СКАЗКА О БЕЛОМ КИТЕ

Глава 1. СИНЕРЕЧИНО Ну? Кто тут у нас не ест очень полезную мамину кашу? Нет, она вовсе не рисово-пшённая. Это… тсс!.. морская каша. Она очень-очень редкая. И недоступная для взрослых. Особенно для пап. Так что тихо ешь, а не то папа прибежит и будет смотреть на тебя так жалобно, что тебе захочется отдать ему всю кашу! А у меня, между прочим, почти не осталось морского планктона, рачков и креветок. Что значит: зачем они мне? Так из них я и варю кашу для маленьких китят, чтобы они выросли в громадных сильных китов! Всё в жизни, мой дорогой, начинается с правильной утренней каши. Что? Сказку? И непременно про кита? Э-э… Ладно. Давай договоримся: ты берёшь ложку, а я рассказываю сказку. Согласен? Отлично! Жила-текла в одном лесном краю на границе гор речка Кудеринка. Один бережок у неё высок, другой низок, и вполне так вокруг подходяще. И в этом подходящем местечке построили некогда люди красивое село Синеречино — по цвету полноводной синей реки. Долго ли жили, коротко, а родился как-то в Синеречино мальчик. Нарекли его чудоименем Ианикит — «защитник». Конечно, мама и папа звали его проще: сперва Аникитой, потом Аникитом, потом и вовсе — Китом, и сынишке очень нравилось его короткое имя, потому что он узнал о большом сильном животном, плавающем в море-окияне и кушающим только крошечный водоросли — планктон, рачков и креветок. Да-да, вот именно: морскую кашу, которая у тебя на тарелке. Кит-Аникит рос добрым, отзывчивым, трудолюбивым. Прямо, как ты, мой китёнок. Все его любили. А по соседству с ним жил другой мальчик — Лупентий, которого можно было звать Лупоном и Лупаном, Лубаном, Лумпом и Лупой, но все кликали его просто Луппом — «волчонком». Он был старше Кита на целых два года! И всегда лохматый, потому что забывал стричься. Ребята сдружились. Они делились друг с другом новостями и отлично играли. Однажды с утра полился дождь. Родители ушли снимать сети, а Лупп с ними не захотел, остался дома. Он скучал у окна — телевизоров синеречинцы не покупали, потому что антенн не ставили, да и некогда его смотреть, — и вдруг увидел на стекле снаружи существо размером с мышку. Только на мышку оно не походило. У него было круглое тельце и несколько гибких ножек. Существо кривлялось, смешно задирало тонкие лапки, и Лупп развеселился. Тогда он услышал в голове писклявый голосок: — Почему ты не работаешь с папой и мамой? Лупп удивился, но ответил: — Потому что я ещё маленький. Мне всего семь лет. — Кое-что ты всё равно можешь делать. — Могу. Но не хочу. Я придумал, что мне плохо, и родители не заставили меня им помогать. И вообще — дождь ведь! Промокну и простыну. Не люблю болеть! — Кто же любит?.. — А зачем ты спрашиваешь? — Низачем. Всё прекрасно! Существо потёрло передние лапки, словно муха. — Тебе понравилось, как я тебя развлекал? — Понравилось, — кивнул Лупп. — Ты впустишь меня, чтобы я снова развлёк тебя? — Пущу! — обрадовался Лупп. И существо без труда просочилось сквозь оконное стекло, оставив на нём едва заметное угольное пятнышко. — У тебя есть имя? — полюбопытствовал мальчик. — Для тебя я Осьминожек. — А покороче? — поморщился Лупп. — Ну-у… Можно и покороче: Осмак. — Смешное какое-то прозвище, — хихикнул «Волчонок». Кругляшок с гибкими ножками запрыгал по недавно мытому деревянному полу. Скакнул, взобрался по ноге Луппа (тот хихикнул: «Щекотно!») и уселся на коленке. — У меня и другое есть, — вкрадчиво проговорило он. — Юда Инай. Выбирай, как удобнее: Осьминожек, Осмак, Юда Инай… — Ты один, а имён у тебя, как дров в печке, — пробурчал Лупп. Существо забавно вздёрнуло ножки и засучило ими. Лупп не выдержал и захихикал. — Ладно, буду звать тебя по-всякому. Это даже смешнее! С того дождливого дня, когда Лупп впустил к себе Юду Иная, и начинается наша сказочная история про Белого Кита… Да-да, прежде была присказка. Вскоре Лупп ни дня, ни часа, ни минутки не мог прожить без Юды Иная. Он грубил и дерзил папе и маме, ленился, обманывал, насмешничал, раздражался и потерял радость, мир в своей душе и дружбу Кита, с которым ему стало неинтересно играть. Правда, он этого ничего не замечал, ведь Юда умел так здорово его рассмешить! Осень проплакала, зима продрожала, весна проулыбалась. Наконец, лето затанцевало на лужайках, на верхушках деревьев, на глади вод. Вышел Лупп в солнечный денёк к оврагу, где играли сельские ребятишки в городки, в салочки, в верёвочки… Постоял, зацепив руки за спиной, понаблюдал. Никто его в игру не приглашает, словно и нет его. Обратился Лупп к Аниките, который сидел на краю оврага и кидал на дно маленькие камушки. — Привет, Кит! — сказал он. Кит-Аникит кинул камушек в овраг и помахал ему: — Привет. Юда Инай толкнул лапкой в сердце Луппа, и всё на свете затмилось ему перед глазами. И пошутить, видишь, решил. Сказал таинственным шёпотом: — Закрой глаза, Аникит. — А что? — встрепенулся мальчуган. — Игра такая. Ну, закрой! — Ладно. Аникит закрыл глаза и улыбнулся в ожидании новой игры. Лупп зашёл за его спину, положил руки на тонкие плечи и изо всей силы толкнул друга в овраг! Аникит кубарем покатился в пропасть и без чувств упал на острые камни. Лупп отпрянул и бросился бежать домой. — Я здесь не причём! Я здесь не причём! Это не я! — повторял он, и Юда Инай с готовностью поддакивал: — Конечно, ты не причём! Конечно, это не ты! Мы всегда можем отпереться! И тёр две лапки, словно муха на сахаре. Вскоре в селе Синеречино только и разговоров было про падение Аникиты в глубокий тот овраг. Чудо какое: жив остался! Здорово, правда? Правда… Как очнулся, спросили его, как это он умудрился упасть?! Отвечал, что баловался и оступился, а про Луппа ничего не сказал. Промолчал. Почему? Не знаю. А ты как себе думаешь? Ну, да: может, из жалости. Отлегло у Луппа. Да не надолго. Ведь у Аникиты спереди и сзади стали расти горбы. И ещё несчастье вышло: в одночасье погибли от разбойников в лесу его родители. Осталась у него в родственниках одна бабушка. Повезла она внука в город, чтоб врачам показать и сердечко от горя успокоить. Врачи-то и сказали бабушке, что проживёт Аникит лишь несколько лет, до отрочества, и скончается от туберкулёза костей. И сделать ничего нельзя… Ну, потому нельзя, что в то время доктора мало знали, как справляться с такой болезнью. А сейчас знают, конечно. Только Аникиты среди нас нет. Что значит — где он? Я ж тебе и рассказываю об этом постепенно! Кашу съел? Доедаешь? Как раз на несколько предложений осталось? Прекрасно! Давай докушивай и дослушивай. Привезла, значит, бабушка внука домой в Синеречино. Вся жизнь Аникита превратилась в страдание. Как ему было больно жить! Бедняжка сгорбился, он ходил, опираясь руками о коленки, а спал скорчившись, ничком. Очень неудобно! К тому же из-за болей он никак не мог уснуть и часто плакал, уткнувшись в подушку. Да, моя радость, этот искалеченный мальчик утыкался в подушку, чтобы его никто не услышал: не хотел беспокоить. Представляешь, какая доброта изливалась из его маленького сердечка? А ещё он не роптал и никогда ни на что не жаловался. Вот какой у него сильный дух и великое терпение! А ещё он начал учиться в Синеречинской школе, представляешь?! Вскоре он быстро читал, точно считал и красиво писал, несмотря на своё больное искривлённое тело. Конечно, он уставал, а как ты думал? И страдал тоже. Но не показывал этого даже любимой бабушке. Спрашивали его о здоровье — он всегда отвечал: «Мне хорошо, у меня ничего не болит!». И улыбался широко, открыто, будто в нём жила тайна радости. Лупп его стороной обходил. Лупп от него прятался. Лупп знать не хотел, что Аниките становилось всё хуже и хуже; что под горбом у него образовались гнойные раны; что он кашлял; что часто задыхался. Папа и мама Луппа удивлялись, почему он не навещает своего друга? Приходилось Луппу идти. Но возле своей жертвы он чувствовал себя прескверно. Мямлил, молчал и быстро уходил, несмотря на всю любовь, которая сияла для него в Аниките. Ох, как невыносимо было Луппу само существование Аникиты!.. Что?.. Ну, уж ты сам ответь, почему невыносимо. Ты уже большой мальчик… Ну, и поэтому, а ещё потому, что Осьминожек Юда Инай всё глубже заползал в его душу, омрачая её, заставляя жить во лжи. Однажды в семье Луппа случилось несчастье: уехал его отец в устье реки и пропал вместе с корабельщиками. Совсем плохо стало на душе мальчика. Но круглое существо с ножками сказало: — Пойдём на речку Кудеринку, развеемся… или к оврагу. Покидаем камушки. Безвольный Лупп послушно поплёлся к реке. Выбрался на высокий берег, безо всякого удовольствия бросил в воду жёлтый камешек. Он, конечно, должен был утонуть… но не утонул! Странно… Покачался на мелкой волне, а потом течение подхватило его и унесло. Может, это не камешек вовсе? — Наверное, ты нашёл кусок смолы, — услышал Лупп весёлый голос. — Он лёгкий и не тонет! Огляделся Лупп и ноздри раздул. Аникит! Сидит себе на берегу и книжку читает. А ещё улыбается и глазами синими хлопает. Что хлопаешь? Ну, что хлопаешь?! Разозлился Лупп, да так, что в глазах затмило… А? Думаешь, это из-за Юды Иная? Думаешь, это он специально разозлил Луппа? Ничего себе история, правда? И вот, затмило в глазах у Луппа, шагнул он к Аниките и столкнул его с обрыва в речку Кудеринку! — Это не я сделал! — пробормотал Лупп. — А если и я, то зато теперь Кит-Аникит меня виноватить не будет! Правда, Юда Инай? Ты же так мне говорил? Расхохотался Юда Инай. — Говорил, глупый мальчишка! Да нельзя тебе было моему разговору верить! Ведь я предатель Юда. Я — чужак Инай. А ты меня впустил, обогрел, к груди моей прильнул, воли своей лишился! Теперь, что хочу с тобой, то и сворочу. Хочу, чтоб ты свалился так же, как друг твой Аникит, которого ты сперва калекой сделал, а потом жизни лишил. Ха-ха-ха! И все тебе навороты. Изумлённый Лупп ахнул, побелел, отступил к краю обрыва, замахал руками, словно отбиваясь от чего-то. Мы не видели, а Лупп-то — хорошо видел, как выросло маленькое существо в большого Осьминога, как тоненькие лапки превратились в щупальца, а глазки-пуговки — в злобные гляделки. Щупальца обвили Луппа, будто верёвками — не оторвать! — и сжали, будто в тисках. Вскрикнул Лупп: помогите! Оступился и упал с высокого обрыва в речку Кудеринку — аккурат туда, где врезался в воду Кит-Аникит. Глава 2. СЕРАЯ МУРЕНА НА ОСТРОВАХ ПОГУБЛЕННЫХ Нет-нет-нет! Никто не умер, даю слово! Я что тебе — врать буду? И не собираюсь! Жёлтый камушек, который не утонул, превратился в Чистый Огонёк. Он играл на волнах и кого-то поджидал. Аникит преобразился так, что ни в сказке сказать, ни пером описать: он пришёл в себя после удара о воду… маленьким белым китом! Правда, кожу его покрывали шрамы от неведомых ран. И что-то нехорошее вышло с его хвостом и плавниками, но какая это ерунда: ведь он плыл, и все просторы реки и моря принадлежали ему! Ну, а несчастный Лупентий, которого можно было звать Лупоном и Лупаном, Лубаном и Лумпом, Лупой, а кликали Луппом, оборотился в скользкую длинную рыбину, оснащённую по последнему слову техники — зубами-иголками, загнутыми назад, ядом-слизью и сильными мышцами. Почти трёхметровая. С голой шкурой. Очень похожая на гигантскую пиявку со спинным плавником по всей длине тела. С крохотными круглыми жёлтыми глазёнками. Любительница дна и расщелин. Рыбину эту рыбаки именовали муреной. Они такие разные, эти мурены! Смотри: снежинковая, белопятнистая, черноточечная, зелёная, элегантная, геометрическая, звёздная, мурена-зебра, ленточная риномурена.. Ну, а наша — самая обыкновенная, самая непримечательная — серая, а к хвосту — почти чёрная. Так. Раз уж мы закончили муреной, с неё и начнём новую главу нашей сказки. А ты пока делай физические упражнения, которые тебе доктор прописал. Мурена — существо крайне замкнутое и необщительное. Она сразу спряталась в камни, покрытые мохнатыми водорослями, и затаилась. Все, кто проплывал мимо и замечал её, шарахался в сторону и прибавлял скорость. Мурена бессильно клацала шилами-зубами: ей очень хотелось есть. Вдруг темнота на речном дне кем-то слабо осветилась. Мурена забилась поглубже в камни. «Скорее бы он погас!» — желала она. Но светлый огонёк нашёл её и остановился прямо перед острой рыбьей мордой. — Привет! — услышала Серая Мурена тонкий голосок. — Что ты забыл среди камней, Лупп? Всё узкое тело мурены вздрогнуло. Точно! Ведь он когда-то очень давно был мальчиком Луппом! Он разинул пасть, но ничего не смог сказать: ведь у рыб нет лёгких, нет горла и голосовых связок, нет рта, языка… ну, и всякого прочего, чтобы разговаривать. Да и невозможно говорить в воде… Если ты считаешь, что возможно, попробуй сам. Я лично притащу тебе кастрюлю с водой… да, или изучишь этот вопрос, когда будешь купаться в ванне. Замётано. — Вылезай из камней, Лупп — Серая Мурена, — повелительно сказал Чистый Огонёк. — Вылезай, а то я буду жечь тебя и всё равно не дам покоя! Из Чистого Огонька вытянулся лучик и дотронулся до холодной кожи Серой Мурены. Дёрнулась рыбина от ожога — совсем слабенького, но очень для Серой Мурены неприятного, — и поневоле выплыла из камней в свободное течение. Разлилась вода широко-широко. То ли пресная она, то ли сладкая, то ли солёная — не понять. Разная. Для каждого своя. Сказочная, в общем, вода. Для Серой Мурены главное, чтоб она была холодная, тёмная и горькая. ОСТРОВ СЛАБЕНЬ Вот плыли они, плыли, и Чистый Огонёк долго не давал Серой Мурене остановиться и передохнуть. Даже поесть. Когда силы у ленты-рыбины совсем иссякли, Чистый Огонёк вдруг перестал его жечь и сказал: — Вот и первый остров. Выбрасывайся на него живее! Хотела Серая Мурена возмутиться подобному приказанию, да устала слишком. Выползла она, извиваясь, на тёплые камни и — что ты думаешь? — превратилась обратно в Луппа. — Есть хочу! — простонал Лупп. — Пить хочу! — Погоди, успеешь! — бодро заявил Чистый Огонёк. — Встань-ка, оглянись. — А если не встану, не оглянусь? — огрызнулся Лупп. — Ожжёшь? — Ожгу, — серьёзно пообещал Чистый Огонёк. — Поэтому лучше встань и оглянись. Делать нечего. Поднялся Лупп, охая и кривясь от боли в натруженных мышцах, нехотя туда посмотрел, сюда посмотрел. По ноге хлопнул. По руке хлопнул… Нет, он вовсе не плясал. Это комары да мошки обрадовались гостю. О-о! Ты тоже с ними знаком? И они тебе тоже радовались? Что ж, поздравляю. Ага, ты и им хлопал тоже… Мы будем сочинять сказку про комаров и мошек или про Белого Кита, скажи, пожалуйста? Давай, давай, работай кистями, не отвлекайся! В общем, Лупп узрел, что находится на диком острове, заросшем низкорослыми колючими кустарниками, лесом-буреломом и высокой остроконечной травой. Не продерёшься сквозь чащу без ножа и топора. — Я встал и огляделся, — буркнул Лупп. — Что я должен здесь найти? — Ничего, кроме изнуряющей работы, — ответил Чистый Огонёк. — На этом острове Слабень тебе надо всё привести в идеальный порядок и возвести дом для того, кто скоро сюда прибудет. Лупп остолбенел. — Что?! Мне — работать? Как взрослому?! Да мне же всего девять лет! Я ничего не умею!.. Ну, немного. И то — в помощь кому. — Здесь ты один, — сказал Чистый Огонёк, — и помогать тебе некому. — А ты? — А я — Чистый Огонёк Златозар-Златосвет, из реального у меня тут лишь лучистое пламя, которое жжёт того, кто не в силах вынести свет. Кто в чём-то виноват… Лупп опустил голову и промолчал. Неохотно нагнулся. Вырвал травинку. Ойкнул: её острые края порезали кожу. Лупп облизал ранки и совсем скис. Но не успел он «скиснуть» окончательно, как Златозар-Златосвет ожёг его своим вездесущим лучиком, и пришлось Луппу всерьёз приняться за уборку острова Слабень. Златозар-Златосвет рассказал ему, что прежде тут жил трус, который предал свой народ. Он прятался в закоулках острова и дрожал днями и ночами. Как — от чего? От страха и обиды, что не может не дрожать. Целый год, наверное, а, может, целый месяц или всего лишь день Лупп расчищал бурелом, косил траву, вскапывал грязные и ямы для посадки груш, вишен, яблонь, слив. Семена и саженцы появлялись каждое утро, будто Златозар-Златосвет приносил их в плетёной корзинке с Небесного Огорода. Всходы сидели в земле долго-долго, росли плохо-плохо, и Лупу приходилось бережно ухаживать за ними. Ты же работал в саду у дедушки и бабушки? Трудно тебе пришлось? А Луппу — стократно. Ладно: выросли, наконец, деревья, на грядках поспели овощи и пряности, вырыт колодец, поставлен «журавль», чтобы воду ведром набирать. Пора строить дом. Целый год, наверное, а может, целый месяц или всего лишь день Лупп копал яму для фундамента и его делал, возводил стены, клал печи, стлал крышу. Окошки, ставенки, крылечки, ступеньки, скамеечки, дорожки. А ещё банька, сарайки, загоны… Как-то утром проснулся Лупп — а во дворе живность всякая топчется: корова, кони, козы, птица домашняя. Всех пришлось по конюшням, хлевам, стайкам распихивать, корм задавать. А сам Лупп ничего из сада-огорода не ел, из колодца не пил: Златозар-Златосвет не давал. Кушал работничек дикий лук, черемшу, лесные ягоды-грибы, рыбу ловил, а пил воду горькую или из дождевых луж, и тому радовался. Закончил Лупп все дела на острове. Сел на берегу, на скалистый утёс в надежде передохнуть, да не тут-то было: Златозар-Златосвет ожёг его спину, выгнулся Лупп и сорвался со скалы в воду. И там, на глубине, вновь превратился в Серую Мурену. На дне он отыскал громадных чёрных крабов, морских ежей и разделался с ними: обвил хвостом камень, завязался в узел, погнал усилиями мышц этот узел к голове, и мощность челюстей так возросла, что зубы сами раскусали панцири и сломали иглы. Сытая Серая Мурена спряталась в расщелину, высунув узкую морду наружу и открыв пасть: так она дышала в воде, ведь жабр у неё отродясь не бывало… Тут же к Серой Мурене пристала мелкотня: губаны-чистильщики и креветки-санитары. Они засуетились во рту Серой Мурены, выискивая застрявшие меж её зубами аппетитные кусочки еды. … Ну, для тебя не аппетитная, а для них — очень даже аппетитная, настоящий деликатес. Нет, Серая Мурена их не слопала. Ты же не слопал бы зубную щётку, будь она и живая? Вот-вот. А ещё маленькие рыбки губаны вылавливали на рыбине паразитов и скребли её кожу наподобие крохотных мочалок. Вскоре чистая сытая Серая Мурена ощутила в себе приятное довольство. Но недолго: Чистый Огонёк Златозар-Златосвет ожёг её лучиком и приказал: — Плыви, не медля ни минуты, на север — северо-восток! И побыстрее! — Не хочу! — закапризничала сытая Серая Мурена. — Я тут останусь! Здесь есть и крабы, и ежи, и головоногие моллюски, и рыба всякая! А губаны и креветки меня обихаживают! Может, они любят меня? Златозар-Златосвет мягко сказал правду: — Они любят объедки с твоего «стола». Любят, что рядом с тобой они в безопасности. Но утешать и защищать тебя они не будут. Увы… Серая Мурена закопалась поглубже в расселину среди камней. «Неправда! — обиженно подумала она. — Если б губаны и креветки меня не любили, они бы… они бы… они бы ко мне вообще бы не приближались. Их вообще бы не было!». — Вылезай, — сказал Златозар-Златосвет. — Нам пора. — Если не вылезу, опять ожжёшь? — буркнула Серая Мурена. — Ожгу, — печально согласился Златозар-Златосвет. — Думаешь, я этому рад? — Конечно, рад, — проворчала про себя Серая Мурена. Вылезла и медленно поплыла туда, где светил Чистый Огонёк. ОСТРОВ СМУТЕНЬ Плыли они, плыли, долго ли плыли, коротко, и вот вырос перед ними новый остров. — Мы прибыли, — с удовлетворением произнёс Златозар-Златосвет. — Выбрасывайся скорей на берег! Уставшая Серая Мурена больше всего на свете хотела есть и спрятаться в камнях на тёмном дне, и никогда не видеть этого вездесущего жгущего Огонька, заставляющего её жить по иным, не рыбьим правилам. Она попыталась опуститься вниз. Но чуткий Чистый Огонёк тут же ожёг тонким лучом света голую серую кожу рыбины. Серая Мурена щёлкнула пастью и буквально вылетела на берег. На тёмном песке она превратилась в Луппа. — Есть хочу! — простонал Лупп. — Опять копать, да?! — И не только. Смотри! Встал раздражённый Лупп, огляделся. Сплошные песок и камни. Чернота. Корявые деревья. Тучи белых чаек, выгуливающих жёлто-серых птенцов. — Что теперь? — бросил Лупп Чистому Огоньку. — Ничего, кроме изнурительной работы, — ответил тот. — На острове Смутень высади лес, цветы, построй дом и причал для хозяина, которого ты никогда не увидишь, не услышишь, не примешь слова благодарности. Лупп огляделся и охнул: остров оказался такой огромный! Несколько километров! Да тут жизни не хватит, чтобы всё это преобразить! Чистый Огонёк «успокоил»: у тебя, Лупп, целая вечность для того, чтобы сделать всё хорошо. Никто тебя не торопит. Честное слово! Лупп чуть не заплакал. — Дай денёк, чтобы очухаться! — взмолился он. — Мне же всего девять лет! — Не дам, — отрезал Златозар-Златосвет. — А вот сил немного дам. И в самом деле дал ему немного силы. Трудно возрождался остров Смутень — большой, мощный, с бухтой, похожей на подкову. Над головой тучи и дожди. В лицо и в спину ветер. В ноги острые камни и колючая трава. Чистый Огонёк не давал Луппу отлынивать, лениться и трудиться спустя рукава — абы как. Целый год, наверное, а, может, целый месяц или всего лишь день Лупп копал, рыхлил землю, сажал деревья и цветы, саженцы и семена которых находил утром на берегу (видимо, Златозар-Златосвет приносил их в плетёной корзинке с Небесного Огорода, из Солнечного Сада). Как и на острове Слабень, на острове Смутень тоже плохо приживалось, плохо всходило, плохо росло, плохо цвело и едва плодоносило. Да ещё чайки эти, пестующие птенцов! Проносятся над головой, вот-вот крепким клювом долбанут по макушке! Ну, ладно. Принялся, наконец, сад. Разросся, затенил камни, на которых благоухали прекрасные цветы. Незнакомые. А Луппу новое дело: дом возводить, причал ставить, маяк ввысь устремлять. Да-да, правильно: и колодец долбить. Без воды никто не проживёт… И верблюды… и пауки… и рыбы… Совершенно верно, мой мальчик! Чувствую, ты много читаешь, и это похвально! Нет, Чистый Огонёк на этот раз не сказал Луппу, кто прежде обитал на острове Смутень. Но, думаю, не добрый человек. Или люди. Позже мы с тобой это узнаем. Целый год, наверное, а, может, целый месяц или всего лишь день понадобилось Луппу для строительства дома, причала и маяка на скалах. Он не ел, не пил, не отдыхал. А когда всё устроил, и остров Смутень похорошел до неузнаваемости, Чистый Огонёк послал его в воду, и там он… да, правильно: превратился в Серую Мурену, которая… да, верно: слопала головоногих моллюсков и юного осьминога. Вот какая прожорливая. А губаны и креветки тут же обступили её и почистили. Так. Интересно, кто из нас двоих сказку рассказывает — ты или я? Всё-таки я? Тогда не подсказывай, лады? Лады. Тем более, ты прав. История с островами продолжалась много раз: и с островом Студень, и с островом Сувор, и с островом Солидар, и с островом Сугоняй, и с островом Страх, и с грядой островов Сухан, Сушила, Сухий, Сухой, Суш. И там ещё Токмак, Тороп, Туган, Туча, Упрям, Хотен, Хохряк, Храпун, Шибень и Шип… и прочее, прочее, прочее. Пришла такая пора, когда Лупп обнаружил, что ему… нравится высаживаться на новые острова, выращивать на дикой изувеченной земле сады, строить новые дома — всегда разные, но всегда удивительные. Но зачем Чистый Огонёк заставлял его это делать, Лупп так и не смог у него выпытать, пока… Ага, физкультура кончилась. Прекрасно. Ну, отдыхай, малыш. А я быстро сбегаю в магазин. А когда вернусь, мы пообедаем, и я продолжу сказывать сказку… Глава 3. БЕЛЫЙ КИТ И БЛАГОВЕСТ НА ОСТРОВЕ СЛАБЕНЬ-СИЛЕНЬ Белый Кит Аникит похож на лодку. На подводную? Хорошо, пусть на подводную. Только без эмблем, знаков и номера. И не чёрная, верно? Белоснежная. Или он похож… Да: на горбатый остров. Только без леса. Э-э… на ЗИМНИЙ горбатый остров. Правда? Погоди… Он похож на айсберг в Северном Ледовитом океане! Он ослепительно сверкает в лучах солнца!.. Белый Кит, конечно, не взрослый. Мини-подлодка, мини-остров, мини-айсберг. Но всё же крупнее человека в два раза! Быстро плыл Белый Кит Аникит по глубокой широкой реке, впадающей в озеро, и стекающее из него и вливающейся в море-окиян. Далеко позади остались Синеречино у реки Кудеринки, бабушка и друзья, но он помнил обо всех, помнил всё и не помнил зла. Однако вскоре после начала путешествия почувствовал Белый Кит погоню, да не простую — типа китобойного судна, — а сложную: не понять, кто, не понять, почему, одно ясно: недобрый кто-то и с недобрыми намерениями да гнусными помыслами за ним гонится. Не хотелось Белому Киту с ним встречаться лицом к лицу, и он плыл себе вперёд и радовался новому миру, который открывался перед ним… Однажды Белый Кит дремал в спокойном течении вод и проснулся от странного громкого звука — будто кто-то шлёпнулся. Открыл чёрные глаза и увечным хвостом затормозил: прямо возле него барахтался в воде… настоящий человек! Как он попал на середину глубокой широкой реки?! Ни одной лодки, ни одного судёнышка до самого горизонта день не плавало! Белый Кит подтолкнул утопающего вверх, к воздуху. Тот обнял спину спасителя, отдышался, выдохнул: — Ох, спасибо тебе, чудесная рыба! — Я не рыба, — смущённо поправил его Белый Кит. — Я млекопитающее. Я — кит. А вот вы кто такой и откуда плюхнулись в воду? — Я вообще крестьянин Благовест. Возле реки живу, трудом своим пробавляюсь, живу себе потихоньку, семью ращу, воспитываю. Дочь младшую замуж выдал, на поле косить пошёл, а в лесочке-то змея какая-то… чёрненькая… Испугалась меня и укусила в ногу. В глазах темень… и вдруг я здесь. Кто меня сюда бросил, где мои родные — ведать не ведаю! Отвези ты меня к суше, к лесочку, пожалуйста! — Ладно, — охотно согласился Белый Кит Аникит. Поплыл он к суше, а она не приближается, а всё дальше и дальше становится. Как тут чего понять? Что ж, пришлось нашему спасённому плыть на спине Белого Кита. А места ему как раз на одного и хватало. Целый год они плыли, а, может, целый месяц или всего лишь день. Всюду вода и небо, небо и вода. Вздохнул Благовест: — Недостоин я ни поля, ни дома своего… Смотри, Белый Кит: гроза вдалеке закрутилася, к нам скоро придёт. Сверкало в несущихся на них тучах. Серо-синяя вода ярко позеленела, исчертилась кружевом пены на гребнях рождающихся волн. Позади — ясень, впереди — темень. Ветер баловался, отрывая от воды мельчайшие капли. Лёгкий туман из брызг, светлая завеса поднялись над морем. Благовест не удержался от восхищения: — Красота какая! Величие! Я даже бояться позабыл… Вдруг Белый Кит остановился, прислушался и с удвоенной скоростью бросился прямо вперёд. Благовест едва не скатился с него от резкого рывка. — Что случилось? — крикнул он. — Кто-то зовёт на помощь! — ответил Белый Кит. — Держись! Невдалеке от них кипели волны. Маленький светло-голубой дельфин изо всех сил отбивался от двух чёрно-белых касаток-подростков. А касатки, ты знаешь, — это киты-убийцы. И безжалостные! Наш герой бесстрашно бросился спасать голубого дельфина. Благовест отважно ему помогал. Запищали касатки от неожиданности и трусливо удрали. — Спасибо вам за моё спасение! — тяжело дыша, поблагодарил Голубой Дельфин. — Я уж думал: всё, пропал. Пропал навсегда! Э-э… Щас отдышусь, простите… — Не торопись, — великодушно ответил Белый Кит. — Вы в полной безопасности и можете дышать, сколько угодно. А мы поплывём дальше. Голубой Дельфин встрепенулся: — А куда вы направляетесь? — Не знаем. Вперёд. — Возьмите меня с собой! Ну, пожалуйста, пожалуйста! — Я бы с удовольствием! — обрадовался Белый Кит Аникит. — Отлично! — обрадовался и Голубой Дельфин. — Тогда сразу скажу: я — Дивин. Мама зовёт меня Дивей, а папа — Дивок. А вы кто? — Я Белый Кит Аникит. — Я крестьянин Благовест. — Куда плывём, очень приятно? — Мы ищем сушу для Благовеста, — сказал Белый Кит. — Ведь он в воде не живёт! — Здорово! Я как раз одну такую сушу знаю неподалёку, — сообщил Голубой Дельфин Дивин. — Правда, это остров… — Ничего! Пусть остров! — обрадовано воскликнул Благовест. — Я сам устрою там поле и дом! — И он очень дикий и неухоженный, — предупредил Голубой Дельфин. — Там живёт трус, который предал свой народ. Он прячется в закоулках острова Слабень и дрожит днями и ночами. — Ничего! Пусть дикий! Пусть неухоженный! А с трусом… я подружуся и помогу ему. Что у меня — сердца нету? Или рук? — Тогда — причаливаем! Я покажу вам путь к острову Слабень! И тут на них рухнул мощный ливень, который наконец-то до них добрался по небу… Э-э… ты чего это забрался под подушку? Страшно? Почему? Совершенно этого не понимаю… Ливень — это здорово! Леса, поля, ручейки и реки, пруды и озёра напояются! Всем хорошо, всем ладно, когда щедрый ливень льёт! Тем более, смотри — он почти иссяк уже, ведь жизнь его коротка: слишком быстро и без остатка он отдаёт всего себя всем, кто в нём нуждается. Вот и небо прояснело, и радость, и тепло, и пар… И остров прямо перед их носом. — Ой… Разве это Слабень?! Очень приятно! — изумился Дивин. — Или я крупно ошибся и привёл вас не туда, или кто-то постарался на славу! Посмотрим? СИЛЕНЬ Дельфин и Кит выбросились на берег и превратились… да, именно: в мальчуганов. Аникит так и остался горбатеньким, увечным. А Дивин оказался маленьким, но крепеньким и юрким. Пострел пострелом, который везде успевает! — Ничего себе! Ничего себе! Очень приятно! — повторял он, бегая повсюду. — Какой он теперь Слабень? Он — Силень! Верно же, да? Благовест, скажи! Пожалуйста, пожалуйста! А крестьянин Благовест сиял, обо всём забыв, землю обнимал, целовал. Лесистый остров похож на спящего кита: узкий, с одной стороны скалистый холм, покрытый травами и кустиками ягод, с другой — пологая равнина с песчаным пляжем. Деревья высоки и стройны, кустарники молоды и плодоносны. Благоухали цветы, порхали бабочки, трещали прозрачными хлёсткими крыльями стрекозы… На холме красовался просторный дом под зелёной крышей. От него вниз шла лесенка. На полянке у воды банька сложена, стол стоял со скамьями. Неподалёку сети развешаны. За полянкой — грядки с овощами, а вокруг — яблони, сливы, груши, вишни… Любовался Благовест, сиял, а всё одно бормотал: — Недостоин я такого царства… Но Белый Кит сказал: — Кабы недостоин оказался, остров бы ни за что не дал нам себя найти! Значит, теперь он твой. Живи, возделывай. Мимо плывущих встречай — привечай. Ну, а мы дальше поплыли. И не проговорился, что сердце его чует преследователя из тёмных глубин, ищущего его погубить. И ещё — что пока нет в нём такой силы, такого духа, чтобы повернуться к врагу лицом и вступить в бой… Благовест полюбил остров Силень. Прощаясь с Аникитом и его новым спутником Дивином, он с благодарностью обнял их и пожелал верного пути. Мальчики вбежали в воду, превратились в морских животных и уплыли на восток. Да, именно оттуда на Земле — реальной и сказочной — возжигается солнце, ты совершенно прав. Они плыли и разговаривали, разговаривали и плыли… Что? Рассказать тебе о китах?.. Э-э.. Ну, давай откроем книжку об этих великолепных обитателях морей и океанов — самых громадных на Земле, между прочим. Синий кит, например, достигает длины тридцать три метра и весит до ста пятидесяти тонн!!! Это вес около тридцати африканских слонов! Как это — откуда я знаю? Вот, читай: близ Южных Шетландских островов китобои выловили кита, чья длина от развилки хвостового плавника до конца рыла составила больше тридцати трёх метров, а масса 176 792 килограмма! Между прочим, это в два раза превышает вес брахиозавра, самого крупного из динозавров глубокой древности (восемьдесят один с половиной килограммов)! ОГО!!! Вообще есть зубатые киты, в чьём рационе присутствуют рыбы и кальмары. Смотри, вот они проплывают друг за дружкой — на потолке: кашалоты, касатки, дельфины, морские свиньи, белухи. И есть беззубые киты — представляешь?! Карликовый гладкий, серый, горбатый, синий, и ещё финвал… У них вместо зубов с обеих сторон верхней челюсти свисают по четыреста треугольных роговых пластин — усы. А усы-то какие длинные! Четыре метра! Ни у одного мужчины в мире нет таких длинных усов!.. Как — почему? Потому что они их стригут — а ты как думаешь? Они кушают планктон. Что это такое? Я же тебе её недавно готовила — ты что, не помнишь? Это каша такая из разных микроскопических животных и водорослей. Например, из щетинко-челюстных стрелок, копеподов — веслоногих ракообразных, щетинистых личинок морского червя, медузок, гребневиков, сальп, из икры, яиц, личинок, криля, цианобактерий — сине-зелёных водорослей, из диатомена — диатомовых водорослей… Как это — фу-у? Между прочим, это очень вкусно! Просто мням! Но, конечно, не для человека. Для обитателей водных глубин. Что ты знаешь о китах? Что на трёх больших китах и тридцати маленьких стояла наша планета? Точно-точно, так прежде люди думали. И ещё — что эти тридцать китят прикрывали собой тридцать морских оконец. И «емлют те киты десятую часть райского благоухания и от того сыты бывают». А когда они отступили от морских оконец, тогда воды поднялись, и случился Всемирный потоп. Так Мефодий Татарский говорил. А в чудной «Голубиной книге» (она не про голубей, а про ГЛУБИНУ жизни) говорится, что коли двинутся Большие Киты, то погибнет мир. Вот слушай, как сказано: «Кит-рыба всем рыбам мати. На Китах-рыбах земля основана; когда Кит-рыба поворотится, тогда белый свет наш покончится»… Нет, не волнуйся: если в наших океанах киты будут поворачиваться, никто не умрёт. Они, хоть и гиганты, но по сравнению с Землёй всё-таки очень маленькие. Могут поворачиваться, сколько угодно и как угодно! Сколько времени они могут не дышать? Представляешь: от двух до сорока минут! А кашалот — до полутора часов! Ого, да?! Жаль, что мы не обладаем такими способностями, не то мы вдосталь бы любовались прекрасным подводным миром!.. А ещё киты могут не спать три месяца! И очень долго не кушать — хоть восемь месяцев! Нет, тебе лучше не экспериментировать… то есть, не следовать примеру. Да, они сильные и выносливые. Смотри: им под силу преодолевать просто гигантские расстояния до нескольких тысяч километров. Так вот. Плыли Белый Кит и Голубой Дельфин в прохладной мокрой невесомости очень быстро… Что? С какой скоростью? Ну, скажем, со скоростью до сорока километров в час! Вот именно — быстрее, чем наша надувная лодка с мотором в пятнадцать лошадиных сил, на которой мы путешествуем по озёрам Каслинского каскада. Плывём мы с тобой и папой и любуемся берегами и островами. Нос лодки сухой. Его обгоняют круглые шарики воды. Они всё время бегут наперегонки и чертя на длинные линии-дорожки. Бьющиеся капли издают сухой треск, будто гигантские крылья летящей стрекозы… Так. О чём я? Ах, да: о китах. Хорошо-хорошо: и о дельфинах. Между прочим: ты делал физические упражнения? Это было последнее? Отлично. Проголодался, говоришь? Это тоже отлично. Пойду сварю тебе китовую кашу из планктона с рачками, креветками и водорослями и рыбку на удочку поймаю. Не-не, как скажешь, родной: ни жарить, ни парить, ни варить я её не буду. Прямо в банке с водой подам тебе в кровать. А ты пока реши задачку, договорились? Белый Кит проплывал в день пятьсот километров со скоростью тридцать километров час. Сколько часов он был в пути, пока не засыпал, замирая в глубинном течении? И когда завершится его путешествие, если ему надо одолеть… ну, скажем, сто тысяч километров? На тебе ручку, тетрадку в клеточку, а сообразительность ты должен сам найти… Как это — где? В мозгу… Ну, не в моём же! В твоём. Я-то за планктоном и рыбкой отправляюсь… Ну, не в магазин же! В океан, естественно! Где ещё быть планктону и рыбе?! А ты пока отдохни. Устал ведь… Болит? Потерпи, я тебя легонечко натру чудесной мазью, и скоро всё пройдёт… Глава 4. БЕЛЫЙ КИТ И БЛАГОВИДА НА ОСТРОВЕ СМУТЕНЬ-СВЕТЛЕНЬ Привет! Как дела? Отлично! Да-да, несу тебе кашу из планктона, суп из рачков и креветок и на горячее — вот тебе рыбка-бабочка… Нет, у неё нет усиков… И лапок нет. Тем более, шесть! И хоботка… Это же не насекомое, а рыбка, ты что?! Ага, мой дорогой, пора доставать с полки учебник по окружающему миру и досконально изучить тему «Рыбы»… Ну, и тему «Насекомые» не помешает полистать. Вот смотри: это рыбка-бабочка, а это — насекомое бабочка. Похожи? Красивые? А разные, верно? Так-то. Белый Кит Аникит и Голубой Дельфин Дивин всё плыли и плыли и манящему горизонту, у которого не было ни начала, ни конца, один обман-иллюзия. Как — почему? Потому что он никогда не приближается, потому что никто не в силах постоять на нём и определить, что это именно он. Представляешь: он всегда убегает от нас! Какой пугливый… Но все путешественники стремятся к недосягаемому горизонту в надежде, что именно в нём кроется радость открытий и безопасное убежище от всех болезней и напастей. Кстати, может быть, они и правы. А наши герои плыли, так как не могли не плыть: ведь без движения они погибнут. А ещё их подгоняла ищущая Кита тёмная непонятность. Что? Нет. Конечно, в сказочном море-озере-окияне, где есть и солёная вода, и горькая, и сладкая, и пресная, отнюдь не пустынно. Там жили прозрачные медузы-купола с кружевом щупалец, тяжёлые черепахи с панцирем — перевёрнутым блюдцем, звёзды, губки, кораллы и множество-множество рыб. Все обитатели водного царства-королевства могли думать, разговаривать и совершать поступки. Они очень, понимаешь, заинтересовались необычным путешественником необычно непривычной окраски и его быстрым весёлым спутником. Они подплывали к ним, здоровались, расспрашивали, и радовались такому доброму прекрасному существу и печалились о его увечьях. Между прочим — как это мы проглядели?! — увечий на его спине стало меньше после острова Силень. Но не все, кто знакомился с Белым Китом и Голубым Дельфином, исполнялся добрых чувств. Кто-то завидовал, кто-то боялся, кто-то насмехался, кто-то осуждал, кто-то пренебрегал. Они морщились от белого цвета Кита и торопились покинуть его. Зато, прочуяв его преследователя, все они — представляешь?! — приветствовали его и примкнули к нему! Какой кошмар, правда? Вот и я о том же говорю! Кто там был? Ну, кто… Конечно, акулы, рыбы-пилы, рыбы-мечи, рыбы-кролики, рыбы-зебры (или полосатые крылатки), рыбы-собаки (или иглобрюхи, рыбы-шары), рыбы-камни, барракуды, скорпены, медузы — цианеи волосатые, кубомедузы, скаты, касатки, каракатицы, осьминоги, морские змеи, крабы… мурены, конечно. В общем, куча опасных и ядовитых существ! А с Белым Китом кто? Ну, он же никого не заставлял за собой следовать, а у них были свои дела, житейские. Так что они остались жить там, где жили, но с любовью думали о новом чудесном друге и его верном спутнике. Белый Кит Аникит и Голубой Дельфин Дивин очутились в спокойных дивных водах. Подступили к ним со всех сторон скалистые берега. Округлые плиты сложены, будто стопки огромных книг. Или столешницы. Или руины замков. Или застывшие навсегда головы и тела великих исполинов… Чудо чудное, и всё тут! Но самое интересное, что к берегам невозможно было приблизиться. Плывёшь к ним, плывёшь, а она дальше и дальше. Отплывёшь от них, а они за тобой устремляются. Смешные, правда? Недостижимые, манящие. Вдруг — бултых перед ними кто-то крупный. Голубой Дельфин носом подтолкнул, Белый Кит ласту протянул, и вылез на его светлую, блестящую спину (в шрамах и с горбиком — помнишь?) человек. Длинные мокрые волосы облепили плачи, спину, грудь. — Здравствуй, здравствуй, чудо ясное! — радостно приветствовал нового спасённого дельфин Дивин. — Очень приятно! — Здравствуйте… — пролепетала молодая особа. — Я… я где теперь? Ну, конечно, ей представились, а она рассказала, что зовут её Благовидой, что жила она в деревне девяносто лет и три года, что вырастила четырнадцать детей, шестьдесят три внука, и правнуков не счесть, и очень соскучилась по старому супругу своему, которого уж год, как приняла в себя земля-матушка. Скучала, скучала и сюда попала. Испугаться не успела, как и помощь подоспела. А делать-то что? Ничто. Сиди на горбе Кита и гляди вперёд, встречай свой остров. Долго ли плыли, коротко, и воскликнул дельфин Дивин: — Я вижу остров! Остров Смутень! Очень большой. Длинный. С бухтой, похожей на молодой месяц. С пляжем и скальным вздыманием. Целый городок или большущее село уместились бы на нём!.. А живут там пираты с одной эскадрильи. В чёрную безжизненность превратили они остров Смутень. От злобы камни грызли. От отчаянья день и ночь вопили. В безжизненность край превратили. Что делать там нашей чадолюбивой Благовиде?! — Мы подплывём и посмотрим, — ответил на это Белый Кит. И подплыл. Дельфин издал изумлённую трель. — Ничего не понимаю. Ни-че-го! Ничего не узнаю… Это — Смутень?! Не-ет! Совсем на Смутень не похоже. И где пираты, которых видимо-невидимо, которые черны, драчливы и жестоки?! Никого не вижу! Ни-ко-го! Они выбросились на берег и преобразились в мальчиков. Вместе с Благовидой они обошли остров — мохнатый, зелёный, в цветах, ягодах, плодах, высвеченный солнцем, играющем на листве и траве, на белых и бронзовых стволах, на камнях и гальке, на светло-жёлтом песке. Взворохнулись вершины зелёного моря, выпустили в безбрежный воздух стаи золотисто-коричневых орлов, серебристых цапель, рыже-серых уток и всякой мелкой птахи. На высоком холме стоял большой ослепительно жёлтый дом в три этажа, с шатровой крышей, с резными ставнями, с кручёными столбами на крыльце. Терем царский! Обшитая досками дорожка текла до обрыва и превращалась в лесенку с перилами, а заканчивалась понтоном-причалом. Правда, ни лодки, ни корабля возле него не стояло. Чтобы обойти весь остров, понадобилась куча времени. И это была такая куча! Такой остров! Благовида летала от радости и повторяла, что именно этого края, этого дома всегда жаждала её душа, и ещё — чтобы рядом жили муж и вся её многолюдная семья… Она обязательно их здесь дождётся — в покое, благодати и радости! Белый Кит Аникит и Голубой Дельфин Дивин бродили по большому прекрасному острову Светень, ахали, дышали полной грудью и безотчётно улыбались… Что означает — «безотчётно»? Скажем, они улыбались, не понимая, почему. Просто оттого, что хорошо вокруг и в них самих. И они совсем не хотели копаться в себе и разбирать причины. Дельфин Дивин качал головой: кто же преобразил остров Суморок? И куда подевались жестокие алчные пираты? Может, спрятались под каким-нибудь камнем и, когда Благовида останется одна, нападут на неё, превратят в одну из них, и продолжат безобразничать на острове-приманке? Под самый мелкий камешек, под каждый листочек и травинку заглянул, весь песчаный пляж в бухте перекопал (и при этом с удовольствием поплескался-побрызгался на мелководье). Однако так и не нашёл ни одного пирата. А Благовида ему сказала, что она ни за какие пряники не позволит пиратам появиться на острове-обители Светени! С тем и расстались они, и Белого Кита с Голубым Дельфином приняла в объятия чистая прохладная вода моря-озера-окияна. Небо сгущалось, лиловело. Облака порхали, скользили, надвигались, проносились мимо, в иные края, где их ждали и звали в гости. Задержалась как-то над Китом и Дельфином некая Беззаботная Тучка, поболтала с ними, о друге Ветерке рассказала… ну, это совсем другая сказка — Бережная. Расскажу тебе как-нибудь потом. Лады, ладушка моя? Лады! Да-да, и про Беззаботную Тучку, и про Белого Ёжика, и про Козлика и его бабушку, и про Громадную Утку и волчонка Ромку, и про многих других… Хорошо: и про Букашечку-Козявочку тоже. Всё, пора тебе учить уроки, родной. А потом придёт черёд сказке сказываться. Глава 5. БЕЛЫЙ КИТ И БЛАГОДАТ НА ОСТРОВЕ СТУДЕНЬ-СОГРЕНЬ Уроки сделал? Давай проверим. По математике… ммм… правильно. По русскому языку…. ммм… почти правильно: не «рика», а «река». Проверочное слово придумай… Конечно, «реки»! умница. Исправь аккуратно ошибку. Теперь что у нас осталось? «Окружающий мир»? информатика? Ага, две физкультуры. Ну, это пролетай мимо. Да, как и Беззаботная Тучка за окном. Пей чай с чабрецом, карамельку покусывай да сказку послушивай. Целый год, наверное, а, может, целый месяц или всего лишь день бороздили Белый Кит и Голубой Дельфин море-озеро-окиян. Далеки берега, далеки острова, даже плавунов не видать… Плавуны? Это плавучие островки, мой мальчик. Сплошная трава, папоротники, ива, камыши, переплетённые корнями так густо и тесно, что в них ходят птицы, животные, охотники, рыболовы и такие вот любопытствующие туристы, как наша маленькая семья — ты, я и папа… А бабушки и дедушки своё отлюбопытствовали и теперь сидят в своих чистеньких избах и квартирах и ходят в огород или ездят на дачу… Помнишь, как-то раз мы плавали на лодке по озеру Иртяш? Да, там живописные острова и берега. И один краешек весь укутан камышами, не подступишься! Мы тихонько плыли, разглядывая густую чащу высокой жёсткой травы и приземистую подстилку из пушисто-ажурного папоротника. И вдруг показалась утоптанная тропинка! Она уходила прямиком к нескольким соснам и светло-серой каменной плите. У начала тропы глубина — по грудь папе, не меньше. Так что мы причалили сразу к травянистому порогу и… встали на него. Как пружинил плавун, помнишь? А стоило остановиться — и ноги медленно погружаются в чёрную жижу. Мы прошли всего ничего, метра два, и тропа оборвалась в чистую воду, глубина — папе по грудь! А до островка — и метра-то нет, да не перепрыгнешь. Не походишь по светло-серой каменной плите, по мягкой траве, меж смолистых сосен и оранжевой рябины… Повздыхали мы разочарованно и обратно по плавуну потопали. Помнишь? Хорошо. Ну, вот. Даже, значит, плавунов не видать. Вдруг слышит Белый Кит: заплескался кто-то чуть в стороне от их пути, на юго-юго-востоке, то есть, между югом и востоком. Очень приятно, что ты это знаешь. Может, ты станешь путешественником? Белый Кит свернул к кому-то и, поднырнув под него, поднял этого кого-то на своей горбатой спине на поверхность. Отдышался человек, сказал: — Ой! Спасибо. Ну, познакомились, понятно. Моряк Благодат, Белый Кит Аникит, Голубой Дельфин Дивин, очень приятно. Моряк — профессия суровых. Рыбак — профессия терпеливых. Благодат рыбачил в море, так что он был суров и терпелив. Но очень добродушен! Его все любили и никто не мог ему завидовать и на него обижаться. А ещё он был щедрым человеком и всегда прощал долги. А суровым он бывал только в море, ведь там очень опасно, и невнимательности, лени, разгильдяйству и «авоси-небоси» вообще нет места, иначе можно погибнуть… Что такое «авоси-небоси»? Это — авось, пронесёт и, небось, и так сойдёт. Ни к какому, понимаешь, делу не допускай этих «авосей» и «небосей», не то плохо выйдет, хуже некуда. На суше моряк Благодат сбрасывал с себя груз ответственности и суровости и дарил всем улыбки, смех, радость и весёлые добрые шутки-прибаутки. Да-да, он очень похож на твоего па. Ты скучаешь по нему? Я тоже. Ну, что ж, придётся нам потерпеть немного. Сколько? Ровно пятнадцать дней. Пробегут пятнадцать дней, и после обеда наш па весело позвонит в дверь! Не пробегут, а проковыляют? Даже проползут? Так что ж? Всё равно долгожданный день настанет — безо всякого сомнения!.. Ладно-ладно, не плачь. А то Белый Кит зашмыгает, а у Голубого Дельфина польются сопли, и придётся не рассказывать про их приключения, а вплотную заниматься лечением… На-ка тебе чаю с молоком, и слушай дальше. Целый год, целый месяц, а, может, всего лишь один день плыли Благодат, Белый Кит и Голубой Дельфин по морю-озеру-окияну. Лили сверкающие пресные дожди, блистало ликующее солнце, синели глубокие безбрежные небеса и воды, гонялись друг за дружкой фигурные облака и мощные великие тучи, парили высокомерные альбатросы, секли воздух острокрылые чайки, клиньями, параллельными прямыми и крапчатой дымкой стай летали разные птахи… И вот — всё: началась история. Какая-какая… про новый остров! Вот он: отстал от горизонта и приблизился так, что Голубой Дельфин его узнал и воскликнул разочарованно: — Брр! Да это же остров Студéнь! Именно Студéнь, мой мальчик, а не Стýдень, запомни хорошенько! Стýдень мы едим, а на Студéне — мёрзнем! — А что это за место? — спросил моряк-рыбак Благодат. Голубой Дельфин весь покрылся мёлкой дрожью. — Вообще очень студёное. На нём почему-то всегда лютая зима, — ответил он. — Безлюдный? — уточнил Белый Кит. — Необитаемый? — Почему безлюдный? Почему необитаемый? — ответил Голубой Дельфин. — И людный, и обитаемый. Только это без разницы. — Отчего же? — возразил Благодат. — Так они к пустоте стремятся, — объяснил Дивин. — Нирвана, понимаешь, называется. Достичь её — цель всей их жизни, и ничего другого не надо: ни семьи, ни работы, ни природы, ни всего мира, только одна пустота. Они и себе, и друг дружке не помогают, потому что не чувствуют ничего. От этого их остров и заледенел, застудился. — Наверное, поэтому на Студéне морозно, — рассудил Благодат. — Что ж… может, я им чем помогу; может, чувства верну. Почему нет? Жутко в пустоте жить. Без ничего. Без никого. Без когда. Он поёжился. Голубой Дельфин предупредил: — Как пожелаешь, конечно, Благодат. Пожалуйста, пожалуйста! Но знай: края острова врастают в лёд, в который превратилась вода. Снег, иней, пронзительный ветер, пасмурные дни. И всегда холодно. Ты уверен, что выдержишь такие суровые условия? И никаких тебе выходных! Сплошные будни! Но Благодат сказал мягко, но одновременно твёрдо: — Я справлюсь. Я так решил. Мне, ребята, не привыкать. Высаживайте меня на остров Студéнь. И не волнуйтесь за меня. Я уж точно не пропаду! И ребят пустородых из их пустоты попробую вытащить на свет, на радость, на благодать. — Хорошо, тогда плывём! — сказал Белый Кит. — Щас будет дрожь, — пробормотал Голубой Дельфин. — Дрожь от нирваны и студёности. Как бы мы сами не превратились в студёных мальчиков… — Не превратимся, — уверенно сказал Белый Кит. — Мы тёплые. Почти горячие. Мы подружимся с хладопустами. Или с пустохладами. — Попробуем, что ж… — вздохнул Голубой Дельфин. Он ждал, что вот-вот замёрзнет, но почему-то не мёрз. Остров Студéнь приближался, а воды не остывали. А когда Дивин разглядел землю, изумлению его не было предела. Он отказывался верить своим глазам!.. Потому что над островом Студéнь светило солнце, голубело небо. Потому что он не белел от снега, а зеленел от деревьев, кустарников, трав. Потому что он не пах, а благоухал. Не остужал, а согревал. И вокруг берегов ни одна льдинка не блестела! Что бы это значило?! — Неужели пустохладцы покинули остров Студéнь?! — воскликнул Голубой Дельфин. — Но отчего?! Что произошло? Никто ему не ответил. Они, конечно, высадились на остров и отправились его осматривать. Он совсем не походил на кита. Скорее, на ленту или угря… Это длинная узкотелая рыбина, похожая на змею. Но именно рыба. Она живёт в море-окияне, а на суше погибнет, так как дышит не лёгкими, а жабрами. Короче, остров Согрень, как назвал его Благодат, был узким и длинным, плоским и ровным. И он извивался. Небольшие мысы выступали на его концах и каждом изгибе. На крайних утёсах высились стройные башни из жёлтого камня. С их смотровых площадок удобно следить за морем-озером-окияном. Бухты-изгибы соединялись крепкими мостками. И дом имелся — синий, с белыми ставнями, основательный, с верандами, балконами. В просторном пристрое из красного дерева в полном порядке висели рыбацкие снасти. У причала мирно покачивалась большая, но лёгкая лодка. Вёсла, будто крылья, сложены по бортам. К мачте привязан парус. — Твоё море от тебя никуда не ушло, никуда не уйдёт! — обратился Белый Кит к Благодату. — По суше ты будешь гулять, по морю ты будешь плыть, в доме — гостей привечать, в бухтах — рыбу ловить. — Точно! — улыбнулся моряк-рыбак Благодат. — Остров Согрень в мою душу вошёл. Я с ним породнился так, будто век на нём живу. Всё тут родное, незаменимое. Самое то для меня! Жаль, конечно, что хладопусты пропали. Хотя… надеюсь, им кто-то помог и забрал с собой, в благословенный, как у меня, край? Это утешило бы моё сердце. Аникит и Дивин переглянулись. — Конечно! Именно так, и произошло, добрый Благодат! — поддержал моряка-рыбака Белый Кит. — Может, вы останетесь со мной? — предложил Благодат, но те отказались мягко, но твёрдо (помнишь, я говорила, что так бывает?). Обнялись, распрощались. Бросились Кит и Дельфин в воду и поплыли прямо к солнцу, прямо к горизонту, который снова звал их к себе. А позади какая-то злая чёрная тень пыталась их догнать и скрежетала длинными зубами… Глава 6. СЕРАЯ МУРЕНА, ТОЛСТАЯ БОБРИХА И ЮДА ИНАЙ Тебе про все острова рассказывать или хватит? Если описывать каждый их них, и каждого, кого на своей спине перенёс по морю-озеру-окияну Белый Кит, сопровождаемый Голубым Дельфином, то до настоящих приключений к возвращению папы мы едва ли доберёмся! Ну, так что? Решил?.. Очень правильное решение! Ты даже не представляешь, солнышко моё русоголовое, как долго плыли Кит и Дельфин по морю-озеру-окияну; наверное, несколько лет и три года с четвертью. Или несколько веков и три века с половинкою. В общем, очень долго. Они перевезли на острова кучу народа. Среди них — Благозем, Благопир, Благодел, Благотруд, Благодара, Благолепа, Благохвал и многие, многие другие… Конечно, девочки и женщины тоже обретали острова спасённых и тоже радовались, ликовали и любили всех и вся. Даже тех, кого и любить-то не за что… Любовь исцеляла, вдохновляла, меняла, превращала зло в добро… И с каждым человеком, с каждой кристальной душой и с ясным хрустальным сердцем Белый Кит рос и преображался. С каждым островом, который он исходил, он становился сильнее, мощнее и… чудеснее. Да. Чудеснее. Потому что верил, что неспроста мрачные погибельные острова оживают, зеленеют, очищаются от мусора и грязи и несут на себе уютные дома — прекрасные, ладно отстроенные, в которых хочется вечно жить-поживать, добром одарять. Потому что Белый Кит надеялся, что это заплутавший, запутавшийся друг его Лупп обращается к раскаянию и свету. А в надежде всегда обитает чудо. Ага. Давай-ка вернёмся к Серой Мурене — нашему Луппу из рыбацкой деревни Синеречино. Он так и оставался Серой Муреной, несмотря на то, что трудился изо всех сил. Как мыслишь — почему? Да: скорее всего, он работал без желания, а просто потому, что его жёг — и тем заставлял трудиться — Чистый Огонёк Златозар-Златосвет. Лишь через много-много островов Лупп вдруг обнаружил, что ему начинает нравиться его дело. Он даже стал ощущать нечто вроде вдохновения, когда прибывал на следующий омерзительный остров, который изнывал без умелой заботливой руки. А ты помнишь Юду Иная? Да-да, того самого, который подстрекал Луппа столкнуть Аникиту в овраг? Ведь он тоже бросился в реку — помнишь? Он грёб изо всех сил, но так и не мог догнать ни Луппа, ни Белого Кита. Он очень долго, чуть ли не бесконечность, преследовал свою добычу, но она была всё так же недосягаема. И тогда Юда Инай, превратившийся в чёрного осьминога-дракона, поднатужился и послал к слабодушному Луппу злобный посыл такой силы, что душа мальчика потемнела, испугалась и ощетинилась. В этот миг он прибирал совершенно захламлённый и ужасный остров Страшень. И кто, интересно, здесь обитал, что так намусорил? И откуда он только брал этот мусор?! Может, его приносило ветром? Может, прибыл с запада траулер и выгрузил отходы со всего света на несчастный маленький остров Страшень? А, может, он всплыл из глубин моря-озера-окияна? Люди почему-то считают, что если они кинут что-то за борт, то оно бесследно растворится, и чистота воды не замутится никогда и ничем! Кое-что, конечно, исчезает, но львиная доля так и бултыхается в прохладной толще или устилает дно. Чистый Огонёк Златозар-Златосвет дал Луппу немного пламени на собранный им сухой хворост. Лупп носил к костру мёртвые сучья, пни, стволы деревьев, чтобы зародившееся пламя возмужало и трещало на всю округу… Зачем ему это было надо? Как — зачем? Конечно, чтобы сжигать мусор. Лупп много сжёг всякой пластиковой и полиэтиленовой гадости, жести, фольги, бумаги, тряпьё и дырявые башмаки, сапоги и туфли, разбил и перетёр в крошки стеклянные банки и бутылки. Осталось больше половины, когда его коснулось подзабытое присутствие Юды Иная. Дрогнул Лупп, и смятая бутылка из пластика, которую он намеревался бросить в жаркое горнило, выпала из его грязных рук. — Ты чего? — тут же откликнулся Чистый Огонёк Златозар-Златосвет. Он тут же понял, что произошло, и затревожился за Луппа. Не ответил Лупп. Только головой нетерпеливо махнул. Неохотно поднял бутылку, побоявшись, что Златозар-Златосвет его обожжёт за нерадивость, и бросил её в пламя. Та мгновенно свернулась, скукожилась и превратилась в чёрный комочек горячей слизистой массы, и потом вообще растворилась в жару. Потерялось едва обретённое Луппом удовольствие труда. Он снова стал тягостной обязанностью, которая угнетала Луппа в самом начале его вынужденного путешествия. Наверное, именно поэтому, когда в нагромождении веток он обнаружил толстую бобриху, он безо всякой жалости выгнал её оттуда прямо в море. И специально не обратил внимания на её несчастные глаза, когда она тяжело, медленно отплывала от берега в открытые просторы — неизведанные, опасные. Чистый Огонёк ожёг Луппа, но тот лишь ноздри раздул и нисколько не раскаялся. А Юда Инай где-то далеко обрёл новые силы, новую скорость. Вот очистил Лупп от хлама остров Страшень. Строить дом пора, а Лупп медлит, фыркает, огрызается. Начал, наконец, и строить, и засаживать остров всевозможными растениями. Но снова, как и в начале, сады росли строптиво, а дом всё не складывался. И хоть до Луны прыгай, а ввысь не расширялся. Брёвна не поднимались. Быстро сгнивали, и их приходилось сжигать. Рубить, обтёсывать новые. Казалось, это будет повторяться бесконечно. Когда сгнил и рассыпался тринадцатый дом, Лупп начал строить из камня. Камень, конечно, не гнил, но друг на друге не держался — хоть до ядра Земли докапывайся! — Не буду больше! — орал Лупп во всё горло, и весь остров Страшень его слышал, и Юда Инай тоже. — Здесь ничего не получается! Поплыли отсюда! Он бросался в море-озере-окиян в надежде оборотиться в Серую Мурену, но у него ничего не выходило: он так и оставался мальчишкой. А потому, сам понимаешь, не мог покинуть остров… Он, конечно, умел плавать, ведь он рос на берегу реки Кудеринки… но не настолько, чтобы держаться на плаву без плота, без лодки, без корабля или хоть брёвна целый год, целый месяц или даже всего лишь один день. Чистый Огонёк Златозар-Златосвет снова и снова заставлял Луппа сажать сады и леса, строить дом. Раз за разом. Раз за разом. Неудача за неудачей. Но Златозар-Златосвет не отставал, заставлял, подбадривал… ну, и обжигал, конечно. Иначе-то Лупп вообще не двигался. И знаешь, он застрял здесь о-очень надолго… Скорее всего, дольше, чем на целый год, целый месяц или целый день, тянувшийся, как миллион лет. И всё потому, что почуял злобный посыл Юды Иная и не отринул, а принял его, разрешил ему смутить его сердце. И вот пока Лупп изнемогал на острове Страшень, не в силах с него выбраться, Юда Инай с новыми силами продолжил своё ужасное дело, о котором я сейчас тебе поведаю… Возможно, с достаточной подробностью, если ты будешь есть кабачки в сметанном соусе и паровые куриные котлеты. Будешь? Отлично! Тогда я рассказываю. Юда Инай, как ты, надеюсь, помнишь, упал в реку Кудеринку вслед за Луппом и превратился в мерзкое чёрное существо, похожее на осьминога. Сперва, как и Белый Кит, он был маленьким. А потом (как и Белый Кит) разросся до огромного страшилища… Да, только Белый Кит, разумеется, не страшилище. Это ты верно заметил. И рос Юда Инай — Осьмак не от добрых дел, а от злых. От них, видишь, тоже можно расти. Когда чёрное в тебе ширится, белое умаляется, и вскоре тебя хорошего не становится вовсе, если ты не одумаешься. Ешь котлету с кабачками. Сейчас принесу компот из адлерских яблок и алычи. Вот такой компот! Закачаешься! От каких злых дел вырос Юда Инай, которого вскоре стали называть Осьмаком? Он искал острова погубленных. Найдя, он заводил знакомства с их обитателями и сманивал их к себе на службу. К примеру, с острова Слабень он забрал труса и предателя. С острова Смутень — жестоких пиратов. С острова Студéнь — хладопустов-пустохладов, достигших пустоты и холода в своих душах. С острова Суморок — гадателей, ясновидящих, ведьм и колдунов, экстрасенсов и всяких-яких «народных целителей», которые лечат одно, калечат другое, навсегда губят третье. С острова Слепень — тех, кто не хотел видеть никого и ничего в жизни, кроме себя и своих удовольствий. Слепородов, то есть. В свите Осьминога Осьмака оказались и воры, и убийцы, и мошенники, и обманщики, и клеветники, и лодыри, и доносчики, и гордецы, и обжоры, и… Что? Допил компот? Молодец! Больше ничего не хочешь? Хорошо. Теперь поспи-отдохни — и за уроки. А потом твоя физкультура. Её обязательно надо сделать, ты же знаешь!.. Не спорь. Именно таких спорщиков Осьмак и набирает в свою Жуткую Орду. И росла Орда не по дням, а по часам, а зачастую не по часам, а по минутам… Да, мой родной: к сожалению, Жуткая Орда всегда многочисленнее доблестной Армады. Но самое удивительное, знаешь, что? Маленькие армады, в конечном итоге, всегда побеждают громадные орды! Почему? Ну-у… неужели ты не догадываешься? Совершенно верно: потому что сильнее добра, сильнее милосердия, сильнее любви ничего нет. Ими дышит всё живое. А без них гибнет. Так что, кто бы тебя ни убеждал, как могущественно зло, не верь. Не верь никогда! Договорились? Отлично! Э-э… Лупп, я думаю, пока ничего толком не решил, с кем ему быть — с Осьмаком или с Белым Китом. Он до сих пор пытался преобразить остров Страшень в остров Сластень. Но у него плохо получалось. Ведь то, что делать не хочешь, делаешь плохо. Приходится переделывать. И снова получается плохо. Психуешь, всё рвёшь, ломаешь, разбрасываешь, портишь… и оказываешься ещё дальше до завершения работы. Так же и у Луппа вышло. А Бобриха… Нет: к счастью для всех нас, она не погибла, представляешь?! Она уцепилась за бревно, сорвавшееся с утёса неведомо, и поплыла… Куда-куда… Видимо, куда волны несли, качая, спасительное бревно… Да уж: здорово бы у нас с тобою такое было!.. Глава 7. БИТВА БЕЛОГО КИТА И ЮДЫ ИНАЯ Спешил Осьминог Осмак, спешил изо всех сил догнать Белого Кита и погубить его. Что это он затеял? Неужто возрождать острова погубленных? А ещё — если не будет Белого Кита, то Чистый Огонёк не сможет помогать Луппу, и злонесчастный Лупп не станет восстанавливать острова и строить на них дома, некому и некого будет доставлять спасённых в обители! Вот такой был план у Юды Иная — Осьмака. Ух, как он злился на всех, а больше — на себя самого: хотел плохое сделать Луппу и Аникиту, а вышло всё не так: не как планировал и замышлял. Всё гораздо сложнее получилось. Теперь только одним исправишь положеньице — битвой с Белым Китом и безоговорочной — то есть, полной — победой! Несложным ожидался Осьмаку бой: у него Жуткая Орда, он теперь исполинский Осьминог, а Белый Кит один и мал. Наверняка один и мал. Откуда ему взять войско? А если и найдётся кто, так все они будут слишком добрые, честные и правильные, а, значит, слишком слабые, чтобы победить злого, коварного, хитрого врага. А летала над морем-озером-окияном птица — Вечная Чайка по имени Яснобрызг. Она везде летала, всё видела, всё знала, и о замыслах Осьмака, в которого оборотился Юда Инай, тоже проведала. И полетела она искать Белого Кита. То высоко взмывала к облакам-птицам, тучам-городам. То низко реяла, взметая брызги с краешек волн, задевая их кончиками острых крыльев. Да, согласна: это очень красиво. С высоты полёта Яснобрызг любовался, как море утром сливается с небом, стирая линию горизонта, наблюдал за движением крупных рыб и животных, за жизнью на островах, радуясь, когда из чёрно-серых они превращались в изумрудно-зелёные, и наоборот. А близко к поверхности воды он видел всё, что происходило на глубине, и это немало развлекало и утешало его. Слушай, если что и случалось там недоброе, то Яснобрызг никак не мог этому помешать: он же не амфибия в перьях, чтобы и в небе парить, и под водою плыть, верно? Но он, естественно, тоже огорчался. Поэтому от боли он бел, а от радости — золотист. И глаза у него синие, а клюв насыщенно жёлтый, с чистосеребряным кончиком… Ну, хорошо: лапы красные, так и быть. Углядел Яснобрызг с высоты белую щепочку, которая качалась на медленных волнах, а рядом — голубую чёрточку и, сложив крылья, упал вниз. Удостоверился, что перед ним Белый Кит и Голубой Дельфин, и опустился на гладкую мокрую спину. — Приветствую тебя, Белый Кит! — поздоровался Яснобрызг. — Приветствую, Голубой Дельфин! — Очень приятно, и тебе доброго мирного дня в череде радости, — ответствовал Аникит. — Я Вечная Чайка, — представилась птица. — Зовут меня Яснобрызг. А ваши имена я и так знаю. Искал я тебя, Белый Кит. — Зачем? — удивился тот. — Подружиться, поболтать, предупредить? — Предупредить, — вздохнул Яснобрызг. — К сожалению. И он рассказал про Юду Иная и собираемую им Жуткую Орду. И про то рассказал, что хочет Юда Инай, которого все теперь зовут Осьмаком, погубить Белого Кита, и в зловещих своих поисках рыскает по всему морю-озеру-окияну. И соглядатаи его скоро отыщут след Белого Кита, а проныры-проводники приведут его прямо к цели. Голубой Дельфин Дивин выпрыгнул из воды красивой дугой. — И что ты решишь, Белый Кит? — спросил он, появившись снова. — Уплывёшь, спрячешься за горизонтом? — Приму бой, — ответил Белый Кит и развернулся. — Ты куда?! — воскликнул Дивин. — Я — навстречу Юде Инаю. Ни к чему мне теперь бегать от врага. Я приму бой, потому что должен. Нельзя, чтобы ВСЕ погибли. Пусть лишь я. И он так рванул, что брызги полетели фонтаном от его тела, и с обеих сторон побежали, будто усы по воде, двойные радуги. Дельфин Дивин, не раздумывая, бросился за ним. А Вечная Чайка Яснобрызг полетел по морю-озеру-окияну и кричал громко, резко и коротко, будто выбивал сигнал SOS. Светлая прозрачность воды замутилась, потемнела: это приблизилась Жуткая Орда из ядовитых и хищных рыб и животных, из жестоких, коварных, лживых, алчных, праздных людей, сидящих в чёрных кораблях. Соглядатаи донесли своему боссу Осьмаку, что Белый Кит явился лишь в компании Голубого Дельфина. И рядом с ним — ни-ко-го! Ни-ко-го! — Я знал, что добро слабее зла! — прошипел Осьминог. — Смотрите: все добряки испугались злюк и бросили Белого Кита, которым им помогал! Кто теперь посмеет сказать, что чёрная неблагодарность — свойство злых тварей?! Ха-ха-пшш… Эй, акулы! Рыбы-иглы и рыбы-мечи! Касатки, мурены! Вперёд, на Белого Кита! Измучьте, затерзайте, измотайте, выбейте из него все силы, всё достоинство! Пусть он завопит от боли! Пусть он истечёт кровью! Пусть он испугается и повернётся ко мне хвостом! И тогда я обрушусь на него и единственным смертоносным объятием лишу его жизни временной и вечной! И рванулись к Белому Киту и Голубому Дельфину акулы и касатки, рыбы-иглы и рыбы-мечи. Белый Кит огромен и силён. Ловок и смел. Он просто так тебе не дастся! Разметал он в стороны акул и касаток, разметал рыб-игл и рыб-мечей, а мурены сами испугались и попрятались в расщелины подводных скал. Осьминог зашевелил щупальцами, клацнул клювом. Новых ордынцев послал. Пусть изматывают Белого Кита, чтобы обессиленного сжать в смертоносных объятиях и на дно опустить, чтобы задохнулся он и умер. Но откуда у Белого Кита силы берутся? Отпор за отпором, победа за победой! Щупальца Осьминога ходуном ходили, извивались, клубились, клюв от ярости барабаном стучал. В бешенстве разбросал он свою Жуткую Орду и сам полез драться со своим непобедимым врагом. Не давал Белый Кит обмотать его щупальцами. Уворачивался и сам его то хвостом бил, то головой отбрасывал. Долго бились они или коротко: целый год, целый месяц или всего лишь день, никто бы не смог сказать. Только, почуяв, что слабеет, призвал Осьмак на помощь Жуткую Орду, и бросились на Белого Кита ядовитые опасные твари и стали его терзать. И уже погрузился Белый Кит, обмотанный щупальцами Осьмака, на много сотен метров, и уже торжествовал Осьмак победу, как вдруг услышали все торжествующей крик Вечной Чайки Яснобрызга и вздрогнули: что бы это могло значить? Вынырнули соглядатаи и проводники, осмотрелись — и чуть не взорвались от изумления и ужаса: перед ними стояла Великая Солнечная Армада. То есть, морское войско. И были в его рядах киты и кашалоты, дельфины и угри, окуни и тюлени, морские слоны и леопарды, котики и нерпы, нарвалы и хохлачи, черепахи и морские змеи… А на белых солнечных ладьях, бригах, бригантинах, фрегатах, шхунах, лайнерах, линкорах, эсминцах, крейсерах, на экранопланах и на судах, использующих энергию Солнца, плыли все спасённые Белым Китом. И, оказывается, их было много! Целый флот! И он нисколько не уступал количеством и силой чёрному флоту погубленных, которых сманил к себе в Жуткую Орду Осьмак — Юда Инай! А доблестью и решимостью намного его превосходил. Охнула Жуткая Орда, и её растерянность докатилась и до Осьмака, сжимавшего в смертельных объятиях своего врага. Он ослабел хватку лишь на секунду, но её хватило, чтобы Белый Кит вырвался на свободу! Он ударил Осьмака хвостом и устремился наверх, чтобы глотнуть воздуха и узреть Солнечную свою Армаду. Возликовала Солнечная Армада, когда из глубин вырвался Белый Кит! Вечная Чайка Яснобрызг возвестил о том, что их спаситель и помощник жив и готов снова сражаться за них. Недолго длилась передышка. Выстроились друг перед другом Солнечная Армада и Жуткая Орда, и начался жестокий бой. Так, сынок. Время позднее, пора спать. Что значит — не уснёшь, пока Белый Кит не победит? Так он будет сражаться целый год, целый месяц или целый день. И что — всё это время ты будешь бодрствовать?! Нет, мой воин, пора на покой. Раз ты тоже воин, тебе надо набираться сил. Спокойной ночи… Глава 8. ЛУПП В ГУЩЕ СРАЖЕНИЯ Хорошо, хорошо, пока ты завтракаешь, я расскажу тебе… про Луппа. Спокойно! Мне надо рассказать тебе про Луппа, потому что иначе ход сражения не изменится, и оно вообще будет нескончаемым, понимаешь? А Лупп, возможно, что-нибудь изменит… Ну, да: либо в лучшую сторону, либо в худшую. До сих пор ничего путного не получалось у Луппа: сады не росли, дома разваливались. А Чистый Огонёк Златозар-Златосвет, видя его неудачи, тускнел, едва мерцал. Но Лупп не обращал внимания на чужую боль. Однажды он вообще всё бросил, плюхнулся на жёсткую сухую траву на утёсе и уставился на море-озеро-окиян. Он стал для него таким недоступным! Э-э… Почему недоступным? Да потому, что Лупп прогнал Толстую Бобриху. А из-за этого и остров не просыпался, не возрождался. А из-за этого он и не мог его покинуть, превратившись в Серую Мурену, и не мог, между прочим, поесть. Так и жил на острове Страшень голодным. Всё время голодным. Представляешь, как он страдал? Ешь, ешь, сынок. А потом я схожу в магазин, ладно? Да, тот, что совсем рядом, не успеешь соскучиться. Хорошо, что я в отпуске! Очень славно… Да. Лупп. Он сидел на сухой жёсткой траве и злился. Вдруг взгляд его наткнулся на что-то странное в волнах. Он встал. Присмотрелся. — Бревно! — вслух проговорил он. А на бревне кто-то сидел. Двое. Большой бугор и маленький. Оба дрожали и держались на бревне изо всех сил. — Да это же та бобриха! — узнал Лупп. — Но кто это с ней?.. Неужто Бобрёнок? Значит, Бобриха была толстой, потому что… потому что носила Бобрёнка? И Луппу стало стыдно. Так стыдно, что голод отступил. Златозар-Златосвет встрепенулся и засветился. Лупп шагнул с утёса вперёд. Вода приняла его уже Серой Муреной. Но, если человеком Лупп хотел спасти Бобриху с новорождённым Бобрёнком, то, став Серой Муреной, он жаждал только утолить голод — и больше никаких добрых дел! И к бревну он подплывал, чтобы не спасти, а погубить. Златозар-Златосвет замер и почти погас. Неужто Лупп съест Толстую Бобриху и её Бобрёнка?! Прекрасно: завтрак закончен, я пошла в магазин. Вернусь быстро. Тебе мультик включить? Не надо?! Ух, ты! Что так? Ведь ты обожаешь мультики и вообще телевизор… Хочешь подумать про Луппа и Толстую Бобриху?.. Э-э… Ладно, подумай. Кстати, она теперь совсем не толстая, а совсем худая. Целую, пока! … Привет! Я вернулась! Быстро, а? Ну, я же обещала! Там и очереди совсем не было. Сейчас продукты уберу, руки помою, и у нас есть часок свободного времени, а потом — физкультура, посещения, уроки, обед… Всё, всё, про дела ни слова. Я скоро. … Ну, вот и я. Ты, наверное, думаешь, что Серая Мурена от голода съела Бобриху и Бобрёнка. Она как раз сейчас подплыла к ним и открыла страшную пасть. А в это время Жуткая Орда во главе Осьминога стала одолевать Белого Кита и его Солнечную Армаду. Громко, по-человечески вскрикнул Белый Кит, и вскрикнула его Армада. Неужели погибнем?! А возле острова Страшень Серая Мурена увидела перед собой не Бобриху с Бобрёнком, а свою маму Хранимиру и новорождённую девочку! Серая Мурена застыла. Моргнула круглыми глазами. Лупп захлопнул пасть и осторожно прикоснулся скользкой мордой к маминой руке. А вокруг всё закипело от множества дерущихся тел: это к острову Страшень приблизилось Великая битва. Лупп догадался, что происходит. Как? Наверное, сердцем почуял. Он обвил хвостом конец бревна, в которое вцепились обессилевшая мама и сестрёнка, и потащил его к берегу. Златозар-Златосвет коснулся его своим тёплым лучом. В Серой Мурене прибавилось сил, и вот — бревно достигло суши. Мама с сестрёнкой спасены! Однако Лупп не превратился в мальчика. Серой Муреной он устремился в гущу сражения. И знаешь, на чьей стороне он бился? На стороне Белого Кита! Хранимира с дочерью на руках сидела на утёсе и следила за ходом морской баталии. Где-то там бьётся её сын, её драгоценный Лупентий, которого можно было звать Лупоном и Лупаном, Лубаном, Лумпом и Лупой, но все кликали его просто Луппом — «волчонком». Лупентий, сокровище, оставшееся ей после гибели мужа! Пусть запутавшееся, упрямое, заплутавшее невесть где, но — любимое чадо… Серая Мурена боролась с Жуткой Ордой и, представляешь?! — кожа её белела, а тело росло с каждой схваткой, с каждой раной, с каждой победой. Она ожесточённо прокладывала дорогу к Осьмаку, а по пути душила и загрызала ядовитых и опасных ордынцев. И вот перед нею — клубок щупалец с когтями, клыкастая голова и гипнотические круглые глаза, которые подавляли и лишали воли — Осьминог Осьмак. Ты что — считаешь, что мурена слабее осьминога? Что она не сможет драться? Это ты зря так считаешь, честное слово! Мурены, между прочим, осьминогов уплетают на ужин! Как это им удаётся? Я тебе расскажу. Мурены и осьминоги живут рядом и охотятся ночью. Как только мурена унюхает осьминога, она тыкается мордой во все дыры и щели в поисках своего врага и соперника-охотника. Вот смотри: нашла! И тут же атакует его. Осьминог в страхе обвивает пасть мурены щупальцами. А мурена завязывает на хвосте «узел» и передвигает его к морде. «Узел» достигает осьминоговых щупалец и буквально стягивает их с муреновой морды. И тогда рыбина начинает методично уничтожать добычу — откусывает щупальце за щупальцем. Бесполезно спасаться бегством! Хищница настигнет и слопает… Вот так и Серая… то есть, теперь же Белая Мурена схватилась с Осьминогом и уже начала откусывать ему щупальца. Больно Осьмаку, рвётся он прочь, судорожно мечется, но зубы Белой Мурены настигают его и грызут, и откусывают, и пронзают. Жуткая Орда ошалело уставилась на своего босса… на главаря. Начальника. Неужели он не так всемогущ, как им казалось?! Неужели его сейчас просто… съедят?! Все отступили от Белой Мурены и Чёрного Осьминога — даже Белый Кит. И неожиданно Осьмак из последних сил воззвал к Белой Мурене: — Что ты делаешь, Лупп?! Зачем ты терзаешь меня?! Разве я — твой враг? Разве твой враг — не Белый Кит?! Ведь ЕГО ты дважды столкнул с обрыва! Почему же МНЕ ты хочешь зла, хочешь смерти? Я — твой друг, я твой Юда Инай! Я всегда был рядом с тобою, мы болтали с тобой о разном, мы играли… Пожалей меня, Лупп, не убивай! И Белая Мурена внезапно остановилась и медленно разжала челюсти. Хранимира прижала дочь к груди. Белый Кит задержал дыхание. Голубой Дельфин шевельнул ластами. Яснобрызг прислушался и присмотрелся. Белая Мурена пожалела Юду Иная, искавшего её погубить, и отступила. Подивился Юда Инай такой глупости. Не иначе, Лупп спятил! Поверил! Пустым словам поверил! Пожалел! О, какой глупец! Какой слепец! Он расхохотался язвительно. Ну, ничего; он залечит раны, отрастит щупальца и найдёт пути, чтобы отомстить и Луппу, и Аникиту, и спасённым, и Чистому Огоньку Златозару-Златосвету, и всей Солнечной Армаде! Он вернётся, чтобы они поплатились! Так он злорадно подумал — и что ты думаешь? — ИСЧЕЗ! Будто схлопнулся, как мыльный пузырь! Превратился в точку! В ничто! Был только что — и пропал. И нигде его нет — ни в этом мире, ни в будущем! Вот что делает сердечная человеческая жалость… Да, мой дельфинёнок, ты тоже можешь как-нибудь попробовать сразить неприятеля жалостью. Возможно, ты поставишь его в тупик, и он сдастся тебе на милость. Ну-с, а теперь — уроки, милостивый государь, уроки! Глава 9. ВОЗВРАЩЕНИЕ В СИНЕРЕЧИНО Нет, конечно, сказка далеко не закончилась, не переживай. Ведь неясностей ещё очень много. Разберёмся сперва с Жуткой Ордой — как с самым неприятным. После необъяснимого (с их точки зрения, конечно) исчезновения Юды Иная ядовитые и опасные твари морские словно пришли в себя от морока — то есть, от тумана в голове, — и, попросив прощения у противника, разбрелись по морю-озеру-окияну залечивать позорные раны. Солнечная Армада так подружилась между собой, что долго держалась вместе, играя и радуясь миру под солнцем. Белого Кита величали между собой Разрезателем волн, Рассекателем бурь, Развеивателем облаков, Притягивателем света. А Белый Кит… Белый Кит с Голубым Дельфином и Белой Муреной выбросились на остров Страшень и, как ты помнишь, превратились в обыкновенных мальчишек. Хранимира с дочкой на руках бросилась к ним, обняла, расцеловала — белокурого, рыжего и черноволосого. И заплакала от радости, что все живы и невредимы. Лупп расспросил её, как она сюда попала, да ещё в образе Бобрихи?! Прижала Хранимира дочку к груди, вздохнула и рассказала: — Вот упал ты в реку, и ходила я на берег да плакала. А под сердцем-то дитя уже лежало. Стояла я как-то на том самом горестном утёсе, и тут многорукая тень высунулась из воды и стянула меня вниз. Течение подхватило и понесло меня вдаль. Как я не погибла — не знаю, право. Бревно какое-то качалось возле меня, и я за него уцепилась. Сколько уж меня несло, не ведаю, а только прибило к пустынному острову с мёртвыми деревьями и кучами мусора. Там и проживала сколько-то, питаясь древесной корой, утоляя жажду во время проливных дождей. А потом к острову приплыл Лупп. И прогнал Бобриху в море. Лупп посмотрел маме в глаза. Посмотрел в глаза Аникиту. И не выдержал. Заплакал. Чистый Огонёк Златозар-Златосвет лёг на его плечи покрывалом из света. — Я мурена, — говорил Лупп, не вытирая слёзы. — Чистый Огонёк вел меня на мёртвые острова. Я пытался их оживить. И я готов делать это бесконечно, только бы Кит простил меня. И выздоровел. Прости меня, Аникит! Улыбнулся Кит, протянул к нему руки. Обнялись мальчики крепко-крепко. И, пока стояли друг с другом, заживали на их телах раны, старые увечья и шрамы. Голубой Дельфин, Чистый Огонёк Златозар-Златосвет и Вечная Чайка Яснобрызг обрадовались. Их друзья здоровы! И сердцем, и душой, и телом… Тут приплыл корабль моряка-рыбака Благодата. — Эге-гей, на Страшене! Вам помочь остров-то возродить? Я вам тут работников — охотников до труда, до чистоты привёз, да и сам подмогу, чем смогу! И выпрыгнули из корабля Благовест, Благовида, Благолюб, Благозем, Благопир, Благодел, Благотруд, Благодара, Благолепа, Благохвал и многие-многие другие. И, естественно, мы с тобою, а как же! И с папою. И, между прочим, последним из всех выпрыгнул с корабля Благодата самый любимый, самый родной для Луппа человек — его отец. — Папа!!! — Сынок! Хранимира!.. А… это кто? — Это твоя дочь, Благодел, твоя крошечная новорождённая дочь Милолика… — Ух, ты! Доченька Милолика! Здравствуй, любимая моя! Здравствуй, жена моя ненаглядная! Здравствуй, Ликарион, сынок мой родной… Как же я соскучился! Как я рад повидаться с вами… — Пап, а ты вернёшься с нами в Синеречино? — спросил Лупп. Папа ответил: — Нет, сынок, я не вернусь в Синеречино. Теперь ТЫ — старший мужчина в семье. Лупп вцепился в отца: — Почему не вернёшься?! Где ты будешь? Благодел обнял мальчика. — Я уже не могу быть с вами. Наш корабль затонул во время шторма, и отныне я не принадлежу Синеречино. Зато потом, когда придёт время, вы сами окажетесь на моём острове Серебрень, и жизнь там будет краше прежней! Там такая красота! Такой чудесный дом! Спасибо тебе за него, сынок… — А Юды Иная там не будет? — тихо спросил Лупп. — Нет. Ты его победил, — ответил Благодел. — Мы вместе его победили — под воздухом, на волнах, под облаками, в облаках, над всем миром! Почти в космосе!.. — сказал Лупп. И вот победители отдохнули и даже перекусили, и голод больше не терзал Луппа. Аникит нырнул в воду и обратился в Белого Кита — маленького, как раз такого, чтобы на его спине уместились Хранимира, Лупп и крошечная Милолика. И вот они поплыли по морю-озеру-окияну, и плыли долго: целый год, целый месяц, а может быть, всего один день, и никогда ещё дорога не была такой чудесной, лёгкой, благодатной. Дарящей усладу, отдых и светлое ликование… Да, конечно, Голубой Дельфин Дивин, Вечная Чайка Яснобрызг и Чистый Огонёк Златозар-Златосвет остались на островах спасённых. В Синеречино им не было пути. И живут они вечно под воздухом, на волнах, под облаками, в облаках, над всем миром, почти в космосе… И плыл Белый Кит по морю-озеру-окияну, минуя по очереди острова спасённых. Это удивительно, но, представляешь: они салютовали ему и семье Луппа ослепительными разноцветными звёздами-фейерверками. Их было видно даже в солнечном свете… А какой там был воздух! Насыщенный ароматами моря, ветра, солнца, трав, цветов, деревьев… непременно хвойных, конечно: они же самые сильнопахучие! Этим воздухом хотелось дышать всю жизнь. Сблизились берега, посветлела вода, и дно уже можно разглядеть. Здравствуй, родное Синеречино! Сосны, берёзы, ели, верба, рябина, шиповник, вишни да яблони… Скалистый правый берег высок и сух. Пологий левый низок и влажен, весь в траве и росе. Темень раннего утра. Белый Кит к селу всё ближе и ближе, а сам всё меньше и меньше. Возле узкого деревянного причала он сказал: — Ну, всё, прибыли. Слезайте. Спрыгнули в воду. По пояс им. Белый Кит вмиг превратился в увечного мальчишку с горбом, со шрамами и кривыми боками. Почему увечного? Так ведь сказка закончилась. Он вернулся из неё и стал таким, каким тут был. Лупп ему помог вылезти. Сели вдвоём на землю, по-утреннему прохладную. — Ты отдохни тут немного, — сказала Хранимира, — сил наберись: ведь сколько тебе пришлось плыть до реки Кудеринки, до села Синеречино! Отдохнёшь — и пойдём домой. Ты живи у нас вместе с бабушкой. Аникит ответил: — Бабушки уже нет. Я тут совсем один. Он так поглядел в синие просторы реки, будто уже погрузился в них снова. Весь. — Живи с нами, Кит, — сказал Лупп и обнял его за плечи. Аникит помолчал. Положил руку на руку друга. Улыбнулся светло-светло, будто Чистый Огонёк Златозар-Златосвет. — Когда я был Белым Китом, я видел издалека свой остров. Там ждали меня мои папа и мама, и другие родные. Бабушка тоже была там. Она махала мне рукой. Но я не мог добраться до этого острова, хотя плыл изо всех своих сил. А теперь… теперь я чувствую, что смогу доплыть. Понимаете? И я хочу к ним. — Но здесь, с нами, ты можешь совершить ещё много добрых дел! — горячо воскликнул Лупп. — Вдруг, например, к нам снова проникнет какой-нибудь Юда Инай, и с ним придётся сражаться? — Ты справишься с этим, дружище! Я верю! Я знаю! — улыбнулся Аникит. — Под каким бы обличием ни появился враг, и как бы хитроумно не прятался он под разными личинами, ты его непременно — слышишь? непременно! — обнаружишь и одолеешь! — Но… если ты будешь нужен… — тихо проговорил Лупп, глядя на лёгкие всплески речных волн. — Я вернусь, — утвердительно кивнул Аникит. — Я не исчезаю насовсем. Он порывисто обнял Луппа, Хранимиру, поцеловал в лобик проснувшуюся Милолику и повернул к реке. И сказка вернулась. Золотом заплескались воды реки, протянувшейся до самого неба и теряющейся в белой облаке, похожем на человеческую фигуру. Аникит наступил на золотые волны и пошёл по ней, прихрамывая и кособочась. И, чем дальше он шёл, тем легче и твёрже становился его шаг, стройнее и прямее фигура. Неожиданно он обернулся. Махнул тонкой рукой и растворился в свете, превратившись в этот свет, похожий своими нечёткими очертаниями на кита. Порыв солёного ветра, прибывшего с моря, развеял и золотую реку, соединившую Синеречино и небо, и золотого кита, плывшего в золотой воде. Хранимира с малышкой Милоликой и Лупп не торопясь отправились домой. И чем ближе, тем быстрее становился их шаг. Вот и родная калитка. Зашли во двор. И в этот миг солнце залило собою весь окрестный мир. Начался прекрасный трудовой день — один из многих, приближающих нас к островам спасения… — Вот и вся сказка, сынок. Что? Ты посчитал, сколько времени понадобилось бы Белому Киту, чтобы преодолеть сто тысяч километров? И сколько? Три тысячи тридцать три часа и триста тридцать три минуты — то есть, ещё пять часов и пятьдесят пять минут? У-у, какой ты сообразительный! Молодец! Что? Да, ты обязательно выздоровеешь! У тебя всё заживёт. Ты снова будешь ходить, бегать и прыгать. А завтра утром приедет папа, будет у нас большая радость! Да, Никитёнок, я даю тебе слово, что летом мы поедем на море, и ты будешь плавать в длинных волнах, будто кит! А Лёня… Что Лёня? Уверена, он всё осознал и раскаивается. Смотри: вон он идёт. И сейчас постучится в дверь. Здравствуй, Лёня. Заходи скорей! 1 июля — 9 августа 2015