Іисусу и увидятъ его на небесахъ. Сильнѣйшимъ поистинѣ доказательствомъ воскресенія служитъ то, что Христосъ умерщвленный явилъ послѣ смерти такую силу, что живыхъ людей убѣдилъ презирать и отечество, и домъ, и друзей, и родныхъ, и самую жизнь ради исповѣданія Его, и настоящимъ удовольствіемъ предпочитать бичеванія, опасности и смерть. Такіе подвиги свойственны не мертвецу и не оставшемуся во гробѣ, но воскресшему и живому. Иначе какъ объяснить то, что при жизни Его всѣ апостолы, обращавшіеся съ Нимъ, отъ страха оказались слабыми, предали учителя и разбѣжались; а когда Онъ умеръ, то не только Петръ и Павелъ, но и Игнатій, не видавшій Его и не насладившійся общеніемъ съ Нимъ, показали такую ревность по Немъ, что предали за Него самую душу?
5. Итакъ, чтобы всѣ жители Рима на дѣлѣ убѣдились въ этомъ, Богъ попустилъ святому тамъ окончить жизнь; а что именно по такой причинѣ, это я удостовѣрю самымъ способомъ его кончины. Онъ принялъ обвинительный приговоръ не внѣ городскихъ стѣнъ, въ оврагѣ, или въ темницѣ, или въ какомъ-нибудь углу, но среди театра, въ присутствіи всего города, претерпѣлъ мученичество отъ выпущенныхъ на него звѣрей, чтобы, предъ глазами всѣхъ воздвигнувъ трофей побѣды надъ діаволомъ, сдѣлать всѣхъ зрителей подражателями своихъ подвиговъ, не только умирая столь мужественно, но и умирая съ радостію. Онъ такъ радостно смотрѣлъ на дикихъ звѣрей, какъ будто не насильственно долженъ былъ разстаться съ жизнію, но призывался въ жизнь лучшую, духовнѣйшую. Откуда это видно? Изъ словъ, которыя онъ произнесъ, приготовляясь къ смерти. Услышавъ, что его ожидаетъ такой родъ казни, онъ сказалъ: желалъ бы я получить пользу отъ этихъ звѣрей! Таковы любящіе: они съ радостію принимаютъ все, чтó ни терпятъ за любимыхъ, и тѣмъ болѣе считаютъ удовлетвореннымъ свое желаніе, чѣмъ мучительнѣе ихъ страданія, какъ случилось и съ нимъ. Онъ старался подражать апостоламъ не только смертію, но и готовностію къ смерти. Слыша, что они, принявъ бичеваніе, возвращались съ радостію, и онъ хотѣлъ не только кончиною, но и радостію своею подражать учителямъ, — потому и говорилъ: желалъ бы я получить пользу отъ звѣрей! Уста звѣрей онъ считалъ гораздо болѣе кроткими, нежели языкъ мучителя, и весьма справедливо, потому что этотъ призывалъ къ гееннѣ, а уста тѣхъ препровождали къ царству. Затѣмъ, когда окончилъ онъ тамъ жизнь свою, или — вѣрнѣе — возшелъ на небо, онъ возвратился увѣнчаннымъ. И это было дѣломъ Промысла Божія, что Онъ опять возвратилъ его къ намъ и раздѣлилъ мученика между городами. Римъ принялъ текущую кровь его, а вы почтены его останками; вы наслаждались его епископствомъ, а тѣ насладились его мученичествомъ; они видѣли его подвизающимся, побѣждающимъ и увѣнчиваемымъ, а вы постоянно имѣете его съ собою; на малое время Богъ отлучилъ его отъ васъ, и даровалъ его вамъ съ бóльшею славою. Какъ взявшіе взаймы деньги отдаютъ съ лихвою то, чтó получили, такъ и Богъ, взявъ отъ васъ на малое время это драгоцѣнное сокровище и показавъ его тому городу, отдалъ его вамъ съ бóльшимъ блескомъ. Вы отпустили епископа — и приняли мученика; отпустили съ молитвами — и приняли съ вѣнцами; и не вы одни только, но и всѣ лежащіе на пути города. Съ какими чувствами, думаете, они взирали на эти возвращающіеся останки? Какое они получали удовольствіе? Какъ радовались? Какими похвалами со всѣхъ сторонъ осыпали увѣнчаннаго побѣдителя? Какъ храбраго атлета, побѣдившаго всѣхъ своихъ противниковъ и съ блестящею славою вышедшаго съ мѣста борьбы, зрители тотчасъ принимаютъ и не даютъ ему даже ступить на землю, но несутъ его домой на рукахъ своихъ, осыпая безчисленными похвалами, — такъ точно и этого святого города, начиная отъ Рима, преемственно принимали тогда и несли на раменахъ своихъ до здѣшняго города, восхваляя увѣнчаннаго побѣдителя, прославляя Судію борьбы, смѣясь надъ діаволомъ за то, что его хитрость получила противоположное окончаніе, и чтó онъ думалъ дѣлать противъ мученика, то становилось въ пользу ему. Тогда мученикъ доставилъ пользу и утвержденіе всѣмъ тѣмъ городамъ, а съ того времени до настоящаго дня онъ обогащаетъ вашъ городъ; и какъ постоянное сокровище, каждый день раздѣляемое и неоскудѣвающее, обогащаетъ всѣхъ, заимствующихъ отъ него, такъ точно и блаженный Игнатій приходящихъ къ нему отпускаетъ домой, исполняя благословеній, дерзновенія, бодрости и великаго мужества.
Итакъ, не сегодня только, но и каждый день будемъ приходить къ нему для полученія отъ него духовныхъ плодовъ. Можетъ, поистинѣ можетъ приходящій сюда съ вѣрою получить великія блага, потому что не только тѣла, но и самыя гробницы святыхъ исполнены духовной благодати. Если при Елисеѣ случилось, что мертвый, прикоснувшись только къ гробницѣ его, расторгъ узы смерти и снова возвратился къ жизни, то гораздо болѣе нынѣ, когда благодать обильнѣе, когда дѣйствіе Духа сильнѣе, прикасающійся къ этой гробницѣ съ вѣрою можетъ получить отъ нея великую силу. Поэтому Богъ а оставилъ намъ мощи святыхъ, желая привести насъ къ одинаковой съ ними ревности и дать намъ надежное прибѣжище и утѣшеніе въ бѣдствіяхъ, постоянно постигающихъ насъ. Итакъ, убѣждаю всѣхъ васъ, находится ли кто въ уныніи, или въ болѣзняхъ, или въ скорбяхъ, или въ какомъ-нибудь другомъ житейскомъ несчастіи, или въ глубинѣ грѣховъ, пусть съ вѣрою приходитъ сюда, и онъ избавится отъ всего этого, и возвратится съ великою радостію, получивъ облегченіе совѣсти отъ одного созерцанія; или — лучше — не однимъ только находящимся въ несчастіяхъ необходимо приходить сюда, но хотя бы кто находился въ радости, въ славѣ, во власти, или имѣлъ великое дерзновеніе предъ Богомъ, и тотъ пусть не пренебрегаетъ этою пользою. Онъ, пришедши сюда и увидѣвъ этого святого, сдѣлаетъ свои блага непоколебимыми, воспоминаніемъ объ его подвигахъ научивъ душу свою умѣрять себя и не допустивъ совѣсти своей превозноситься своими дѣлами. А не малое дѣло для находящихся въ счастіи — не гордиться своимъ благоденствіемъ, но умѣть скромно пользоваться счастіемъ. Такимъ образомъ для всѣхъ это сокровище полезно, это прибѣжище благопотребно, — для падшихъ, чтобы имъ избавиться отъ искушеній, для благоденствующихъ, чтобы блага ихъ остались прочными, для недужныхъ, чтобы имъ возвратить себѣ здоровье, и для здоровыхъ, чтобы имъ не впасть въ болѣзнь. Помышляя о всемъ этомъ, будемъ предпочитать пребываніе здѣсь всякой радости и всякому удовольствію, чтобы и радуясь и вмѣстѣ получая пользу, мы возмогли и тамъ сдѣлаться сожителями и сообщниками этимъ святымъ, молитвами самихъ святыхъ, благодатію и человѣколюбіемъ Господа нашего Іисуса Христа, съ Которымъ Отцу, со Святымъ Духомъ, слава нынѣ и присно, и во вѣки вѣковъ. Аминь.
Примѣчаніе:
[1] Слово это произнесено въ Антіохіи, послѣ бесѣды о св. Пелагіи, вѣроятно въ день памяти св. Игнатія, 20 декабря.
Источникъ: Творенія святаго отца нашего Іоанна Златоуста, архіепископа Константинопольскаго, въ русскомъ переводѣ. Томъ второй: Въ двухъ книгахъ. Кн. II. — СПб: Изданіе С.-Петербургской Духовной Академіи, 1896. — С. 632-642.
Похвала святому отцу нашему Евстаѳію, архіепископу Антіохіи Великой [1].
1. Одинъ мудрый и опытный въ любомудріи мужъ, въ точности изучившій природу дѣлъ человѣческихъ и познавшій ихъ непрочность, что ничего нѣтъ надежнаго и вѣрнаго, внушаетъ всѣмъ вообще людямъ не ублажать никого прежде смерти (Сир. 11, 28). Посему, такъ какъ блаженный Евстаѳій уже скончался, мы со всею смѣлостію уже можемъ прославлять его, потому что если никого не должно ублажать прежде смерти, то ублажать достойныхъ послѣ ихъ кончины можно безукоризненно. Подлинно, онъ уже прошелъ пучину житейскихъ дѣлъ, избавился отъ возмущенія волнъ, приплылъ въ тихую и безмятежную пристань, не подлежитъ неизвѣстности будущаго, не подверженъ паденію, но, какъ бы стоя теперь на какомъ-нибудь камнѣ и высокой скалѣ, смѣется надъ всякими волнами. Итакъ, ублажать его — безопасно, прославлять его — безукоризненно, потому что онъ уже не боится перемѣны, не опасается паденія. Мы, еще живущіе, подобно колеблющимся среди моря, подлежимъ многимъ перемѣнамъ; какъ тѣ то поднимаются вверхъ, когда воздымаются волны, то низвергаются въ самую бездну, при чемъ ни это возвышеніе не безопасно, ни это низверженіе не постоянно, потому что то и другое зависитъ отъ водъ, текущихъ и не останавливающихся, — такъ точно и въ дѣлахъ человѣческихъ нѣтъ ничего твердаго и постояннаго, но часты и быстры перемѣны. Одинъ счастіемъ вознесенъ на высоту, а другой несчастіемъ низринутъ въ глубокую бездну; но и тотъ пусть не гордится, и этотъ не отчаивается, потому что каждаго постигнетъ весьма скорая перемѣна, — тотъ же не (испытываетъ этого), кто переселился на небо, отошелъ къ вожделѣнному Іисусу, пришелъ въ страну безмятежную, откуда отбѣже болѣзнь и печаль и воздыханіе (Ис. 25, 10). Тамъ нѣтъ ни подобія перемѣны, нѣтъ ни тѣни измѣненія, но все твердо и непоколебимо, все крѣпко и устойчиво, все нетлѣнно и безсмертно, все неразрушимо и пребываетъ навсегда. Поэтому и говорится: прежде смерти не блажи никогоже (Сир. 11, 28). Почему? Потому, что будущее неизвѣстно, и естество наше слабо; воля не дѣятельна, грѣхъ легко овладѣваетъ нами и много сѣтей: познавай, говорится, яко посредѣ сѣтей минуеши (Сир. 9, 18); непрестанныя искушенія, великое множество дѣлъ, постоянное нападеніе бѣсовъ, непрерывныя возстанія страстей: вотъ почему и говорится: прежде смерти не блажи никогоже. Итакъ, ублажать достойнаго послѣ его смерти безопасно; или лучше, не просто послѣ его смерти, но послѣ смерти такой, когда кто окончитъ жизнь съ вѣнцемъ, съ исповѣданіемъ и вѣрою нелицемѣрною. Если нѣкто назвалъ блаженными и просто умершихъ, то не гораздо ли болѣе (можно такъ назвать) умершихъ такимъ образомъ?
Кто же, скажешь, назвалъ блаженными просто умершихъ? Соломонъ, премудрый Соломонъ. Не будь невнимателенъ къ этому мужу, но представь, кто онъ былъ, какъ жилъ, въ какой безопасности и наслажденіи провелъ пріятную и безпечальную жизнь. Онъ прошелъ всѣ роды удовольствій, обдумалъ всѣ способы душевнаго наслажденія, изыскалъ различные и многообразные виды радостей, и, повѣствуя о нихъ, говорилъ: создахъ ми домы, насадихъ ми винограды, сотворихъ ми вертограды и сады, сотворихъ ми купѣли водныя, притяжахъ рабы и рабыни, и домочадцы быша ми, и стяжаніе скота и стадъ ми бысть, собрахъ злато и сребро, подобно песку, сотворихъ ми, поющихъ и поющыя, виночерпцы и виночерпицы (Еккл. 2, 4-8). Итакъ, что самъ онъ говоритъ при такомъ обиліи богатства, имуществъ, удовольствій и наслажденій? Ублажихъ азъ, говоритъ, умершихъ паче живыхъ, и благъ паче сихъ, иже еще не бысть (Еккл. 4, 2-3). Поистинѣ достовѣрный обличитель наслажденій, произносящій о нихъ такой приговоръ. Если бы кто-нибудь изъ жившихъ въ бѣдности и нищетѣ произнесъ этотъ приговоръ противъ удовольствій, то можно было бы подумать, что онъ осуждаетъ ихъ не по справедливости, а по незнанію ихъ; но когда порицаетъ ихъ тотъ, кто прошелъ всѣ эти удовольствія и изслѣдовалъ каждый путь ихъ, то осужденіе уже не подлежитъ сомнѣнію. Можетъ быть, вы думаете, что слово наше уклонилось отъ настоящаго своего предмета; но если мы вникнемъ, то найдемъ, что сказанное находится съ нимъ въ ближайшемъ отношеніи. Въ дни памяти мучениковъ необходимо послѣдовательно и бесѣды вести о любомудріи. Говоримъ это не осуждая настоящую жизнь, — да не будетъ, — но порицая удовольствія, потому что не жизнь есть зло, но — жизнь безцѣльная, необдуманная.
2. Итакъ, кто прожилъ настоящую жизнь въ добрыхъ дѣлахъ и въ надеждѣ будущихъ благъ, тотъ возможетъ сказать, подобно Павлу, что иже жити во плоти, много паче лучше; сіе бо плодъ дѣла (Флп. 1, 22-24), — какъ было и съ блаженнымъ Евстаѳіемъ, который и жизнію и смертію воспользовался по надлежащему. Онъ потерпѣлъ смерть за Христа не въ собственной странѣ, а въ чужой. Это — дѣло враговъ; они изгнали его изъ отечества, дабы посрамить его, но онъ сдѣлался еще славнѣе и знаменитѣе чрезъ изгнаніе на чужбину, какъ доказалъ и конецъ дѣлъ. Такова слава его, что, тогда какъ тѣло его покоится во Ѳракіи, память его ежедневно процвѣтаетъ у насъ, и, хотя гробъ его находится въ той варварской странѣ, но любовь наша, не смотря на столь великое разстояніе и столь долгое время, ежедневно возрастаетъ: или лучше, если нужно сказать правду, и гробъ его у насъ, а не только во Ѳракіи. Памятниками святыхъ служатъ не могилы, гробницы, столбы и надписи, но добрыя дѣла, ревность по вѣрѣ и чистая предъ Богомъ совѣсть. Подлинно, блистательнѣе всякаго столба воздвигнута мученику эта церковь, заключающая въ себѣ письмена не безгласныя, но самыми дѣлами громче трубы возвѣщающія его память и славу; и каждый изъ васъ, присутствующихъ здѣсь, есть гробница этого святого, гробница одушевленная и духовная. Если я раскрою совѣсть каждаго изъ васъ, присутствующихъ, то найду, что этотъ святой пребываетъ внутри души вашей. Видите ли, какъ враги не пріобрѣли ничего, какъ они не угасили славы его, но еще болѣе возвысили ее и сдѣлали блистательнѣйшею, устроивъ столько гробницъ вмѣсто одной, гробницъ одушевленныхъ, гробницъ издающихъ голосъ, гробницъ приготовляющихся къ такой же ревности? Поэтому я и называю тѣла святыхъ источниками, и корнями, и мѵромъ духовнымъ. Почему? Потому, что каждый изъ упомянутыхъ предметовъ не удерживаетъ собственной доброты въ себѣ только, но и распространяетъ ее на далекое разстояніе. Напримѣръ: источники даютъ много воды и не удерживаютъ ее въ своихъ нѣдрахъ, но, производя длинныя рѣки, соединяются съ моремъ, и длиною ихъ, какъ бы протянутою рукою, берутся за морскія воды. Также корень растеній скрывается внизу, въ нѣдрахъ земли, но не удерживаетъ всей силы своей въ глубинѣ; и особенно таково свойство виноградныхъ лозъ, вьющихся по деревьямъ. Когда онѣ распространяютъ свои вѣтви по высокимъ стволамъ, то простираютъ вьющіяся по этимъ подпоркамъ отрасли на далекое разстояніе, образуя густотою своихъ листьевъ какую-то длинную кровлю. Таково свойство и мѵра: часто оно лежитъ въ каморкѣ, но благоуханіе его, распространяясь чрезъ окна на улицы, переулки и площади, и ходящимъ внѣ даетъ знать о скрывающейся внутри добротѣ ароматовъ. Если же источникъ, и корень, и растенія, и ароматы по природѣ своей имѣютъ такую силу, то гораздо болѣе тѣла святыхъ; а что сказанное мною неложно, свидѣтели — вы сами. Такъ, тѣло этого мученика лежитъ во Ѳракіи; а вы, не во Ѳракіи находясь, но отстоя далеко отъ той страны, ощущаете благоуханіе на такомъ разстояніи, — и поэтому и собрались, такъ что ни дальность пути не воспрепятствовала, ни продолжительность времени не заглушила. Таково свойство духовныхъ доблестей; онѣ не прерываются никакимъ тѣлеснымъ препятствіемъ, но цвѣтутъ и возрастаютъ каждый день, и ни продолжительность времени не ослабляетъ ихъ, ни пространство пути не преграждаетъ.
Не удивляйтесь однакожъ, что, начиная это слово и похвалы, я назвалъ этого святого мученикомъ; онъ своею смертію окончилъ жизнь: какъ же онъ мученикъ? Я часто говорилъ вашей любви, что мученикомъ дѣлаетъ не одна только смерть, но и душевное расположеніе. Не за конецъ дѣла, но и за намѣреніе часто сплетается вѣнецъ мученичества. И не я, но Павелъ даетъ такое опредѣленіе мученичеству, говоря именно такъ: по вся дни умираю (1 Кор. 15, 31). Какъ ты умираешь каждый день? Какъ возможно одному смертному тѣлу принять множество смертей? Расположеніемъ, говоритъ, и готовностію къ смерти. Такъ судитъ и Богъ; и Авраамъ не окровавилъ меча, не обагрилъ жертвенника, не заклалъ Исаака, — однакоже совершилъ жертвоприношеніе. Кто говоритъ это? Самъ принявшій жертву: не пощадѣлъ еси, говоритъ Онъ, сына твоего возлюбленнаго Мене ради (Быт. 22, 12). Между тѣмъ Авраамъ взялъ его живымъ и возвратилъ здоровымъ; какъ же онъ не пощадѣлъ? А такъ, что о такихъ жертвахъ я сужу, говоритъ Господь, не по концу дѣлъ, но по расположенію рѣшающихся. Не умертвила рука, но умертвило намѣреніе; не вонзился мечъ въ горло отрока, не перерѣзалъ шеи, но бываетъ жертва и безъ крови. Знаютъ, о чемъ говорится, посвященные въ тайны. Посему и та жертва совершилась безъ крови, такъ какъ она имѣла быть прообразомъ этой. Видишь ли, какъ еще въ Ветхомъ Завѣтѣ предначертанъ образъ? Не отрицай же истины.
3. Итакъ этотъ мученикъ, — а наше слово показало его мученикомъ, — готовъ былъ на безчисленныя смерти, и всѣ ихъ претерпѣлъ расположеніемъ и ревностію, — много опасностей, постигшихъ его, перенесъ и самымъ опытомъ. И изъ отечества изгнали его, и на чужбину отправили, и многое другое воздвигли тогда противъ этого блаженнаго, хотя не имѣли никакой справедливой причины къ обвиненію, а только то, что, слушаясь словъ Павла: почтоша и послужиша твари паче Творца (Рим 1, 25), онъ удалился отъ нечестія и убоялся беззаконія; но это достойно вѣнцовъ, а не обвиненія. Ты же посмотри на злобу діавола. Такъ какъ еще недавно прекратилась языческая война и всѣ церкви только что отдохнули отъ жестокихъ и непрерывныхъ гоненій, и еще немного прошло времени, какъ затворены были всѣ храмы (идольскіе), погашены жертвенники и сокрушено все бѣсовское неистовство, то это печалило злого бѣса, и онъ не могъ спокойно переносить мира церкви; что же онъ дѣлаетъ? Онъ производитъ еще другую жестокую войну. Та была внѣшняя, а эта внутренняя; въ такой же войнѣ гораздо труднѣе сберечь себя, и легче погибнуть подвергающимся ей.
Въ это-то время блаженный этотъ управлялъ нашею церковію. Болѣзнь эта, какъ нѣкоторая сильная зараза, поднялась изъ странъ Египта; потомъ, пройдя чрезъ промежуточные города, скоро вторглась и въ нашъ городъ. Но онъ, бодрствуя, и наблюдая, и предвидя издалека все, имѣвшее случиться, отклонялъ приближавшуюся войну, и, какъ мудрый врачъ, прежде чѣмъ болѣзнь вторглась въ городъ, пребывая здѣсь, приготовлялъ лѣкарства, и управлялъ этимъ священнымъ кораблемъ съ великою предусмотрительностію, посѣщая всѣ мѣста, воодушевляя корабельщиковъ, мореходцевъ, всѣхъ пловцевъ, и возбуждая ихъ къ вниманію и бодрствованію, какъ будто морскіе разбойники нападали и покушались отнять сокровище вѣры. И не только здѣсь онъ примѣнялъ такое попеченіе, но и повсюду посылалъ людей, которые бы учили, убѣждали, совѣтовали, заграждали доступъ противникамъ. Онъ былъ хорошо наученъ благодатію Духа, что предстоятель церкви долженъ заботиться не о той одной церкви, которая вручена ему Духомъ, но и о всей церкви по вселенной; этому научился онъ изъ священныхъ молитвъ. Если должно, говорилъ онъ, творить молитвы за вселенскую церковь, отъ концевъ до концевъ вселенной, то тѣмъ болѣе должно проявлять и попеченіе объ ней о всей, равно заботиться о всѣхъ (церквахъ) и пещись о всѣхъ. И что было со Стефаномъ, это случилось и съ нимъ. Какъ іудеи, не въ силахъ будучи противиться мудрости Стефана, побили того святого камнями (Дѣян. 7, 58), — такъ и эти, не въ силахъ будучи противиться мудрости Евстаѳія и видя, что укрѣпленія охраняются, изгоняютъ наконецъ проповѣдника изъ города. Но голосъ его не замолкъ; человѣкъ былъ изгнанъ, а слово ученія не было изгнано. Такъ и Павелъ былъ связанъ, а слово Божіе не было связано (2 Тим. 2, 9); и этотъ былъ въ чужой странѣ, а ученіе его съ нами. Итакъ, изгнавши его, они стремительно напали, подобно сильному потоку, но ни растеній не исторгли, ни сѣмянъ не залили, ни воздѣланной нивы не повредили: такъ укоренилось хорошо и искусно воздѣланное его мудростію! Впрочемъ нужно сказать, для чего Богъ попустилъ ему быть изгнаннымъ отсюда. Эта церковь только что передохнула; имѣла не малое утѣшеніе въ управленіи Евстаѳія; онъ со всѣхъ сторонъ ограждалъ ее и отражалъ нападенія враговъ.
Для чего же онъ былъ изгнанъ, для чего Богъ попустилъ гонителямъ его? Для чего? Не подумайте, что слова мои послужатъ къ разрѣшенію одного только этого недоумѣнія; нѣтъ, если случится вамъ говорить о подобномъ и съ язычниками, или еретиками, то, что будетъ сказано, будетъ достаточно къ разрѣшенію всякаго недоумѣнія. Богъ попускаетъ истинной и апостольской вѣрѣ Своей подвергаться многимъ нападеніямъ, а ересямъ и язычеству попускаетъ наслаждаться спокойствіемъ; для чего? Для того, чтобы ты позналъ слабость ихъ, когда онѣ, и не тревожимыя, сами собою разрушаются, и чтобы ты убѣдился въ силѣ вѣры, которая терпитъ нападенія, и чрезъ самихъ противниковъ умножается. А что это не моя догадка, но божественный отвѣтъ, данный свыше, послушаемъ, чтó говоритъ объ этомъ Павелъ, — и онъ вѣдь нѣкогда испытывалъ нѣчто человѣческое, потому что, хотя онъ былъ и Павелъ, но причастенъ былъ нашего естества. Что же онъ испытывалъ? Онъ былъ гонимъ, подвергался нападеніямъ, терпѣлъ бичеванія, подвергался безчисленнымъ кознямъ отвнѣ и извнутри, отъ казавшихся своими, отъ чужихъ; и нужно ли исчислять, сколько онъ перенесъ бѣдствій? Итакъ, изнемогая и уже не перенося нападеній враговъ, которые всегда разрушали его ученіе и противились его слову, онъ припадаетъ къ Господу, призываетъ Его и говоритъ: дадеся ми пакостникъ плоти, ангелъ сатанинъ, да ми пакости дѣетъ: о семъ трикраты Господа молихъ, и рече ми: довлѣетъ ти благодать Моя: сила бо Моя въ немощи совершается (2 Кор. 12, 7-9). Знаю, что нѣкоторые считаютъ это немощью тѣлесною; но это не такъ, не такъ, — а называетъ онъ ангеломъ сатаны людей, противодѣйствовавшихъ ему, потому что это сатана есть слово еврейское; сатана значитъ: противникъ. Такимъ образомъ орудія діавола и людей, служащихъ ему, Павелъ называетъ ангелами его. Почему же, скажутъ, прибавлено: плоти? Потому, что плоть подвергалась бичеваніямъ, но душа была легка, возбуждаясь надеждою будущихъ благъ; козни враговъ не касались души его и не сокрушали внутреннихъ помысловъ, но достигали только плоти, и эта война не могла проникнуть внутрь. Такъ какъ плоть была раздираема, бичуема, связываема — связать же душу невозможно было, — то онъ и говоритъ: дадеся ми пакостникъ плоти, ангелъ сатанинъ, да ми пакости дѣетъ, намекая на искушенія, скорби, гоненія. Потомъ что? О семъ трикраты, говоритъ, Господа молихъ, то есть, часто я молился, говоритъ, чтобы хотя немного отдохнуть отъ искушеній. Но вы помните причину, о которой я сказалъ, что Богъ попускаетъ рабамъ Своимъ терпѣть бичеванія, быть гонимыми и испытывать безчисленныя бѣдствія, именно для того, чтобы показать Свою силу. Вотъ и здѣсь апостолъ, молившійся о томъ, чтобы отступили отъ него безчисленныя бѣдствія и противники, не получилъ просимаго; приводитъ и причину, почему онъ не получилъ просимаго. Какая же это причина? Ничто не препятствуетъ опять напомнить ее. Довлѣетъ ти, говоритъ Онъ, благодать Моя: сила бо Моя въ немощи совершается.
4. Видишь ли, что Богъ для того попускаетъ ангеламъ сатаны нападать на рабовъ Его и причинять имъ безчисленныя бѣдствія, чтобы проявилась сила Его? Поистинѣ, съ язычниками ли или съ жалкими іудеями мы станемъ разсуждать, для насъ достаточно будетъ для доказательства божественной силы то, что вѣра, подвергаясь безчисленнымъ войнамъ, одержала верхъ, и тогда какъ вся вселенная противоборствовала и всѣ съ великимъ жаромъ гнали тѣхъ двѣнадцать человѣкъ, т. е. апостоловъ, они, бичуемые, гонимые и терпѣвшіе безчисленныя бѣдствія, были въ состояніи въ короткое время съ полнымъ превосходствомъ побѣдить причинявшихъ имъ это. Для того Богъ попустилъ и блаженному Евстаѳію быть отправленнымъ на чужбину, чтобы еще болѣе показать намъ и силу истины и безсиліе еретиковъ. Итакъ онъ, отправляясь въ ссылку, хотя покинулъ городъ, но любви къ вамъ не покинулъ, и хотя былъ изгнанъ изъ церкви, но не считалъ себя чуждымъ предстоятельства и попеченія о васъ, а тогда еще болѣе оказывалъ попеченіе и заботливость, и, призвавъ всѣхъ, увѣщевалъ не отлучаться, не уступать волкамъ и не предавать имъ паствы, но оставаться внутри, заграждая имъ уста и обличая ихъ, а простѣйшихъ изъ братьевъ утверждая. А что онъ повелѣлъ хорошо, это показалъ конецъ дѣла: если бы вы тогда не остались въ церкви, то большая часть города погибла бы, потому что въ пустынѣ волки пожираютъ овецъ; но его рѣчь воспрепятствовала имъ безстыдно обнаружить свою злобу. Впрочемъ, не одинъ только конецъ дѣла показалъ это, но и слова Павла, такъ какъ онъ по наставленію апостола сдѣлалъ такое увѣщаніе. Что же говоритъ Павелъ? Готовясь нѣкогда быть отведеннымъ въ Римъ въ послѣднее путешествіе, послѣ котораго уже не надѣялся видѣть учениковъ, онъ говорилъ: я болѣе не увижу васъ; говорилъ это, не опечалить ихъ желая, но утвердить. Итакъ, намѣреваясь отправиться оттуда, онъ утверждалъ ихъ такими словами: вѣмъ, яко по отшествіи моемъ внидутъ въ васъ волцы тяжцы, и отъ васъ самѣхъ востанутъ мужіе глаголющіи развращенная (Дѣян. 20, 29-30). Троякая война: естество дикихъ звѣрей, жестокость войны, то, что нападаютъ не чужіе, а свои, поэтому естественно война болѣе жестока. Въ самомъ дѣлѣ, если кто станетъ нападать на меня и воевать отвнѣ, то я легко смогу побѣдить его; если же рана зарождается внутри, отъ самого тѣла, то зло становится трудно исцѣлимымъ. Такъ точно было и тогда. Поэтому онъ и увѣщевалъ, говоря: внимайте себѣ и всему стаду (Дѣян. 20, 28); не сказалъ: покинувъ овецъ, бѣгите вонъ. Слѣдуя этому наставленію, и блаженный Евстаѳій увѣщевалъ учениковъ своихъ, — что именно слышалъ этотъ мудрый и доблесткый учитель, это слово исполнилъ онъ на дѣлѣ. Такъ, при нападеніи волковъ, онъ не покинулъ овецъ, и хотя не восходилъ на престолъ начальствованія, но это ничего не значило для благородной и любомудрой души. Почести начальниковъ онъ оставлялъ другимъ, а труды начальниковъ переносилъ самъ, обращаясь среди волковъ. Зубы звѣрей нисколько не вредили ему: настолько вѣра его была сильнѣе ихъ угрызеній! Такимъ образомъ, вращаясь внутри, и занимая всѣхъ ихъ борьбою съ нимъ самимъ, онъ доставлялъ овцамъ великую безопасность. Но онъ не одно только это дѣлалъ, что заграждалъ уста врагамъ, и отражалъ богохульства, но обходилъ и самыхъ овецъ и узнавалъ, не уязвленъ ли кто стрѣлою, не получилъ ли тяжелой раны, и тотчасъ прикладывалъ лѣкарство. Дѣлая это, онъ во всѣхъ вложилъ закваску истинной вѣры, и не прежде отошелъ, какъ когда уже, по устроенію Божію, блаженный Мелетій пришелъ принять все это тѣсто; тотъ посѣялъ, а этотъ пришедши пожалъ. Такъ было и при Моисеѣ и Ааронѣ. Они, подобно закваскѣ, обращаясь среди египтянъ, сдѣлали многихъ ревнителями своего благочестія. Объ этомъ свидѣтельствуетъ и Моисей, когда говоритъ, что многи пришельцы изыдоша вмѣстѣ съ израильтянами (Исх. 12, 38). Этому Моисею подражая, блаженный еще прежде начальствованія исполнялъ дѣла начальства, потому что и Моисей, еще не получивъ руководительства народомъ, весьма сильно и мужественно наказывалъ обижающихъ, защищалъ обижаемыхъ, и оставивъ царскую трапезу, почести и преимущества, поспѣшилъ къ глинѣ и дѣланію кирпичей, полагая, что попеченіе о своихъ почтеннѣе всякой роскоши, удовольствія и почестей. На него взирая тогда, и этотъ увѣщевалъ всѣхъ начальниковъ имѣть попеченіе о народѣ, и предпочелъ покою труды и изгнанія отовсюду, подвергаясь непрестаннымъ озлобленіямъ каждый день. Но все для него было легко, потому что самое дѣло доставляло ему достаточное утѣшеніе въ случившемся. За все это воздавъ благодарность Богу, будемъ подражать добродѣтелямъ этихъ святыхъ, чтобы участвовать съ ними и въ вѣнцахъ, благодатію и человѣколюбіемь Господа нашего Іисуса Христа, чрезъ Котораго и съ Которымъ Отцу, со Святымъ Духомъ, слава, честь и держава во вѣки вѣковъ. Аминь.
Примѣчаніе:
[1] Слово это произнесено въ Антіохіи позднѣе бесѣды объ обличеніи ап. Петра ап. Павломъ и предъ похвалою св. мученику Роману. Память св. Евстаѳія празднуется 17 ноября.
Источникъ: Творенія святаго отца нашего Іоанна Златоуста, архіепископа Константинопольскаго, въ русскомъ переводѣ. Томъ второй: Въ двухъ книгахъ. Кн. II. — СПб: Изданіе С.-Петербургской Духовной Академіи, 1896. — С. 642-650.
Бесѣда о святомъ священномученикѣ Фокѣ, и противъ еретиковъ, и на 141 псаломъ: «гласомъ моимъ ко Господу воззвахъ, гласомъ моимъ къ Богу помолихся» [1].
Блистателенъ былъ вчера у насъ городъ, блистателенъ и великолѣпенъ не потому, что были въ немъ колонны, а потому, что былъ мученикъ, съ торжествомъ прибывшій къ намъ изъ Понта. Онъ видѣлъ ваше гостепріимство, и преисполнилъ васъ благословеніемъ; онъ похвалилъ ваше усердіе и благословилъ присутствовавшихъ. Я назвалъ блаженными собравшихся и участвовавшихъ въ его благоуханіи, а отсутствовавшихъ я назвалъ несчастными; но чтобы потеря ихъ не осталась неисправимою, мы прославляемъ его опять въ другой день, чтобы и отсутствовавшіе по нерадѣнію усердіемъ удвоили благословеніе отъ мученика. Какъ я часто говорилъ, такъ и не перестану говорить: я не наказанія требую за грѣхъ, но приготовляю врачество для немощныхъ. Ты отсутствовалъ вчера? Приди же хотя сегодня, чтобы тебѣ видѣть его уходящимъ въ собственное мѣсто. Ты видѣлъ его идущимъ чрезъ торжище? Посмотри его и плывущимъ по морю, чтобы обѣ стихіи (воздухъ и вода) наполнились его благословеніемъ.
Никто пусть не уклоняется отъ этого священнаго торжества, — ни дѣва пусть не остается дома, ни жена пусть не задерживается въ жилищѣ; оставимъ городъ пустымъ и переселимся ко гробу мученика; вѣдь и цари ликуютъ вмѣстѣ съ нами. Какое же имѣетъ оправданіе частный человѣкъ, когда цари оставляютъ царскіе чертоги и сидятъ при гробѣ мученика? Такова сила мучениковъ, что она уловляетъ не только частныхъ людей, но и носящихъ діадемы; она — посрамленіе язычниковъ, она — порицаніе ихъ заблужденія, она — погибель бѣсовъ, она — наше благородство и вѣнецъ церкви. Я ликую вмѣстѣ съ мучениками и пляшу, вмѣсто луговъ взирая на ихъ трофей, потому что вмѣсто источниковъ они источили кровь; кости ихъ истощены, а память ихъ юнѣетъ каждый день. Какъ невозможно погаснуть солнцу, такъ и памяти мучениковъ, потому что самъ Христосъ изрекъ: небо и земля мимо идутъ, словеса же Моя не мимо идутъ (Матѳ. 24, 35). Впрочемъ похвалы мученику отложимъ до удобнаго времени: и сказаннаго достаточно по причинѣ усердія тѣхъ, которые должны были собраться и сдѣлать блестящимъ день праздника. Какъ я вчера говорилъ, такъ и сегодня опять говорю: для мученика не будетъ никакой славы отъ присутствія многихъ, а вамъ благословеніе будетъ прибылью отъ присутствія при мученикѣ. Какъ взирающій на солнце не дѣлаетъ этого свѣтила болѣе свѣтлымъ, но освѣщаетъ собственные глаза свои, — такъ точно и почитающій мученика не его дѣлаетъ болѣе славнымъ, но самъ отъ него пріобрѣтаетъ просвѣщающее благословеніе.
Сдѣлаемъ же опять море церковію, вышедши туда со свѣтильниками, соединивъ огонь съ водою и воду наполнивъ огнемъ. Никто пусть не боится моря; мученикъ не боялся смерти, а ты боишься воды? Впрочемъ довольно сказали мы объ этомъ предметѣ; предложимъ теперь вамъ и изъ прочитаннаго сегодня обычную трапезу. Хотя и стѣснены ваши тѣла, но пусть окрыляется душа; я смотрю не на тѣсноту вашу, а на усердіе. Пріятно для кормчаго волнующееся море, пріятна и для учителя моремъ разлившаяся церковь; въ этихъ водахъ нѣтъ ни солености, ни подводнаго камня, ни чудовищъ, но море и влага, исполненная благоуханія; здѣсь корабли, переплывающіе не отъ земли къ землѣ, но отъ земли на небо, содержащіе въ себѣ не деньги, не золото и не серебро, но вѣру, любовь, ревность и мудрость.
2. Итакъ, направимъ тщательно корабль, который никогда не погибаетъ и не подвергается кораблекрушенію. Но слушайте внимательно то, что говорится; псаломъ сегодня выводитъ насъ на ратоборство съ еретиками, не для того, чтобы свалить ихъ стоящихъ, но чтобы возставить лежащихъ; такова именно наша война: не изъ живыхъ она дѣлаетъ мертвыми, но изъ мертвыхъ приготовляетъ живыхъ, изобилуя кротостію и великимъ смиреніемъ. Я гоню не дѣломъ, а преслѣдую словомъ, не еретика, но ересь, не человѣка отвращаюсь, но заблужденіе ненавижу и хочу привлечь къ себѣ (заблуждающагося); я веду войну не съ существомъ, потому что существо — дѣло Божіе, но хочу исправить умъ, который развращенъ діаволомъ. Какъ врачъ, лѣча больного, не противъ тѣла воюетъ, но истребляетъ поврежденіе тѣла, — такъ и я, если буду сражаться съ еретиками, то сражаюсь не съ самими людьми, но хочу истребить заблужденіе и очистить гнилость. Мнѣ привычно терпѣть преслѣдованіе, а не преслѣдовать, быть гонимымъ, а не гнать. Такъ и Христосъ побѣждалъ, не распиная, но распятый, не ударяя, но принявъ удары. Аще злѣ глаголахъ, говоритъ онъ, свидѣтельствуй о злѣ, аще ли добрѣ, что мя біеши (Іоан. 18, 23)? Владыка вселенной оправдывается предъ рабомъ первосвященника, принявъ удары по устамъ, изъ которыхъ исходило слово и укрощало море и возбудило изъ мертвыхъ четверодневнаго Лазаря, отъ которыхъ убѣгало зло, отъ которыхъ разрѣшались болѣзни и грѣхи: это — чудо Распятаго. Имѣя силу послать молнію, поколебать землю, изсушить руку раба, Онъ не сдѣлалъ ничего такого, но даже оправдывается и побѣждаетъ кротостію, научая тебя, человѣка, никогда не приходить въ негодованіе, чтобы ты, хотя бы ты былъ распинаемъ, хотя бы получалъ удары, говорилъ то же, что Владыка твой: аще злѣ глаголахъ, свидѣтельствуй о злѣ, аще ли добрѣ, что мя біеши? И посмотри на Его человѣколюбіе, какъ Онъ обиды рабовъ отмщаетъ, а обиды Себѣ пропускаетъ. Былъ нѣкогда одинъ пророкъ, обличалъ нечестиваго царя и, пришедши, говоритъ: олтарю, олтарю, послушай (3 Цар. 13, 2). Такъ какъ царь Іеровоамъ стоялъ, принося жертву идоламъ, то пророкъ пришедши обращаетъ рѣчь къ жертвеннику. Что дѣлаешь ты, пророкъ? Оставляешь человѣка и бесѣдуешь съ жертвенникомъ? Да, говоритъ онъ. Почему? Такъ какъ человѣкъ сталъ безчувственнѣе камня, то я оставляю его и бесѣдую съ этимъ, чтобы ты узналъ, что камень слушаетъ, а человѣкъ не слушаетъ. Послушай олтарю, послушай, и тотчасъ разсѣдеся олтарь (ст. 5). Простре руку свою царь, желая схватить пророка, и не могъ согнуть ее (ст. 4). Видишь ли, что жертвенникъ слушалъ больше, нежели царь? Видишь ли, что онъ оставилъ разумнаго и бесѣдуетъ съ неразумнымъ, чтобы послушаніемъ послѣдняго исправить безчувственность и злобу перваго? Жертвенникъ сокрушился, а злоба царя не сокрушилась. Но посмотри на случившееся: царь протянулъ руку схватить пророка, и тотчасъ усше рука его (ст. 4). Такъ какъ наказаніемъ жертвенника онъ не исправился, то собственнымъ наказаніемъ научается послушанію Богу. Щадя тебя, я хотѣлъ излить гнѣвъ на камень, но такъ какъ камень не сдѣлался для тебя учителемъ, то прими ты наказаніе. И простре руку свою, и тутъ же усше. Она стала затѣмъ трофеемъ пророка, и не могъ царь согнуть ее. Гдѣ діадема? Гдѣ порфиры? Гдѣ латы? Гдѣ щиты? Гдѣ войско? Гдѣ копья? Богъ повелѣлъ, и все это погибло; вельможи предстояли, не имѣя силъ помочь, но сдѣлавшись только зрителями удара. И простре руку свою царь, и усше; когда она сдѣлалась сухою, тогда принесла плодъ. Посмотри на примѣръ древа, бывшаго въ раю, и древа крестнаго. Какъ то древо, будучи цвѣтущимъ, произвело смерть, а древо креста, будучи сухимъ, породило жизнь, такъ было и съ рукою царя: когда она была цвѣтущею, тогда производила нечестіе, а когда стала сухою, тогда привела послушаніе; вотъ дивныя дѣла Божіи!
Но, какъ я говорилъ, когда самъ Онъ получалъ удары, то не дѣлалъ никакого зла ударяющему; а когда рабу его угрожала обида, то Онъ наказалъ царя, научая тебя за оскорбленія Бога мстить, а оскорбленія тебя самого пропускать. Какъ Я Мои оскорбленія пропускаю, а за твои отмщаю, — такъ и ты за Мои отмщай, а свои пропускай. Но съ напряженіемъ обратите ко мнѣ слухъ свой (вѣдь напряженный нужно имѣть слухъ слушателямъ, когда время подвиговъ), чтобы вамъ въ точности знать, какъ я связываю, какъ разрѣшаю грѣхи противниковъ, какъ я ратоборствую и какъ поражаю. Если и сидящіе на зрѣлищѣ нагибаются, когда двое борются, напрягаютъ свой взоръ, привстаютъ на носки, чтобы видѣть борьбу, исполненную стыда, чтобы видѣть борьбу, которой подражать постыдно, — то гораздо больше должно намъ внимательно слушать божественныя писанія. Если ты хвалишь борца, то почему самъ не дѣлаешься борцомъ? Если же ты стыдишься сдѣлаться борцомъ, то для чего подражаешь похвалѣ имъ? А здѣсь борьба не такая, но общая для всѣхъ и полезная какъ для говорящихъ, такъ и для слушающихъ. Я ратоборствую съ еретикомъ, чтобы и васъ сдѣлать ратоборцами, чтобы вы, не только когда поете, но и когда разговариваете, заграждали уста ихъ. Что же говоритъ пророкъ? Гласомъ моимъ ко Гооподу воззвахъ, гласомъ моимь къ Богу помолихся (Псал. 141, 1). Обрати вниманіе: ужели это слово кажется дающимъ поводъ къ борьбѣ? Посмотри, какъ я сплетаю вѣнецъ и предметъ состязаній. Гласомъ моимъ ко Господу воззвахъ, гласомъ моимъ къ Богу помолихся. Здѣсь призови ко мнѣ еретика, присутствуетъ ли онъ, или не присутствуетъ. Если онъ присутствуетъ, то пусть поучается отъ нашего голоса; а если не присутствуетъ, то пусть узнаетъ чрезъ васъ слушающихъ. Впрочемъ, какъ я сказалъ, я не гоню его присутствующаго, но принимаю его гонимаго не вами, но собственною совѣстію, по словамъ сказавшаго: бѣгаетъ нечестивый ни единому же гонящу (Прит. 28, 1). Церковь есть мать своихъ дѣтей, которая и ихъ принимаетъ, и чужимъ открываетъ нѣдра. Общимъ мѣстомъ зрѣлища былъ ковчегъ Ноевъ, но церковь лучше и его. Тотъ принялъ неразумныхъ животныхъ и сохранилъ ихъ неразумными, а эта принимаетъ неразумныхъ и измѣняетъ ихъ. Напримѣръ: войдетъ ли сюда лисица — еретикъ, я дѣлаю ее овцею; войдетъ ли волкъ, я дѣлаю его агнцемъ, сколько зависитъ отъ меня; если же онъ не захочетъ, то это нисколько не отъ меня, а отъ собственнаго его неразумія. Такъ и Христосъ имѣлъ двѣнадцать учениковъ, и одинъ сдѣлался предателемъ, но не отъ Христа, а отъ собственной развращенной воли. Такъ и Елисей имѣлъ ученика сребролюбиваго, но не по слабости учителя, а по нерадѣнію ученика. Я бросаю сѣмена; если ты — земля тучная, принимающая сѣмена, то воздашь колосъ; а если ты — камень безплодный, то это нисколько не отъ меня: будешь ли ты слушать, или не будешь слушать, я не перестану напѣвать тебѣ духовную пѣснь и поливать раны, чтобы мнѣ не услышать въ тотъ день: лукавый рабе, подобаше тебѣ вдати сребро мое торжникомъ (Матѳ. 25, 26-27). Гласомъ моимъ ко Господу воззвахъ, гласомъ моимъ къ Богу помолихся.
3. Что говоришь ты, еретикъ? О комъ говоритъ пророкъ, и кого называетъ онъ Господомъ и Богомъ? Объ одномъ вѣдь лицѣ рѣчь. Еретики, перетолковывая Писанія на свою голову и изыскивая всегда доводы противъ своего спасенія, не чувствуютъ, какъ они толкаютъ сами себя въ пропасть погибели: и славословящій Сына Божія не дѣлаетъ Его болѣе славнымъ, и злословящій не причиняеть ему вреда, потому что безтѣлесное Существо не имѣетъ нужды въ нашемъ славословіи; но какъ называющій солнце свѣтлымъ не прибавляетъ ему свѣта, и называющій его темнымъ не уменьшаетъ его сущности, а только въ приговорѣ своемъ представляетъ примѣръ собственной слѣпоты, такъ и называющій Сына Божія не Сыномъ, а тварію, представляетъ доказательство собственнаго безумія, а признающій (божественное) существо Его показываетъ собственное благоразуміе; и ни этотъ не приноситъ Ему пользы, ни тотъ не причиняетъ Ему вреда, но одинъ борется противъ своего спасенія, а другой за свое спасеніе. Они, какъ я сказалъ, перетолковывая Писанія, остальное пропускаютъ, а ищутъ, не найдется ли гдѣ-нибудь основанія, повидимому нѣсколько содѣйствующаго ихъ болѣзни. Не говори мнѣ, что причиною этому Писаніе; не Писаніе причиною, но ихъ неразуміе, подобно тому, какъ и медъ сладокъ, однакожъ больной считаетъ его горькимъ, но это не меду упрекъ, а жалоба на болѣзнь. Такъ и сумасшедшіе не видятъ предметовъ, но это не вина предметовъ видимыхъ, а извращенное сужденіе сумасшедшаго. Богъ сотворилъ небо, чтобы мы взирали на созданіе и поклонялись Создателю, а язычники обоготворили созданіе; но причиною не созданіе, а ихъ неразуміе, и какъ неразумный ни отъ кого не получаетъ пользы, такъ благоразумный получаетъ пользу и отъ самого себя. Что равно со Христомъ? Однако и отъ Него Іуда не получилъ пользы. Что негоднѣе діавола? Однако Іовъ получилъ вѣнецъ. Ни Іудѣ не принесъ пользы Христосъ, потому что онъ былъ неразуменъ, ни Іову не повредилъ діаволъ, потому что онъ благоразуменъ. Говорю это для того, чтобы никто не осуждалъ Писанія, но неразуміе худо толкующихъ сказанное хорошо. Вѣдь и діаволъ бесѣдовалъ со Христомъ отъ Писанія.
Но виною не Писаніе, а умъ, худо толкующій сказанное хорошо. Желая доказать, что Сынъ меньше Отца, еретики ходятъ, отыскивая странныя выраженія, и объ этихъ именахъ: Богъ и Господь, говорятъ, что Отецъ — Богъ, а Сынъ — Господь, раздѣляютъ эти имена и приписываютъ имя Богъ Отцу, а имя Господь Сыну, какъ настоящіе дѣлители Божества и раздаятели жребія. Приписываетъ ли Писаніе Сыну названіе: Господь? Это ли говоритъ оно? Развѣ ты не слышалъ, какъ псаломъ говорилъ сегодня къ одному лицу: гласомъ моимъ ко Господу воззвахъ, гласомъ моимъ къ Богу помолихся? Итакъ, оно называетъ его и Господомъ и Богомъ. Кто по твоему Богъ — Сынъ, или Отецъ? Конечно скажешь, что эти имена принадлежатъ Отцу. Итакъ Сынъ — Богъ, и Отецъ — Господь. Для чего же ты раздѣляешь эти имена, и одно тамъ прибавляешь, а другое здѣсь отдѣляешь? И Павелъ (о, если бы ты слушалъ Павла и былъ блаженнымъ!) говоритъ: но намъ единъ Богъ Отецъ, изъ Него же вся, и единъ Господь Іисусъ Христосъ, Имъ же вся (1 Кор. 8, 6). Онъ развѣ назвалъ Сына Богомъ? Но какъ? Господомъ. Что же, скажи мнѣ, Богъ важнѣе, нежели Господь, и Господь меньше, нежели Богъ? Слушайте, прошу васъ, съ напряженнымъ вниманіемъ; если я докажу, что Господь и Богъ — одно, что́ ты скажешь? Ты говоришь, что Богъ больше, а Господь меньше? Послушай пророка, который говоритъ: сей Господь сотворивый небо, сей Богъ устроивый землю (Ис. 45, 18); Господь — небо, и Богъ — землю; слова Господь и Богъ употребилъ онъ объ одномъ и томъ же лицѣ. И еще: слыши Израилю: Господь Богъ твой, Господь единъ есть (Втор. 6, 4). Дважды — Господь, и однажды — Богъ; и сперва — Господь, потомъ — Богъ, и опять — Господь. Если бы послѣднее было ниже, а первое выше, то о великомъ Существѣ онъ не употребилъ бы выраженія меньшаго прежде бо́льшаго, но, сказавъ бо́льшее, удовольствовался бы и не прибавилъ бы меньшаго. Поняли ли вы, что́ я сказалъ? Я повторю наставленіе, такъ какъ здѣсь не зрѣлище для показу, но поученіе для душевнаго сокрушенія, не для того, чтобы вы уходили отсюда безоружными, но чтобы возвращались вооруженными. Богъ, говоришь ты, еретикъ, выше, а Господь — ниже? Я указалъ тебѣ на пророка, который говоритъ: Господь сотворивый небо, Богъ устроивый землю. Указываю тебѣ, еще на Моисея, который говоритъ: слыши, Израилю: Господь Богъ твой, Господь единъ есть. Какъ единъ, если два имени, одно меньшаго, а другое большаго существа? Существо конечно не больше и не меньше себя самого, но равно и неразрывно. Господь Богъ твой Господь единъ есть; вотъ я доказываю тебѣ, что имя Господь то же, что и Богъ. Вообще же, если Господь ниже, а Богъ выше, то какое должно быть имя Его: меньшее — Господь, или большее — Богъ? Если онъ скажетъ: какъ имя Мнѣ? то что́ скажешь ты, еретикъ? Скажешь, что Господь имя Сына, а Богъ — Отца, какъ болѣе свойственное? Но если я докажу тебѣ, что имя Господь меньшее служитъ отличительнымъ Его именемъ, то что́ ты сдѣлаешь? Да познаютъ, яко имя тебѣ Господь, говоритъ пророкъ. Развѣ онъ сказалъ: Богъ (Псал. 82, 19)? Хотя если имя Богъ больше, то почему не сказалъ пророкъ: да познаютъ, яко имя тебѣ Богъ? Если собственное Его и свойственное Ему имя есть Богъ, а чуждое Ему, какъ низшее, есть Господь, то почему онъ сказалъ: да познаютъ, яко имя тебѣ Господь, имя малое, меньшее, низшее достоинства Его, а не сказалъ имя великое и высокое, достойное Его существа? Чтобы ты зналъ, что и это не есть малое, ни низшее, но имѣетъ такую же силу: да познаютъ, яко имя тебѣ Господь, ты единъ Вышній по всей земли.
4. Но ты не отступаешь изъ сраженія, а опять говоришь, что имя Богъ — больше, а Господь — меньше? Итакъ, если я покажу, что Сынъ называется этимъ именемъ бо́льшимъ, что́ ты скажешь? Прекратишь ли сраженіе? Отстанешь ли отъ состязанія? Призна́ешь ли свое спасеніе? Освободишься ли отъ безумія? Понялъ ты, что я сказалъ? Такъ какъ имя Господь приписываютъ Сыну, а Богъ — Отцу, какъ бо́льшее, то, если я покажу тебѣ, что Сынъ называется этимъ бо́льшимъ именемъ — Богъ, сраженіе окончено, — я покоряю тебя твоимъ оружіемъ и на твоихъ крыльяхъ становлюсь выше тебя. Ты сказалъ, что имя Богъ больше, а Господь меньше; я хочу доказать, что меньшее не приличествовало Отцу, если Онъ былъ бо́льшимъ, и большее не приличествовало Сыну, если Сынъ былъ меньшимъ. Послушай пророка, который говоритъ: сей Богъ нашъ, не вмѣнится инъ къ Нему: изобрѣте всякъ путь хитрости, по сихъ на земли явися и съ человѣки поживе (Варух. 3, 36-38). Что скажешь ты на это? Будешь опровергать эти слова? Но не можешь, — истина остается блистающею собственнымъ свѣтомъ и ослѣпляющею глаза еретиковъ, не желающихъ вѣрить ей. Хотя глубоко это состязаніе и великъ жаръ, но слово это больше, превосходнѣе неудобства слушающихъ, и жаръ утоляется росою поученія; и если мы собираемся однажды или дважды въ недѣлю, то слушателю не должно быть нерадивымъ. Когда ты выйдешь отсюда, и кто-нибудь спроситъ тебя: о чемъ бесѣдовалъ учитель? — ты скажешь: противъ еретиковъ; если онъ скажетъ: о чемъ онъ бесѣдовалъ? — и ты не найдешься отвѣчать, то стыдъ тебѣ величайшій; а если отвѣтишь, то уколешь его; если то будетъ еретикъ, исправишь его; если то будетъ нерадивый другъ, привлечешь его; если невоздержная жена, вразумишь ее, — а отвѣчать ты обязанъ и женѣ: жены, говорится, въ церкви да молчатъ: аще ли чесому учитися хотятъ, своихъ мужей да вопрошаютъ (1 Кор. 14, 34-35). Когда ты придешь домой и жена спроситъ тебя: что принесъ ты мнѣ изъ церкви? — скажи ей: не мяса, и не вина, и не золота, и не нарядовъ, украшающихъ тѣло, но слово, умудряющее душу. Когда ты придешь къ женѣ, то предложи духовную трапезу; скажи напередъ, пока свѣжа память: насладимся духовнымъ, а потомъ насладимся чувственною трапезою, потому что если мы такъ устрояемъ дѣла свои, то будемъ имѣть Бога среди насъ, и трапезу благословляющаго, и насъ увѣнчивающаго. За все же это будемъ благодарить самого Отца, съ Сыномъ и Святымъ Духомъ, нынѣ и присно, и во вѣки вѣковъ. Аминь.
Примѣчаніе:
[1] Произнесена въ Константинополѣ и, если упоминаніе о томъ, что Златоустъ привыкъ самъ терпѣть преслѣдованія, а не другихъ преслѣдовать, считать указаніемъ на изгнаніе именно Златоуста, то во время между первымъ и вторымъ изгнаніемъ его, т. е. въ концѣ 403 или въ началѣ 404 года; но перенесеніе мощей св. Фоки правднуется 22 іюля.
Источникъ: Творенія святаго отца нашего Іоанна Златоуста, архіепископа Константинопольскаго, въ русскомъ переводѣ. Томъ второй: Въ двухъ книгахъ. Кн. II. — СПб: Изданіе С.-Петербургской Духовной Академіи, 1896. — С. 746-753.
Творенія, ошнесенныя въ изданіи Миня къ разряду Spuria.
На Благовѣщеніе преславной Владычицы нашей Богородицы.
Опять радостныя благовѣствованія, опять извѣщенія о свободѣ, опять отозваніе назадъ, опять возвращеніе, опять голосъ веселія, опять освобожденіе отъ рабства: ангелъ бесѣдуетъ съ Дѣвою, такъ какъ и съ женою бесѣдовалъ змій. Въ мѣсяцъ шестый, говорится, посланъ бысть ангелъ Гавріилъ отъ Бога къ Дѣвѣ обрученнѣй мужеви (Лук. 1, 26-27). Гавріилъ былъ посланъ объявить всемірное спасеніе; Гавріилъ былъ посланъ, неся Адаму обѣщаніе возвращенія изъ плѣна; Гавріилъ былъ посланъ въ Дѣвѣ, чтобы измѣнить безчестіе женскаго пола въ честь; Гавріилъ былъ посланъ, чтобы приготовить чистому Жениху достойный чертогъ; Гавріилъ былъ посланъ, чтобы помолвить созданіе съ Создателемъ; Гавріилъ былъ посланъ къ одушевленному дворцу Царя ангеловъ; Гавріилъ былъ посланъ къ Дѣвѣ, обрученной Іосифу, но сберегаемой для Сына; былъ посланъ безтѣлесный рабъ къ чистой Дѣвѣ; былъ посланъ свободный отъ грѣха къ недопускающей тлѣнія; былъ посланъ свѣтильникъ, чтобъ указать на Солнце правды; было послано утро, бѣгущее впереди свѣта дня; былъ посланъ Гавріилъ, показывающій Того, Кто находится въ нѣдрахъ Отца и въ объятіяхъ Матери; былъ посланъ Гавріилъ, показывающій на Того, Кто находится на тронѣ и въ вертепѣ; былъ посланъ воинъ, вопіющій о таинствѣ Царя, — таинствѣ, познаваемомъ вѣрою, не изслѣдуемомъ излишнимъ любопытствомъ, — таинствѣ, покланяемомъ, не взвѣшиваемомъ какъ бы на вѣсахъ, — таинствѣ, исповѣдуемомъ, не измѣряемомъ. Въ мѣсяцъ шестый посланъ бысть Гавріилъ къ Дѣвѣ. О какомъ шестомъ мѣсяцѣ говорится? О какомъ? Съ какого Елисавета приняла благовѣствованіе, съ какого зачала Іоанна. Откуда это ясно? Пусть объяснитъ самъ архангелъ, говорящій Дѣвѣ: се, говоритъ онъ, Елисаветъ, южика твоя, и та зачатъ сына; и сей мѣсяцъ шестый есть ей нарицаемѣй неплоды (Лук. 1, 36). Въ мѣсяцъ шестый. Шестый мѣсяцъ зачатія Іоанна. Надлежало, чтобъ прежде пришелъ воинъ, надлежало, чтобъ прежде явился тѣлохранитель, надлежало, чтобъ сначала проложилъ путь возвѣститель Господня пришествія. Въ мѣсяцъ шестый посланъ бысть ангелъ Гавріилъ къ Дѣвѣ обрученнѣй мужеви, не вступившей въ бракъ; хотя обрученнѣй, но сохраняемой. Почему — обрученнѣй? Чтобы разбойникъ тотъ не узналъ въ скорости о таинствѣ. Что Царь придетъ съ помощію Дѣвы, лукавый зналъ, потому что и онъ самъ слышалъ слова Исаіи: се Дѣва во чревѣ зачнетъ (Ис. 7, 14); и естественно сторожилъ все въ отдѣльности, что было предсказано о Дѣвѣ, чтобы, гдѣ замѣтитъ, что исполняется это таинство, приготовить хулу. Поэтому Господь пришелъ чрезъ посредство обрученной, уже принявшей на себя обязательство. Въ мѣсяцъ шестый посланъ бысть ангелъ Гавріилъ къ Дѣвѣ обрученнѣй мужеви, емуже имя Іосифъ. Послушай, что говоритъ пророкъ объ этомъ мужѣ и Дѣвѣ. Дастся книга запечатлѣнная человѣку вѣдущему Писанія (Ис. 29, 11). Что это за книга запечатлѣнная, если, конечно, не чистая Дѣва? Отъ кого она дастся? Ясно, что отъ священниковъ. Кому она будетъ дана? Плотнику Іосифу. Этотъ Іосифъ, прежде жившій въ честномъ бракѣ и родившій сыновей, потерялъ жену и остальное время жилъ въ цѣломудріи, воспитывая дѣтей въ ученіи и наставленіи Господнемъ. Вѣдь извѣстно, что апостолъ Павелъ, придя для проповѣди и найдя одного изъ его сыновей, пишетъ, говоря: иного же отъ апостолъ не видѣхъ, токмо Іакова брата Господня (Гал. 1, 19), не какъ рожденнаго отъ Дѣвы Маріи, но — отъ Іосифа. Итакъ, какъ священники сочетали Марію съ цѣломудреннымъ Іосифомъ, и предложили ее ему, выжидая удобнаго для брака времени, то онъ, принявши, долженъ былъ сохранять Дѣву въ неповрежденности. Это пророкъ предсказалъ много ранѣе: дастся, говоритъ онъ, книга занѣчатлѣнная человѣку вѣдущему Писанія, то есть, сочетавшемуся бракомъ, и онъ скажетъ: не могу прочитать. Почему не можешь, Іосифъ? Не могу, говоритъ, прочитать, потому что книга запечатана. Для кого она сохраняется? Она сберегается въ жилище для Творца всяческихъ. Но возвратимся къ предмету. Въ мѣсяцъ шестый посланъ бысть Гавріилъ къ Дѣвѣ, конечно, получивъ таковыя приказанія. Слушай — говоритъ — ангелъ, будь слугою страшнаго таинства, послужи сокровенному чуду, Мои сострадательныя чувства понуждаютъ Меня снизойти къ разысканію заблудшаго Адама. Грѣхъ сдѣлалъ ветхимъ сотвореннаго по Моему образу, испортилъ твореніе Моихъ рукъ, помрачилъ красоту, которую Я создалъ; волкъ владѣетъ Моимъ скотомъ; райское жилище опустѣло. Древо жизни охраняется пламеннымъ мечемъ и заперто мѣсто наслажденія. Я оказываю состраданіе тому, кто подвергся нападенію, и желаю поймать врага. Я хочу, чтобъ это было скрыто отъ всѣхъ находящихся на небѣ силъ, тебѣ одному только повѣряю тайну; иди къ Дѣвѣ Маріи, отправься въ одушевленнымъ вратамъ, о которыхъ говоритъ пророкъ: преславная глаголашася о тебѣ, граде Божій (Псал. 86, 3). Отправься въ Моему раю, одаренному разумомъ; отправься въ восточному городу; отправься къ жилищу, достойному Моего Слова; отправься ко второму небу на землѣ; отправься въ легкому облаку; объяви ему о дождѣ Моего явленія; отправься къ приготовленному для меня святилищу; отправься къ чертогу Моего вочеловѣченія; отправься къ чистой брачной комнатѣ Моего плотскаго рожденія; скажи въ уши разумнаго ковчега, уготовай Мнѣ преддверіе слуха; но не приведи въ смятеніе, не разстрой души Дѣвы; со скромностью предстань ко святилищу; прежде всего воскликни къ ней голосомъ радости; скажи Маріи: радуйся, благодатная (Лук. 1, 28), чтобы Я оказалъ состраданіе къ страждущей Евѣ. Ангелъ услышалъ это и, какъ естественно, размышлялъ самъ собою: необыкновенное дѣло — превосходящее мысль слово; Страшный для херувимовъ, на Котораго не могутъ зрѣть серафимы, Непостижимый для всѣхъ ангельскихъ силъ, о какомъ возвѣщаетъ обстоятельствѣ! Объявляетъ Дѣвѣ о присутствіи въ ней Своего Лица, лучше же сказать: обѣщаетъ ей о входѣ чрезъ посредство слуха! И Осудившій Еву спѣшитъ столь много прославить ея Дочь и говоритъ: приготовь Мнѣ входы слуха! И можетъ ли чрево вмѣстить Невмѣстимаго? Поистинѣ страшное таинство! Когда ангелъ размышлялъ объ этомъ, Господь говоритъ ему: что смущаешься и изумляешься, Гавріилъ? Не былъ ли ты недавно посланъ Мною къ священнику Захаріи? Не далъ ли ты ему добрыхъ извѣстій относительно рожденія Іоанна? Не наложилъ ли ты на невѣровавшаго іерея наказанія молчаніемъ? Не осудилъ ли ты старца на лишеніе голоса? Не ты ли провозвѣстилъ, не Я ли утвердилъ? Не послѣдовало ли дѣло за твоимъ благовѣствованіемъ? Не зачала ли неплодная? Не оказала ли повиновенія утроба? Не отступила ли болѣзнь безплодія? Не убѣжало ли бездѣйствіе естества? Не есть ли теперь приносящею плодъ та, которая доселѣ не приносила плодовъ? Развѣ изнеможетъ у Меня — Творца всякъ глаголъ (Лук. 1, 37)? Итакъ, почему ты охваченъ сомнѣніемъ? Что же опять ангелъ? Господи, исцѣлить недостатки естества, превратить бурю страданій, призвать мертвенность членовъ къ животворящей силѣ, повелѣть естеству проявить силу дѣторожденія, уничтожить неплодство въ членахъ уже устарѣвшихъ, видоизмѣнить состарѣвшійся стебель въ состояніе зеленѣющаго, внезапно показать безплодную ниву матерью колосьевъ, все это — дѣло Твоего могущества, обычно совершаемое, и свидѣтельствуютъ — Сарра и послѣ нея Ревекка, и опять Анна, подчиненныя рабству тягостной болѣзни неплодія, а потомъ принявшія отъ Тебя свободу. А чтобъ родила дѣва, не вступившая въ сношеніе съ мужемъ, это — выше законовъ естества. Но и Твое пришествіе Ты возвѣщаешь Дѣвицѣ. Предѣлы неба и земли не вмѣщаютъ Тебя; и какимъ образомъ вмѣститъ Тебя дѣвическая утроба? И Господь говоритъ: какимъ образомъ вмѣстила Меня палатка Авраамова? Ангелъ говоритъ: потому что онъ владѣлъ полнотою гостепріимства. Потомъ подумай, Господи, тамъ Ты явился патріарху въ расположенной подлѣ дороги палаткѣ, и Ты, все наполняющій, прошелъ мимо. Какимъ образомъ вытерпитъ огонь божества Марія? Престолъ Твой пламенѣетъ, озаряемый сіяніемъ, и неужели Дѣва можетъ безъ ужаса носить Тебя? Да, конечно, еслибы огонь въ пустынѣ причинилъ вредъ купинѣ (Исх. гл. 3), то несомнѣнно повредило бы и Маріи Мое присутствіе; если же тотъ огонь, изображавшій явленіе съ неба божескаго огня, только оросилъ купину, а не сжегъ, то что ты могъ бы сказать объ истинѣ, нисходящей не въ пламенномъ огнѣ, но въ видѣ дождя? Тогда наконецъ, ангелъ исполнилъ повелѣнное ему, и, придя къ Дѣвѣ и войдя, воскликнулъ къ Ней, говоря: радуйся, благодатная, Господь съ Тобою (Лук. 1, 28). Уже діаволъ не противъ Тебя, потому что гдѣ прежде врагъ нанесъ рану, тамъ врачъ налагаетъ пластырь; откуда смерть получила начало нападенія, оттуда жизнь соорудила входъ жизни. Чрезъ жену разливается зло, чрезъ жену текутъ блага. Радуйся, благодатная; не стыдись, какъ виновница осужденія, потому что Ты дѣлаешься Матерью Того, Кто осудилъ. Радуйся, благодатная; радуйся, непорочная, рождающая Жениха пребывавшему во вдовствѣ міру. Радуйся, благодатная, потопившая въ утробѣ матерней смерть; радуйся, одушевленный Божій храмъ; радуйся жилище, равное по своей цѣнѣ небу и землѣ; радуйся, пространное вмѣстилище невмѣстимаго естества. При такомъ положеніи, врачъ приступаетъ къ немощнымъ, сидящимъ во тьмѣ является солнце правды, обуреваемымъ — якорь и безопасная отъ морскихъ волнъ гавань, рабамъ, непримиримо ненавидимымъ, родился Посолъ и союзъ мира, плѣнниковъ посѣтилъ Избавитель, подверженныхъ нападенію непріятелей — крѣпкій Покровъ неизреченной радости и любви. Той бо есть миръ нашъ (Ефес. 2, 14), — какъ говоритъ божественный апостолъ, — миръ, которымъ, о, если бы намъ непрестанно наслаждаться, по благодати самого Христа и Бога нашего, Которому слава во вѣки вѣковъ. Аминь.
Источникъ: Творенія святаго отца нашего Іоанна Златоуста, архіепископа Константинопольскаго, въ русскомъ переводѣ. Томъ второй: Въ двухъ книгахъ. Кн. II. — СПб: Изданіе С.-Петербургской Духовной Академіи, 1896. — С. 854-857.
Customer Feedback (0)