Архим. Антонинъ (Капустинъ) († 1894 г.)
Слово, произнесенное въ Іерусалимѣ на Голгоѳѣ, при обношеніи плащаницы ночью 2 апрѣля 1876 г.
Не судихъ ино что вѣдѣти въ васъ точію Іисуса Христа и сего —
распята (1 Кор. 2, 2).
Кто говоритъ подобнымъ образомъ? кому? зачѣмъ? Даже у креста Христова, даже говоря о Распятомъ Христѣ, необходимо по духу времени, въ которое живемъ, прежде всего отвѣтить на предложенные вопросы. Говоритъ такимъ образомъ учитель языковъ, апостолъ Павелъ. Говоритъ христіанамъ именитаго города, славнаго на весь древній міръ богатствомъ, просвѣщеніемъ и гражданскою жизнію. Говоритъ — по поводу дошедшихъ до него слуховъ о разныхъ рвеніяхъ коринѳянъ. Рвенія же эти происходили отъ того, что одни считали себя учениками одного, другіе другаго проповѣдника вѣры Христовой, какъ бы забывая о самомъ Христѣ. Причина же подобнаго раздѣленія, какъ можно гадать по самымъ словамъ Апостола, заключалась въ препрѣтельныхъ человѣческія премудрости словесѣхъ, имѣвшей такое непомѣрное значеніе въ древнемъ мірѣ. Надобно думать, таже страсть словопрепирательства начинала у нихъ имѣть мѣсто и въ изложеніи простаго и прямаго, строго-опредѣленнаго, ученія христіанскаго, что давало поводъ не быть имъ въ томъ же разумѣніи и въ той же мысли относительно апостольской проповѣди. Сей мнимой премудрости Апостолъ придавалъ такое значеніе, что боялся, какъ бы не упразднился ею самый крестъ Христовъ.
Не въ премудрости слова, да не упразднится крестъ Христовъ... Такимъ было первое выступленіе евангелія въ міръ язычества! На сторонѣ послѣдняго стояла и грозила премудрость. Что же было на сторонѣ перваго? буйство или юродство или — еще рѣзче — безуміе крестной проповѣди, какъ не обинуясь утверждаетъ Апостолъ. Но это юродство спасало, а та мудрость губила человѣка. Оттого всемірный наставникъ и нашелъ нужнымъ сказать въ слухъ мудрыхъ: не судихъ ино что вѣдѣти въ васъ, точію Іисуса Христа и сего — распята. Произнести это значило, конечно, посмѣяться въ лице премудрости. Но она вынесла бы еще и не то. Она не была тогда ни широка, ни глубока, ни многостороння, ни настолько упорна и заносчива, чтобы не посмѣлъ предстать предъ нею во всей своей простотѣ и наготѣ и прибавимъ — недоброй славѣ — крестъ Христовъ. Совсѣмъ иное дѣло — теперь. У креста Господня не стыдно и не страшно признаться въ томъ. «Человѣческая» мудрость въ ваши дни уже какъ бы не находитъ границъ себѣ и въ высоту и въ глубину и во всестороннюю широту. Она пріобрѣла себѣ устойчивость, крѣпость и даже власть, о какихъ понятія не имѣлъ древній міръ. Если не на все, то на большую часть того, чѣмъ хвалилась простосердечная мудрость древнихъ, наша — нынѣшняя — смотритъ уже какъ на неудачную попытку ума, игру воображенія, мечту сердца, недоразумѣніе, заблужденіе... А крестъ? Онъ и доселѣ не измѣнился ни въ чемъ. Одиноко, молчаливо, просто и строго, не напрашиваясь и не уклоняясь, не грозя и не трепеща, стоитъ онъ предъ лицемъ всего свѣта — буій, немощный, худородный, уничиженный и какъ бы совсѣмъ не сущій, по Апостолу (1 Кор. гл. 1). Смотря на него изъ нашего времени (признающаго его острословно только надробнымъ памятникомъ минувшаго) можно ли еще и теперь, какъ въ дни Апостола, сказать современнымъ коринѳянамъ: не судихъ ино что вѣдѣти въ васъ, точію Іисуса Христа и сего — распята?
1) Кресте Господень! Ты самъ своимъ существованіемъ отвѣщай совопросникамъ вѣка сего на сей, по ихъ мнѣнію жизненный для тебя, вопросъ. Крестоносные братіе! Съ сего святѣйшаго мѣста 18 вѣковъ уже неумолкаемо глашается свидѣтельство Божіе. Приходили сюда, если не стопами, то испытующимъ помысломъ, несчетные милліоны вѣдцевъ человѣческой премудрости, и всѣмъ оно возвѣщало не ино что, точію Іисуса Христа. Пройдутъ и еще и еще вѣки подъ звуками той же самой немногословной бесѣды. Жалкія былинки, еще менѣе — пылинки ничтожныя, мы унесемся дуновеніемъ смерти во всепожирающую бездну вѣчности. Ни дѣлъ нашихъ, ни словъ, ни мыслей не останется ни слѣдовъ ни памяти. Будетъ стоять по прежнему одинъ крестъ. Мы ли, потому, дерзвемъ что-либо кому-либо сказать отъ него и во имя его кромѣ того, чтó сказалъ намъ учитель: не судихъ ино что вѣдѣти въ васъ, точію Іисуса Христа? — Точію Іисуса Христа, изрекшаго: Се есть животъ вѣчный, да знаютъ Тебе единаго истиннаго Бога и, егоже послалъ еси, Іисуса Христа (Іоан. 17, 3). Таково преимущество внушаемаго намъ вѣдѣнія Іисуса Христа, — жизнь вѣчная! Въ виду, только что упомянутой нами, всепожирающей вѣчности, кому не покажется счастіемъ, которому нѣтъ цѣны и имени, — жизнь вѣчная? И такъ, потщися, возлюбленный, Христа вѣдѣти, и — будь покоенъ — будешь будешь жить вѣчно. Что подобнаго дастъ, или пообѣщается дать, всякое другое вѣдѣніе? Ничего. Дастъ, пожалуй, довольство, удобство жизни, хлѣбъ, дѣло, знаніе, истяну (Пилатову), — блага неотрицаемыя, но затѣмъ — все таже остается непроглядная темнота вѣчности, безъ жизни вѣчной. — Точію Іисуса Христа, — въ Отчемъ дому котораго обители многи суть, — вѣчные кровы, ожидающіе отъ востокъ и западъ (Матѳ. 8, 11) сыновъ Царствія, ибо сказано: идѣже есмь Азъ, ту и слуга Мой будетъ. Слышиши ли, рабе Господень, благій и вѣрный, чтó речетъ дому владыка? Животъ вѣчный не есть, потому, только продолженіе бытія, а жизнь со Христомъ, — наслажденіе благами, ихъже око не видѣ и ухо не слыша и сердце человѣческое не гадало и никакая мудрость человѣческая не чаяла. Итакъ, лучше Его вѣдѣти, чѣмъ тысячу вещей, не къ Нему ведущихъ или — еще хуже — отводящихъ отъ Него. — Точію Іисуса Христа — таинственнаго обручника души нашей, сообщающаго свое безсмертное существо естеству человѣческому, и глашающаго всѣмъ, имѣющимъ уши слышати: ядый Мою плоть и піяй Мою кровь имать животъ вѣчный, и Азъ воскрешу его въ послѣдній день (Іоан. 6, 54), подобно тому, какъ самъ Онъ воскресъ въ прерадостную и всепразднственную ночь, бывъ начатокъ умершихъ (Кол. 1, 18). Животъ вѣчный, значитъ, кромѣ того есть возвращеніе къ жизни — тойже самой, но въ обновленномъ видѣ, въ усовершенномъ свойствѣ, — нестарѣемой, безпечальной и всесвободной. Послѣ всего сказаннаго, ужели не можемъ — какъ бы не имѣемъ права — и мы, спустя 18 вѣковъ послѣ Апостола, повторить невозбранно и непостыдно слова его: не судихъ ино что вѣдѣти въ васъ, точію Іисуса Христа?
Но... напрасно было бы думать, что у креста сего есть мѣсто одному нашему слову. Упомянутая нами премудрость слова (она же премудрость плоти, премудрость вѣка, премудрость человѣческая...) не только не молчитъ, но и готова вамъ замкнуть уста отъ цѣлаго сонма наукъ, — она говоритъ: мы не знаемъ креста. Подъ наши пріемы изслѣдованія онъ не подходитъ, съ нашей точки зрѣнія онъ не видѣнъ, по нашимъ началамъ мірозрительнымъ онъ не нуженъ... Не убоимся ополченія вооруженной мудрости противъ креста Христова. Скажемъ: и хорошо дѣлаютъ науки, что не знаютъ его. Если бы они занялись имъ, они не поняли бы его и помѣшали бы своему дѣлу. Выраженіе: «точію Іисуса Христа...» не затрагиваетъ вмалѣ полезнаго, тѣлеснаго обученія и не исключаетъ стихійныхъ наукъ. Апостолъ самъ былъ питомецъ ихъ и вѣдалъ мудрость своего времени въ совершенствѣ, и ея пособіемъ пользовался, когда богословствовалъ. «Точію Іисуса Христа...» значило, что ни Павелъ, ни Аполлосъ, ни Кифа ничего не проповѣдуютъ кромѣ Его одного, и нѣтъ повода расходиться изъ-за ихъ проповѣди никому; мудрость человѣческую слова эти оставляютъ въ сторонѣ. Если она окажется споспѣшницей Христа и креста, ей же лучше. Если же не сойдется ни съ Христомъ, еще менѣе — съ крестомъ, пусть потрудится замѣнить ихъ. Только пусть и она, съ своей стороны, ничтоже ино вѣдаетъ, точію... свой предметъ, прямой и единственный, и пусть удержится отъ любимой замашки своей считать крестъ Христовъ помѣхою себѣ. О, дорого купленныя и опасливо сокровиществованныя, науки! Съ сей всемірной каѳедры боговѣдѣнія напоминаемъ вамъ крѣпкую заботу, знавшаго и любившаго васъ, Апостола: да не упразднится крестъ Христовъ. Берегите его. Такого неоцѣненнаго и незамѣнимаго сокровища человѣчество не дождется другаго. Проникая въ глубину земли и неба, не говорите съ потерявшимся отъ горя и страха ученикомъ: не знаю человѣка! Вы должны знать сего «человѣка». Когда Онъ предалъ духъ Свой на крестѣ, земная утроба вострепетала и свѣтило неба померкло... Открывая, взвѣшивая и сопоставляя непреложные законы наблюдаемаго бытія, не говорите: другихъ нѣтъ и быть не можетъ! Тотъ, кто умеръ здѣсь на крестѣ — по общему закону земнородныхъ, черезъ три дня ходилъ по землѣ видимый и исчезающій, вѣдомый и неузнаваемый, вкушающій и говорящій... Мы могли бы сказать, что вѣдущій не ино что, точію Іисуса Христа... вѣдаетъ нѣчто болѣе, чѣмъ вся премудрость человѣческая.
2) Слушатели христолюбцы! Слышитея намъ, какъ бы уже давно возражающій, голосъ сердца вашего: что намъ за дѣло до той или другой мудрости, и до всякой науки, на мѣстѣ семъ, гдѣ не мудрствовали, а сокрушались когда-то и плакали вѣрующія души, гдѣ не учились вѣдѣнію, а творили, чего не вѣдятъ, невѣрующія руки? — Ничто такъ не свойственно, въ самомъ дѣлѣ, мѣсту сему, какъ безмолвныя вѣра и молитва, которыми такъ богато настоящее собраніе наше. Но изъ-за стѣнъ и сводовъ тѣснаго сего святилища намъ зрится безпредѣльная вселенная, и изъ заскученной толпы богомольцевъ — цѣлое человѣчество, въ сей день и въ сей часъ устремляющее свой мысленный взоръ къ Лобному мѣсту. Въ томъ, безмѣрно великомъ и неизмѣримо далекомъ, множествѣ внемлющихъ проповѣди крестной есть мѣсто слову обо всемъ и преимущественно — о заповѣди Апостола вѣдѣти точію Іисуса Христа и сего — распята. Но возвратимся къ себѣ. Не къ нашимъ ли благимъ и умиленнымъ сердцамъ какъ бы прямо направлено дополнительное слово Апостола: и сего распята? Въ теченіе послѣднихъ сихъ дней св. Церковь знакомила насъ съ жизнію Христовою, по изложенію всѣхъ четырехъ евангелистовъ. И безъ того впитавшіе въ себя со млекомъ матернимъ вѣдѣніе Христа, мы, прослушавъ сказанія очевидцевъ Его о Немъ, повторительно, такъ сказать, ознакомились съ Нимъ и можемъ похвалиться, что вѣдаемъ Его, — вѣдаемъ и младенцемъ и отрокомъ 12 лѣтнимъ, и учителемъ и чудотворцемъ, и немощнымъ путникомъ, и сіяющимъ славою божества на Ѳаворѣ, радующимся, плачущимъ, милосердующимъ... Блаженны мы за все это. Господь ублажилъ тѣхъ, которые видѣли Его. А наше живое и просвѣтленное вѣрою вѣдѣніе почти не различно отъ видѣнія. Но иначе нѣсколько желаетъ, чтобъ мы вѣдѣли Христа, учитель языковъ, ближе всѣхъ учениковъ Христовыхъ подходившій въ нашему положенію. Не судихъ, говитъ онъ, ино что вѣдѣти въ васъ, точію Іисуса Христа и сего — распята. Намъ же, удостоеннымъ рѣдкой чести и великаго счастія стоять на самомъ Лобномъ мѣстѣ, какъ бы иначе и нельзя вѣдѣти Іисуса Христа, точію распята. Подумай же, душа умиленная, чтó значитъ быть распятымъ. Не на изображеніе, слабое и безчувственное, смотри. Впери взоръ въ бывшую дѣйствительность, плачевную и ужасную, — въ смерть, которую сама пѣснь церковная зоветъ «безобразною». Какія страданія тѣлесныя! какой позоръ! какая обида! какое озлобленіе въ сердцѣ! какая безнадежность въ мысли! одного чего-нибудь подобнаго довольно было, чтобы сдѣлать муку нестерпимою. А тутъ былъ напоръ всего вмѣстѣ. Присоедините къ тому: приближенные разбѣжались или прячутся гдѣ-нибудь вдали и плачутъ безутѣшно; враги подступаютъ къ самому мѣсту казни и злорадостно смѣются въ глаза, наконецъ, праздная толпа равнодушно дожидается увидѣть любопытную для нея минуту смерти... О, надобно бытъ не человѣкомъ, чтобы переносить все это. Скажемъ же: переносившій, точно, и не былъ простой человѣкъ. Но, говоря это, мы касаемся самой сущности смысла словъ апостольскихъ и затѣмъ отказываемся передать то, чтó заключаетъ въ себѣ самаго глубокаго вѣдѣніе Іисуса Христа и сего — распята. Надобно стать и человѣкомъ и богомъ вмѣстѣ, чтобы понимать всю тайну креста, — человѣкомъ, сознающимъ свое безпомощное божество, — богомъ, испытывающимъ страшливое чувство своего человѣчества! Здѣсь — объясненіе того, отчего Распятый съ воплемъ крѣпкимъ и со слезами (Евр. 5, 7) взывалъ въ слухъ земли и неба завѣдомо-напрасно: Боже мой! Боже мой! Вскую мя еси оставилъ? Братья христіане! Нужно ли мудрымъ о Христѣ (1 Кор. 4, 10), обучена имущимъ чувствія (Евр. 5, 14), напоминать, что вѣдѣніе Іисуса Христа и сего — распята безцѣльно и безплодно, какъ и всякое вѣдѣніе, если остается въ одномъ умѣ? Христови сораспяхся (Гал. 2, 19), говоритъ нашъ учитель, подобно намъ не видѣвшій ни креста, ни распятія и вѣровавшій въ Распятаго на крестѣ. Вотъ къ чему должна приводить вѣдѣніе-вѣра! Сораспятіе же не есть простое состраданіе Распятому. Нѣтъ! гораздо болѣе сего. Христови сораспяхся, говоритъ Апостолъ, и не ктому живу азъ, но живетъ во мнѣ Хрпстосъ. Отстраняется и какъ бы совсѣмъ упраздняется, собственная жизнь человѣка, и начинается въ немъ жизнь Христова. О, какъ много, какъ не по силамъ нашимъ! Но за то, никакая мудрость и ни одна наука, ни плоть, ни міръ, ни угроза, ни приманка, ни высота, ни глубина, ни настоящее, ни грядущее, ни что тогда не сняло бы насъ, сораспятыхъ Христу, съ Его и нашего креста, а въ неотразимый и неумолимый послѣдній день, въ виду занесенной на насъ косы смертной, и наши уста изнесли бы тогда непостыдный лепетъ: Отче! въ руцѣ Твои предаю духъ мой. Аминь.
Источникъ: Слово, произнесенное въ Іерусалимѣ на Голгоѳѣ, при обношеніи плащаницы ночью 2 апрѣля 1876 г. // Журналъ «Труды Кіевской духовной академіи» — Кіевъ: Тип. С. Т. Еремѣева, 1876. — Томъ II. — С. 410-417.
Customer Feedback (0)