Архіеп. Агаѳангелъ Соловьевъ († 1876 г.)
Слово въ день преставленія преподобнаго и богоноснаго отца нашего Сергія, Радонежскаго и всея Россіи чудотворца.
О пользѣ молчанія и о вредѣ празднословія.
(Произнесено въ Святотроицкой Сергіевской Лаврѣ).
Аще кто въ словѣ не согрѣшаетъ, сей совершенъ мужъ, силенъ обуздати и все тѣло (Іак. 3, 2).
Храненіе себя отъ грѣховъ въ словѣ издревле было предметомъ бдительной заботы всѣхъ ревнителей благочестія. Царь Давидъ возлагалъ на себя обязанность блюстись отъ грѣховъ языка, какъ нѣкоторый обѣтъ: Рѣхъ: сохраню пути моя, еже не согрѣшати ми языкомъ моимъ (Псал. 38, 2). Древніе подвижники христіанскаго благочестія сопровождали свое подвижничество не рѣдко молчаніемъ. Не оно ли было любимою добродѣтелію и ублажаемаго нами нынѣ угодника Божія, преподобнаго отца нашего Сергія? Что влекло его въ пустыню, если не желаніе удалиться отъ молвы человѣческой, если не любовь къ безмолвному благоугожденію Богу? Чѣмъ онъ началъ пустынную жизнь и чѣмъ отражалъ непріязненность искавшихъ восхитить власть его надъ малою братіею, если не молчаніемъ? Чѣмъ приготовилъ себя къ страшной минутѣ перехожденія въ другой міръ? Глубокимъ безмолвіемъ совершеннаго и продолжительнаго уединенія.
Не къ сей же ли добродѣтели призываетъ примѣръ угодника Божія и насъ, слушатели? Конечно, не всѣ мы можемъ проводить жизнь въ совершениомъ безмолвіи; самое званіе налагаетъ на многихъ обязанность говорить. Но никакое званіе не простираетъ сей обязанности до того, чтобы дозволить всякую свободу языку. Молчаніе необходимо для каждаго. Мы увидимъ, сколь важна сія обязанность, если размыслимъ, какъ много вреда происходитъ отъ нехраненія устъ и сколько напротивъ пользы доставляетъ молчаніе.
Апостолъ Іаковъ такъ описываетъ дѣйствія неудерженнаго многословія: языкъ, говоритъ онъ, есть огнь, оскверняющій все тѣло и воспаляющій кругъ нашей жизни, будучи самъ воспаляемъ отъ геенны (Іак. 3, 6), т. е. многословіе, не обуздываемое здравымъ разсужденіемъ, производитъ геенскія, грѣховныя дѣйствія въ цѣломъ составѣ нашемъ, воспламеняетъ страсти, сообщаетъ имъ жизнь и пищу, и такимъ образомъ приводитъ въ безпорядовь всѣ дѣйствія наши, всю нашу жизнь. Въ самомъ дѣлѣ, давая свободу языку, мы тѣмъ самымъ прекращаемъ свою бдительность надъ сердцемъ и даемъ свободу грѣховнымъ наклонностямъ своего сердца. О чемъ мы говоримъ въ празднословіи, если не о всегдашнихъ предметахъ злаго сердца нашего, устремленнаго къ земному и суетному? И какъ говоримъ, если не по указанію своихъ грѣховныхъ расположеній? Многословіемъ мы вызываемъ, питаемъ и приводимъ въ дѣйствіе свои страсти и нечистыя пожеланія. Отсюда разливается зло на всю душу и тѣло человѣка. Отъ многословія теряется въ сердцѣ страхъ Божій, слабѣетъ сердечное умиленіе, гаснетъ любовь къ благочестію; уста становятся сѣдалищемъ и оружіемъ тщеславія, гордости, лжи, осужденія; въ челокѣкѣ открывается и начинаетъ дѣйствовать духъ невоздержанія, блуда, гнѣва, ненависти и мщенія. Такъ нестроеніе языка распространяетъ разстройство на всего человѣка! И не тогда только происходитъ такое гибельное разстройство въ душѣ нашей, когда бесѣда состоитъ изъ суетныхъ предметовъ міра, помышленій плоти и страстей; оно легко случается и тогда, когда мы говоримъ о предметахъ, по видимому, невинныхъ. Почти при всякомъ разговорѣ наше внутреннее вниманіе прекращаетъ свое бодрствованіе надъ душею, будучи развлекаемо разнообразіемъ встрѣчающихся предметовъ. Но вниманіе наше къ себѣ можно назвать стражемъ души, а языкъ — дверію ея. Когда дверь отверзается и стражъ прекращаетъ свой надзоръ: то грѣховнымъ наклонностямъ открывается удобный случай выйти изъ своего бездѣйствія и возмутить миръ души; въ бесѣду нашу легко вторгается самолюбивое тщесланіе и производитъ безпорядокъ въ мысляхъ и чувствованіяхъ. Посему-то Апостолъ Іаковъ поставляетъ многословіе вѣрнымъ признакомъ неблагоустроенной души: аще кто мнится вѣренъ быти въ васъ, говоритъ онъ, но не обуздываетъ языка своего, сего суетна есть вѣра (Іак. 1, 26). Потому-то даже и тѣ мужи, которые не любили говорить суетныхъ словъ, испытывали вредныя послѣдствія отъ разговоровъ. «Когда я провожу время въ разговорахъ, говоритъ одинъ изъ нихъ, то всегда послѣ нихъ чувствую себя не такимъ, каковъ былъ прежде, и какимъ желалъ бы быть» [1]. Арсеній Великій сознавался о себѣ: «множицею о глаголѣ, его же провѣщахъ, каяхся, а о молчаніи никогдаже» [2]. Какъ должно послѣ сего памятовать сіе наставленіе премудрости: словесемъ твоимъ сотвори вѣсъ и мѣру и устамъ твоимъ сотвори дверь и завору. Внимай, да не како поползнешися имъ (Сир. 28, 29-30)!
Столь же, или, можетъ быть, еще болѣе пагубно празднословіе и для тѣхъ, съ кѣмъ мы говоримъ. Мысль или понятіе для души — то же, что пища для тѣла. Пища здоровая и крѣпкая доставляетъ крѣпость тѣлу; гнилая и худая разстроиваетъ его; подобнымъ образомъ пустыя мысли разслабляютъ и разстроиваютъ душевныя силы. Не способствуемъ ли мы сему разстройству, когда безъ нужды говоримъ съ другимъ, судимъ о всякихъ, даже низкихъ предметахъ, произносимъ пустыя слова? И если мы говоримъ съ человѣкомъ неопытнымъ, невиннымъ, который не имѣетъ понятія о худыхъ слѣдствіяхъ нашихъ разговоровъ, а можетъ быть не знаетъ, что худы самые предметы разговоровъ: то сколько вреда причиняемъ ему! Мы посѣваемъ въ душѣ его новыя мысли, даемь ей новое, превратное направленіе, которое, если не встрѣтитъ противодѣйствія въ послѣдующихъ обстоятельствахъ жизни его, можетъ причинить ему смерть душевную. Впрочемъ, подобныя слѣдствія празднаго многословія бываютъ и для тѣхъ, кои знаютъ вредъ и суетность его. Какъ бы ни совершенна и тверда была душа, худое понятіе, положенное въ ней, непремѣнно оставитъ въ ней слѣды, — и если человѣкъ усильною борьбою не искоренитъ его, оно, слившись съ другими мыслями сердца, хотя бы онѣ были добрыя, помрачитъ свойства ихъ, подобно, какъ капля яда измѣняетъ цѣлительную силу воды, и слѣдовательно со временемъ произведетъ достойный себя плодъ. Кромѣ сего, такому человѣку, если онъ ясно видитъ суетность нашнхъ словъ, мы даемъ поводъ къ осужденію и презрѣнію насъ. Есть молчай обрѣтаяйся премудръ: и есть ненавидимъ отъ многія бесѣды, говоритъ премудрый сынъ Сираховъ (20, 5). Умножаяй словеса мерзокъ будетъ, пишетъ онъ же (ст. 8). Такимъ образомъ подвергая ближняго грѣху осужденія, сами себѣ мы опять наносимъ вредъ. Одинъ древній подвижникъ, отправясь въ городъ для продажи сдѣланныхъ имъ корзинъ, сошелся на пути съ міряниномъ. Мірянинъ любилъ много говорить Инокъ бросилъ и корзины, чтобъ убѣжагь отъ сего человѣка [3]. Такъ ревнитель благочестія опасался душевнаго разстройства отъ празднословія! Такъ должно бѣгать связи съ людьми, склонными къ суетному многословію!
Наконецъ, излишніе разговоры вредны для взаимныхъ земныхъ нашихъ отношеній и для временнаго благоденствія. Говорить съ другимъ о чемъ бы то ни было, стало нынѣ почти обязанностію. Но это-то и составляетъ причину многихъ бѣдствій, какія мы терпимъ среди людей и отъ людей. Бесѣдуя много и часто, мы не можемъ удержаться, чтобъ не выставить слабостей и недостатковъ своего ближняго; часто по нерасположенію къ нему клевещемъ на него и представляемъ въ превратномъ видѣ самыя добрыя его свойства; часто свазанныя имъ безъ всякой цѣли, но вредныя для другаго слова, передаемъ сему послѣднему. Тотъ, кто слушаетъ насъ, получаетъ къ нему отвращеніе, и если имѣетъ возможность, гонитъ его безвинно; а мы пріобрѣтаемъ себѣ врага, который начинаетъ искать случая мстить намъ. Отсюда ссоры и вражды, а за тѣмъ бѣдствія различныя; праздное слово злаго сердца нашего отнимаетъ блаженный покой у многихъ лучшихъ людей, лишаетъ ихъ счастія на цѣлую жизнь; и какихъ золъ не производитъ оно! — Языкъ трегубый, говоритъ сынъ Сираховъ, многи потрясе, и разлучи я отъ языка во языкъ, и грады тверды разори, и домы вельможей преврати; языкъ трегубый жены доблія изгна, и лиши я отъ трудовъ ихъ. Внемляй ему не имать обрѣсти покоя, ниже вселится съ безмолвіемъ. Язва бичная струпы творитъ: язва же язычная сокрушаетъ кости. Мнози падоша остріемъ меча, но не якоже падшіи языкомъ. Блаженъ, иже укрыется отъ него, иже не пройде въ ярости его, иже не повлече ига его, и узами его не связанъ бысть: иго бо его, иго желѣзно, и узы его, узы мѣдяны: смерть люта, смерть его, и паче его лучше есть адъ (Сир. 28, 16-24). Столько зла проистекаетъ отъ необузданнаго языка! Теперь никто не удивится, что Господь изрекъ такое строгое сужденіе за каждое праздное слово: всяко слово праздное, еже аще рекутъ человѣки, сказалъ Онъ, воздадятъ о немъ слово въ день судный (Матѳ. 12, 36).
Если же съ одной стороны много вреда происходитъ отъ празднословія: то съ другой какъ много благъ проистекаетъ отъ того, когда мы обуздываемъ языкъ и съ строгимъ вниманіемъ бодрствуемъ, чтобъ не изречь празднаго суетнаго слова! Кромѣ того, что чрезъ это избѣгаемъ всѣхъ исчисленныхъ выше золъ, мы дѣлаемся еще способными ко многимъ высокимъ одбродѣтелямъ. Аще кто въ словѣ не согрѣшаетъ, сей совершенъ мужъ, силенъ обуздати и все тѣло. Когда съ строгою бдительностію наблюдаемъ за каждымъ словомъ: то всѣ силы нашей души сосредоточиваются на той одной заботѣ, чтобы какимъ либо образомъ не допустить суетныхъ помышленій, располагающихъ къ празднословію; умъ господствуетъ надъ движеніями сердца; чувствованія и желанія проникаются страхомъ Божіимъ. При такой настроенности души неестественно, по крайней мѣрѣ трудно, чтобы надъ человѣкомъ господствовали нечистыя страсти, или чтобы не истлѣли онѣ сами собою, если бы на время и возникли, — «безмолвіе служитъ для души началомъ очищенія», говоритъ Василій Великій [4]. При этомъ настроеніи невозможно, чтобы душа не возвышалась и не утверждалась въ благочестіи; поелику молчаніе есть стражъ и залогъ добродѣтелей. Молчаніе научаетъ человѣка смиренію, послушанію, терпѣнію и благодушному перенесенію скорбей; поелику оно само есть уже постоянное терпѣніе и послушаніе. Молчаніе сообщаетъ сердцу твердость и мужество, уму мудрость и прозорливость, дѣлаетъ человѣка способнымъ ко всѣмъ добродѣтелямъ; потому что тотъ, кто пребываетъ въ немъ, есть мертвецъ для міра и для похотей его. Такъ удерживая языкъ въ предѣлахъ христіанскаго благоразумія, мы тѣмъ самымъ сохраняемъ душу отъ грѣховныхъ пожеланій и споспѣшествуемъ своему духовному возрастанію и усовершенію. Аще кто въ словѣ не согрѣшаетъ, сей совершенъ мужъ, силенъ обуздати и все тѣло.
Благоразумное молчаніе благодѣтельно и для того, съ кѣмъ мы находимся въ общеніи. Уже то одно важно, что мы не причиняемъ ему никакого вреда. Но онъ получаетъ отъ насъ и много пользы. Какъ празднословіе возбуждаетъ мысли, пожеланія и движенія нечистыя; такъ безмолвіе подаетъ примѣръ — не помышлять ни о чемъ, какъ только о важныхъ и необходимыхъ предметахъ. Братъ нашъ невольно входитъ въ себя и удерживаетъ стремленія своего сердца, которыя въ иномъ случаѣ могли бы обнаружиться и кончиться вредными для него послѣдствіями. Опытные подвижники называютъ безмолвнаго солію земли.
Такъ важно храненіе устъ для вѣчной и временной жизни! Посему Богъ еще на землѣ удостоивалъ Своей хвалы тѣхъ, кои соблюдали одну сію добродѣтель. Однажды святому Макарію Египетскому, послѣ многихъ лѣтъ его подвижничества, былъ въ молитвѣ гласъ свыше: «ты еще не вошелъ въ мѣру двухъ женъ, которыя живутъ въ одномъ ближнемъ городѣ». Святый Макарій пошелъ въ сей городъ, нашелъ женщинъ; онѣ были супруги двухъ братьевъ. Онъ спрашивалъ ихъ, чѣмъ онѣ такъ много угодили Богу, и послѣ усильныхъ прошеній узналъ, что онѣ положили для себя правиломъ никого не осуждать и не говорить ни одного празднаго слова, что такимъ образомъ живутъ онѣ уже болѣе десяти лѣтъ, и что въ этомъ состоитъ вся ихъ добродѣтель [5]. Такъ высоко оцѣнилъ Богъ безмолвіе сихъ святыхъ женъ!
Слушатели благочестивые! смерть и жизнь зависитъ отъ языка (Прит. 18, 21). Будемъ внимательны къ своимъ словамъ, чтобъ избѣжать многихъ тяжкихь грѣховъ. Конечно, трудно не согрѣшить въ словѣ, живя въ обществѣ. Но если будемъ бдѣть надъ собою: то хотя бы и случилось произнесть праздное слово, все однакожъ не такъ согрѣшимъ, какъ обыкновенно случается, когда безъ разбора говоримъ обо всемъ. А внимая къ себѣ постоянно, мы наконецъ пріобрѣтемъ навыкъ быть осторожными въ словѣ, и содѣлаемся совершенными въ немъ. Паче же всего будемъ прибѣгать къ Тому, Кто во всемъ готовъ намъ низпосылать Свою всесильную помощь. Ему будемъ молиться словами кроткаго, возлюбленнаго Богомъ, царя Давида: положи, Господи, храненіе устомъ моимъ и дверь огражденія о устнахъ моихъ (Псал. 140, 3). Аминь.
Примѣчанія:
[1] Тихонъ 1-й, Епископъ Воронежскій.
[2] Четь Минея Мая 8-й день.
[3] Изъ Патерика.
[4] Творенія Св. Василія Великаго. Ч. 6-я. Москва. 1849 г. стр. 9.
[5] Чет. Мин. Генв. 19-й день, въ жит. Макарія Египетскаго.
Источникъ: Слова Агаѳангела Епископа Ревельскаго, Викарія С.-Петербургскаго. — Изданіе второе. — СПб.: Въ Типографіи Королева и Комп., 1859. — С. 21-33.
Customer Feedback (0)