СВЯТАЯ – СВЯТЫМ

 

Светлой памяти родителей моих,

Георгия, Ирины,

и отца моего духовного монаха Прокопия

посвящаю…

ПРОЛОГ

В каждой новой истории, даже самой неинтересной, есть какая-то тайна. Хотя бы в том, какой у нее будет конец. А эта уже началась таинственно и необычно в древнем, основанном еще в XII или XIII веке (тоже загадка!), монастыре. Началась в тот самый предутренний час, когда сон людей особенно крепок и сладок.

В гулком, темном храме, освещенном лишь лампадами у икон да редкими свечами, размеренно и привычно шла служба, совершалось таинство исповеди.

Паломники один за другим подходили к аналою¹, возле которого стоял священник-монах. Они каялись в своих грехах: одни по памяти, другие по бумажке. Священник рвал бумажки на части, покрывал голову кающихся епитрахилью, негромко творил молитву и благословлял причащаться. Потом, выйдя из царских врат в красивой золотистой митре, он сказал такую проповедь, что плакали не только старушки, но заблестели глаза у некоторых мужчин, среди которых был даже военный…

После службы священника у входа в храм с нетерпением поджидала целая толпа народа. Едва он появился на пороге, люди с радостными возгласами: «Старец… старец… отец Тихон идет!», бросились к нему.

Два крепких послушника, привычно тесня толпу, образовали живой коридор перед старцем, который, не останавливаясь, прямо на ходу благословлял, отвечал на вопросы, давал советы…

Какая-то женщина плакала от счастья - ей удалось передать записку с именем своего сына. Другая кричала прямо через головы:

- Батюшка! У меня муж офицер, на границе без вести пропал! Полгода ни слуха, ни духа…

- Всё хорошо… всё хорошо будет! – мимоходом бросил ей старец. – Вернётся!

- Правда?.. - веря и не веря, пролепетала женщина.

По толпе, из уст в уста, пронесся восторженный шепот, и послышался уверенный, даже чуть недовольный голос послушника:

- Раз старец сказал – значит, вернется!

Женщина просияла, а дожидавшийся своей очереди парень удивленно спросил стоявшего рядом пожилого мужчину в монашеском одеянии:

- Какой же он старец? Ему и пятидесяти еще нет!

- А это не от возраста зависит, – ответил тот. - Старцами становятся по воле Божьей, за особую святость жизни!

Парень кивком поблагодарил монаха, и когда старец поравнялся с ним, неумело сложил руки под благословение и, боясь не успеть, торопливо сказал:

- Благословите храм у нас в Покровке восстановить! А то – креста нет… купол осыпался… на стенах – березки … Смотреть больно!

Старец остановился, сам положил, как положено, правую ладонь парня на левую и ласково сказал:

- Благое дело задумал, сынок. Бог благословит! Как, говоришь, село называется?

- Покровка!

- Пок…ровка?.. – в лице старца что-то дрогнуло. Взор его затуманился, он даже тряхнул головой, словно отгоняя неожиданно поразившую его мысль. – Это в Смоленской области?

- Не в области – в крае, в Красноярском! – заулыбался парень. - Из Сибири я!

- А, ну да, ну да… - рассеянно кивнул старец и, уже не останавливаясь, не отвечая больше ни на чьи вопросы, направился прямо в братский корпус.

Здесь, в своей келье, он долго смотрел на иконы, молился, затем перевел взгляд на зарозовевшее от первых солнечных лучей окно и прошептал:

- Нет! Не могу… не смогу!

Через пять минут он уже был в домике настоятеля монастыря.

Старый седой архимандрит встретил его слегка удивленно, но с улыбкой:

- Ну, отче… Только хотел келейника за тобой послать, а ты уже здесь! Что, решил меня своей прозорливостью удивить? Не выйдет! Признавайся: отец Феодор уже успел передать, что я буду просить тебя подменить его на время отпуска, а?

- Да нет, как раз, наоборот, - через силу усмехнулся старец. – Это я сам пришел просить благословения пустить меня в отпуск!

- Ты? В отпуск?! – не поверил настоятель. – Позволь… За пятнадцать лет ты и слышать не хотел о нем! Даже от поездки по святым местам отказался, ни разу не выходил за стены монастыря. И вдруг… в то самое время, когда наплыв паломников, когда у меня почти все иеромонахи в разъезде – в отпуск? Нет! И потом, отче, с твоим сердцем…

- Да я уже забыл, с какой оно стороны находится! – попробовал пошутить старец, но настоятель повысил голос:

- Это здесь, в монастыре! А в миру? Ты хоть представляешь, что там теперь творится? Хотя откуда… У нас ведь ни радио, ни телевизора… Одно дело слухи, и совсем другое – увидеть мир своими глазами. Он же сразу убьет тебя! Нет, нет, и не проси. Не пущу.

- Ну, тогда я сам пойду! – спокойно заявил старец.

- Ну и иди! – вспылил настоятель. – Оставляй монашескую одежду и ступай! На все четыре стороны!

- И оставлю. И пойду! – решительно направился к двери старец, но настоятель придержал его за край мантии:

- Погоди. Сядь. Неужели все так серьезно? Случилось что?

- Да. Иначе бы не пришел.

- Что именно?

- Нет… Не могу рассказать, – подумав, покачал головой старец. – Язык не поворачивается. Разве что…

Он пододвинул листок бумаги, написал несколько слов и протянул настоятелю. Тот, совсем как старец недавно читал записки паломников, прочитал написанное, почти с ужасом взглянул на него и удрученно покачал головой:

- Да… Дело и впрямь серьезное. Даже слишком… И как же ты намерен все это исправить?

Старец невозмутимо пожал плечами и произнес длинную ритмичную фразу на чужом языке.

- Ох, уж эта твоя любовь к латыни! – проворчал настоятель. – Что это по-русски хоть значит?

- Тот сделал половину дела, кто уже начал его! – охотно перевел старец.

Настоятель вздохнул:

- Вижу, настроен ты решительно! Что же мне теперь с тобой делать? Отпустить не могу. Но и задерживать не вправе. Ладно. Поезжай. Бог благословит.

Он обнял старца и попросил хотя бы попить с ним перед дорогой чаю. Когда тот вышел на крыльцо настоятельского дома, стало уже совсем светло. Пели птицы. За монастырскими стенами шумели машины, торопились идущие на работу люди - началось настоящее летнее утро…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Тайна рубинового креста

Глава первая

1

- Хорошо-то как здесь!.. - прошептала мама.

Если бы Стас Теплов знал, какие необыкновенные каникулы ожидают его в деревне, то не только б не умолял родителей оставить его дома, с друзьями, но еще и поторопил их с отъездом!

Целый день, ворча и вздыхая, он набивал свой рюкзак машинками, пистолетами и другими вещами, которые, как казалось ему, могли скрасить скуку деревенских каникул. После долгого спора - ох, уж эта мама! - бросил на дно самую тонкую книжку из школьной библиотеки. Зато кассеты любимых групп положил сверху. А плеер - в карман куртки-ветровки.

Закончив сборы, он надел наушники, уселся на подоконник и, приняв любимую позу - сгорбившись, руки в карманы - стал ждать.

- Все! - объявил, наконец, папа. - Оделись и присели на дорожку!

Посидев, по обычаю, в одежде и обуви, кто на чем, они вышли из дома и доехали до вокзала.

Всю ночь поезд уносил их от Москвы, а наутро Стас уже стоял на земляном перроне деревенского полустанка и блаженно вдыхал свежий воздух, быстро прогонявший остатки дорожного сна.

Впереди было огромное, похожее на море с зелеными волнами поле и дальше, до самого горизонта - сплошные леса!

- Хорошо-то как здесь!.. - прошептала мама.

- Да, это вам не наш двор! - восторженно закричал Стас. - Тут за два дня не обежать, а то и три мало будет!

- Повел бы вас самой красивой дорогой, да сумки тяжелые! - посетовал отец, которому принадлежала идея купить дом под дачу в деревне. Лицо его вдруг сделалось строгим: - Пойдем напрямик через карьер, над затопленным котлованом. Без меня туда ни шагу: тропинка опасная, а глубина - тридцать метров!

- Стасик! - забеспокоилась мама. - Ты все слышал?

- Да!

- И все-все понял?

- Ну да же! - буркнул Стас. - Мало вам, что я один на все лето остался, так еще и нельзя ничего?

- Было бы желание, - берясь за сумку, успокоил его папа. - А друзей везде можно найти!

2

И тут произошло неожиданное…

Не прошло и часа, как Стас, действительно, нашел себе друга.

Произошло это так.

Наскоро позавтракав, он осмотрел пахнувший сыростью дом и отправился знакомиться с деревней.

После привычных проспектов и городских многоэтажек все ему здесь было в диковинку.

Улицу из конца в конец он прошел за каких-нибудь пять минут. И за все это время не увидел ни одного автомобиля, за исключением старого «Запорожца», на котором большими буквами было написано «МАШИНА», очевидно, чтобы кто-нибудь не подумал, что это что-то другое. А встретил лишь двух женщин у колодца с вертушкой, да однорукого старика в валенках и футболке.

Почти все дома в деревне были из толстых бревен. Одни радовали своей крепостью и яркими красками, другие покосились от времени, и только по занавескам на окнах можно было догадаться, что здесь живут еще люди.

Дойдя до красно-кирпичной полуразрушенной церкви, на карнизах которой росли березки, Стас зашагал обратно. У колодца с вертушкой он свернул на соседнюю улицу и увидел коренастого, загорелого мальчика, собиравшего вдоль пыльной дороги мелкие камни. Ему помогала очень похожая на него курносая, веснушчатая девочка.

- А мы гальку для аквариума собираем! - похвасталась она. - У нас карасик и виляйхвосты!

- Вуалехвосты! - поправил мальчик и, с какой-то взрослой солидностью, протянул руку: - Ваня!

- Стасик!

И тут произошло неожиданное. Мальчик вдруг прыснул в кулак, а девочка юркнула ему за спину.

- Чего это с вами? - не понял Стас.

- Да так… ничего… у нас стасиками тараканов зовут! Она, знаешь, как их боится! - пряча улыбку, объяснил Ваня и приказал сестре: - А ну, поздоровайся.

- А у него усов нет? - пискнула та. - Не укусит?

- Нет у меня усов. Они у меня бывают, только когда я кефир пью! - мрачно пошутил Стас. - И зубы, видишь, какие? - покачал он пальцем шатавшийся зуб. - Разве такими укусишь?

Девочка вышла и кокетливо улыбнулась:

- Елена!

- Ну и молодежь пошла! - покачал головой Стас.

- Тоже мне - стародежь! - наморщила носик Лена и сделала серьезное лицо: - Некогда мне тут с вами разговаривать.

Подражая, очевидно, походке своей матери, она деловито зашагала к дому, на ходу созывая кур.

- Чудна´я! - кивнул ей вслед Ваня. - Все слова по-своему понимает. - И тут же, безо всякой связи, предложил: - Ну что, может, в ножичек поиграем?

3

Неожиданно под лопатой что-то звякнуло.

Удивительная вещь мальчишеская дружба - легка, крепка, а уж быстра!.. Утром познакомились, до обеда подрались, к полднику помирились, а вечером стали друзьями - водой не разольешь!

Тогда-то и предложил Ваня порыбачить на своем заветном месте.

- Плотвы там видимо-невидимо, а окуни - во какие! - показал он до самого локтя. - Пошли прямо завтра?

- Идем! - радостно подхватил Стас.

- Тогда накопай на грядке червей! - заводя его в калитку, как-то хитро прищурился Ваня. – А то у меня, знаешь, сколько по дому дел!..

Стас включил плеер, на который с завистью покосился Ваня, и принялся за работу.

Через десять минут он взмок. Через полчаса сбросил ветровку. А через час лопата сама стала валиться из рук. В консервную же банку за это время упало всего лишь три червяка.

- Вань! - не выдержав, закричал, наконец, Стас. - Тебе что, надо, чтобы я эту грядку вскопал?!

- Почему? Черви тоже нужны! - подбежав, усмехнулся Ваня и взял из его рук лопату. - Мы же ведь не в карьер - на речку идем.

- А что, разве в карьере нет рыбы? - удивился Стас, вспоминая огромную водяную воронку.

- Ни одной! – уверенно сказал Ваня, на что Стас еще более уверенно заявил:

- Да ну? Ни за что не поверю!

- Спорим?.. На плеер!

- Нет! - отказался Стас. - Если хочешь, и так послушай.

- Давай! - обрадовался Ваня.

- И я! - затеребила его за рубашку Лена. - Дайте и мне радио послушать!

- Это не радио, а плеер! - усмехнулся Стас.

- Блеер! - послушав, засмеялась Лена. - Потому что блеет совсем, как баран у бабы Поли!

- Это наша бабушка! - объяснил Ваня. - Она сейчас умирает!

- От чего? - поежился Стас, не любивший разговоров о смерти и всего того, что напоминало о ней.

- От старости. Ей мама уколы ходит делать, она у нас - процедурная медсестра! - с

гордостью сказал Ваня.

- Процеумная! - поправила Лена.

- А у меня папа - хирург! - с видом явного превосходства усмехнулся Стас.

Ваня, словно обидевшись на то, что ему нечего возразить на это, стал еще быстрее вскапывать грядку. Лена тоже разом поскучнела и молча стояла рядом. Стасу вдруг стало неловко перед ребятами, и он предложил полазать в заброшенном храме.

- Да ты что? – удивился Ваня. – Там же раньше овощной склад был, потом свалка, считай, общественный туалет, знаешь, как все загажено!

- Ну и что? Все равно интересно! – настаивал Стас и, чтобы заручиться поддержкой Ваниной сестры, решил подделаться под ее манеру говорить: – Что, Ленка, пошли играть в хлам? – старательно выделяя последнее слово, спросил он.

Но Лена неожиданно не поддержала его.

- Не хлам, а храм! И в храме не играют, а молятся. Так баба Поля говорит! – строго поправила она и показала пальчиком на идущего по улице парня в солдатской одежде: - Ой, глядите, сражант идет!

Теперь уже Стасу пришлось поправлять её:

- Сержант! – с усмешкой сказал он, но девочка не унималась:

- Сражант, сражант! – упрямо повторяла она. – Сержанты в простой армии служат. А этот – в Чечне, где сражаются. Значит, кто он? Сражант!

- Откуда она у тебя такая? – качая головой, шепнул Ване Стас.

- Сами не понимаем! – беспомощно отозвался тот. – До пяти лет вообще молчала, думали - немая будет. А потом в доме, что теперь вашим стал, учительница из города отдыхала. Ленка к ней походила-походила, да так говорить начала, что мы и сами стали не рады! Синичка у нее, видите ли, – зеленичка, рубанок – строганок, рыбий малек – рыбёнок, на ногах – ногти, а на руках…

Ваня хотел, видно, сказать «рукти», но тут под лопатой неожиданно что-то звякнуло. Он наклонился и закричал:

- Гляди, чего я нашел!

- Старинный рубль! - ахнул Стас. - «Не нам, не нам, а имени Твоему!» - по слогам прочитал он.

- Серебряный! Я из него блесну сделаю! - пряча находку в карман, заявил Ваня.

Они тут же – откуда только силы взялись, перекопали все вокруг, но больше ничего не нашли.

Стас готов был заплакать от досады, ведь продолжи копать он сам...

- Отдай мне монету!.. - дрогнувшим голосом попросил он. - Блесну и в магазине можно купить. Я старину, знаешь, как люблю? У меня дома целый музей есть: две военные пуговицы, гильза из окопа и пять царских медяков...

- А ты за него свой плеер отдашь? - сощурился Ваня, отчего его лицо стало еще хитрей.

- Ты что! – ужаснулся Стас. - Мне мои предки не позволят. Тебе бы твои разрешили?

- У нас только одна мама! - вздохнул Ваня. – Отец у нас… ты только этого никому не говори - военный разведчик… Он уехал на задание, когда Ленке еще года не было… Она до сих пор плюшевого медведя папой зовет.

Что было Стасу до Ваниного отца? Он так расстроился, что пропустил мимо ушей такую сногсшибательную новость, и только на всякий случай уточнил:

- Значит, не дашь?

- Нет! – почему-то не обиделся, а будто даже обрадовался такому равнодушию друга Ваня. - Пошли лучше в футбол погоняем?

- Не хочу, - бесцветным голосом отозвался Стас. - А, впрочем, идем. Мне теперь все равно...

С этой минуты краски лета, гомон птиц, запах трав и цветов, словом, - весь мир поблек для Стаса. Все его мысли были заняты монетой. Он предлагал сменять ее на марки, готов был отдать царские медяки. Но все его предложения разбивались, как ком земли о лопату!

- Как баба Поля помрет, я тоже себе музей сделаю! - говорил Ваня, щурясь на плеер. - А что? У нее все вещи старинные: прялка, книги, иконы, самовар, утюг доэлектрический, - перечислял он и с явным намеком разводил руками. - А такого рубля нет!..

4

По дороге план дозрел окончательно…

Наконец, Стаса позвали домой - ужинать.

За столом он сидел молча, рассеянно ковыряя вилкой жареную рыбу.

- Ты что, уже успел с новым другом поссориться? - спросил папа.

- Нет, наоборот - мы с ним завтра на рыбалку идем. Пустишь?

- Одни? Без взрослых?! - насторожилась мама.

- Пусть идет! - разрешил папа. - Заодно и рыбки нам принесет!

- Вы эту сначала доешьте! Зря, что ли, я в магазин ходила? Еще целых три окуня в холодильнике лежит!

- Это совсем не то! Парню скоро двенадцать, а он ни разу на рыбалке не был!

- А на море? - напомнила мама.

- То не считается! - возразил папа и подмигнул сыну: - Мы, бывало, к палке нитку с булавкой привяжем, мама тебя отвлечет, а я малька нацеплю. - Клюет! – крикну. - Тащи! Ты - «удочку» на себя, а там - рыбка!

- Дово-ольный! - смеясь, подтвердила мама.

- Нехорошо маленьких обманывать! - буркнул Стас, и тут слова «удочка… окунь... рыба на булавке...» завертелись, словно стекляшки в калейдоскопе, и застыли четким узором. Он понял, как можно без риска поставить плеер против монеты.

Стас быстро доужинал и выбежал из дома.

По дороге план созрел окончательно.

«Ваня хочет спорить… В карьере нет рыбы… Но у меня есть окунь, и если я сумею, как папа...»

- Вань! - закричал он в открытое окно.

- Ну? - вышел на порог Ваня - ломоть хлеба в одной руке, стакан с молоком - в другой.

- Может, в карьере все-таки есть рыба? - осторожно начал Стас. - Я читал в одном журнале, что икра прилепляется к лапкам уток и разносится по водоемам.

- То по водоемам! - подала из окна голос Лена. - А у нас - мазутоем!

- В карьер мазут сливают, - жуя, подтвердил Ваня.

- Спорим, что хоть одна, да есть? - приступил к главному Стас. - Давай утром зайдем в карьер, и я порыбачу. Если поймаю - монета моя!

- А если нет - плеер мой!

- Только на одну неделю!

- На месяц... - начал торговаться Ваня, но тут из окна высунулась Лена.

- Вань, карась опять виляйхвостов гоняет!

- Скажи ему, что если не перестанет, я его в карьер брошу, вот и будет там ры...

Ваня вдруг осекся на полуслове. Глаза его сощурились так, что лицо стало совсем хитрым:

- А давай так, - быстро предложил он. - Оба закинем удочки, и если кто что поймает, тому приз. Тебе - монету, а мне - плеер, только, чур, уже насовсем!

Глава вторая

1

Видя темные окна, он с замирающим сердцем постучал...

Всю ночь проворочался Стас, сладко робея от предстоящего и торопя время. Лишь под утро его сморил глубокий, как омут, сон.

- Стасик, пора! - шепотом позвала его мама.

- Рыбалку проспишь! - громовым голосом напомнил отец, который всю ночь работал над диссертацией.

Стас мигом оделся и кинулся в угол, где лежал приготовленный еще с вечера рюкзак. Завернутый в пакет огромный окунь, бутылка лимонада, которую, по плану, выпьет Ваня, чтобы, отбежав по нужде, дал возможность нацепить на крючок рыбу, - все было на месте.

- Ни пуха ни пера! - пожелала мама.

- Ни рыбьей чешуи! - поправил её отец.

«И ни серебряного рубля!» - суеверно подумал Стас, выбегая из дома.

На улице было темно и зябко. Звезды, устав гореть над спящей деревней, разом уставились на него. Поеживаясь, Стас добежал до Ваниного дома. Видя темные окна, он с замирающим сердцем постучал и услышал:

- Заходи, мамы нет дома!

- А я думал, ты спишь! - радостно сказал Стас.

- Нет, мы по звонильнику встали! - послышался голос Лены.

- А чего без света сидите?

- А Ванька не хочет, чтобы я видела, что он у аквариума делает...

Тут раздался звонкий шлепок, и Лена выскочила в коридор, потирая затылок.

Через минуту вышел и Ваня: в руках удочки, через плечо - сумка.

- Ну что, пошли? - деловито спросил он, незаметно показывая сестре кулак.

- Как! - удивился Стас. - И она с нами?

- А куда ее девать? Мама теперь день и ночь у бабы Поли. Вот и обуза на мою голову!..

- Не обуза, а обяза! - капризно возразила девочка. - Ты за мною следить обязан? Обязан! Значит, кто я тогда? Обяза!

И, победно вскинув голову, первой направилась к выходу.

2

Словно сто скорых поездов загрохотали над Стасом...

Они вышли из дома и направились по предрассветной дороге к карьеру.

- Как пойдем - бежком или тишком? - с готовностью спросила Лена.

- Пешком! - оборвал ее Ваня. - И никуда не отходя от дороги!

Тут Стас сообразил, что Лена может отвлечь Ваню лучше всякого лимонада, достал бутылку и, отступая от тщательно разработанного плана, сам припал к ней. Вдоволь напившись, он предложил:

- Угощайтесь!

Лимонада хватило как раз до карьера.

Дойдя до обрыва, Ваня взял Лену за руку и повлек за собой. Спуск был крутой, сыпучий, и Стас с облегчением выдохнул, оказавшись внизу.

Холодно, мрачно было в карьере. От черной, в радужных пятнах, воды пахло ржавым железом и бензином.

Где-то невдалеке загрохотал поезд. Все вокруг задрожало, сверху посыпались мелкие камни.

- Московский? - разматывая удочки, сказал Ваня и, услышав скрежет тормозов, удивился: - Странно, вроде, как поздно для него. А другие скорые у нас не останавливаются!

- Может, стоп-кран сорвали? - предположил Стас.

- Да нет, опаздывает, наверное!

- А мы вовремя приехали! - похвастал Стас и побежал к валуну, ругая себя за то, что сам опился «Фанты».

Когда он вернулся, Ваня подозрительно быстро закинул свою удочку. Но что было Стасу до этого?

- Гляди, где твоя Ленка! - показал он на прыгавшую с валуна на валун девочку.

- А ну, стой! - крикнул Ваня, бросаясь к сестре.

Стас дрожащими пальцами развернул пакет, насадил на крючок окуня и поспешно опустил в воду.

- Эй! - позвал он, водя удочкой из стороны в сторону. - Поймал! Честное слово, я что-то поймал!

- Гусеницу от трактора? - язвительно прокричал Ваня.

- Сам ты трактор! - Стас вытащил рыбу на берег и несколько раз стукнул по ней камнем, чтобы не было вопросов, почему она не живая: - Гони рубль!

- Не может быть! - подбежал к нему Ваня. Он склонился над рыбой, и глаза его округлились: - Ч-что это?...

- Как что? - удивился Стас. - Окунь.

- Но ведь он же - морско-ой!!!

Словно сто скорых поездов загрохотало над Стасом, причем, в каждом из них сорвали по стоп-крану. Он понял свою ошибку. Чтобы не встречаться с уничтожающим взглядом друга, он заерзал глазами и увидел, что оставшийся на воде поплавок неожиданно ожил.

- Клюет!.. - прошептал он.

- Неужто? - Ваня схватил удочку, потянул её на себя и прямо на леске подвел к лицу Стаса затрепетавшую рыбешку: - Моя взяла!

Тот с недоумением уставился на длинный роскошный хвост, радужную окраску… И, вспомнив про Ванин аквариум и слова его сестры, с усмешкой окликнул:

- Лен! Хочешь виляйхвоста посмотреть?

- Что? Кого?! - Ваня поднес к себе рыбку и смущенно почесал затылок: - Это что же, я его в темноте с карасем спутал?..

- Так, значит, и ты... - заморгал ошеломленный Стас.

- Почему это я? Мы! - поправил его Ваня, и они, не сговариваясь, захохотали так, что к ним тут же присоединилась ничего не понявшая, но с радостью разделившая их веселье Лена.

3

Внизу страшно затрещало, заклокотало...

Не переставая смеяться друг над другом, они смотали удочки и поднялись на гребень карьера.

Солнце уже встало. От ласковых первых лучей и того, что мрачный котлован остался внизу, хорошо, легко было на душе. До конца тропинки оставалось шагов пятьдесят, а до речки, по словам Вани, - всего две версты.

Но не успели они выйти на дорогу, как сзади послышался треск мотора.

- Этого нам только не хватало! - закусил губу Ваня.

- Кто это? - насторожился Стас.

- Макс.

- Деревенский старшак?

- Вроде того…

- И вовсе он не страшак! - подала голос Лена. - Макс - хороший.

- Этот твой «хороший» на наши деньги мотоцикл себе купил, теперь на машину копит!

- Давайте от него вон там, за ольхой, спрячемся! – предложил Стас, показывая на росшее у самого обрыва дерево.

- Эта ольха-ха-ха, между прочим, черемухой называется! – опять взялась за своё Лена, но Ваня схватил ее за руку и потащил за собой.

Стас, то и дело оглядываясь, последовал за ними.

Однако добраться до укрытия им не удалось. Лена, упав, захныкала и отказалась идти дальше.

Тем временем мотоцикл выехал на тропинку, огибавшую котлован, и стремительно приближался.

- Погубить меня захотела? - крикнул Ваня, замахиваясь на сестру.

- Оставь ее! - примирительно сказал Стас. - Может, он нас еще не заметит!..

Мотоциклист, в надвинутом до бровей черном шлеме, и правда, пронесся мимо застывших в ожидании фигур. Но не успел Стас, на правах победителя, посмеяться над другом, как Макс оглянулся и вздыбил мотоцикл на заднее колесо, словно норовистого коня. Мотор дико взревел, оглушая округу.

И тут... Стас, вскрикнув, в ужасе закусил кулак - земля дрогнула... небо покачнулось... черемуха взмахнула ветвями, и весь обрыв, где они хотели спрятаться, с грохотом рухнул в воду.

Внизу страшно затрещало, заклокотало, зашипело...

Ребята бросились прочь от коварной глины карьера и остановились на спасительной, покрытой травой, земле. Тяжело дыша, они переглянулись и разом вспомнили о мотоциклисте.

- Ма-акс!... - испуганно позвала Лена и, не услышав ответа, заплакала.

- Надо звать кого-то на помощь! - трясущимися губами залепетал Ваня. – Нужно спасать его!..

- Из-под упавшего обрыва? С глубины тридцать метров?! - с недоумением посмотрел на него Стас.

- А может, он всё же успел проскочить?..

С опаской огибая карьер, они полем вышли к дороге и увидели... Макса!

Он стоял перед брошенным в пыли мотоциклом и усиленно вглядывался в ту часть карьера, над которой еще висела пыль.

- Макс!!! - бросаясь к нему, радостно закричала Лена.

Парень мгновенно оглянулся. По его радостно изменившемуся лицу Стас понял, что, видно, и он высматривал их, тоже не веря, что они живы.

- Ленка! Ванёк! - Макс сорвал с головы шлем, закрутил им над собой и, устыдившись порыва чувств, грубо спросил, кивая на Стаса: - Это что за фрукт на нашей грядке? Кто такой?

Белобрысый, в потертых джинсах и кожаной куртке Макс был лет на пять-семь старше ребят. Он крепко прижал к себе Ленку, осмотрел Стаса с головы до ног и сам ответил на свой вопрос:

- Городской!

- Написано, что ли, на мне? - как можно небрежнее, уточнил Стас.

- Черным по белому! - Макс плюнул и достал сигареты. - Вы же - как бледные поганки перед нашими маслятами!

Закурив, он протянул пачку ребятам.

Ваня наотрез отказался, а Стас умело прикурил. Лена с ужасом смотрела на него, но что ему девочка, когда нужно было отстоять себя перед Максом!

4

Макс обжег его гневным взглядом...

Постепенно все четверо отходили от пережитого. Наконец, Макс обратился к Ване с лукавой улыбкой:

- И чего это ты, Ванёк, всё от меня прячешься? А? Что молчишь? Ну? Сколько ты там мне должен?

- Сто сорок рублей! - Ваня умоляюще заглянул в глаза парню. - Я отдам! Честное слово! Может быть, даже завтра…

- Это еще что за завтраки на ужин? Ты мне это уже месяц назад говорил! - нахмурился Макс. - А прячешься от меня, чтобы я тебя на счетчик не поставил. Так вот, с этого самого дня…

- Макс, не надо! - в отчаянии закричал Ваня. - Я ведь тебе и так все, что только можно, из дома принес! Ничего не осталось!..

Для убедительности он вывернул карманы, и на землю полетел... серебряный рубль.

- О! - поднял его Макс, встряхивая на ладони. - Во сколько ценишь?

- Я... это... – запинаясь, начал Ваня. - Он…

- В Москве, в «Нумизмате», такой рубль тысячу рублей стоит, а то больше! - подсказал Стас.

Он сам не понимал, зачем это делает: чтобы выручить друга? Желая покруче выглядеть перед Максом? Или просто сболтнул языком почем зря! Как бы то ни было, Стас тут же пожалел о сказанном, потому что Макс обжег его таким взглядом, что он невольно поежился.

Макс же преспокойно повернулся к Ване и притворно вздохнул:

- У нас тут не столица, мы таких цен не знаем, но за долг я его, пожалуй, возьму. Согласен?

Ваня, просияв, закивал головой, и заветный рубль исчез в кармане кожаной куртки.

Разобравшись с Ваней, Макс резко повернулся к Стасу:

- Так из Москвы, говоришь? Где въездная виза?

- А ты что - таможня? - не уступая, вопросом на вопрос ответил Стас.

- Она самая! Заполняй декларацию. Вот - бумага, - Макс протянул широко раскрытую ладонь. - А вот, - он согнул пальцы в кулак, - печать! Здесь ее все знают. Тебе тоже поставить?

- Нет! - сдаваясь, поник Стас. - Мне и московских прописок хватает!..

- Тогда плати пошлину!

Макс выдернул у него из-за пояса плеер и пощелкал клавишами:

- Кассеты есть?

- Да... - пробормотал опешивший Стас. - Дома!

- Будешь должен!

Потеряв интерес к Стасу, Макс обратился к Ване с Леной:

- Нинку не видели?

- Нет! - в один голос ответили они.

- Может быть, вон та бабушка знает? - кивнул на идущую от станции фигуру Стас, надеясь, что в присутствии взрослого Макс вернет ему плеер.

- Какая бабушка? Это ж - мужик! - всмотревшись, поправил Ваня. - Только почему-то в платье и шатается, как пьяный!

- Где? - оживился Макс.

Раннее солнце било в глаза. Сложив пальцы козырьком над бровями, он хищно поглядел на дорогу и принялся торопливо заводить мотоцикл:

- Пьяный, да еще и не здешний… На ловца и зверь!

Мотоцикл взревел, приподнялся на дыбы и помчал Макса к замахавшему им руками и вдруг упавшему человеку...

5

- Идемте скорее! Нас Макс зовет!

- Ну, и куда теперь? - упавшим голосом спросил Стас, провожая глазами удалявшиеся в кожаных карманах мотоциклиста плеер и рубль.

- Куда и шли - на рыбалку! - радостно ответил Ваня.

- Мимо Макса?!

- Другого пути нет!

Они отыскали брошенные в карьере удочки и вернулись на дорогу.

- А я и не знал, что ты такой! - с уважением сказал Ваня.

- Какой? - удивленно взглянул на него Стас.

- Ну... куришь!

- Подумаешь! Мои друзья в городе уже и травку пробовали!

- А ты?

- Что я – больной?

- Вот видишь! И с Максом круто поговорил!

Стас усмехнулся:

- А это, как говорит мой отец, иммунитет!

- Что? - не понял Ваня.

- Ну - привычка! У вас один Макс, а у нас в старших классах их по десятку. А во дворе? На улице?..

- Где же вы на всех деньги находите?!

- Где-где... Старшаки нас трясут, а мы - салажат!

Стас заметил, что Лена, как при знакомстве, юркнула за брата, и улыбнулся ей:

- К тебе это не относится!

- Стасик - наш друг! - подтвердил Ваня. - Если б не он, Макс бы меня точно на счетчик поставил! Теперь я с ним всем по-братски делиться буду!

- А со мной по-сестрински! - завидуя, стала капризничать Лена. - Не то я от тебя, как Нинка от Макса, буду бегать!

- Думает, она со своим двоюродным братом в прятки играет! - усмехнулся Ваня, - а Нинка, говорят, бегает по ночам к строителям коттеджей и...

Он придвинулся к Стасу и досказал остальное на ухо.

- Ну и что? - удивился тот.

- Так ей же еще четырнадцати нет!

- Ну и что? - повторил Стас. - У нас э т о м у, - покосившись на Лену, выделил он, - с первого класса учить собираются. Я даже учебники по этому видел!

- С картинками?! Вот бы полистать! - загорелся Ваня, но, поразмыслив, вздрогнул: - Хотя нет, не надо. А то Ленка увидит, с вопросами приставать начнет. Что ей тогда ответить, верно? - приобнял он сестру.

- Идемте скорее! Нас Макс зовет! - вырвалась та.

Стоявший впереди, на обочине дороги, парень, и впрямь, призывающе махал руками.

- Чего ему еще от нас надо? - поежился Стас.

- Почем нам знать? - прибавил шаг Ваня. - Может, мотоцикл подтолкнуть. А, может, мужик помер, и мы нужны, как свидетели, что это не Макс убил его!

- А что, он и убить может?

- Ты еще Макса не знаешь! Он ведь кик-боксом занимался. А раз его даже к вам в Москву возили, на бои без правил! После этого он совсем озверел. Теперь от него вся деревня стонет. Только и надежда, что в армию заберут или в тюрьму посадят!

- А милиция? Местные ребята? – не поверил Стас. – У вас что, сильнее его никого нет?

- Есть, но… - Ваня замялся и сокрушенно покачал головой: - Он в Москве с такой мафией познакомился, что теперь с ним никто связываться не хочет!

С каким удовольствием Стас повернул бы обратно! Но, чтобы не упасть в глазах так высоко оценившего его друга, он вынужден был продолжать путь.

6

- Живой! Живой! - захлопала в ладоши Лена...

Макс, не стесняясь Лены, встретил их руганью за медлительность и подвел к лежавшему вниз лицом мужчине в куртке и черном подряснике.

- Священник! - ахнул Ваня. - Почему ты не помогаешь ему?!

- Чтоб на меня дело повесили? - криво усмехнулся парень. - След от мотоцикла есть, еще и пальцы отпечатать?! Сам помогай! Эй, городской! - окликнул он. – А ты что стоишь?

Стас похолодел: а если этот священник уже умер?.. Но страх перед Максом пересилил, и он, обмирая, вместе с Ваней перевернул его на спину.

Это был еще не старый, хотя и с наполовину седой бородой, человек. Лицо его, землисто-серое поверх грубого загара, казалось каменным.

- Сердце послушайте! - подсказал Макс.

Стас с мольбою - это было выше его сил - покосился на друга. Ваня успокаивающе подмигнул ему и проворно расстегнул куртку. Под лучами солнца, вспыхнув, засиял золотой, с крупными рубинами, крест.

- Фью-фью-ю! - восхищенно присвистнул Макс. – Вот так утро на рассвете!

Бережно отодвинув крест, Ваня припал к груди лежащего. Но не успел он узнать, бьется ли сердце, как тот застонал и открыл глаза.

- Живой! Живой!!! - захлопала в ладоши Лена, подсаживаясь рядом. - Кто вы?

- Отец Тихон... - сдавленным голосом вымолвил незнакомец, обвел взглядом Макса, Стаса, Лену и остановился на счастливо улыбавшемся Ване: - Ребята!.. Мне вас Сам Бог послал...

- Неправда, мы сами сюда пришли! - возразила Лена. - А вы откуда?

- С поезда!.. - тяжело дыша, отозвался отец Тихон. - Сердце прихватило в дороге... На большой станции даже врача вызывали…

Было видно, что каждое слово дается ему с немалым трудом.

- Так это из-за вас московский поезд опоздал? - переглянулся со Стасом Ваня.

- Да… был такой грех, но, с Божьей помощью… проводник сказал, нагонят!.. - прошептал лежавший.

- А как же теперь вы? – поигрывая брелком, спросил Макс.

- Ничего… Все обойдется. Здесь хоть какое-нибудь медицинское заведение, врачи... есть?

- А как же? Мёдпункт! - с гордостью заявила Лена.

- Медпункт! Ее в нем однажды медом лечили! - извиняясь за сестру, улыбнулся Ваня и со страхом взглянул на лежащего: - А врачей нет!

Эту новость отец Тихон встретил так спокойно, словно речь шла не о спасении его жизни. И только новая волна боли, гребень которой докатился до ребят в виде сдавленного стона, выдала всю опасность положения.

- Красивый у вас крест! – нарушил молчание Макс. – Дорогой, небось…

- Ему цены нет!.. - прошептал отец Тихон. – Такой… или точнее, почти такой… в восьмом веке носил византийский патриарх… а то и сам император!

Он потянул было руку к кресту, чтобы погладить его, и уже во весь голос застонал…

- Делать что-то надо! - нахмурился Макс. - Помрет ведь еще…

- Поехали за нашей мамкой! - с готовностью вскочил Ваня. - Нет! За отцом Стаса! Он же у него - хирург!!

- Кардиохирург! - уточнил Стас и, видя, что его не совсем понимают, пояснил: - Ну, врач, который делает операции на сердце!

- И ты молчал?! - возмутился Макс, а Ваня радостно зачастил:

- Есть, есть врач, отец Тихон! Как будто для вас вчера из Москвы приехал! Этот, как его...

- Гвардии хирург! - подсказала Лена.

Ваня отмахнулся от нее, как от слепня, и крикнул:

- Он вас сразу вылечит, слышите? Не слышит... - растерянно пробормотал он.

- Что... всё?! - сразу подался вперед Макс, и глаза его соскользнули с лица лежавшего - на крест. Казалось, два невидимых человека повели в нем отчаянную борьбу. Один хотел, чтобы отец Тихон был жив, а другой - завладеть крестом. И этот второй, нетерпеливо-страшный, судя по недоброму блеску в глазах, пересилил.

- Значит, так - креста мы не видели! - облизнув губы, предупредил Макс. - Ну-ка, Ванёк, давай мне его сюда!

Он требовательно протянул Ване ладонь, но отец Тихон вдруг сделал попытку приподняться и бессильно уронил голову набок.

- Живой! - с облегчением выдохнул Ваня.

- Просто сознание потерял! - на правах сына врача, авторитетно добавил Стас.

- Сам вижу! - проворчал Макс и, срывая зло, принялся яростно заводить мотоцикл. - Эй, городской! - перекрывая тарахтенье, прокричал он. - Садись, поехали!

- Куда?.. - насторожился Стас.

- За твоим отцом!

Стас оторопело поглядел на парня, соображая, что приезд отца не сулит ему ничего хорошего. Приехав сюда, тот, конечно, сразу поймет, что сын был в карьере, и наказания не миновать. А если обо всем, особенно про обвал, узнает мама, начнется такая жизнь, что собака на поводке будет чувствовать себя свободнее... С другой стороны, больному была нужна срочная помощь, он может умереть, если не оказать ее. И хотя Стас понимал, что самые крупные его неприятности ничто по сравнению с человеческой жизнью, страх перед ними оказался сильнее.

И он сказал первое, что пришло ему в голову:

- А его нет! Он это… - в город за обоями для ремонта поехал!

- Тогда едем за вашей мамкой! - повернулся к Ване Макс и приказал Стасу: - А ты пока делай ему искусственное дыхание!

- Хорошо!

- И за Ленкой пригляди! - забираясь на заднее сиденье, попросил Ваня.

- Ладно! - прокричал Стас.

В эту минуту он мог обещать всё, что угодно. Такая гроза пронеслась мимо!

- Ждите!

Макс со вздохом посмотрел на крест, крутнул рукоятку, и мотоцикл, обдав Стаса с Леной облаком выхлопных газов, помчался в деревню.

7

- Сам ты зловарь! - обиделась девочка.

- А что такое ис-кусствен-ное дыхание? - с трудом выговаривая новое слово, спросила Лена, когда они остались одни.

- Сейчас увидишь!

Стас присел на корточки перед отцом Тихоном. Было как-то не по себе находиться рядом с человеком, который не слышит и не видит тебя. Хорошо хоть девочку оставили с ним!

- А как ты будешь его делать? - не унималась та.

Стас не ответил, с любопытством разглядывая вблизи крест. Обычно восьмиконечные кресты вызывали в нем неприятное чувство. Они напоминали ему о кладбище и о смерти. Но этот был красивый, праздничный, на него можно было смотреть почти без страха. Одно было не понятно Стасу. Крест - старинный, намного дороже царского рубля, вон как взвился Макс, едва увидев его, а он был абсолютно равнодушен к нему...

- А когда ты начнешь его делать? - дернула его за рукав Лена.

- Вот пристала! - буркнул Стас и озадаченно оглядел отца Тихона, прикидывая, с чего бы начать. Он не раз слышал об экстренной помощи попавшим в беду людям, видел картинки в книгах отца. Но, чтобы оказывать ее самому…

На рисунках те, кого приводили в чувство, были обнажены до пояса. Стас тоже стал раздевать отца Тихона.

Священнический подрясник не был похож ни на одну из знакомых ему одежд. Он боязливо расстегнул две верхние пуговицы на стоячем воротничке и принялся искать третью. Она оказалась на изнанке. Четвертая и последняя - была на тесемке с петелькой...

Теперь мешала лишь цепь от креста. Стас, с помощью Лены, приподнявшей голову отца Тихона, снял крест и бросил на дорожную сумку, лежавшую рядом. Подрясник, наконец, распахнулся. Под ним оказался небольшой мешочек из красного бархата на тесемке и еще одно, теперь уже деревянное, распятие. Оно было крест-накрест привязано к телу. Мешочек Стас тоже снял и, сам не зная почему, бережно положил в сумку, а второй крест решил вообще не трогать.

Стас положил ладони на грудь выше этого креста и робко надавил - раз... другой... третий... Тут он вспомнил, что нужно дышать в рот, приблизился, насколько мог к губам отца Тихона и дунул, что есть сил...

- Этот метод называется «рот в рот» или, как говорится в сказке, «из уст в уста»! - важно объяснил он.

Ресницы лежавшего чуть приметно дрогнули.

- Давай еще! - обрадовалась Лена.

Стас, осмелев, принялся давить сильнее...

- Мама приедет, в мёдпункт его заберет и вылечит, правда? - щебетала девочка.

- Одна, без врачей? - усмехнулся Стас.

- Почему? Они к нам приезжают! Зубы лечат, втык инвалидам делают!

- ВТЭК! - засмеялся Стас.

- А еще раз в год плюрографию!

- Флюорографию!

- А чего тогда мама говорит, что всем наплевать на нее?

- Ой, не могу! - покрутил головой Стас. - Ты, Ленка, знаешь кто? Ты прямо бестолковый словарь русского языка!

- Сам ты зловарь! - обиделась девочка и, оглянувшись, воскликнула: - Ой! А вон и Нинка идет!

По дороге, в спортивной куртке и джинсовой юбке, быстрыми шагами приближалась девушка.

- А тебя Макс искал! - закричала Лена, бросаясь навстречу.

- Так это не он!.. - остановилась та, обнимая девочку. - А я уж думала, с братом что...

- Нет, это папа Тихон! - сказала Лена. - У него сердце болит. А мы ему изуственное дыхание делаем!

- Помогает?

- Еще как! Все время шепчет: «Прости меня грешного!».

- А зачем?

- Сильно грешный, наверно!.. - пожал плечами Стас.

Воцарилось неловкое молчание, которое оборвала Лена.

- Едут! Едут! – радостно закричала она, показывая на мотоцикл и следующую за ним «Ниву».

- Макс, Ваня!! – принялся перечислять Стас.

На повороте «Нива» обогнала мотоцикл и затормозила рядом с ними.

- А вот и...

Стас хотел сказать: «Твоя мама!», но не успел.

Дверца машины открылась, и из нее торопливо, словно пожарные у места пожара, вылез... его отец.

Глава третья

1

Стас вдруг почувствовал себя рыцарем...

Что может быть страшнее родительского наказания? Только одно - ожидание этого наказания!

Под этим Стас подписался бы прямо пальцем на пыльном карнизе.

Третий час он сидел в любимой, но уже без плеера, позе у раскрытого окна, дожидаясь отца.

Улица была пуста и равнодушна к его терзаниям. Чирикали беспечные воробьи. Гоготали встревоженные чем-то гуси. Предвестницы дождя - ласточки - скользили над пыльной дорогой.

Предвестник порки - ремень лежал на столе.

Мама подчеркнуто громко, как во время ссор с папой, гремела на кухне посудой.

Не зная, чем занять себя, Стас до сладкой боли раскачивал языком последний молочный зуб. То же он делал со своей памятью, заново и заново переживая случившееся...

... Выйдя из машины, отец обжег его ничего хорошего не сулящим взглядом и, с Ваниной мамой, поспешил к больному.

- С чего ты взял, что он в город уехал? - шепнул Ваня, вставая рядом. - Мы его у колодца встретили!

Что было отвечать - правду? Так Ваня, узнав, что он из страха перед отцом не захотел помочь отцу Тихону, здороваться, наверное бы, перестал! И Нина могла услышать, а ему почему-то вдруг больше всего на свете не захотелось, чтобы она подумала о нем плохо. И он, выкручиваясь, пробормотал, что, кажется, перепутал день, когда отец собирался в город за покупками.

Да его не особо и слушали.

К Ване подбежала Лена. Нина смотрела в сторону отца Тихона. А Макс... Макс, делая вид, что помогает взрослым, незаметно двигал ногой сумку до кустов лопуха. Наконец, он ловко столкнул крест на землю и, наступая на лопух, прикрыл его широченным листом.

«Ай, да Макс! - восхищенно покачал головой Стас. - Спросят, где крест, можно, поискав, «найти» его, а нет - свалить все на спешку: забыли, мол, а теперь ищи свищи!»

Он покосился, не заметил ли это еще кто, и поймал на себе взгляд Нины. В ее испуганных глазах была немая просьба не выдавать брата. Стас вдруг почувствовал себя рыцарем и успокаивающе улыбнулся ей. Она - благодарно - ему. И эта общая тайна, как показалось Стасу, неожиданно сблизила их.

Тем временем больной стал понемногу приходить в себя.

- Нужно как можно скорее его - под капельницу! - сказал Ваниной маме отец. - Вы с Максимом поезжайте в медпункт готовить все необходимое, а мы с больным - следом.

- Может, тогда мы прямо через карьер? - предложила Ванина мама.

- Там обвал! - предупредил Макс, недовольный тем, что его отсылают в самый неподходящий момент. - Сегодня утром полберега снесло!

- Ты сам это видел? - насторожился отец.

- Я?! - возмутился Макс. - Да я ехал через карьер, когда всё там рушилось. Не верите, Стаса своего спросите. Он вообще на том месте, что сейчас на дне, стоял!

Отец вздрогнул, открыв рот, чтобы что-то сказать, и... не смог.

Он вдруг напомнил Стасу репродуктор, который он однажды, из любопытства, включил в розетку на 220 вольт. Только тот замолчал тогда навсегда, а отец каким-то чужим голосом сказал:

- Станислав, в машину!

И это «Станислав» понятнее любых угроз объяснило ему всю тяжесть предстоящего наказания. Последний раз отец назвал его Станиславом год назад, перед тем, как собирался выпороть за переправленную на четверку - единицу по математике. Но даже тогда тон был намного мягче...

Стас понуро сел на заднее сидение «Нивы» и, как было велено, положил голову внесенного отца Тихона на колени. Нина и Ваня с Леной в машине не уместились. И он, обернувшись, увидел, как удаляются три фигурки, одна из которых - Ванина - держала, и впрямь забытую за спешкой, сумку отца Тихона...

Хотя водитель старался ехать как можно мягче, машину то и дело встряхивало на ухабах.

- Как самочувствие? - ловя глазами в зеркальце лицо больного, с участием спрашивал отец, и каждый раз в ответ слышалось слабое:

- Слава Богу!..

- Может, остановимся - передохнете?

- Нет-нет, все хорошо! - возражал отец Тихон, но Стас-то чувствовал, как судорожно сжимаются его плечи при каждом толчке!

И все-таки, даже не останавливаясь, они ехали так медленно, что Макс за это время успел съездить в деревню и обратно. Стас заметил, как он, не доезжая до них, свернул на дорогу, ведущую в карьер, и пулей помчался по ней.

У дома отец попросил водителя остановиться и приказал:

- Станислав, домой!

Хлопотавшая во дворе мама, увидев сына, обрадовалась:

- А вот и рыбак наш вернулся! Много рыбки принес?

Стас кисло улыбнулся в ответ и опустил голову.

- До моего возвращения из дома ни шагу! - донеслось из приоткрытой дверцы.

- А что случилось? – сразу встревожилась мама.

- Сам пусть расскажет! - бросил отец и сердито захлопнул дверцу.

Мама вопрошающе посмотрела на сына:

- Да я... это... мы... - запинаясь, начал Стас, но тут она принюхалась и с ужасом спросила:

- Стасик... ты - куришь?!

2

Отец Тихон со слабой улыбкой положил руку на грудь и вдруг стал беспокойно ощупывать себя...

«Ку-ка-ре-ку!..»

«Кудах- тах- тах…»

- Васька-а-а! Бежим скорее к конторе!..

- Не могу. Мамка кур велела кормить! А что случилось?

- Как! Ты не знаешь? Наши в космос полетели!

- Как полетели? Когда?!

- Только что! Дядя Капитон говорит – Юрий Гагарин!

- Ну и везет же тебе, Юрка – тезка твой полетел!..

- Ничего, может, новый Василием будет!..

- Васька, стой! А кто кур кормить будет? Васька-а!..

- Тихон Иванович!

- Отец Тихон!..

Отец Тихон медленно открыл глаза.

Белые стены. Белый потолок. Белая больничная тумбочка. Капельница… И – две пары встревоженных глаз.

Доносившиеся откуда-то издалека голоса смолкли. Близкие продолжали звать:

- Отец Тихон…

- Тихон Иванович, вы меня слышите?

- Д-да…

- Меня зовут Сергей Сергеевич. Я буду лечить вас. А это – Валентина. Она будет помогать мне.

- Спаси Бог…

- Скоро вам будет лучше. А потом – совсем хорошо. Скажите, когда последний раз с вами такое было?

- Не помню… Давно… Много лет назад… Еще до монастыря.

- А в монастыре?

- Ни разу.

- Удивительный случай! С вашим-то сердцем?

- Да я уж забыл, с какой оно у меня стороны… - отец Тихон со слабой улыбкой положил руку на грудь и вдруг стал беспокойно ощупывать себя. – Дарохранительница… где Дарохранительница?!

- Тихон Иванович! Вам нельзя волноваться!..

- Как нельзя? Да вы что?! В ней же – Святые Дары!

- Не тревожьтесь, отец Тихон! Её дети мои с собой прихватили… Я видела у них вашу сумку! Черная такая, через плечо носится…

- Нет, Дарохранительница маленькая, из красного бархата…

- Ну, так, значит, она в этой большой сумке!

- Скорее… Прошу вас - немедленно пошлите кого-то за ней!

- Зачем кого-то? Я мигом, сейчас, сама!

- Ну вот, Тихон Иванович, а вы так встревожились...

- И буду тревожиться. Места себе не найду, пока она Дарохранительницу не принесет.

- Место ваше теперь одно – кровать! В клинику бы вас сейчас или еще лучше обратно в монастырь. Но вы – нетранспортабельны. Как бы это понятнее объяснить… Вам нельзя теперь ни волноваться, ни сидеть, ни ходить, а только - лежать, лежать и лежать!

- Дышать-то хоть можно?

- Да, но только спокойно и глубоко!

- После того, что я увидел в миру?

- Ну вот, вы опять за своё, даже пульс участился! Я запрещаю вам эти неприятные воспоминания! И со всей ответственностью заявляю, что в вашем случае они приравниваются к самоубийству, которое, насколько мне известно, сурово осуждает церковь.

- И правильно делает!

- Значит, договорились! А теперь, скажите, когда это у вас случилось первый раз?

- В двенадцать лет…

- После чего?

- Не могу… язык не повернется!

- Что сухость во рту?!

- Да нет, я о другом…

- А… вы все о Валентине! Да вот же она!

- И не одна – с вашей Дарохранительницей, отец Тихон!

- Ну, слава Богу! Спасибо, Валентина! Давай её скорее сюда…

- Держите, а я опять ненадолго уйду… Вы пока тут побудете, Сергей Сергеевич?

- Конечно! У нас тут еще – анамнез, диагноз… Как бы это понятнее вам, Тихон Иванович, объяснить… Одним словом, будем заниматься лечением!

- Надеюсь, до огня дело не дойдет?

- Это еще зачем?

- Ну, как это?

Отец Тихон чуть приметно улыбнулся и произнес длинную фразу на красивом певучем языке.

- Не понял? – опешив, уставился на него Сергей Сергеевич.

- Так это же ваш Гиппократ: «Чего не излечивают лекарства, излечивает железо, чего не излечивает железо – излечивает огонь!» Древнегреческий - красивый язык. Хотя… он сказал несколько слов на другом, более суровом, ритмичном языке, - «Не желают того, о чем не знают!» - лично мне больше нравится латынь. А вам?..

3

Ваня посадил сестру на подоконник и с таинственным видом продолжил…

.

- Эх, - с запоздалым сожалением вздохнул Стас, продолжая вспоминать пережитые недавно события. - И как я мог забыть про «угощение» Макса? Теперь, несмотря на все мои оправдания, порки не избежать.

Стас так надавил языком на молочный зуб, что чуть не подпрыгнул от боли. И этот туда же!.. Он залез двумя пальцами в рот, но решимости довести дело до конца не хватало.

Тогда он спрыгнул с подоконника, прошел в сени и срезал с удочки леску. Все равно, размышлял он, рыбалки теперь не видать, как собственных ушей. К тому же, помня, как жалели его родители, когда ему, при помощи суровой нитки, вырывали молочные зубы, он слабо надеялся, что этот последний, хоть чуть, да смягчит наказание.

Лески хватило как раз от окна до двери комнаты.

Морщась от боли, Стас обвязал один конец вокруг шатавшегося зуба, второй зацепил за ручку двери с обратной стороны. Оставалось только позвать маму, чтобы она, рывком отворив дверь, разом покончила с этим делом. Но не успел он окликнуть ее, как под окном появились его друзья.

Ваня с таинственным видом показывал ему сумку отца Тихона, а Лена со страхом таращилась на леску.

- А что это ты делаешь? – заглянув внутрь комнаты, спросил Ваня.

Стас развалился на подоконнике и, как можно небрежнее, сказал:

- Да вот, с детством прощаюсь!..

- А леска зачем? – заморгала Лена.

- Эта что ль? – скосил глаза на леску Стас. – А я тут рыбу на зуб ловлю!

- Понятно! – увидев ремень, усмехнулся Ваня. – Знакомая штука. Рыба - ремень называется?

- Ага! – уныло кивнул Стас и взглянул на друга в ожидании сочувствия.

Но Ваня неожиданно позавидовал ему:

- А я бы, наверное, самым счастливым человеком на свете был, если б сейчас меня отец выпорол… И Ленку жалко, она даже не знает, что такое ремень! - вздохнул он и, словно стесняясь этого признания, заторопился:

- Вот, гляди, что мы принесли!

Он вжикнул «молнией» и выложил на подоконник две старинные церковные книги, общую тетрадь, узелок с одеждой и бархатную коробочку, в которой лежал... крест.

- Все-таки взял?! - ахнул Стас.

- Ага! Хотел отцу Тихону отнести, да к нему не пускают... Отдали ему только тот мешочек, что был у него на шее. Он, как только в себя пришел, сразу о нем вспомнил… Так просил принести, что даже про крест забыл…

- А ты знаешь, что Макс сейчас этот крест в карьере ищет? - перебил Стас.

- И что теперь делать? - Ваня беспокойно оглянулся. – Может… пусть сумка пока у тебя полежит?

Стас помедлил с ответом. Он боялся держать у себя вещи с крестами, какие бывают на могилах. Но... как признаться в этом Ване?

К счастью, в конце улицы показался отец.

- Уходите скорее! - торопливо зашептал Стас, помогая Ване собрать сумку. - Сейчас здесь такое начнется!

4

Дверь рывком распахнулась...

Ваня подбадривающе подмигнул другу и вместе с Леной поспешил удалиться.

- Эй! - замахал оброненной в спешке тетрадью Стас. - А это?!

Но Ваня уже не слышал его.

Впрочем, Стасу вскоре стало не до тетради.

С замирающим сердцем он прислушивался к каждому звуку. Вот проскрипели ступеньки крыльца... половицы в сенях... хлопнула дверь на кухню... недолгая тишина, затем - грохот падающей крышки от кастрюли: это мама узнала про обвал... опять тишина и, наконец, грозное: «Что-о-о?!», - от которого Стас зябко поежился - это папа узнал про курево.

На улице раздался страшный удар грома, и вслед за ним, в такт раскатам, как показалось от страха Стасу, послышались надвигающиеся из соседней комнаты шаги отца. Съежившись, он закрыл глаза.

Дверь рывком распахнулась, и...

Словно сто молний сверкнуло перед глазами Стаса.

- Уа-ааа! - взвыл он от боли.

- Что с тобой? - остановился от неожиданности на пороге отец.

- Ау-уб!.. - тыча пальцем в открытый рот, попытался объяснить Стас.

Отец посмотрел на леску с зубом, на ремень, на сына и развел руками, обращаясь к испуганно выглядывавшей из-за его спины жене:

- Ну что ты с таким прикажешь делать? У всех сыновья, как сыновья, а этот... выпороть и то нельзя! Ну, посмотри на него: и смех и грех!

В другой раз Стас непременно обиделся бы за такое сравнение. Но сейчас он был даже рад. Боль быстро утихала, и он с благодарностью покосился на зуб.

Мама тем временем ахала и охала, ужасалась, что ее сын мог погибнуть в карьере. Папа, перебивая ее, говорил, что курение в таком возрасте опасней любого обвала. А Стас, делая вид, что слушает их, на самом деле думал о том, что его гроза, в отличие от той, что за окном, миновала.

Но не тут-то было!

Когда разговор, казалось, уже подходил к концу, отец неожиданно вспомнил о наказании: целая неделя взаперти!

- Будешь сидеть без игрушек и плеера! - строго сказал он. – Кстати, где он?

- Да я это… Макс… взял послушать… - пробормотал Стас.

- Вернет - сразу мне. А ты сиди и думай, как собираешься жить дальше! Так сказать, о смысле своей жизни!

Отец взял рюкзак и огляделся, ища не осталось ли чего, что могло бы помешать Стасу думать о смысле жизни. Увидев забытую Ваней тетрадь, он вопросительно посмотрел на сына:

- Что это?

- Не знаю, Ванька принес! - пожал плечами Стас.

- Сейчас проверим! - отец взял тетрадь и вслух зачитал: - «Приди и виждь!», то есть «Приди и посмотри» по-русски. Историческая повесть. Ну-ка, ну-ка: «Император Деций приказал срочно собрать Совет по делу чрезвычайной важности…». Молодец Ваня! Даже на каникулах помнит о школе. Вот тебе и занятие!

5

- Как! И это ты тоже знаешь?..

- Ребята-а-а! Пошли в космонавтов играть!..

- Чур, я Гагарин – я же ведь тоже Юрий!!

- А я тогда Герман Титов!

- Андрюха, а ты кем будешь?

- А мне все равно!

- Гляди, Васька, что он делает - черный хлеб белым закусывает!

- А так вкуснее! Настоящему космонавту силы нужны.

- Да ты со своими силами уже в грузовой корабль не поместишься!

- Я? А по шее давно получал?

- Кончай спорить… Глядите, Гришка куда-то бежит! И дядя Капитон с ним…

- Может, еще кого в космос запустили? Гришка всегда всё знает! У него отец, Иван Петрович, предколхоза! Да и сам он – председатель совета отряда! Эй, Гришка-а! Ты куда?

- Куда-куда? Чего вы всё ерундой занимаетесь? Пошли лучше смотреть, как наш храм рушить будут!..

Отец Тихон услышал деликатное покашливание и, открыв глаза, увидел сидящего на краешке стула однорукого старика.

- Постой-постой… дядя Капитон? Ты?!

- Да какой же я дядя? Я и забыл, когда меня последний раз так называли… Давно уже все дедом кличут!

- А, ну да… ну да…

- А ты откуда меня знаешь? Валентина, что ль, рассказала?

- Да кто ж тебя, дядя… прости, дед Капитон, не знает? Первый плотник на всю округу! Твои срубы да баньки ни с какими другими не спутаешь. А какие ты ставни делал! С птичками, со зверьками…

- Ну! Это когда было!.. Теперь ставни не в моде. Сейчас жизнь, что сухарь с маслом: у кого занавески на окнах, у кого решетки! Погоди… А это откуда тебе известно?! Я ведь последнюю баньку лет двадцать назад срубил…

- Так ведь слухом земля полнится! Я, например, знаю и то, что с тобой еще раньше было! У тебя ведь шрам на всю спину?

- Да-а…

- Ты его на войне, когда танк за тобой по открытому полю гонялся, получил, верно?

- Да, но…

- Тот танк ты подбил, и тебе орден за это дали! Ты про тот случай в школе любил рассказывать!

- О!..

- Пионеры тебе на шею галстук завязывали!

- Э!..

- Только почему-то на каждой новой встрече ты прибавлял по танку…

- У!..

- А потом тех самых пионеров, которые тебе галстук подвязывали, ты своими руками, в саду, за то, что яблоки воровали – крапивой, крапивой!…

- Как! И это ты тоже знаешь?!

- Я много что про тебя знаю…

- Ну, всё, хватит! С меня и этого довольно! - с испугом посмотрел на отца Тихона дед Капитон. - Я лучше это… того… пойду!

- На свою любимую рыбалку? Как всегда, с сеткой?

- И не просто пойду – побегу, раз и это тебе известно! Мало ли, что ль, у меня за душой еще всякого?

- Да погоди, дед Капитон! Стой! Я больше не буду про тебя. Это я так, от радости… Сейчас тебе всё объясню! Я же ведь…

Но дед Капитон, уже больше не слушая его, соскользнул с краешка стула и, шаркая валенками, заспешил – рассказывать всем в деревне, что у них в медпункте появился прозорливый монах!

Глава четвертая

1

Птицы - и те были счастливей его!

Дверь хлопнула, отрезая Стаса от всего, что еще полчаса назад было так привычно и доступно ему. Он с досадой покосился на зуб: уж лучше бы выпороли! Проще потерпеть три минуты, чем мучиться целых семь дней!

За окном летали развеселившиеся после грозы ласточки, без умолку трещали на все голоса воробьи. Птицы - и те были счастливей его!

Не зная, чем занять себя, Стас походил из угла в угол, посидел на кровати... Он честно пытался думать о том, как жить дальше, но из этого ничего не получалось... Наконец, в соседней комнате включили переносной (Леночка наверняка назвала бы его, «перевозной!» - невесело усмехнулся Стас) телевизор, но... звук приглушили так, что нельзя было разобрать ни полслова из футбольного обозрения.

Зато родители нарочито громко - явно для него! - говорили:

- Не слишком ли мы строго с ним? – спрашивала мама.

- Строго?! Да он чудом остался жив! - отвечал ей отец. - Если бы ты своими глазами видела этот обвал!..

- Подумать страшно: солнце бы завтра встало, птицы б запели, а его бы уже не было…

- Да, еще бы немного и все - поминай, как звали!

Услышав эти слова, Стас поджался, почувствовав, как на него надвигается нечто гораздо более страшное и беспощадное, чем даже недавние шаги отца... Зачем думать о смысле жизни, если все равно придется умирать?!

Он зажал уши, чтобы не слышать папин голос, но как можно запретить молчать мыслям?.. Чтобы хоть чем-то отвлечься от них, он взял тетрадь и сощурился на приклеенную табличку с названием «ПРИДИ И ВИЖДЬ!» За титульным листом следовали страницы, плотно исписанные мелким, но разборчивым, чем-то похожим на учительский, почерком...

2

«ПРИДИ И ВИЖДЬ!»

Историческая повесть

Император Деций приказал срочно собрать Совет по делу чрезвычайной важности.

Собственно, в тот 249-й год каждое совещание в императорском дворце было чрезвычайным.

Совсем недавно «Вечный Город», как гордо именовал себя Рим, пышно отметил свое тысячелетие. Но вот теперь вслед за праздниками наступали ужасные будни.

С Востока все явственней доносилось лязганье свежевыкованного оружия и нетерпеливое ржание боевых коней: то напоминала о себе Риму приходящая в былую мощь Персидская Империя.

Северные границы все громче и громче оглашали победные кличи варваров. Сама же Римская Империя сотрясалась от внутренних неурядиц.

Нужно было немедленно спасать государство.

Дворец быстро заполнялся вызванными людьми, большинство из которых были военные. Мелькали алые полосы сенаторских одежд, поблескивали золоченые доспехи поседевших в сражениях легатов. Лишь стоявшие вдоль стен каменными изваяниями германцы-телохранители сохраняли невозмутимое спокойствие.

Все терялись в догадках.

- Что за спешка? - только и слышалось кругом.

- Что произошло?

- Не готы ли вторглись в наши пределы?

- А может, новый мятеж?

- Только не это! - болезненно поморщился самый старый легат. - Одно дело рубиться с варварами, и совсем другое - со своими!

- Попытаюсь разузнать что-нибудь через цезаря! - пообещал молодой трибун с озорными глазами, увязываясь за пересекавшим залу старшим сыном императора, но эта попытка не имела успеха.

- Проще получить ответ у его статуи! - вернувшись, сообщил он, кивая в сторону площади, где на пьедестале памятника прежнего императора срочно высекали имя нового²*. - Если, конечно, докричишься!

- Ну и язык у тебя - острее меча! - неодобрительно покачал головой старый легат.

- А чего ему бояться? - встрял в разговор один из штабных командиров. - Он с цезарем Гостилианом в приятелях!

- Нашел, чему завидовать! - трибун неожиданно нахмурился. – Или забыл, что язык – это обоюдоострый меч? Где теперь верные друзья прежних августов?..

Он не договорил.

- Император цезарь Гай Мессий Квинт Траян Деций благочестивый, счастливый Август! - торжественно возгласил императорский номенклатор.

Двери медленно отворились. В залу, в сопровождении начальника личной гвардии - префекта претория Валериана, вошел Деций, одетый в пурпурный плащ. Названный Траяном в честь своего знаменитого предшественника, он энергично приветствовал отсалютовавших ему военачальников и пригласил их сесть.

Это был человек, основательно потрепанный годами и военными дорогами. Хотя седые волосы его, по моде, заведенной последними императорами, были коротко пострижены, а бородка скорее напоминала щетину, он отличался от них аристократическими манерами и не столь грубыми чертами лица.

Речь его была по-солдатски проста, но чувствовалось, что он снисходил до нее, чтобы его лучше понимали собравшиеся. Взгляд был властным и в то же время недоверчиво-подозрительным.

Как обычно, Деций начал с последних сообщений, поступивших с границ Римского мира.

Дело прояснялось на редкость медленно. Военачальники и проконсулы, вполуха слушая названия крепостей, подвергшихся нападению варваров, понимали, что их вызвали сюда не из-за этого.

Император, сделав небольшую паузу, продолжал о трудностях внутри самой Империи.

- Спасение только в одном! - разрубил он воздух ребром ладони. - В возрождении старого римского духа, в безжалостном искоренении всего, что угашает его!

Собравшиеся оживились, стали слушать внимательней.

А когда император сообщил, что накануне вечером получил секретное послание Сената, поддержавшего его предложение укрепить власть с применением чрезвычайных мер, поняли: вот оно, главное!

Деций не желал повторять печальной участи своих предшественников. Взять, к примеру, хотя бы трех из последних владык Римского мира. Ни один из них не сумел надолго удержаться на высшем гребне власти. Очередной шторм смывал его кровавой волной в бездну смерти, вместе с сыновьями, женами и ближайшими друзьями.

Да и зачем далеко ходить за примером? Вон - сам Деций: отправившись на Дунай по приказу императора Филиппа Араба усмирять поднявшие мятеж войска, вскоре сам развернул копья этих солдат против законного владыки.

Чем дольше говорил он сейчас, тем яснее становилось: этот август хочет навести в Империи такой порядок, который исключит возможность нового мятежа.

- Чтобы поднять престиж императорской власти и укрепить единство в государстве, - сказал, наконец, самое главное Деций, - необходимо по всей Империи принести жертву гению императора. Моему гению! - обводя запоминающим взглядом присутствующих, весомо уточнил он. - Этим будет засвидетельствована благонадежность всех предо мной и Отечеством!

- Наконец-то! - раздались одобрительные выкрики.

- Давно пора навести порядок в государстве!

- А то скоро на новые императорские плащи и багрянок не останется! -³* съязвил молодой трибун.

Деций дал знак Валериану. Префект претория поднял руку, и разом установилась тишина.

- С этой целью в означенный день, под наблюдением специальной комиссии, во всех провинциях будет принесена такая жертва. Отказавшимся, если вдруг таковые найдутся - пытки, в случае упорства - смерть. Вот подписанный мною соответствующий эдикт. После доработки мелочей приказываю доставить его во все концы Римского мира!

- Поразительно - как можно составить документ, решающий судьбу государства, всего за одну ночь?! - шепотом, но так, чтобы это слышал император, обратился к соседу чиновник с хитроватым лицом, и тот еще более громким шепотом ответил:

- Так у него же главный советник - Валериан!

- Неизвестно, кто из этих льстецов достиг большего - Деций ведь тоже в свое время был префектом претория у прошлого августа! - шепнул молодому трибуну старый легат, но только так тихо, что этого не слышали ни сидящий рядом штабной офицер, ни поглядывавший на них проконсул, ни тем более император, который, дав знак о прекращении Совета, в сопровождении Валериана покинул залу, чтобы отбыть вскоре к месту боевых действий...

3

К счастью, вскоре раздался стук в дверь...

... - Сыно-ок, ужинать!

Стас мигом захлопнул тетрадь и с надеждой прислушался: неужели прощен?!

Но не тут-то было!

- Он наказан! - послышался суровый голос отца. - Станислав, быстро за стол!

«Ну и ну» - вскакивая с кровати, подивился сам себе Стас. Обычно его приходилось звать по несколько раз, а тут ноги сами вели на кухню!

- Ты что будешь - курицу или котлету разогреть? - спросила мама.

- Нечего у него спрашивать, - оборвал ее отец. - Пусть приучается есть то, что дают!

И все-таки мама есть мама - положила ему самые лакомые кусочки. Но - и наказание есть наказание - после этого повела себя так, словно его и не было рядом.

- Молоко-то здесь до чего вкусное и дешевое! - наполняя стаканы, восхищалась она.

- Редкое сочетание по нынешним временам! - усмехнулся отец.

- А куры? Разве их можно сравнить с теми, что у нас в магазинах?

- Так ведь деревня!

- А я видел... – начал было Стас, но папа сухо сказал:

- Ешь молча!

Тут то ли маме стало, наконец, жалко сына, или отец понял, что слишком уж строг с ним, но с этой минуты все почему-то стали есть молча.

К счастью, вскоре раздался стук в дверь, и сходившая узнать, в чем дело, мама вернулась со словами:

- Там Ваня!

- Ко мне?! – радостно подскочил Стас.

- Нет, к папе! Садись за стол, Ванечка!

- Некогда мне - мамка к вам послала - беги, говорит, скорей за Сергей Сергеичем!.. - выпалил Ваня.

- Тихону Ивановичу хуже? - поднимаясь, с тревогой спросил отец.

- Нет, бабе Поле!

Сергей Сергеевич торопливыми глотками допил молоко и, уже взявшись за ручку двери, вспомнил о сыне:

- До моего прихода из дома ни шагу!

4

Как ни был увлечен Крисп, слух его уловил приближающиеся шаги…

... Было раннее утро, когда Крисп, сын императорского курьера Марцелла Фортуната, спустился по каменным ступеням красивого, возвышавшегося над всем кварталом дома. Отца вызвали ночью на службу, и он спросил у подметавшего дорожки привратника, не возвращался ли тот из дворца.

- Нет, господин! - низко поклонился двенадцатилетнему мальчику старый раб.

- А где Скавр?

- Господин управляющий пошел торопить поваров с завтраком!

Крисп остался доволен обоими ответами.

Он оглядел сновавших по двору рабов, убедился, что им нет до него никакого дела, и быстрыми шагами пошел по тропинке к видневшемуся в глубине сада деревянному домику. Здесь он толкнул рукой предательски заскрипевшую дверь и, еще раз оглянувшись, нырнул в темный проем.

Внутри царили сырость и мрак. Редкие иглы света, пробивавшиеся сквозь заколоченные окна, не столько освещали, сколько подчеркивали встретившую его темноту.

Бывшая кухня была завалена вещами, хранящими запахи, знакомые с раннего детства. Крисп на ощупь прошел через нее и оказался в комнате. Уверенно ориентируясь, он протиснулся в узкий проход между стеной и грудой отслужившей свой век мебели и оказался в известном только ему с матерью уголке. Сюда они приходили тайком от всех, чтобы помолиться Богу.

Мама...

Хоть и говорит отец Нектарий, что не следует тосковать по ней, а наоборот, должно радоваться, ибо она теперь - святая... Но все же - как трудно ему без нее!...

Он опустился на колени перед прадедовским грубым столиком, с резными ножками. Казалось, еще недавно они обедали за ним всей семьей. Потом отец выстроил новый дом, этот остался заброшен, и столик стал для них с мамой чем-то вроде домашнего алтаря. Он был поставлен так, что на него падали лучи света из расширенных щелей. Как всегда они вырывали из темноты свиток папируса с молитвами, бережно завернутые в чистую тряпицу кусочки Агнца, которые выдавал в день Господень - воскресенье - отец Нектарий, чтобы можно было причащаться в течение недели, и, связанный еще мамой из двух ивовых веточек, крест. Мальчик взял его в руки, с благоговением поцеловал и начал молиться:

- Встань, спящий, и воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос!

Как учил отец Нектарий, он просил у Бога спасения всем христианам, здравия и мудрости императору Децию, приобщение к истинной вере отца и прозрения всем тем, кто еще не верит в Христа. Отец Нектарий, читая во время службы Евангелие, однажды поведал, как два самых первых ученика Христа, пойдя за Ним, спросили: «Равви! (что значит: учитель!) где живешь?» «Пойдите и увидите!» - ответил им Христос. Потом уже апостол Филипп, призванный самим Христом идти вслед за Ним, позвал еще одного ученика. Но тот засомневался, и тогда Филипп тоже сказал ему: «Приди и виждь!» И тот пошел, увидел и уверовал…

Вот и Крисп хотел, чтобы каждый человек на земле сказал тоже: «Господи, где живешь?». И услышал в ответ: «Приди и посмотри!». А дальше… дальше уже не смог бы жить, как и он, без Христа!

- Отче наш, сущий на небесах... - беззвучно шевелил он губами, не сомневаясь, что Господь слышит его. Напротив, скажи кто ему сейчас, что это не так, и он несказанно бы удивился.

- Хлеб наш насущный подавай нам на каждый день...

«Нам» - потому что так много было за воротами людей, у которых не было даже кусочка хлеба, не говоря уже о теплой одежде и крове - ни-че-го...

Как ни увлечен был Крисп, слух его уловил приближающиеся шаги, протяжный скрип двери, и...

- Проходи, Скавр, не бойся!

Мальчик весь сжался - это был голос отца.

В ответ на приглашение раздались по-солдатски твердые шаги управляющего.

- Завтра я уезжаю, возможно, надолго... - как-то задумчиво начал отец. - И хочу дать тебе важные указания!

- Слушаю, Марцелл!

- Ты, наверное, удивился, что я даю тебе их не в своем кабинете?

- Да!

- А здесь, куда я запретил входить не только рабам, но и тебе?

- Д-да...

- Дело в том, что этот разговор не должна слышать ни одна живая душа. А сюда не заходит никто, даже я!

- Давно хотел спросить тебя, но не решался... Почему?

- Как бы это тебе объяснить: здесь, в этом доме похоронено мое счастье... Ты человек новый, я взял тебя управляющим уже в свой дворец. Наверняка, от рабов ты знаешь, что я был женат, что у меня было трое детей, и мы раньше счастливо жили в этой лачуге. Думали, так будет всегда, но боги рассудили иначе. Сначала попал под копыта лошадей выскочивший на улицу старший сын... Не успели мы оплакать горе, как заболела и умерла от горячки наша единственная дочь. Жена была безутешна. А мне некогда было утешать ее - начиналась подготовка 1000-летия Рима. Работать приходилось, как рабу на рудниках... Словом, нашелся другой «утешитель».

Марцелл вложил в последнее слово столько ненависти, что Крисп невольно похолодел.

- После одной, особенно долгой отлучки, я не узнал ее. Она стала совсем другая. Ее перестало волновать все, что раньше было близко и дорого нам. Мы мечтали жить в большом доме, я построил целый дворец. Выбился из простого курьера в императорские! Ей было все равно... Я чувствовал, она что-то скрывает, между нами возникла непреодолимая стена. Если б я знал все сразу... я бы ни за что не отпустил ее погостить к сестре, в Александрию! Но я был тогда в отпуске, мог побыть с Криспом, а она так просила!..

Марцелл помолчал, успокаиваясь, и прерывистым голосом продолжил:

- А через месяц мне сообщили, что моя жена после страшных мучений казнена в Александрии, как... христианка! Я выяснил и узнал всё... Оказывается, за время моего отсутствия ее обманом вовлек в свою веру пресвитер Нектарий! Подумать жутко: моя Аврелия вместе с этими безумцами кланялась ослиной голове и приносила в жертву невинных младенцев!

- Прости, Марцелл, - осторожно возразил Скавр. - Я тоже всякое слышал о христианах, но, общаясь с ними на рынке, в лавках, не могу сказать о них ничего худого. Больше того - я предпочитаю иметь дело именно с ними, потому что не помню ни одного случая обмана или жульничества с их стороны. Нет - было. Один раз... Но на следующий же день обвесивший меня зеленщик принес извинения и возместил ущерб вчетверо!

- Что, конечно, ты утаил от меня? - беззлобно уточнил Марцелл.

- Было дело!.. - виновато улыбнулся Скавр и снова стал защищать христиан: - Да, они все делают на своих собраниях в тайне. Но сам рассуди, как они могут пить кровь младенцев, если им запрещено вкушать даже кровь животных? А что касается ослиной головы, так они просто смеются, что мы верим в это!

- Послушать тебя, так ты сам христианин!

- Нет, как бывший воин, я поклоняюсь Митре и привык говорить только правду!

- За это я и взял тебя управляющим! - согласился Марцелл. - Как и за то, что мне рекомендовали тебя, как самого исполнительного человека в этом городе. А теперь о главном. Пошли в комнату!

Крисп услышал скрип половиц… грохот упавшего медного таза...

- Я ничего не вижу, Марцелл! - воскликнул Скавр.

- Ну, так сходи за фонарем! - посоветовал отец. - А я пока постою здесь...

Одни шаги - чужие, неповоротливые, начали удаляться, другие - легкие, родные, приблизились так, что Криспу нечем стало дышать...

Глава пятая

1

Женщина увидела его, и…ах!

- Стаси-ик!..

- Чего? - нехотя оторвался от чтения Стас.

- Сходи за водой!

Стас, как это бывало во время наказаний, не прекословя, вышел из дома.

На улице было так, как бывает только после грозы. Он легко ступал по влажной еще дороге, полной грудью вдыхая особенно вкусный воздух.

У колодца стояли две женщины с тремя ведрами и большим баком на тележке. Наполняя его, они, не умолкая, без точек и запятых, тараторили каждая о своем, обсуждая всех: правительство, начальство, мужей, соседей:

- Куда смотрит правительство? Ни пенсий, ни зарплат, сами в «Мерседесах» ездят, дачи на Багамах понастроили...

- А мой второй уже месяц не просыхает. С таким не то что, дворца на Багамах - сарая во дворе не достроишь!

Такая беседа напомнила Стасу две параллельные прямые, которые, как известно, сколько их ни продлевай, никогда не сойдутся...

Он посмотрел на бак, ведра и прикинул, что за то время, пока он прождет здесь, можно сбегать к колодцу около Ваниного дома.

Решив так, Стас направился на соседнюю улицу. Когда он обходил лужу перед домом с прибитой над дверью подковой, калитка приоткрылась и сразу же захлопнулась. Это привлекло его внимание, и он прислушался к разговору за воротами.

- Чего это ты? - недовольно спрашивал мужской голос и другой, оправдываясь, отвечал:

- Там с пустыми ведрами идут!

- Ну и что?

- Удачи не будет!

- Вечно ты со своими приметами! Иди, а то на поезд опоздаешь!

- Нет, я лучше подожду, когда с полными возвращаться будут!

Стас, хмыкнув, продолжил путь. Он тоже верил в приметы, особенно когда стоял на футбольных воротах и перед экзаменами. Но не до такой же степени!..

Дойдя до Ваниного дома, он постучал в окно:

- Вань!

Никто не отзывался. «Не сбегать ли до дома Ванькиной бабушки?» - подумал Стас. Но там был отец, и умирала баба Поля. Неизвестно, что именно остановило его, только решив, что женщины уже наполнили бак, он направился обратно.

И надо же было ему подойти к дому с подковой в тот самый момент, когда из него опять вышла суеверная женщина. Да еще крутя в руке пустое ведро!..

Женщина увидала его, и:

- Ах!

Выронила красивую, туго набитую сумку прямо в лужу!..

Вот и верь после этого в приметы!

Оглядываясь на заругавшихся у ворот мужчину и женщину, Стас дошел до колодца, набрал воды. Придя домой, он поставил полное ведро у маминых ног, с чувством выполненного долга плюхнулся на кровать и стал отыскивать в тетради место, на котором прервал чтение...

2

…Крисп весь обратился в слух, боясь упустить хотя бы одно слово.

... Марцелл сделал несколько шагов и остановился у разделявшего его с сыном поставленного на бок родительского ложа. Судя по легкому позвякиванию золотого перстня по дереву и сдавленным стонам, Крисп понял, что он, плача, гладит его.

Дыхание отца становилось все тяжелее, громче, и он, наконец, дал волю своим чувствам, чего не мог позволить себе на людях. Так река прорывает плотину... туча, нависшая над городом, рождает грозу...

Первый раз в жизни Крисп слышал, как плачет отец. Он уже не гладил - колотил кулаками мебель и, захлебываясь рыданиями, повторял:

- Как ты могла? Как ты могла?.. Но ты не виновата! Это - все он... Он!! Ты попалась в его сети! Я долго терпел... Но теперь у меня, наконец, появилась возможность отомстить! И я - отомщу!..

Крисп слушал и тоже беззвучно плакал. Сердце его разрывалось. Отец проклинал то, что было ему дороже всего на свете, даже самой жизни! Он вдруг вспомнил, как мама впервые привела его к отцу Нектарию, как тот крестил его, рассказав о Христе... Когда отец бывал в отъездах, они по воскресеньям ходили на службу, а если был дома, мама умоляла его не выдать их... Несколько раз имя Господне уже готово было сорваться с его уст, но мама бдительно зажимала ему рот или успевала предупредить знаком. Потом она заверяла, что отец обязательно, по их молитвам, сам придет ко Христу, а пока нужно терпеть и молчать, чтобы по неведению, преждевременным гневом он не погубил всего. Однако время шло, не стало мамы, а отец по-прежнему не признавал Христа...

Но не может ведь так продолжаться вечно! Что, если с отцом что-то случится, и он так и умрет язычником, навеки погубив свою душу?..

«Господи! - взмолился Крисп. - Ведь он же хороший, добрый, помоги ему!»

Он уже готов был выскочить из угла, подбежать к отцу и успокоить его, сказав всю правду о Христе, отце Нектарии, маме, за которую нужно теперь только радоваться!..

Но в этот момент за дверью снова раздались грубые солдатские шаги. А после этого он услышал то, что заставило его позабыть о своем намерении.

Сначала на потолке, словно зарницы - предвестницы молний - заиграли сполохи от внесенного управляющим фонаря. Потом отец уже уверенным, только чуть тише обычного, голосом сказал:

- То, что ты услышишь сейчас, не должен знать больше никто. Это - государственная тайна, за разглашение которой одно наказание...

- Смерть?

- Да! Но я вынужден открыть ее тебе, чтобы ты смог в точности выполнить мое указание. Здесь... - Крисп услышал, как отец похлопал ладонью по своей кожаной дорожной сумке, - находится императорский эдикт, который я должен развезти по провинциям. Содержание его в деталях мне неизвестно, но я знаю, что, согласно ему, скоро начнется уничтожение всех, кто откажется принести жертву гению императора.

- В первую очередь, христиан, которые не станут поклоняться никому, кроме их Бога?

- Именно!

Крисп весь обратился в слух, боясь упустить хотя бы одно слово.

- Так вот, - повысил голос отец. - Ты должен сделать все, чтобы мой заклятый враг... этот Нектарий не избежал пыток - самых страшных пыток, Скавр, и казни! Запомни: где бы он не был, куда бы ни ускользнул, твоя задача - найти и выдать его властям!

- Будь спокоен, Марцелл! Скажи только, когда состоится жертвоприношение? - деловито осведомился управляющий.

- Не могу. Этот день известен лишь императору и самым близким из его окружения.

- С одной стороны, это не удобно для меня, а с другой хорошо - Нектарий ведь тоже не знает его! - вслух рассудил управляющий. - А какие будут указания по хозяйству?

- Никаких! - отрезал Марцелл. - Меня сейчас волнует только Нектарий и мой сын, которого, кстати, я забираю с собой!

- Криспа? Ты не доверяешь мне?!

- Что ты, Скавр! Разве тогда я открыл бы тебе государственную тайну?

- Но зачем ты увозишь сына?

- А это уже моя личная тайна... Я подозреваю, что он - тоже христианин!

Услышав это, мальчик вздрогнул, как от удара. Но нет, он не ослышался - отец продолжал:

- После смерти жены он стал для меня самым дорогим, что только есть в жизни, дороже самой жизни! И я боюсь, что он последует примеру Аврелии. Ведь он упрям и доверчив, как мать! Я решил взять его, с одной стороны, чтобы спасти от смерти, а, с другой, надеясь образумить и напугать видом пыток на обратном пути! А теперь идем. Пришли-ка его ко мне, чтобы я велел ему собираться в дорогу!

Блики уже не зарницами - грозными молниями - заметались по потолку вслед за отцом и Скавром и удалялись, вновь уступая место тьме.

«Как же теперь быть?.. Что делать?»

Крисп с трудом дождался, когда стихнут шаги, и вскочил на ноги.

«Надо скорее предупредить отца Нектария, всех наших!»

Больно ударяясь о мебель, налетев на бронзовый таз, он выскочил из дома и, забыв про осторожность, не оглядываясь на рабов, на зовущего его управляющего, толкнул калитку и помчался по улице к тайному месту, где собирались по воскресным дням христиане.

«За что они нас так? - задыхаясь, не мог понять он. - Ведь мы же никому не делаем зла!..»

Вот, наконец, и нужный дом. Он ничем не отличался от других домов. Кроме едва заметного изображения виноградной лозы с гроздью на воротах.

Привратник приветливо улыбнулся знакомому мальчику:

- Проходи!

Но тот с серьезным видом шепнул первую половину пароля:

- «Христос...

-... посреди нас!» - отозвался привратник и подтолкнул мальчика: - Да беги же, а то опоздаешь!

Крисп знакомыми коридорами прошел к двери, ведущей в подвал, спустился по ступенькам и увидел, что привратник был прав: он поспел как раз к причастию Святыми Дарами.

Мальчик обвел глазами счастливые, просветленные неземной радостью лица принимавших кусочки Агнца людей и, содрогаясь от мысли, что всем им, возможно, предстоит скоро погибнуть, причем в самым страшных муках, бросился к отцу Нектарию.

Он хотел рассказать все, что подслушал, но пресвитер, хоть и понял по выражению его лица, что произошло нечто ужасное, невозмутимо сказал:

- Воздай сначала Божие - Богу!

Крисп широко раскрыл рот и благоговейно принял в себя... нет, не просто кусочек Святого Хлеба, а - Самого Христа! Он не пытался, как иные, понять, как может Бог, Который создал целую Вселенную и пред Которым трепещут небесные силы, войти в грешного человека, будь он мальчик, раб или сановник, причем не частицей, а весь - Небесный. Он просто знал, не пытаясь разобраться в этом умом, - что это действительно так. И Бог сейчас в нем!

- Ну вот, а теперь можно и кесарево - кесарю. Говори! - разрешил отец Нектарий.

- Я... мой отец и Скавр... там... - сбивчиво начал Крисп и выпалил: - Император издал эдикт, чтобы все принесли жертву его гению!

- Так... – задумчиво произнес священник. – Это означает только одно – массовые гонения на христиан! Несколько десятилетий императоры не трогали нас. Только некоторые ретивые язычники пытались искоренить нашу веру по местам, как, например, недавно в Александрии. А теперь во всем римском мире снова – начнутся пытки, мучения, казни…

- Выдержим ли мы их? – послышались встревоженные голоса. – Хватит ли у нас сил перенести так, как наши старшие братья-мученики?

- Сами, конечно, нет! – с кроткой улыбкой ответил пресвитер. – Но Господь Своей благодатью укрепит нас и даст силы претерпеть любые мучения. Со стороны это будет выглядеть чудом, глядя на которое, тысячи и тысячи людей уверуют во Христа. А для самих мучеников любая пытка превратится в радость, нет - в счастье от скорой встречи с Христом, который Своей благодатью и утешит нас, и утишит боль… Главное, только нам самим не отступить от Бога, чтобы не лишиться этой благодати и небесных венцов!

- Со мною ведь тоже будет Божья благодать, правда? – прошептал Крисп, и отец Нектарий ласково погладил его по голове:

- Конечно! Ты с детства воспитан в благочестии и за тебя у самого престола Божьего, на небесах молится теперь твоя мама. А материнская молитва даже здесь, на земле из глубин моря поднимет и из огня спасет! Ты вот что еще скажи нам, - вопросительно посмотрел он на мальчика. – Гонения уже начались?

- Нет, эдикт сначала нужно развезти по провинциям! Все произойдет в один день, который знает только император и самые близкие к нему лица, - словами отца объяснил Крисп и с готовностью заглянул в глаза пресвитеру: - А хочешь, я выкраду у отца сумку и сожгу все эдикты? Деций уехал на войну, пока еще напишут новые, пока он утвердит их...

Отец Нектарий с улыбкой посмотрел на мальчика и отрицательно покачал головой.

- Ну, тогда разреши вскрыть только один, и хотя бы узнать день, когда всё начнется? - взмолился Крисп.

- Не могу - заповеди Господней никто не отменял! - развел руками священник. - Мы обязаны чтить отца и мать, а не губить их. Ты подумал, что сделают с твоим отцом, если обнаружат взломанную императорскую печать?

- А я... я скажу, что взял поиграть его - эти эдикты всегда в таких красивых коробочках - и... поломал!

- Эх, Крисп, Крисп! - отец Нектарий потрепал мальчика по голове. - Разве я учил тебя лгать? Разве не говорил, что, сказав неправду, ты перестаешь быть сыном Божиим и усыновляешься сатане? Ступай лучше домой!

- Не могу! - испуганно затряс головой Крисп. - Отец догадывается, что я христианин! Он ищет меня, чтобы забрать с собой!!

- Ступай с миром, он не сделает тебе зла! - улыбнулся пресвитер. - Поверь, ты очень много сделал для нас!

Тут раздались голоса, упрашивающие отца Нектария тоже сберечь себя и немедленно уехать в безопасное место:

- Иначе после окончания гонений город останется без пастыря!

- Кто утешит тогда оставшихся в живых?

- Кто наставит в вере и окрестит новых сестер и братьев?

- Кто будет проводить службы и совершать таинства?

- Иди же! - поторопил пресвитер, и Крисп так и не успел узнать, чем закончилось дело: ступенек наверх было так мало, а уговаривавших отца Нектария уехать «погостить» к брату в далекую Сирию так много...

3

Стас слышал, что свет от звезд идет много-много лет...

В комнате стало совсем темно.

Стас потянулся, спрыгнул с кровати, чтобы включить свет, и засмотрелся в окно.

Небо давно расчистилось от туч и поблескивало первыми, совсем не похожими на городские, звездами.

Стас где-то слышал, что свет от звезд доходит до земли через тысячи лет.

«Может, они послали его еще тогда, когда жили Крисп, Марцелл, отец Нектарий, Скавр...» - подумалось вдруг ему...

4

Крисп мог теперь только солгать в ответ…

Крисп сидел в курьерской повозке, рядом с отцом и, через отверстие в кожаном пологе, смотрел на звезды. Напротив спал толстый чиновник, который отвозил императорский эдикт на север. Еще один курьер, путь которого пролегал до Иберии, ⁴*

как бывший центурион, предпочел ехать верхом, с сопровождавшими повозку охранниками. Им же с отцом предстояло побывать в восточных и южных провинциях.

Курьерам нужно было добраться до порта по суше, а там пересесть на служебные корабли. Выехали они поздно вечером и утром предполагали быть на месте.

Кучер, поторапливая лошадей, щелкал бичом, хотя мог и не делать этого: четверка каппадокийских гнедых и без того резво мчалась по широкой, мощенной булыжником дороге.

Иногда навстречу попадались тяжело груженные купеческие повозки, спешащие до рассвета достичь городов с их шумными рынками.

Спать не хотелось - слишком много событий произошло за минувший день. Разговор с отцом тоже не клеился и оживлялся, лишь когда они обгоняли очередную когорту идущих на войну легионеров. Тогда отец начинал рассказывать о них столько интересного, что Крисп забывал все, что тяготило его сердце.

Оказалось, что первая когорта легиона состоит из самых крепких, рослых, выносливых воинов. Именно ей доверяли сохранность главного знамени римского войска: орла, и изображение императора. Она первой шла в наступление, а в обороне принимала на себя первый, наиболее тяжелый удар врага.

- Это ала! - объяснял отец, показывая на скачущих всадников, и Крисп думал, что не зря такие отряды называли «крыльями» - они, словно и впрямь крылья большой темной птицы, обгоняя их, проносились вперед.

Еще отец рассказывал о таранах, баллистах, других метательных машинах, очертания которых точно страшные, невиданные звери, проплывали мимо, когда они объезжали их. В свете луны поблескивали доспехи, наконечники копий, и он говорил, что воины должны часто чистить свое оружие и следить за панцирями и латами, потому что блеск оружия и доспехов внушает особенный страх врагу. Кроме того, легионеры несли на себе в походах длинный тяжелый кол для палаток и частокола вокруг лагеря в месте остановок, котелок, корзинку с запасом еды на несколько дней...

- Всего вместе с оружием - чуть меньше, чем весишь ты! - улыбался отец.

Крисп тоже отвечал улыбкой.

А после вновь наступало тягостное молчание, и мальчику казалось, что они с отцом были гораздо ближе там, в старом доме, через перегородку, чем здесь, хотя и сидели плечом к плечу, тесно прижимаясь друг к другу. Отец тоже чувствовал эту стену и, словно тараном, бил ее неуклюжими шутками, метал через нее, как из катапульты, вопрос за вопросом, но все было тщетно... Разговор не получался.

Вдруг он спросил то, от чего им обоим стало не по себе:

- А чем ты занимался вчера утром, что я не видел тебя, вернувшись домой?

- Я?.. - мгновение помедлил Крисп и честно ответил: - Молился!

- Да? - деланно удивился Марцелл. - Что-то я давно не видел тебя около статуй наших богов! Или ты забыл, сколько добра они сделали нашему роду?

- Смотри, какая чудная повозка! - Крисп, отвлекая внимание отца, показал на выплывшую из предрассветной дымки громоздкую телегу с колесами, выточенными из одного бревна, которую уныло тащили за собой волы. Восседавший сверху крестьянин испуганно таращился на императорский вымпел над их пологом.

- Он, наверное, принимает нас за самого Деция!

- Возможно! - рассеянно кивнул Марцелл, не желая менять тему разговора: слишком важна была она для него. - И мой отец - твой дед, и деды моих дедов, все поклонялись олимпийским, а после - римским богам! Да и как может быть иначе?

«Может! Может, отец! Ты только приди и посмотри… приди и виждь!» - мысленно возразил Крисп, но вслух спросил:

- А как называют воинов, которым доверяют носить орла?

- Так и называют - орлоносцы! И я, твой отец, сколько себя помню, с самого детства, приношу жертву им и гению императора.

- А как называется тот, кто носит перед войском его изображение?

- Иммагинарий! - машинально ответил Марцелл и вспылил: - Неужели тебе даже не интересно слушать об этом? Что ты улыбаешься?

- Да так...

- Нет, как отец, я желаю знать, о чем думает мой сын!

Крисп якобы покорно, но на самом деле, чтобы утаить хитринку во взгляде, наклонил голову и, как школьник учителю, ответил:

- Я просто вспоминаю, как наш раб при переезде в новый дом отбил полголовы у родового Юпитера, и думаю, как же он, «бог», мог допустить такое бесчестие?

Горячась, Марцелл стал говорить о своих богах, ссылаясь на авторитеты всех времен и народов, начиная с Гомера и кончая нынешним императором, однако вскоре потерял нить мысли и махнул рукой:

- Фу ты, совсем запутал меня! О чем мы с тобой говорили?

- Об орлоносцах! - с готовностью подсказал Крисп.

- Нет, раньше!

- Об этом, как его... имма-гинарии!

- Еще раньше!

- О... вчерашнем дне!

- Вот-вот! - обрадовался отец. - Я и говорю, что без уважения к богам ты совсем отбился от рук! Где ты был, к примеру, вчера, что ни я, ни Скавр не могли сразу найти тебя?

Как назло, хотя уже окончательно расцвело, на всей дороге, насколько хватало сил у взгляда, не было ни всадников, ни легионеров, ни даже захудалой повозки...

Крисп мог теперь только солгать в ответ. Но он вдруг вспомнил слова Нектария и не захотел усыновляться сатане. Он покорно склонил голову и прошептал:

- Сначала я был в нашем старом доме, когда вы разговаривали в нем со Скавром...

- Как! - ошеломленно уставился на него Марцелл. - И ты… слышал все?!

- Да, отец...

- А потом?

- Потом… побежал к отцу Нектарию.

- Что-о-о?! И ты...

- Да, я предупредил наших об эдикте Деция... И даже предложил выкрасть его или хотя бы узнать дату!

- И ты не боишься признаться мне в этом?!

- Но ведь ты сам учил меня говорить правду!

- Д-да... - выдавил из себя Марцелл, хотя весь его вид говорил, нет - кричал: «Но не всегда же, и не в такой степени!»

«До чего же они разные - мой отец и отец Нектарий, даже когда речь идет об одном и том же!» - поразился Крисп.

Марцелл вздрогнул, потянулся к дорожной сумке, но Крисп остановил его:

- Не беспокойся, там все на месте! Отец Нектарий запретил мне делать это...

Марцелл словно бы колебался: поверить сыну или же убедиться в сохранности императорских эдиктов, среди которых было немало других, в том числе особо секретных… Он долго молчал, и Крисп не торопил его. Он понимал, как трудно сейчас отцу.

После того, как все было рассказано, он почувствовал вдруг такую легкость, что казалось, птицей мог взмыть над повозкой. Но вслед за этим, словно испугавшись, как бы он и впрямь не сделал этого, события минувшего дня всей тяжестью навалились на его ресницы. И когда отец, очнувшись, тихо спросил:

- Но почему?!

Ответа не последовало - Крисп уже спал...

5

Потом буквы стали сливаться в шеренги…

Уснул и Стас. Он даже сам не понял, в какой момент это случилось.

Сначала буквы, выделенные аккуратным, похожим на учительский, почерком, начали рябить и менять очертания.

«Б» - римскими легионерами понесли на себе колья для частокола вокруг лагеря... «а» - щитами болтались за спинами уставших воинов... «к» - в имени римского мальчика замахивалась бичом на четверку коней... а бесконечно долгое слово «последовало» - на трех, выточенных из бревен колесах, прокатилось тяжелым, неповоротливым тараном...

Потом буквы стали сливаться в шеренги строк, шеренги - в когорту страницы... И вошедшей маме осталось лишь поднять упавшую на пол тетрадь, укрыть Стаса одеялом и выключить свет.

6

- Васька, куда? Стой, оглашенный! Сто-ой!..

- Да что же вы, ироды, делаете?

- И так закрыли, родимую, так и еще совсем порушить решили?

- Креста на вас нет!

- А зачем он нам? Посторонись, мамаша! Люди в космос вовсю летают, а ты до сих пор – крест… крест… Кстати, Иван Петрович, с крестом-то что делать будем?

- Как что? Зацепи тросом, и – трактором вниз!

- Трактором я могу, а на купол найди, кого помоложе, лезть. Вон – хотя б Капитона!

- Эй, Капито-о-он, иди-ка сюда!

- Ну, чего еще?

- Кончай иконы рубить! Давай, лезь на купол!

- Сам лезь! Не видишь, я руку поранил?

- Еще не хватало, чтоб председатель колхоза пятками перед вами сверкал! Ну что, ни одного смелого, что ли, во всей Покровке нет?

- Есть, дядя Вань, есть!

- Васька, куда? Стой, оглашенный! Сто-ой!..

Скрипнула входная дверь, в палату пахнуло свежим ночным воздухом, и в полной темноте послышались чьи-то осторожные шаги.

- Кто здесь?

- Это я, отец Тихон, Валентина!

- А почему свет не включаешь?

- Вас не хотела будить. И потом, я ведь тут каждую вещь на ощупь знаю! Сейчас только таблетки возьму…

- Что шмыгаешь носом – маме?

- Нет, теперь уже мне! Маме больше никакие лекарства не помогут…

- Что… Пелагея Васильевна… Бабушка Поля – умерла?!

- Нет! Но… «Скорая» только что приезжала, и просили – больше не вызывать. Сказали, чтобы я дала умереть ей спокойно. А как это – спокойно, если она всё время священника из города просит привезти, а тот, как нарочно, в отъезде… Не могу больше смотреть на ее муки. Ну, я пошла!..

- Погоди… постой! А я тут зачем?

- Так вам ведь нельзя!

- Ну, это еще, как сказать? Ты мне только…подняться помоги, а там уже Сам Бог нам поможет!

- Но, отец Тихон… отец Тихон!! Отец Тихон!!!

- Вот видишь, и встали… и идем!

- Вам не плохо? Не больно?

- Нет, всё хорошо. Всё хорошо будет! Воздух-то здесь какой, а? Соловьи поют… Вот и пришли… Вот и калиточка ваша… И дверка. А вот и бабушка Поля. Ну, здравствуйте, Пелагея Васильевна!..

- Васенька? Вася!!

- Мама, какой же это Вася? Это я тебе батюшку привела! Как ты просила… Сейчас он тебя исповедует, причастит! Не обращайте внимания, отец Тихон. Это у нее от лекарств…

- Отец… Тихон?

- Да, бабушка Поля, да… Ты готова?

- Конечно, сынок! Уж столько ждала… Конечно…

Валентина тихонько вышла из комнаты и вошла, когда ее мать, уже счастливая и умиротворенная, лежала после исповеди и святого причастия…

Отец Тихон сидел рядом с ней, гладя ее руку…

Они о чем-то разговаривали, и, увидев вошедшую, быстро закончили свой разговор. Собственно, прерывисто и едва слышно говорила одна бабушка Поля:

- Это хорошо, что ты не успел сказать всего Капитону... И другим открываться не стоит… пока! Тебе надо, чтобы люди и поверили, и доверили тебе сделать то, ради чего ты приехал. А узнают, кем ты был, не поверят даже тому, кем стал. Не все, конечно… Но есть еще такие, которые опять станут мутить народ…

- Всё хорошо… все хорошо будет, баба Поля! И храм в Покровке поднимем. И службу снова начнем!

- Дай-то Бог! Моя мама ведь за него жизнь положила… Поехала в город просить, чтобы храм не закрывали, а ее вместе с батюшкой нашим, отцом Григорием за это…

- Знаю, бабушка, помню – расстреляли… Но теперь они – святые, молятся за нас, и нам нужно только радоваться этому!

- Вот я и радуюсь… Гляжу на тебя и совсем умирать не страшно… Жив Господь!

- Ну, может, и ты еще поживешь!

- Нет, мне уже уходить!.. Пора… И теперь слушай самое главное… ради чего, может, Он дал мне дожить до этого дня… Когда всё будет готово, Валя – слышь, дочка? - откроет тебе дверь в комнату… куда не входила ни одна живая душа, после того, как её закрыл отец Григорий… Но – только, когда всё будет готово, и ни днем раньше! Это его последний наказ… Там ты найдешь всё, что тебе будет нужно. А теперь всё, ступай!.. Иди… Не знаю, и чего я такого хорошего… сделала в жизни, что Господь… так утешил меня… в самом её конце?..

Глава шестая

1

-​ Ванька! - ахнул Стас, бросаясь к окну...

Стас, проснувшись, приоткрыл один глаз и тут же зажмурился. Солнечный луч, который все утро досаждал ему, норовя пролезть под ресницы, сделал свое дело. Спать больше не хотелось.

Он зевнул, сладко потянулся и замер, силясь припомнить, как это бывает иногда в первые мгновения после сна, где он и что ожидает его сегодня. Помнится, что-то важное! Но - хорошее или плохое?..

Стас обвел взглядом голые, без привычных плакатов с футболистами и певцами, стены... услышал кудахтанье кур, полаивание собак...

Ах, да - он в деревне!

Набежавшая на солнце тучка проглотила озорной луч.

Так что же все-таки: плохое или хорошее?

В соседней комнате негромко переговаривались родители.

Стас прислушался.

- Хоронить-то когда теперь будут? - спрашивал мамин голос.

Бесцветный от усталости папин отвечал:

- Как и положено, по обычаю, на третий день.

- Значит, в воскресенье?

Стас насторожился: неужели отец Тихон уже умер?!

Но нет, речь шла о какой-то Пелагее. А после - и вовсе о нем:

- Что наш?

- Спит! Жалко его... Может, выпустим сегодня?

- Пусть сидит дома, ума-разума набирается!

«Вот оно - наказание!» - вспомнил, наконец, Стас.

Луч, вырвавшийся на свободу, словно утешая его, теплым солнечным зайчиком стал тереться о щеку. Но вскоре и он оставил его. Солнце закрыла большая, под стать настроению, туча.

Стас понуро встал и, не спеша - куда, собственно, теперь торопиться? - стал одеваться. Но не успел он застегнуть рубашку, как в стекло осторожно постучали, и послышался знакомый голос:

- Стаси-и-ик!..

- Ванька! - ахнул Стас, бросаясь к окну. - Хорошо, что ты пришел!

Но Ваня почему-то не разделял его радости. Глаза у друга были покрасневшими. Он беспрестанно шмыгал носом.

- Ты что, заболел?

- Нет, у нас горе! - Ваня неожиданно всхлипнул и трудно, будто губы у него были из камня, выдавил: - Баба Поля умерла!..

«Еще одна смерть! Да что же это делается?!» - простонал про себя Стас, но вслух, как это бывает принято в подобных случаях, сказал:

- Ты это... как его… не переживай!

- Так ведь - бабушка! Знаешь, какая она добрая... была?

Ваня с таким трудом выговорил слово «была», что Стасу действительно стало жаль его. Пытаясь отвлечь друга, он спросил:

- А Ленка где?

- Дома. Забилась в дальний угол и плачет...

- По бабушке?

- Нет - по себе!

- Как это? - не понял Стас.

- А она только сейчас узнала, что когда-нибудь тоже умрет!

Ваня еще немного постоял под окном и заторопился:

- Я ведь на минутку! Мамка послала к плотникам - гроб заказать. Вот здесь все размеры! - показал он сжатый в кулаке листок.

Стас испуганно отшатнулся, а невысокий крепыш Ваня продолжал:

- Представляешь, человек, после того, как умирает, вытягивается на десять сантиметров. А некоторые - даже на пятнадцать! Вот бы при жизни так было!..

Забыв про поручение, он принялся рассказывать о предсмертных словах бабы Поли и как она умирала, от чего Стасу вконец стало не по себе. Насколько он рад был приходу друга, настолько теперь хотел, чтобы тот поскорее ушел. И когда Ваня, наконец, скрылся за поворотом, не вникая в смысл сказанного, - так он обычно приговаривал, освобождаясь от тяжестей, выдохнул:

- Слава Богу!

Выдохнул и... не почувствовал облегчения!

Хуже того, представил Лену и вспомнил, как сам первый раз в жизни узнал о смерти. Не той, что по телевизору, в газетах, или когда хоронят на улице, а собственной, неминуемой, вместе с которой, умирая, навсегда исчезает самое дорогое и ценное, что только есть в жизни - родное, собственное «я»...

2

И тогда тихо-тихо, едва слыша самого себя, он спросил...

Это случилось шесть... нет - семь лет назад. Он еще не ходил в школу, и у них тогда жил серый пушистый котенок Марсик.

В тот день мама принесла из магазина несколько мелких рыбешек. Схватив одну, он сразу же кинулся кормить своего любимца. Мама, как назло, велела ему хорошенько закрыть входную дверь. Он так спешил, а та никак не закрывалась! Мешало что-то упругое, мягкое - как выяснилось вскоре... сам Марсик.

Бедный котенок с придушенным хрипом вдруг выскочил из-под двери и, извиваясь, стал биться о пол, словно резиновый мячик.

Они с мамой так и застыли на месте.

Постепенно Марсик успокоился и затих.

- Всё! - вздохнула мама. - Отмучился бедняга...

Он начал горько плакать, жалея котенка.

- Не плачь! - сказала мама.

- Но ведь ему же больно! - сквозь слезы, возразил он, и услышал:

- Нет, он уже ничего не чувствует, никого не видит и не слышит, он - умер!

Стас вспомнил, как обошел тогда вокруг котенка, не понимая, как это он не видит и не слышит его, и недоуменно спросил:

- Ничего-ничего?

- Да, - подтвердила мама. - Как бы тебе это объяснить... Его больше нет!

- И не будет? - не поверил он.

- Ну да же!

- Никогда-никогда?

... Потом они сидели вдвоем на балконе.

Папа, как обычно, задерживался в клинике и ничего не знал о случившемся. Небо быстро темнело, обсыпаясь звездами, и начинали летать ночные бабочки. Они подлетали к пахучим маминым петуньям, но, заметив людей, испуганно удалялись. Было очень-очень грустно.

- Мама! - осторожно позвал он. - А бабочки тоже умрут?

- Да! - думая о чем-то своем, рассеянно кивнула мама.

Через двор пролетала вспугнутая кем-то ворона.

- И птицы?

- И птицы!

Залаяла собака.

- И звери?

- Конечно!

- А... люди? - после долгого молчания тихо спросил он и услышал:

- И люди тоже!

- Все-все? И папа?!

- Да... - печально отозвалась мама.

- И ты?!

- И я.

И тогда тихо-тихо, едва слыша самого себя, он спросил:

- А я?..

- И ты тоже, сынок... Никто не вечен!

- Но я не хочу... не могу... это нечестно! - умоляюще заглянул он в глаза маме.

- Ой, что это я! - вдруг спохватилась она…

Сколько времени прошло, а до сих пор помнится, как мама успокаивала его, уверяя, что врачи, конечно, придумают таблетки, которые позволят им дожить до тех пор, пока ученые найдут способ победить смерть.

- Но - ох, уж эта мама! - в глазах у неё было столько грусти, а в голосе - неуверенности, что, как она ни старалась, Стас так и не мог до конца поверить ей, хоть жаждал этого больше всего на свете.

Потом, года через три у него начались панические, ни с чем не сравнимые приступы страха.

Таясь от родителей, он до боли зажимал уши и метался по комнате, чтобы заглушить, отогнать мысли о будущей смерти, которая неодолимой громадой надвигалась на него.

Затем это само собой притупилось, исчезло и вот, кажется, начиналось опять.

«Все, что угодно, только не это!» - не на шутку испугался Стас.

Нужно было скорее уходить из комнаты, чтобы не остаться наедине с самим собой, и он торопливо взялся за ручку двери.

3

- Сережа, зачем ты так?! - ахнула мама.

На завтрак была манная каша и пышный, с румяной коркой, омлет.

Мама с папой на повышенных тонах разговаривали о чем-то своем, взрослом.

- Фу-у! - скривился Стас, увидев самые нелюбимые кушанья, которые и в городе вставали ему поперек горла.

Отец молча пододвинул к нему тарелку и, не обращая внимания на сына, продолжал беседу.

Стас покорно съел одну ложку, затем удивленно взглянув на маму, - вторую, третью... и быстро-быстро опустошил тарелку.

- Вку-усно! - искренно, а не для того, чтобы подлизаться к родителям, похвалил он. - Еще есть?

Теперь уже мама, молча, но, явно не подчеркивая, что он наказан, положила ему добавки.

«Поругались они, что ли?» - не понял Стас и прислушался.

Оказалось, родители были огорчены тем, что вместо этого дома они могли за бесценок купить дом умершей Пелагеи.

- Па! А эта деревня, что – вымирающая? - встрял в беседу Стас.

- С чего это ты взял? - удивился отец.

- Так если в ней по два человека в день умирает, то это же... - Стас зашевелил губами и быстро подсчитал в уме: - К осени здесь никого не останется!

- Во-первых, такое бывает не ежедневно! - поправил отец. - А во-вторых, - он недоуменно взглянул на сына: - Почему два?

- Так ведь, Пелагея и баба Поля!

- Какая еще баба Поля?

- Ну - Ванина бабушка!

- Фу ты, напугал... Я уж подумал, еще кто умер... - с облегчением выдохнул отец и с улыбкой пояснил: - Пелагея - это и есть баба Поля. Как, например, ты - Станислав и Стасик!

Стаса покоробило, что его сравнили с покойницей.

А мама еще:

- Отчего она умерла?

И папа туда же:

- Трудно сказать. Работы тяжелой, наверное, было много. Но и так - почти до восьмидесяти лет дожила!

- Ну, конечно! - с завистью сказала мама. - Она на всем натуральном жила. А нам хоть бы до шестидесяти дотянуть. О детях и думать страшно - что они теперь видят: колодезную воду в бутылках? Кисель со вкусом малины?.. - с жалостью посмотрела она на сына.

«Эх, мама, мама! - с горечью подумалось Стасу. - Да разве это главное?»

Его волновало не то, что он проживет на тридцать лет больше, или на двадцать меньше, а что это все равно когда-нибудь кончится... навеки, навсегда... И он задал вопрос, который не решался задать с того, памятного с мамой, разговора – слишком уж велика была цена ответа на него:

- Па! А когда изобретут лекарство, чтобы жить вечно?

- Какое еще лекарство?

- Ну - мама говорила!.. - Стас умоляюще посмотрел на отца. - Пусть это будут самые горькие таблетки, самые болючие уколы, я...

Отец с нескрываемым укором взглянул на маму, потом - сочувственно на сына и отрицательно покачал головой:

- Нет, сынок, такого лекарства...

Мама умоляюще дернула его за рукав.

Стас затаил дыхание в ожидании ответа.

- ... нет, и никогда не будет! - безжалостно докончил отец.

Словно сто туч наползло на последний и единственный луч надежды в сердце Стаса. Как ни хорош был деревенский завтрак, он швырнул вилку и выскочил из-за стола.

- Сережа, зачем ты так?! - ахнула мама, и, уже убегая в комнату, он услышал, как отец, то ли оправдываясь, то ли настаивая на своем, ответил:

- А что, твои сказочки, думаешь, лучше? Пусть уж будет горькая правда, чем сладкая ложь!

4

Марцелл вдруг осекся и полуслове и замер…

... Крисп спал так долго и крепко, что даже не слышал, как они прибыли в порт. Проснулся он оттого, что повозка стояла. Рядом не было ни отца, ни спавшего всю дорогу толстого курьера. Выглянув из-под полога, он увидел не холмы с деревьями, а море и паруса кораблей.

- А где отец? - крикнул он проходившему мимо кучеру.

- Господа курьеры у начальника порта! - откликнулся тот и подмигнул: - Пошли узнать, кому на каком судне плыть!

Крисп торопливо выбрался из повозки, с любопытством огляделся вокруг и стал смотреть на корабли, пытаясь угадать, на котором из них поплывут они.

- Хорошо бы во-он на том! - мечтал он, любуясь самым большим и красивым, с деревянным кентавром на носу. - Или вот! - уже нравился ему другой, военный. - Нет - на этом!!

На его плечо неожиданно легла тяжелая ладонь. Крисп испуганно вздрогнул, но, оглянувшись, увидел отца.

- Проснулся? - приветливо, словно и не было ночного разговора, улыбнулся тот: - Идем!

Вместе с двумя курьерами и важным господином, как понял Крисп - начальником порта - в сопровождении охранников, они направились к причалу.

Путь их пролегал через выложенную каменными плитами площадь. Несмотря на огромные размеры, переполненная суетящимися людьми, заставленная тележками, бочками, тюками, да еще и превращенная в рынок, она была похожа на растревоженный муравейник. Только и слышалось:

- Дешево вожу грузы!

- Колбасы! Горячие колбасы!

- Подайте потерпевшему кораблекрушение!..

- Держите вора!

- Антоний! Кто видел Антония из Селевкии?..

Начальник порта явно чувствовал себя в этой давке, как рыба в воде, уверенно держась выбранного направления. Курьеры едва поспевали за ним. Марцелл с Криспом замыкали шествие, и им было труднее всех. Если бы не локти отца, защищавшие его от толчков, Криспу бы пришлось совсем туго. Помятый, оглушенный, он уже не чаял выбраться с площади.

Наконец, они дошли до причала, куда пропускали не всех. Здесь каменные плиты круто обрывались, и между ними и стоявшими на якорях кораблями плескалась вода.

- Этот наш? - нетерпеливо спросил Крисп, когда они остановились у «Кентавра». Но не успел отец ответить, как к трапу направился курьер, ехавший всю дорогу верхом.

- Тогда тот? - указал Крисп на стоявший за небольшим судном «Тень молнии» могучий военный корабль.

Каково же было его разочарование, когда отец стал прощаться с начальником порта именно у этой «Тени молнии»!

- Не гляди, что он с виду меньше других! - посоветовал отец, когда они поднимались по ускользавшим из-под ног ступенькам трапа. - Это один из самых быстроходных кораблей римского флота! Правда, капитан у него на редкость жадный и мстительный человек, но если с ним не связываться, то наше плавание может стать прекрасным морским путешествием!

- Ага-а!.. – пропуская мимо ушей это замечение, с завистью покосился на возвышавшегося рядом «Громовержца» Крисп. - Другим курьерам - военные дали!

- И что хорошего? - усмехнулся отец. - Поплывут простыми чиновниками при строгих легатах. А мы - хозяевами!

Действительно, капитан корабля поприветствовал отца римским салютом, как боевого командира, и отдал ему рапорт.

Мальчишки всегда мальчишки, а море - есть море. «Тень молнии» так увлекла Криспа, что вскоре он позабыл даже про эдикт императора Деция...

За два часа из трех, оставшихся до отплытия, он обежал корабль несколько раз от носа до кормы, и все равно находил еще что-нибудь новое. Он узнал, что малый передний парус называется долоном, а нос корабля с украшением - акростолием, познакомился с экипажем, успел даже подержаться за весла, поразившие его своей неповоротливой тяжестью.

В конце концов, он выбрался на капитанский помост и огляделся вокруг. Какой смешной и жалкой казалось теперь портовая площадь! Лишь возвышавшаяся над ней статуя Нептуна с трезубцем привлекла его внимание, да и то не надолго. Увидев, что наверху разглядывать больше нечего, Крисп быстро нырнул в трюм.

Тем временем, к Марцеллу подошел капитан - чернобородый испанец, по имени Гилар. Легкой, бесшумной походкой, быстрыми движениями глаз он удивительно соответствовал названию своего судна. Вот и сейчас Марцелл даже не заметил, как тот оказался за его спиной. Только увидел присоединившуюся к своей приземистой - долговязую тень и услышал просительный, с заметным акцентом, голос:

- Есть выгодные попутчики, Фортунат! Как ты смотришь на то, чтобы принять их на борт?

- На курьерском судне это запрещено! - строго напомнил Марцелл. - К тому же у меня секретный эдикт.

- Но... они обещают неплохо заплатить! Выручку - как всегда, пополам!..

Марцелл отрицательно покачал головой.

- Нет?! Что это сегодня с тобой? – с досадой посмотрел на него Гилар. - Ты же всегда шел на это!

- Потому что до этого плавал один! - отрезал Марцелл. - А теперь со мной сын, и я не могу рисковать собой, будь этот попутчик богаче самого Креза⁵!

Марцелл вдруг осекся и замер на полуслове. Взгляд его, равнодушно блуждавший во время разговора по пристани, остановился на высоком седом человеке, в темном строгом плаще, который что-то спрашивал у матросов «Кентавра».

Марцелл несколько мгновений ошеломленно молчал и, вновь обретя дар речи, быстрым движением руки, на которое не был способен даже Гилар, указал на него:

- Узнай... куда нужно этому старику?

- Хорошо... - недоуменно пожал плечами капитан, подозвал помощника и передал указание курьера.

С высоты борта Фортунату было хорошо видно, как моряк вразвалку подошел к человеку в плаще и стал расспрашивать его. Как тот, отвечая, показал рукой в море, на юг...

Медленно, ох, как медленно посланный возвратился к «Тени молнии» и прокричал:

- В Селевкию на Оронте!

Это было им более чем по пути!

- Послушай, Гилар! - облизнул пересохшие губы Марцелл и, забывая все, что только что говорил капитану, сказал: - Возьми этого старика. Даже, если у него нет денег!

- А что же тогда остальные? - вкрадчиво спросил Гилар. - Они ведь могут из зависти, что мы взяли только его, донести на нас!

- Так, значит, возьми и их!.. Но чтобы этот старик непременно был на нашем судне! Слышишь? Сейчас! Немедленно!!

... В трюме Криспу было не менее интересно, чем наверху. Он узнал, что комната, в которой они будут жить с отцом, называется каютой, а весь корабль обшит свинцовыми пластинами.

- Отец! Знаешь, что я там уви... - закричал он, выскакивая на палубу, и так же, как Фортунат несколькими минутами раньше, застыл, не в силах произнести ни слова. По ступенькам трапа, придерживая рукой полу длинного плаща, на их корабль поднимался... отец Нектарий!

Глава седьмая

1

-​ Умереть, что ли?.. - с тоской вдруг подумал он.

«... отец Нектарий!» - прочитал Стас и закрыл тетрадь.

Как ни хотелось знать, что будет дальше с Криспом, слова отца не выходили у него из головы. Убегая из-за стола, он отвлекся чтением и теперь, придя в себя, мог поразмыслить спокойно.

Итак, он - смертен, хотя что-то в нем продолжало не верить в это и согласиться с тем, что его «я» исчезнет без следа…

На улице пошел дождь. Мелкий-мелкий, почти не заметный для глаз, он делал небо, деревья, дома такими, словно Стас смотрел на них сквозь слезы. А может, дождь был совсем ни при чем?

В комнату вошел отец. Увидев сидящего у окна сына, он высказал опасение, как бы его не продуло, и спросил, чем он занимается.

- Как это чем - думаю!.. – пожал плечами тот.

- О чём?

«Что-то похожее я слышал недавно! Или читал?.. - промелькнуло в голове Стаса. - Ах, да - у Криспа с отцом!» И он, невольно подражая Криспу, а может, надеясь, что отец поможет ему, ответил правду:

- О смысле жизни!

- Так я тебе и поверил! - укоризненно покачал головой отец.

- Нет - правда! Честно!.. - от обиды Стас вскочил и прижал ладони к груди.

Сколько раз он обманывал - и друзей, и в школе, того же папу с мамой, ему всегда ничего не стоило солгать, а тут - может, впервые в жизни сказал чистую правду и... не поверили! Да еще в таком важном деле!

Он попытался объяснить все отцу, но тот лишь отмахнулся:

- О смысле жизни - можно и лёжа думать! Давай сюда свой стул - там такой важный гость пришел, что неудобно на табуретку сажать.

И он, забрав стул, удалился к своему гостю. Стасу ничего не оставалось, как последовать совету отца. Только он не лег, а рухнул на кровать и вжался носом в подушку так, что нечем стало дышать.

« Умереть, что ли?..» - с тоской вдруг подумал он. Но - жить хотелось больше. Только как?.. Для чего?..

Родители, ясное дело, помочь тут ничем не смогут. Да он особо и не доверял им. Вон, хотя бы папа - говорит, курить вредно, а сам курит. Причем, как проговорилась однажды мама, с десяти лет! Они ответят, если, конечно, сами знают, не как есть, а как положено. Обязанность у них такая - родители! Да и стыдно почему-то говорить с ними об этом...

Стас оторвал лицо от подушки и всей грудью вдохнул сытный, свежий, от усилившегося дождя воздух.

«Чужие люди и то скорее поймут. Только где сейчас взять этих чужих?.. Гость! - вдруг вспомнил он и принялся рассуждать: - Взрослые любят учить детей... Гость сейчас в доме... И если я сумею...»

- Мам! - закричал он, вбегая на кухню, и сделал вид, что смутился при виде гостя: - Ой, здравствуйте!

Гостем оказался их сосед, которого он уже видел на улице, - хозяин самого большого и красивого дома в деревне.

- Здравствуй! - с улыбкой ответил он и, как все взрослые, посмотрел на родителей, прикидывая, на кого больше похож их сын.

- Чего тебе? - спросил папа.

- Я... есть хочу! - придавая своему голосу жалобные нотки, сказал Стас и, действительно, ощутил голод, увидев то, что лежало на столе. Соленые, один к одному, в пупырышках, огурчики; маринованные помидоры; сочная, бодрая, сразу видно, что прямо с грядки, зелень и... банка клубничного варенья! К тому же еще мама дожаривала у плиты картошку...

Было от чего сглотнуть слюну!

- Садись! - радушно пригласил его сосед. - Этого в городе не увидишь! Я, брат, сам городской... был! - с внезапной грустью выделил он последнее слово и, обращаясь к родителям, добавил: - Между прочим, большим человеком – мэром, вице-губернатором!.. Стал бы и губернатором, но… А, да что там!.. Ты ешь, ешь! - придвинул он к подсевшему Стасу помидоры. - Вот этими самыми руками выращены!

- Надо же! - с уважением заметил отец. - После таких высот - и в земле копаться!

- Увы, конечно, но - не без удовольствия! Как в том случае с римским императором!

- С каким таким императором? - поинтересовалась мама, раздавая тарелки с дымящейся картошкой.

- Был такой, представьте себе. После двадцати пяти лет власти добровольно ушел в отставку, поселился в своем имении и стал выращивать овощи! И знаете, что сказал он, когда ему предложили снова стать императором?

- Что? - в один голос спросили Стас с отцом.

Сосед, не спеша, выпил рюмку водки, хрустко закусил огурцом и ответил:

- Если бы вы видели капусту, которую я вырастил, то никогда б не пришли ко мне с этим! Как же его по имени... Забыл! Помню только, что оно на «Д» начинается… Да он еще гонением на христиан прославился!

- Деций? - промычал сидевший с полным ртом Стас. Встретив уважительный взгляд гостя, а главное - одобрительное покашливание отца, он напряг память и, дополняя пробелы маленькой хитростью, выпалил:

- Крисп Марцелл Скавр Гилар Деций!

- Это что - программа сейчас такая в школе?! - изумился гость.

- Нет, - принялись перебивать друг друга папа с мамой.

- Это он у нас так историю любит!

- Даже на каникулах изучает!

- Молодец! - похвалил сосед.

Стас, чувствуя, что теперь отец наверняка простит его, с победным видом взял еще один помидор, надкусил и... подавился, услышав:

- Вспомнил! Диоклетиан его имя!

Родители смущенно переглянулись и так посмотрели на закашлявшегося сына, что тот понял: ни о каком прощении пока не может быть и речи...

- Да-да! – разглагольствовал между тем бывший мэр. - Я из всех римских цезарей одного лишь его и знаю. И то, только потому, что никак не могу понять, как это - самому можно отказаться от власти? Ведь власть – это самое главное, что только может быть в жизни! - Он постучал Стаса по спине и доверительно шепнул: - Поверь, брат, человеку, познавшему ее вкус!

2

-​ То-то! - отбросил ненужный камень Стас.

«Так значит, смысл жизни - власть?!»

Стас и не мечтал так быстро получить ответ на этот важный вопрос. Он собрался подробнее расспросить Григория Ивановича, что нужно для достижения власти, но тот вдруг стал жаловаться отцу на сердце. Три раза Стасу удалось-таки вклиниться в их беседу, и он узнал, что для руководителя высокого ранга необходимо: а) иметь сильную волю, б) непререкаемый голос, в) нужные связи и, наконец, много знать, то есть хорошо учиться.

Постепенно за столом становилось всё неинтересней. И, наконец, стало так скучно, что Стас встал и направился к двери.

- Куда ты? - окликнул его отец.

- К себе!

- Побудь пока здесь! Я в твоей комнате Григория Ивановича осмотрю.

- Ладно! - пожал плечами Стас и на всякий случай спросил: - А можно я пока во дворе свежим воздухом подышу?

- Чего это ты о таких пустяках спрашиваешь? - подивился гость.

- Так ведь наказан!.. - сделал жалобное лицо Стас, надеясь на его заступничество. И не ошибся.

- Ну, ты, Сергей, чересчур строг! - укоризненно заметил Григорий Иванович. - В тюрьме и то на прогулки выводят. Иди! - сам разрешил он Стасу, причем, так, что отец лишь слабым эхом промолвил:

- Иди-иди...

«Вот, что такое власть!! - восторженно подумал Стас, окончательно убеждаясь в правоте гостя. - Отныне она и будет целью моей жизни!»

Он не любил откладывать важное на потом и решил приняться за дело прямо сейчас.

«Так... Что у меня есть и чего не хватает из того, что сказал Григорий Иванович? - выбежав на крыльцо, стал прикидывать он. - Первое - сильная воля... Сегодня же составлю режим дня и с завтрашнего утра начну новую жизнь. Зарядка, чтение, помощь по дому. Подъем - в 7-00! Нет, лучше в 7-30... А впрочем, каникулы же - в 9! Дальше непререкаемый голос...»

- А ну, пошел вон! - скомандовал он сидевшему на их заборе соседскому петуху.

Тот, наклонив голову, удивленно посмотрел на него и самым наглым образом повернулся к нему своим пестрым хвостом.

«Над голосом придется еще поработать! - понял Стас. - Теперь - связи. У Лешки Семенова из 8-го «Б» - отец помощник депутата. Лешка собирает марки. У меня есть ненужная коллекция вкладышей от жевательных резинок... И если я сумею обменять их на марки, каких нет у Лешки, то он станет своим человеком! Что там еще? Ах, да - знания!..»

Он впервые пожалел, что не послушал совета мамы захватить в деревню учебники, но тут же вспомнил, что можно взять их у Вани.

Дождь уже кончился, так и не успев пойти в полную силу. Стас спрыгнул с крыльца и принялся деловито ходить по двору. Петух встрепенулся и, не дожидаясь наказания за свою несговорчивость, спорхнул в свой двор.

- То-то! - отбросил ненужный камень Стас. - В следующий раз сразу будешь меня слушаться!

Проявив сильную волю, он обошел все лужи на дорожке, а после, не утерпев, нырнул в заброшенный еще прежними хозяевами сарай.

В другой раз он нашел бы здесь немало интересных вещей. Но сейчас керосиновые лампы, старые бидоны, покосившийся верстак были ему ни к чему. Лопаты, тяпки, заржавленный лом - все это тоже было для подчиненных или начальников на пенсии...

Лишь кипа старых газет и журналов, лежавших в изодранной корзине, привлекла его внимание, потому что на обложке старого «Огонька» была фотография французского президента.

Продолжая думать о своем, Стас развернул этот журнал. Обычно он никогда не читал первых страниц, считая их самыми скучными, потому что там всё было о политике. Но сейчас именно они заинтересовали его, и он стал с жадностью разглядывать президентов, министров, генералов... Их восторженно приветствовали толпы людей; на них нацеливались десятки объективов фотоаппаратов и телекамер; в сопровождении офицеров с саблями наголо они шли мимо рот почетного караула; с важным видом давали интервью журналистам, тянущим к ним диктофоны...

- Да, ради этого, действительно, стоит жить!

Порывшись в кипе, Стас выбрал несколько журналов и понес их домой. Осмотр Григория Ивановича уже закончился. Гость на кухне застегивал ворот рубашки, а отец говорил, что на его сердце он может дать гарантию хоть на сто лет.

- А чего же оно так болит? – недоумевал гость. – Ночи напролет спать не дает!

Отец принялся выписывать рецепт на самое легкое лекарство, что тоже было не интересно Стасу.

Он прошел в свою комнату и вырезал из журналов наиболее впечатляющие, по его мнению, снимки. Затем снял со стены оставшуюся от прежних хозяев старинную икону, стянул из папиной аптечки лейкопластырь и стал расклеивать их над кроватью.

Не успел он прикрепить на самом видном месте портрет шведского короля, как за окном послышался взволнованный голос Вани:

- Стасик! У вас Ленки нет?

- Нет, а что? - высунулся из окна Стас.

- Пропала!

- Как пропала?! Ты в медпункте был?

- Конечно!

- А у соседей смотрел?

- И там нет...

- Так сходи в магазин, на ферму! - вспомнив о непререкаемом голосе, начал распоряжаться Стас.

- Ходил уже! Нет нигде...

- Значит, плохо ищешь! В контору сбегай!

- Да я и так уже всю деревню обегал! - пожаловался Ваня и удивленно заморгал: - А чего это ты раскомандовался?

- А что - заметно? - обрадовался Стас.

Но Ваня вместо ответа лишь отмахнулся и побежал дальше разыскивать сестру.

- Так, начало положено! - довольно потер ладони Стас, провожая его взглядом. - Даже Ванька заметил, как изменился у меня голос, и помчался ведь не куда-нибудь, а в контору! И это еще только начало!..

Он приклеил лейкопластырем закрутившиеся концы фотографии короля и стал прикидывать, как лучше разместить оставшиеся снимки. - Эх, Деция бы сюда! - вдруг вспомнилось ему. - Вот у кого была власть, так власть!

Стас вдруг вспомнил, что во времена Деция брали старые статуи и писали на них имя нового правителя, сбегал в родительскую комнату, вырезал из отцовской книги портрет какого-то римлянина или грека, фломастером подписал его «Деций» и прикрепил выше всех современных снимков.

Он захотел еще спросить Григория Ивановича, в каких институтах готовят будущих правителей, но, выйдя на кухню, увидел, что того уже нет, а на его месте сидит новый гость.

3

- Что-о-о?! - возмутился дядя Андрей.

Это был - Стас так и застыл в дверях - крупный мужчина с плечами штангиста и руками боксера. Он был такой огромный, что обычный стул под ним казался детским, а на кухне сразу стало тесно.

На столе, затеняя остатки угощения Григория Ивановича, лежали: кусок ветчины, палка самой вкусной на свете твердокопченой колбасы, над которой с ножом колдовал отец, и нарезанное морозными ломтиками сало.

Мама, ахая, восторгалась здешними ночами:

- Соловьи-то у вас как поют! Ну, прямо совсем, как по телевизору.

- Да, - соглашался гость. – Полезная птица. Хорошо комаров заглушают!

- Ваш? – заметив Стаса, пророкотал он густым басом и, не дожидаясь ответа, протянул похожую на ковш экскаватора руку: - Меня зовут дядя Андрей. А тебя?

- Станислав! - отозвался Стас, не в силах назвать себя перед такой горой Стасиком и почувствовал, что его ладошка утонула, словно ручеек в бездонном озере.

- Угощайся!

- Спасибо! - зная по опыту, что взрослые очень любят, когда с ними говоришь вежливо, отказался Стас. - Я... сыт!

- Этим?! - сморщился, кивая на зелень, гость, забрал у отца нож и, отхватив такой кус ветчины, какой мама покупала им в день получки на целую неделю, протянул Стасу: - Ешь, а то... еще больше отрежу!

И захохотал, точнее, загрохотал, довольный своей шуткой.

«Всю жизнь бы так угрожали!» - усмехнулся про себя Стас и положил толстый пласт ветчины на тонкий кусок хлеба (в городе все было бы наоборот!).

- Что, вкусно? - ласково посмотрел на него дядя Андрей.

- Угум-м! М-мм! - закивал головой Стас. Этот гость сразу понравился ему.

- Вот и радуйся, вот и наслаждайся! - поучал дядя Андрей с таким лицом, словно сам ел этот бутерброд. - Для этого нам, собственно, жизнь и дана!

- А... вл-м-мм-сть? - вспомнив предыдущего гостя, спросил Стас.

- Что? - не понял дядя Андрей.

- Власть, говорю! - проглотил мешавший говорить кусок Стас. - Разве не она – самое главное?

- Кому как! Мне лично ее и даром не надо!

- Как это?! – опешил Стас.

- А что в ней хорошего?

- Ну... все тебя слушают, фотографируют, слава, почет!

- Да, это, конечно, приятно! Понимаю твой юношеский пыл, сам когда-то мечтал стать космонавтом, но... - гость значительно поднял указательный палец. – К счастью, вовремя понял, что главное в жизни - это ни в чем себе не отказывать. И всё иметь. Один раз ведь живем!

- Слушай-слушай, что умные люди говорят! - посоветовала отцу мама и пожаловалась: - А у нас, представьте себе, все наоборот. Не знаем, как дотянуть до следующей зарплаты. Зато он - начальник отделения, кандидат, без пяти минут доктор наук, профессор!..

- А вдруг он так и до министра дойдет? - заступился за папу Стас и подумал: вот было бы здорово, если бы тот и впрямь стал министром!

Но дядя Андрей рассудил иначе.

- Что ты, что ты! - испуганно замахал он руками. - Министром!.. Это ж такая должность: того не скажи, туда не пойди, этого не сделай, чтобы политики не испортить, всё время под охраной, - да разве же это жизнь?!

- А вот Григорий Иванович говорит... – начал было Стас, но гость пренебрежительно усмехнулся:

- Слушай его больше! Когда он главным человеком в районе был, не спорю, сам ему завидовал. А теперь? Ну, кто он теперь? - Он посмотрел в окно на соседний дом таким же взглядом, как недавно на зелень. - Не-ет, мне такого удовольствия, чтоб только на несколько лет, не надо! Мне на всю жизнь его подавай! Я и жил так всегда, да вот беда – в последнее время сдавать что-то начал! - обращаясь к отцу Стаса, пожаловался он. – Раньше, бывало, ударом кулака быка валил, а теперь…

- А кем вы работаете? - переходя на тон врача, спросил Сергей Сергеевич.

- На бойне, и по частным заказам, когда скотинку дома режут! - объяснил дядя Андрей, и Стас, покосившись на него, понял, что про удар кулаком он сказал не для красного словца...

Тем не менее, отец, померив дяде Андрею давление, сказал, что тому надо срочно переходить на диету, если он хочет подольше наслаждаться жизнью.

Дядя Андрей с изумлением спросил, для чего тогда, собственно, жить? Отец тоном врача ответил ему.

Между ними начался спор.

И так как дядя Андрей, багровея лицом, начал пересыпать свою речь бранными словами, мама дала знак сыну, чтобы тот немедленно покинул кухню…

4

Что-то нехорошее, злое шевельнулось в сердце Стаса…

Вернувшись в свою комнату, Стас подошел к стене и, точно учитель провинившихся учеников, оглядел министров, президентов и генералов. Всего час назад они казались ему самыми удачливыми на свете людьми. А теперь… Стоило ли так стараться, если то, что он услышал – правда?

Первым его желанием было сорвать все эти вырезки, но, поразмыслив, он лишь махнул рукой:

- А! Пусть висят… Вдруг дядя Андрей что-то не понимает? Он ведь сам не был начальником, как Григорий Иванович, и не познал вкуса власти! Хотя, просто наслаждаться жизнью, тоже, конечно, здорово! Этому даже и учиться не надо!..

Стас плюхнулся на кровать и, задрав ноги на изогнутую по-старинному спинку, стал доедать бутерброд.

Он наслаждался его вкусом, деревенским воздухом, тишиной, льющимися из открытого окна; упивался мыслями, как сладко теперь будет жить, когда вырастет…

Однако прошло пять… десять минут, и ему вдруг стало не хватать привычного городского шума и знакомых, пусть не таких чистых, как тут, запахов родного двора. А когда кончился бутерброд, оказалось, что наслаждаться-то больше и нечем! Разве что чтением? А почему бы и нет – он как раз остановился на самом интересном месте…

Стас потянулся к тетради, но, взглянув на жирные пальцы, побежал мыть руки.

Дяди Андрея уже не было, и на кухне снова стало просторно.

- А папа где? – гремя рукомойником, поинтересовался Стас, и, как это бывало в городе, когда отец задерживался на работе, услышал мамино недовольное:

- Где-где… В медпункте, конечно! Собрал в пакет то, что нам принесли, и пошел навещать вашего священника.

- Почему это нашего?

- Ну, вы же его нашли!

- Как! Он и колбасу унес? – открыв холодильник, ахнул Стас. – Я ведь ее даже не попробовал!

Что-то нехорошее, злое шевельнулось в сердце Стаса.

- Что, гулять хочется? – видя его недовольное лицо, спросила мама.

- Все равно ведь нельзя!.. – буркнул Стас.

- А ты как хотел? – с вызовом уточнила мама. – Совсем от рук отбился! Мы с папой все для тебя делаем, ни в чем не отказываем, а ты…

- Что я?

- Грубишь на каждом шагу! Курить начал!

- Да я только попробовал! – приложив ладони к груди, соврал Стас. – Макс заставил – попробуй у него отказаться!..

- Да? – немного смягчилась мама, но тут же снова нахмурилась: - А в карьер почему пошел?

- А это все Ванька! – опять стал выкручиваться Стас. – Он меня туда затащил, а наказан – я! Можно хоть на лавочке под окном посидеть? Книжку по истории почитать, а?..

- Прямо не знаю, что с тобой делать! – покачала головой мама, и Стас, видя по ее глазам, что она согласна, кинулся за тетрадью…

5

Все было ясно: отец нанял себе шпиона…

Над Эгейским морем шел дождь.

Ветер, пригнавший непогоду, порывами налетал на курьерское судно. Парус то выгибался дугой, словно стремясь сорваться с реи и помчаться вслед за низкими тучами, то бессильно болтался, отяжелев от воды. В конце концов, капитан приказал матросам убрать его, и за весла взялись гребцы. Под мерные хлопки задававшего ритм келевста⁶,*они принялись за свою нелегкую работу.

Прошло больше суток, как «Тень молнии», принеся в жертву Нептуну амфору с вином, вышла в открытое море, а Криспу до сих пор не удалось поговорить с отцом Нектарием.

Когда он увидел его на судне, то сразу бросился к нему. Но добежать до пресвитера ему не удалось. На полпути между ними вырос Марцелл. Ни разу в жизни Крисп не видел отца таким…

- А ну, стой! – больно схватил он за руку сына и, свистящим от злобы шепотом, предупредил: - Я запрещаю тебе подходить к этому… - отец даже не смог сразу найти подходящее слово. – Этому смутьяну! Узнаю – прикажу заковать его и держать в трюме до того самого дня, который ты так хотел выдать ему!

После этого Марцелл разрешил капитану принять на борт попутчиков и велел выделить в его распоряжение одного из самых расторопных членов экипажа. Гилар понимающе кивнул, на судно поднялись обрадованные люди, а к Марцеллу подбежал бойкий киликиец. Это был худощавый юноша, чернявый и смуглый, как все малоазийцы, всего на год - другой старше Криспа.

- Юнга Максим! – уродуя латынь варварским акцентом, отрапортовал он и впился глазами в начальника над самим капитаном!

Марцелл придирчиво осмотрел юношу и, насколько знал своего отца Крисп, остался доволен.

- Чем ты занят на судне? – строго спросил он.

- Уборкой палубы, слежу, чтобы в чане всегда была чистая питьевая вода, - принялся перечислять юнга. – И еще смотрю с мачты на море, нет ли пиратов…

- Какие теперь пираты! – усмехнулся Марцелл. - Это раньше они были, как правило, а теперь, как исключение! Хочешь заработать? – спросил он, показывая серебряную монету.

Никогда Крисп не встречал в людях такой жадности к деньгам.

Глаза юнги вспыхнули, он облизнулся и всем телом подался вперед, в готовности выполнить любую команду.

Однако Марцелл зажал монету в кулаке и кивнул на келевста, подгонявшего плетью нерадивых гребцов:

- А получить десяток-другой ударов?

Юнга, не сводя глаз с кулака, отрицательно затряс головой.

- Тогда, если хочешь получить денарий и не быть битым, - понижая голос, продолжил отец, - слушай меня внимательно…

Что именно поручил он юнге, Крисп разобрать не смог. Но вскоре и так все стало ясно. Едва отойдя от Марцелла, юнга сразу начал следить за отцом Нектарием. Он то и дело проходил мимо него или заговаривал с кем-нибудь поблизости, беспрестанно поглядывая в сторону пресвитера, а после и вовсе забрался в марсовую бочку на рее, откуда весь корабль был как на ладони.

Все было ясно: отец нанял себе шпиона, чтобы знать о каждом шаге ненавистного ему врага. И он не ошибся в выборе. Юнга отрабатывал обещанную награду так старательно, что лишал Криспа всякой надежды поговорить с пресвитером. А ему так важно было сказать отцу Нектарию, что отец знает все и посоветовать бежать, когда тот отправится в ближайшем порту относить эдикт императора наместнику провинции.

Но шел час за часом. Марцелл почти не уходил с кормы корабля. Даже когда он ненадолго спускался в каюту, на палубе оставались его глаза и уши – юнга Максим, для которого, казалось, не существовало ни сна, ни усталости…

И Крисп стоял на капитанском помосте, делая вид, что смотрит в морскую даль, как настоящий наварх⁷,* а на самом деле искоса наблюдая за отцом Нектарием, который вместе с остальными попутчиками прятался от дождя под навесом, на носу корабля.

Всего каких-то два десятка шагов разделяли их, но запрет отца и зоркий взгляд юнги делали это расстояние большим, чем до невидимого берега.

Несколько раз Криспу удалось встретиться глазами с отцом Нектарием. Тогда он отчаянным взглядом показывал на прикрытые кожаным пологом лавки гребцов, где можно было переговорить накоротке, пока юнга спустится с реи. Но пресвитер или не понимал его, или делал вид, что не понимает – всякий раз он лишь приветливо улыбался и чуть приметно делал рукой благословляющий знак.

Терпение Криспа стало иссякать.

«Будь, что будет! – решил, наконец, он. – Как только отец Нектарий снова посмотрит на меня, крикну, что мне срочно нужно сказать ему что-то очень важное!»

Но пресвитера, как нарочно, заслонял игравший в кости с соседом тучный купец.

Время, казалось, стало измеряться испорченными песочными часами, в которых забилось отверстие…

Крисп был в отчаянии. И когда он решил, что никто и ничто уже не может помочь ему, помощь вдруг пришла. Причем, как это нередко бывает, с той стороны, откуда он никак не ожидал ее!

6

От неожиданности Стас медленно привстал…

Где-то далеко за углом засигналила машина, и послышался яростный собачий лай. Стас приподнял голову. Лай нарастал. Судя по всему, из глубины улицы, едва ли не от самой церкви приближалась нагоняемая собаками машина.

И хотя Стас понимал, что здесь не может быть ничего интересного, кроме истрепанной местными дорогами «Нивы» или «Жигуленка-копейки», он оторвался от чтения и с интересом стал ждать. Всё какое-то развлечение среди деревенского однообразия, нарушаемого лишь редкими прохожими да стадом коров, которое утром и под вечер прогонял однорукий дед Капитон. (Леночка, конечно же, называла его Капитаном!)

Лай был уже где-то рядом с колодцем. Наконец, стал слышен подозрительно мягкий звук мотора, и из-за поворота выехал, нет, важно выплыл, блестя тонированными стеклами, шикарный «БМВ».

От неожиданности Стас медленно привстал, роняя с коленей тетрадь. Такую машину и в Москве не часто увидишь, разве что у посольств да крупных банков. А здесь, в деревне… Это было все равно, что поставить белый рояль посреди сарая!

Но самое удивительное было то, что машина остановилась прямо у их дома. А дальше и вовсе… Из «БМВ» выскочил молодцеватый водитель и открыл дверцу… перед его отцом. Правда, мгновением раньше из машины выскочил и принялся кидать камнями в собак какой-то парень. Но что было до него Стасу? Во все глаза он глядел на отца. Последним появился невысокий плотный мужчина с прической «под ёжик». Он не был ничем примечателен. Разве что только толстой сумочкой под мышкой, которая выдавала в нем делового человека?..

И, тем не менее, отец с почтительностью, которую не выказывал даже Григорию Ивановичу, пригласил его в дом.

Стас проводил их ничего не понимающим взглядом и заметался между открытыми окнами в надежде узнать, что будет дальше. Наконец, из родительской комнаты послышались голоса.

Стас приподнялся на носки и вытянул шею, чтобы не только слышать, но и видеть происходящее, как вдруг за спиной раздалось торопливое:

- Эй, слышь?

Позади стоял тот самый парень, что отогнал от машины собак. Он был всего на год-два старше Стаса, но уже с тяжелой золотой серьгой в ухе, в которой, судя по дорогим кроссовкам и джинсам, сверкал настоящий бриллиант.

- Слышь… – повторил он, косясь на ходившего вокруг машины водителя. – Как там тебя?

Стас назвал свое имя и для солидности – что он еще мог противопоставить такой серьге и одежде – добавил, что только отдыхает в деревне, а вообще-то из Москвы и его отец – кандидат, без пяти минут доктор медицинских наук.

- А я – Ник! – протянул какую-то холодную, безвольную руку парень. – Это хорошо, что ты здесь давно и что твой отец – доктор. Помоги дозу найти!

- Чего? – не понял Стас.

- Ну, «герик», «герик»! Ты что – русского языка не понимаешь?

- Нет… то есть да! – растерянно забормотал Стас, начиная догадываться, что речь идет о наркотиках. – Ты что?! Я в такие игры с детства не играю! Если тебе надо – в медпункт сходи!

- Был уже… - с досадой отмахнулся Ник. – Меня там отец и застукал. Кстати, как раз и с твоим познакомился…

- Тем более! Как я теперь у своего что-то могу просить?

Ник разом потерял интерес к Стасу, побрел к машине и плюхнулся на заднее сиденье, не закрывая дверцы.

Стас мог теперь без помех подслушивать, но все уже и так было ясно: Ник – наркоман, а Игорь Игоревич, его отец, просит помочь сыну, который будет гостить в соседней деревне у бабушки под опекой водителя-телохранителя Саши.

Игорь Игоревич говорил редко и коротко, словно давал телеграмму, где каждое слово стоит немалых денег.

Отец, наоборот, отвечал длинными, мудреными фразами, как, наверное, и положено ученому врачу.

Такой разговор быстро наскучил Стасу. К счастью, в машине запищал мобильный телефон, и водитель бросился с ним к дому:

- Игорь Игоревич, вас – Дуглас из Сан-Франциско!

- Я занят! – раздалось над самой головой Стаса.

- Всё, что только можно было – перепробовали! – с болью в голосе, уже приглушенно продолжал отец Ника. – Немного продержится и опять… А после – снова ломка! Я боюсь, как бы он не сделал что с собой от одного только страха перед ней. Вы, как медик, уж помогите, если что…

- Да-да, чем смогу!

- Вот и договорились. Сколько я вам должен?

- Вообще-то в деревне, на отдыхе я беру, как говорится натурой, точней – натуральными продуктами! – засмеялся отец и посерьезнел: - А в городе, учитывая ученую степень и высшую квалификацию – бывает, что и две-три тысячи за курс лечения…

- Не вопрос! - отрезал Игорь Игоревич и зашелестел газетой, очевидно, заворачивая деньги. – Вот вам три тысячи. И… еще - на мелкие расходы.

Отец, скорее всего, начал отказываться от денег, потому что Игорь Игоревич с мягкой настойчивостью сказал:

- Берите, мое спокойствие - это тоже деньги, и поверьте, немалые! Если бы вы знали, сколько я потратил на это – и всё без толку…

Кляня наркотики, Игорь Игоревич говорил, что наука вот-вот изобретет скоро эффективное средство, надеялся на новое лекарство в Америке, куда вылетает на днях по делам… Теперь он не скупился на слова, так что получалась уже не телеграмма, а целое письмо. Отец же, словно поменявшись с ним ролями, отвечал скупо и односложно. Он словно не верил, что желание Игоря Игоревича может осуществиться в ближайшем будущем, и, наконец, сказал:

- На сегодняшний день я знаю только одно надежное средство борьбы с наркозависимостью.

- Какое? – вскричал Игорь Игоревич и, судя по быстрым шагам, вплотную подошел к отцу: - Вы можете достать его? Если действительно поможет - плачу миллион! Долларов, разумеется! Наличными!

Стас заглянул в окно и увидел, что Игорь Игоревич умоляюще смотрит на отца, а тот отрицательно качает головой:

- Увы! Единственное средство от наркотиков – не пробовать их вообще!

После этого наступило молчание. Такое долгое, что Стас устал ждать, да и – что нового могли сказать их с Ником отцы? – направился к машине. Обошел её, разглядывая со всех сторон…

- Нравится? – поигрывая брелком с ключами, с усмешкой спросил у него водитель.

- Еще бы!

- Это что, видел бы ты лимузин Игоря Игоревича!

- А Дуглас – кто?

- Чужие разговоры подслушиваешь? – притворно нахмурился водитель, но, видно, ему тоже было скучно, доверительно шепнул: - Это - директор одного оч-чень крупного банка в Америке.

- А… кто же тогда он?! – ахнул Стас.

- Кто? – переспросил водитель, точно не понимая, о ком идет речь.

- Ну, этот, ваш… сам… Игорь Игоревич! Тоже директор банка?

- Ха! – презрительно усмехнулся водитель. – Бери выше!

- Депутат?

- Само собой! Выше бери!

- Тогда… генерал?..

- Еще выше!

- Министр?!

- Выше, выше!

- Но ведь у нас президент… - начал было Стас и услышал:

- Да что президент по сравнению с моим шефом!

- Как что? У него – власть!

- Ну и что?

- А я слыхал, - выпалил Стас, пользуясь случаем, чтобы узнать еще одно мнение о смысле жизни. – Что самое главное в жизни – это власть и… еще жить в свое удовольствие!

- Верно, - кивнул водитель. – Но только с пустым кошельком к власти не ходят. И за удовольствия тоже надо платить. Значит, что главное в жизни?

- Деньги?.. – воскликнул Стас, потрясенный таким простым открытием.

- Да, но только большие, оч-чень большие деньги!

- И… как же их заработать?

- О, а это уже коммерческая тайна! – водитель посмотрел на разочарованно вытянутое лицо Стаса и поманил его к себе пальцем: - Ладно, так уж и быть… У меня к тебе, как это принято говорить в мире бизнеса, деловое предложение. Я скажу, а ты займи чем-нибудь Ника, пока я отлучусь на минутку. И вообще – подружился бы ты с ним… Это только кажется, что у него есть всё. А на самом деле – никого и ничего!

- Ладно! Хорошо! – охотно согласился Стас.

- И еще… если заметишь, что кто-нибудь из местных начнет наезжать на Ника, или он сам на кого, сообщи мне! А уж я… - водитель поиграл буграми мышц и похлопал по чему-то твердому под своей курткой.

- Это что – газовый пистолет? - с уважением уточнил Стас.

- Ха! – презрительно хмыкнул водитель.

- Настоящий?!

- Выше, выше бери!

- Неужели автомат?

- Еще выше!

- Ну, не гранатомет же?

- Конечно, нет! Но… на десяток-другой нападающих хватит! Ну, так как - договорились?

- Да! Да!! – радостно закивал Стас, готовый пообещать в эту минуту все, что угодно, и впился глазами в водителя.

- Значит, так! – с важным видом поднял тот указательный палец: - Тут самое главное – первоначальный капитал.

- А потом?

- А потом умножай его в пять, десять, сто, тысячу раз! Игорь Игоревич вон – с пяти долларов начал, а чего добился? Теперь для него и пять миллионов не деньги! Понял? Удачи!

Охранник похлопал Стаса по плечу и направился к темневшему в углу двора туалету-скворешнику.

Честно выполняя свою часть договора, Стас подошел к Нику.

- Ты это… - начал он. – Ты не скучай. Здесь не так уж и плохо!

Ник не ответил, и Стас, пожав плечами, продолжил:

- Мы в грядке даже серебряный рубль нашли! А в котловане - морского окуня с вуалехвостом поймали!

Стас засмеялся, всем видом предлагая посмеяться и Нику, но тот посмотрел на него такими пустыми глазами, что он содрогнулся.

- Хочешь анекдот? – вдруг спросил Ник и, не дожидаясь ответа, продолжил: - «Ты кто?» - «Я – смерть твоя!» - «Ну и что?» - «Ну и всё...» Нравится? Сам придумал!

- Может, ты с нами в футбол поиграешь? – видя, что Ника, и правда, уже ничто не может заинтересовать, теперь безо всякой надежды предложил Стас.

Но Ник неожиданно оживился.

- Ага! Если допинг дадут! – кивнул он и, облизнув губы, умоляюще попросил: - Слушай, не можешь дозу достать, так хоть наводку дай!

- На… водку? – опешил Стас. – Ты что, еще и пьешь?!

- Ну, нет, всё!.. Я больше тут не могу!

Ник выскочил из машины и бросился бежать в сторону медпункта. Стас растерянно завертел головой. К счастью, охранник уже шел по двору к калитке...

- А ну стой! – закричал он, кидаясь вдогонку.

В этот момент на крыльцо вышел и отец с Игорем Игоревичем.

- А ваш Ник сбежал! – сообщил ему Стас, во все глаза глядя на человека, который добился того, о чем только можно мечтать в жизни.

Игорь Игоревич в ответ лишь усмехнулся:

- Далеко не убежит. Мой Саша – олимпийский чемпион по чему-то там в легкой атлетике!

Он огляделся вокруг и вздохнул:

- Хорошо здесь! Родиной пахнет!.. Даже уезжать не хочется… Лес, речка, поля! Купить это всё, что ли? До самого горизонта, а? Да разве с собой увезешь…

Стас недоверчиво покосился на него и вдруг понял, что, как и дядя Андрей, говоривший про удар кулаком, Игорь Игоревич сказал это не для красного словца. Он даже хотел подойти к нему, но не успел. Из-за угла показался водитель, ведущий поникшего Ника. А потом они сразу сели в машину и уехали.

И все-таки Стас был доволен. Еще бы: он получил ответ на свой вопрос, даже не успев, как следует, расспросить гостя. Сам Игорь Игоревич явился этим ответом!

Глава восьмая

1

- Ну и в чем тогда твоя беда? – засмеялся Плутий.

…Помощь Криспу пришла в виде одного из пассажиров «Тени молнии», улыбчивого остроносого человека, который, неизвестно как появившись рядом, участливо спросил:

- Почему так невесел наш капитан?

- Я не капитан! – хмуро возразил Крисп, но незнакомец не отставал.

- Как! Разве место, на котором ты стоишь – не капитанский помост? – уже с хитринкой на губах уточнил он.

- Почему же? Помост…

- А разве может находиться на нем кто-либо, кроме капитана?

- Нет…

- Вот видишь, значит, ты и есть капитан! – торжествуя, воскликнул незнакомец. - Ну… пусть не сегодня и даже не завтра, но в будущем непременно станешь им! И это так же верно, как то, что ты Крисп, а я – Плутий Аквилий, рад познакомиться!

Крисп с интересом посмотрел на необычного пассажира, но тут же вспомнил про отца Нектария, вздохнул и хмуро спросил:

- Кто ты?

- Я? – Плутий Аквилий выдернул из кармана платок и стал закрывать и открывать им лицо, каждый раз изменяя его до неузнаваемости: - Я – царь и раб… философ и купец… богач и нищий… я – поэт и воин! Ну, как?

- Похоже… Как это у тебя получается?

- Это не я - это мой волшебный платок!

Крисп невольно улыбнулся, чего, очевидно, и добивался незнакомец. Расположив к себе таким образом мальчика, он уже с сочувственным видом спросил:

- Так что же…

Юнга с медным ведром и тряпкой, словно случайно проходя мимо них, прислушался, но не обнаружил ничего подозрительного, к тому же Марцелл приказал следить только за тем, чтобы его сын не встречался с христианским жрецом, старательно начал мыть палубу.

- …что так заботит тебя? – закончил Плутий.

- Да так!.. – с досадой отмахнулся Крисп.

- И все-таки?

- Ну… я хочу…нет - должен поговорить с одним человеком, а мне не дают! Точней, не дает!

- Этот? – одними глазами показал на юнгу Плутий.

- Он… - со вздохом опустил голову Крисп.

- А кто же тот человек?

Крисп метнул на Плутия настороженный взгляд, но тот успокаивающе улыбнулся:

- Не бойся меня! Наблюдая за тобой со стороны, я давно уже все понял. К тому же я, только тс-сс… - тоже ваш – так сказать, нищий духом и алчущий… Это – отец Нектарий?

- Да…

- Ну и в чем тогда твоя беда? – засмеялся Плутий. - Тебе просто нужно написать ему письмо и сообщить все, что ты хочешь сказать! Или договориться о тайной встрече, скажем, сегодня ночью, когда юнга уснет!

- Написать легко, а как передать? – с горечью усмехнулся Крисп.

- Неужели на императорском курьерском судне нет ни одного почтальона? – деланно возмутился Плутий и ударил себя кулаком в грудь. – Так знай, с этой минуты он есть. И это – я!

Крисп с надеждой посмотрел на него, и тот задумался вслух, искоса поглядывая на мальчика:

- Дело за малым – где бы нам теперь найти клочок папируса и чернила с каламусом?..

- Все это у меня есть, в каюте!

- Так идем скорее туда!

- Нет, тебе нельзя! – покачал головой Крисп. – В нашу каюту отец не разрешает входить даже Гилару!

- Идем! – настойчиво повторил Плутий, не давая ему даже опомниться. – Марцелл занят. Ты только взгляни на него! Он и не заметит ничего…

Крисп посмотрел на отца. Тот действительно вел какие-то денежные дела с капитаном и весь был поглощен этим разговором.

- Ладно, пошли! – согласился он и повел за собой Плутия, который ему очень понравился.

Как здорово показал он царя, раба, воина и теперь изображает заботливого почтальона! Одного только не понял Крисп: кем же на самом деле был этот загадочный, так вовремя пришедший ему на помощь Плутий Аквилий?.. Но искать ответ на этот вопрос уже не было времени.

2

Отец развернул газету и осекся...

…Из окна родительской комнаты послышались громкие, раздраженные голоса.

Стас прислушался, повел носом и заспешил в дом. По опыту он знал, что нет ничего легче, чем добиться отмены наказания, когда родители ссорятся. Один или другая обязательно будут стараться сделать его своим союзником. А когда помирятся – на радостях могут простить сразу оба.

Мама упрекала отца за то, что тот устроил филиал своей клиники в Покровской.

- Мало тебе соседей, так уже из других деревень стали приходить! – сердилась она.

- Во-первых, не приходить, а приезжать, - ворчливо возражал отец. – А, во-вторых, он заплатил! Три тысячи, и еще - на текущие расходы…

- Целых три тысячи рублей, почти твой месячный заработок за один визит? – не поверила мама.

- Не веришь - сама пересчи…тай! – отец развернул газету и осекся - на стол посыпались зеленые бумажки.

- Па! – восторженно закричал Стас. – Да это же – доллары!

- Ну да, - придя в себя, как ни в чем не бывало, подтвердил отец. - Доллары! А что тут такого? – Он почесал щеку и, приосанившись, рекламным голосом спросил: «Или я, по-вашему, этого не достоин?»

- Достоин, папка, конечно, достоин! – заорал Стас. А мама, сразу смягчив тон, стала хвалить мужа:

- Ты у нас – просто молодец! Мы теперь еще целый месяц, а то и два можем провести здесь. А что? Позвони в клинику и возьми отпуск за свой счет!

- Завтра же позвоню! – принялся обещать отец. – Глядишь, и диссертацию здесь закончу!

- Конечно, закончишь! – подхватила мама. - А как устанешь, захочешь передохнуть, пожалуйста, занимайся своей врачебной практикой, сколько тебе угодно! Разве мы против?

Мама, оставив на столе несколько зеленых банкнот, понесла прятать остальные в сумку.

Стас, глядя на доллары, задумался: «У меня через месяц – день рождения… мне нужен первоначальный капитал, которого у меня нет… но у папы есть доллары… и если я…»

- Па! – осторожно начал он. - А что вы мне на день рождения подарите?

- Разве об этом спрашивают? – возмутилась мама. Но папа на радостях принялся обещать:

- Джинсовый костюм, часы, а хочешь – лазерный плеер или музыкальный центр!

«Лазерный плеер!..» Стас о таком и мечтать не мог. Скажи ему это папа вчера или еще час назад, он запрыгал бы от восторга. Но теперь его не устраивал даже музыкальный центр.

- Па! – дрожащим голосом продолжал он. – У меня к тебе это, как его, – деловое предложение!

- Что-что? – не понял отец.

- Ну, это так в бизнесе говорят! Ты… дай мне один доллар… или, еще лучше, пять… прямо сейчас, в счет дня рождения! Как бы аванс, а?

К счастью, хорошему настроению папы не было границ.

- Да, пожалуйста! Хоть десять! – великодушно согласился он. – На, держи! Только ты должен вести себя весь этот месяц как? – протянул он банкноту, и сам стал подсказывать: - От...лич …

- ...но!

- И никаких «но»! – поднял указательный палец отец.

Стас от вида долларов в своих руках, на радостях забыл даже попросить отмены наказания. «Игорь Игоревич с пяти долларов начал, а я – с целых десяти!» - только и думалось ему. Выпросив у папы газету, в которой был курс валют всех стран мира, он собрался было пойти к себе, как вдруг увидел на столе знакомую палку сырокопченой колбасы.

- - Как! Разве ты не был у отца Тихона? – недоуменно уставился на нее он.

- Почему? Был! – удивился отец.

- А откуда же тогда здесь опять колбаса?

- Из медпункта, вестимо! Тихон Иванович не стал ее есть.

- Совсем заболел? – участливо спросила вошедшая мама.

- Нет… то есть да, он совсем плох, - принялся объяснять папа. – Но от колбасы отказался потому, что он не просто священник, а монах.

- Ну и что? – не поняла мама.

- А то, что монахи не едят мяса.

- Как! Вообще?! – заморгал Стас, тут же делая себе бутерброд.

- Первый раз такого пациента встречаю! – разводя руками, признался маме отец. – Спрашиваю: «На что жалуетесь?», а он «Ни на что, слава Богу за всё!». Это у них, монахов, значит, не принято жаловаться. Но меня-то не проведешь! Я ведь точно знаю, каково ему сейчас… Зря он уехал из своего монастыря. В нем бы еще лет двадцать прожил, а так… теперь! – он безнадежно махнул рукой и покачал головой: - И вот что поражает - казалось бы, монах, мракобес, а образованней академика! При мне дал исчерпывающие советы, как быть: директору совхоза, Игорю Игоревичу и матери парня, у которой сын в армии, в горячей точке…

- Да разве можно её чем утешить? – с горечью перебила мама и крепко обняла Стаса, которому от этого стало как-то не по себе. – Растишь их, растишь, живешь ими, а там - убивают!..

- И, тем не менее, утешил даже ее! – уверенно заявил отец. - И вообще рассуждал, как ученый агроном, заправский бизнесмен и как опытнейший психолог. Да и я, кажется, получил у него ответ на ключевой вопрос своей диссертации. Да-да, тот самый, над которым ломал голову полгода!

Отец начал говорить, чем именно помог ему отец Тихон, но Стасу уже было не до этого. Стараясь как можно скорее забыть слова мамы, он вернулся в свою комнату, прикрепил к стене вырезку из газеты и заговорщицки подмигнул Децию. Затем привычно улегся на кровать, раскрыл тетрадь и, кусая бутерброд, с удовлетворением подумал, что все-таки здорово, что монахи не едят мяса!

3

- Папа Тихон, вы что – плачете?..

- Юрка, а почему у тебя папу так странно зовут?

- Почему это странно?

- Ну, не обижайся, совсем, как собаку – Цезарь!

- Как я могу на тебя обижаться? Ты ведь мой друг! К тому же – еще и больной…

- Да… надоело уже лежать!

- Вот ангина твоя кончится, тогда, может, и обижусь! Еще и подеремся не раз! Мы же с тобой спокойно спорить не можем! А отца моего дед так назвал. Он ученым историком был. В честь римского императора. Хочешь, я книжку тебе про него принесу?..

- Да! Только быстрей!.. А то Гришка говорит, меня скоро в больницу положат… И мамка все плачет и плачет…

В дверь палаты не то тихонечко постучали, не то поскреблись…

- Кто там? Заходите!

- Это я, папа Тихон, можно?

- Леночка! Ну, конечно! А ты… почему это плачешь?

- Мне - страшно…

- Обидел кто?

- Пока еще нет…

- И не обидит! Как можно обидеть такую славную девочку? Сейчас мы с тобой поговорим! И разберемся, что к чему! Высушим все твои слезки! А это что у тебя?

- Письмо…

- Мне?

- Нет, Богу… Чтобы он возвратил нам папу! Вы можете передать его?

- Богу? Гм-мм… Конечно, попробую… Но сначала мне нужно хотя бы прочесть его. Ты дозволяешь?

- Да, папа Тихон! Вам – можно…

Отец Тихон углубился в чтение, но вскоре буквы и строки задрожали перед его глазами и приняли размывчатые очертания…

- Папа Тихон, вы что – плачете?

- Нет, это я так… всё хорошо… всё хорошо будет! Я непременно передам это письмо Богу и, надеюсь, что Он выполнит твою просьбу!

- И папа вернется?

- Ну, конечно! А теперь давай-ка поговорим о том, что так напугало тебя, чтобы ты больше этого никогда не боялась!..

4

Глаза Плутия Аквилия вспыхнули, в них загорелись хищные огоньки.

Без отца, в присутствии незнакомого человека, Криспу стало как-то не по себе в своей привычно-уютной каюте. Торопясь, он нашел клочок папируса, чернильницу, но, обмакнув в нее тростниковую палочку – каламус, задумался. До этого все было просто и ясно – главное встретиться с отцом Нектарием. А сейчас он даже не знал, что сказать ему. Готов был написать письмо, но… о чем? Предупредить отца Нектария, что его отцу все известно? Уговорить бежать вместе с ним в ближайшем порту? Или… попросить пресвитера поговорить с отцом так, как может только один отец Нектарий, обративший ко Христу тысячи людей?..

Пока Крисп мучительно размышлял, Плутий Аквилий оглядывался по сторонам цепким взглядом. На словах он поторапливал юношу, но на деле явно что-то выискивал, то и дело спрашивая: а это у вас что такое? А вон то что за вещь?..

- Ящик с письменными принадлежностями… отцовский журнал… - рассеянно отвечал Крисп. – Сумка с императорскими эдиктами…

При упоминании об эдиктах глаза Плутия вспыхнули, в них загорелись хищные огоньки. Но юноша не заметил этого. Склонившись над папирусом, он, наконец, вывел:

«Отец Нектарий, нам очень нужно встретиться сегодня ночью. Время и место вам сообщит податель сего письма. Крисп.»

- Отлично! – похвалил Плутий Аквилий, прочитав написанное. – Слог и почерк – любой чиновник позавидует. Готовый государственный документ. Только печати не хватает. Ну, это сейчас мы исправим!

Он потянулся было к сумке Марцелла, но Крисп испуганно схватил его за руку:

- Ты что?! – забывая про осторожность, громко воскликнул он. – Знаешь, что будет отцу за пропажу императорской печати?!

- А кто тебе сказал, что она пропадет? Я могу сделать так, что она появится на твоем письме и при этом останется на эдикте! Не веришь? Вот гляди, раз, два… - Плутий достал свой «волшебный платок», приготовился накрыть им сумку и уже сказать: «Три!», как на пороге каюты появился радостный, очевидно, собиравшийся сообщить что-то очень приятное сыну Марцелл...

5

- Да ты что? – в один голос воскликнули брат с сестрой.

За окном послышалась какая-то возня и торопливый шепот.

Стас оторвал глаза от страницы и увидел смеющееся, с расплющенным о стекло носом, лицо Лены.

- Ленка! – обрадовался он, бросаясь к окну и дергая туго поддающиеся створки. – Откуда? Ты же ведь потерялась!

- Уже нашлась! – весело крикнула в приоткрытую форточку Лена. - А у вас что, зубной драч был, ну… тебе зуб вырывали, да?

- А ты откуда знаешь?

- Так ведь деревня! У нас чихнешь, через пять минут все, как один, тебе «Будь здоров» скажут!

Створки, наконец, распахнулись, старая пыль, вырвавшись из пазов, ударила в нос Стасу, он чихнул и тут же услышал откуда-то снизу:

- Будь здоров!

- Вот видишь? – торжествующе посмотрела на него Лена.

Стас перегнулся через подоконник и увидел своего друга, который держал ее на плечах.

- Ванька! – ахнул Стас, помогая брату с сестрой усесться рядом. – И ты тут! И Ленка, смотрю, больше не плачет!

- А что ей плакать? Она теперь – вечная!

- Да! Папа Тихон сказал, что я не умру, а буду жить всегда-всегда – с готовностью подтвердила Лена. – И мама не умрет, и Ваня, правда, Вань? И ты, Стасик, тоже!

- Ох, уж мне эта сладкая ложь… - мрачнея, проворчал Стас.

- А вот и нет! Это - правда! – горячо запротестовала девочка. – Папа Тихон всё-всё знает. Мамка говорит, у него на все вопросы сответы есть!

- Что-что? – уточнил Стас.

- Ну, советы и ответы! – объяснила Лена и, увидев пустой стул, спросила: - Что, поймал рыбу?

- Какую еще рыбу?

- Ну, ту, которая рыба-ремень!

- А-а… - сообразил, наконец, Стас и махнул рукой в сторону родительской комнаты. - Нет, сорвалась!

- Ничего, в другой раз обязательно поймаешь! – сказала Лена с таким участием, что Стаса передернуло. А девочка не унималась: - Хочешь прямо сегодня? Смотри, если я что захочу, у меня всё исполняется! Ох, кроме того, чтоб папа скорее вернулся! Ну что - захотеть?

- Не-не, не надо! – испугался Стас и, спрыгнув, принес доллары. – Я тут кое-что лучше поймал, смотрите!

- Ого! Богато живешь! – позавидовал вслух Ваня.

- Это еще что! Это только начало... – загорячился Стас и, торопясь, стал говорить про первоначальный капитал, который Лена тут же переиначила в первокачальный, про доллары, которые из-за того, что их надо много, очень много, она назвала дойларами, но Ваня перебил его:

- Погоди! Мы ведь к тебе по важному делу…

- А я о каком? – обиделся Стас.

- Ну, то, что у тебя - это когда еще будет… - примирительно заметил Ваня. - А у нас о том, что сейчас – про Макса!

- Макса?! – сразу забывая доллары, встревожился Стас.

- Ну! Его Ленка в конторе видела. У нас там телефон и почта. Я её там и нашел. Представляешь, письмо Богу писала. И не дает. А ну покажи! – приказал Ваня сестре.

- Нет! – я его уже папе Тихону отдала – так быстрее дойдет!

- Что мне твое письмо? Ты нам про Макса рассказывай! – напомнил о главном Стас.

- Двасказывай… один раз я уже Ваньке сказала! – поправила его Лена и зачастила: – Пришла я, значит, в контору, попросила листок бумаги и авторучку у колдовщицы…

- У кого? – не понял Стас.

- Ну, кладовщицы – ей вечно приходится колдовать, как с пустого склада что-нибудь людям дать! Гляжу, а в соседней комнате Макс с городом по делофону говорит.

- По чему?!

- По телефону! У нас по нему только по делу разговаривать разрешают. Говорит, а всего аж злобит!

- Что-что? – в один голос переспросили друзья.

- Ну, весь дрожит от злобы!

- Всё, хватит! – не выдержал Ваня, и сам стал объяснять Стасу: - Ленка говорит, он кому-то там про крест рассказал, и ему за него машину пообещали! Новую! Иномарку! Так, Ленка?

Девочка быстро и часто закивала: так! так!

- Ничего не перепутала?

На этот раз Лена отрицательно качнула головой: нет!

- Он еще спросил, где твой брат, я сказала – не знаю… - вспомнив, добавила она. - А потом: а городской сопленок где? Я сказала, что дома. Это не я, это он так тебя назвал, я тебя всегда масленком считала! – посчитала за нужное уточнить Лена.

- Ты понял? – вопросительно посмотрел на Стаса Ваня. - Макс теперь за машину, то есть за этот крест… - Он запутался и обреченно стукнул кулаком по карнизу: - Он ведь теперь не отстанет!

- Не утстанет! – подтвердила Лена. – День и ночь искать будет, пока не найдет!

- Надо что-то делать! – задумался вслух Стас.

- Сами знаем. А что? – с надеждой спросил Ваня.

- Может, отдать ему этот крест, а?

- Да ты что? – в один голос воскликнули брат с сестрой.

- Ну, тогда – прямо отцу Тихону.

- Тоже нельзя! – покачал головой Ваня. – Во-первых, твой отец запретил к нему заходить. А, во-вторых, Макс не посмотрит, что он больной и слабый. Возьмет да добьет его… Может, пока его у тебя оставить?

- Да вы что! – Стас испугался даже мысли, что с ним всю ночь будет крест, какой бывает на кладбищах. – Мои его сразу заметят! Давайте лучше, как это делается в детективах, наведем Макса на ложный след!

- На сложный? – распахнула глаза Лена.

- Точно! Ленка молодец, всегда самую суть улавливает! – кивнул Стас. - Именно – на сложный!

- А как это? – заморгал Ваня.

- Очень просто!

Заручившись, при помощи лести, поддержкой просиявшей Лены, Стас стал говорить так, что не давал Ване и слова вставить: - Значит, так! Тетрадь я оставляю у себя. Пусть она прямо тут, на подоконнике лежит! Сумку вы бросите в медпункте, тоже чтоб видно было. Что-нибудь возьмете к себе и положите на открытом месте. А вот… коробку с крестом… её вы потихоньку отнесете в дом вашей покойной бабушки и спрячете понадежнее! Туда-то уж он точно не сунется!

Стас был так уверен в последнем, что его тон больше, чем слова, убедил Ваню. Он быстро собрал сумку и вместе с сестрой отправился выполнять план – наводить Макса на сложный след.

А Стас с облегчением выдохнул и, решив, что положить тетрадь на подоконник никогда не поздно, снова углубился в чтение…

6

Крисп зажмурился от ужаса…

- Кто это? – увидев в своей каюте незнакомого человека, быстро и резко спросил Марцелл.

- Я… мы… - сбивчиво начал было Крисп, но отец даже не стал и слушать его.

- Я спрашиваю, как он оказался здесь! Почему в нашей каюте – посторонний? - он оглянулся, явно намереваясь позвать стражу, но Плутий Аквилий сделал шаг вперед и с почтительным поклоном протянул ему… послание к отцу Нектарию!

Марцелл взял канделябр, чтобы ярче осветить написанное.

Крисп зажмурился от ужаса… Он ожидал самого страшного, но вместо этого неожиданно услышал деловитое бормотание отца:

- Легация… выдана чиновнику по снабжению восточных провинций… так, это нам не надо… Плутию Аквилию, в том, что он… впрочем, это тоже не важно…

Не веря собственным ушам, Крисп взглянул на отца и теперь не поверил своим глазам. Его лист папируса каким-то непостижимым образом превратился в подорожный документ, который, уже не так строго поглядывая на Плутия, изучал вслух Марцелл!

- … все лица, ответственные за обеспечение… ну, это мы тоже пропустим… обязаны предоставлять ему ночлег, питание и оказывать всяческое содействие… подпись… печать – все верно! – закончив читать, вернул он легацию Плутию. – Но что ты тут делаешь?

- Прости, господин! – с виноватой улыбкой спрятал документ Аквилий. – Скоро порт, мне нужно было составить небольшое донесение своему начальству, а папируса и письменных принадлежностей, как назло под рукой не оказалось. К счастью, твой достойнейший сын, узнав о моей нужде, любезно согласился помочь мне, и…

- Надо было попросить об этом меня или капитана! – недовольно прервал его Марцелл.

- Как я мог беспокоить чиновника столь высокого ранга! – всплеснул руками Плутий Аквилий. – Ты и так выручил меня, приняв на борт курьерского судна. А отвлекать триерарха во время плавания – значит, лишний раз подвергать бесценный груз императорской почты и пассажиров опасности!

Марцелл не нашел что возразить на такие слова. Вспомнив про эдикты, он повернулся к сумке, быстро пересчитал свитки, проверил печати… Убедившись, что всё на месте, он окончательно помягчел, но на всякий случай все же спросил:

- Крисп, это так?

Меньше всего уже ожидавший, что его будут о чем-то спрашивать и тем более не готовый к тому, что придется лгать, Крисп растерялся и промолчал.

- Крисп? – не понял Марцелл.

- Что, отец?

- Я спрашиваю, то, что сказал этот господин – правда?

Крисп с трудом, словно его шея вдруг стала каменной, кивнул. Но отца это не устроило.

- Не слышу! – повысил он голос.

Крисп внутренне сжался, мысль его лихорадочно заметалась в поисках выхода, однако времени на раздумье не было. Марцелл уже с возрастающим подозрением смотрел на сына. И тогда Крисп, пытаясь оправдать себя тем, что защищает отца Нектария и того же Плутия, не в состоянии противиться страху перед разоблачением, через силу выдавил:

- Да… отец!

Сказал, и… ничего не изменилось вокруг.

Морская пучина не разверзлась и не поглотила Криспа вместе с отцом и вынудившим его на ложь Плутием. С неба не обрушился черный смерч и не унес его за собой. Не поднялась над судном грозная волна, чтобы навсегда смыть его с лица земли…

Наоборот – всё также ярко горел, потрескивая фитилями светильников, канделябр… тихо плескалась о борт игривая волна… И Марцелл уже почти дружелюбно говорил Плутию Аквилию:

- Все в порядке. Можешь идти. Прости за то, что подверг тебя допросу – сам понимаешь, служба! А донесение свое можешь написать в капитанской каюте. Я отдам распоряжение Гилару!

Плутий Аквилий незаметно подмигнул Криспу, давая понять, что их договор остается в силе, и вышел из каюты. Оставшись наедине с сыном, Марцелл, вспомнив то хорошее, с чем пришел, с улыбкой сказал:

- А ведь у меня приятная для тебя новость, сынок! Этот Плутий Аквилий прав – завтра утром мы действительно приходим в порт. И не в какой-нибудь, а - в Афины! И у нас с тобой будет целый день на осмотр этого величайшего, после Рима, конечно, города всех времен и народов.

- Но, отец…

- И слушать ничего не хочу! Я проведу тебя по самым интересным и красивым местам, мы зайдем в лучшие лавки, посетим амфитеатр…

- Отец…

- … Я куплю тебе всё, что попросишь, ты сможешь посмотреть на всё, что захочешь, отведать всё, что пожелаешь! Лучшая одежда, развлечения, яства!.. - не слушая, продолжал Марцелл. – Пойми, я хочу, чтобы ты знал, от чего отказываешься! Ведь боги или, как ты там говоришь – Бог, для чего-то же дали людям всё это!

Последние слова отца показались Криспу убедительными. Конечно, отец Нектарий нашел бы, что ответить на это Марцеллу. Да так, что тот и думать забыл бы про своих богов! Но сейчас он был далеко. К тому же, в голове Криспа вдруг мелькнула лукавая мысль.

Он быстро взглянул на отца и согласно наклонил голову:

- Хорошо. Я… согласен!

- Что? – с подозрением посмотрел на него Марцелл, никак не ожидавший столь быстрого согласия сына.

- Согласен! – повторил тот. – Но… при одном условии. Когда мы вернемся, ты поговоришь с отцом Нектарием. Я тоже хочу, чтобы ты знал, от чего отказываешься!

- И о чем я должен с ним говорить?

- Ни о чем! Тебе даже не нужно будет ничего говорить! Просто придешь и поглядишь… то есть, послушаешь!

- Ну, если так, то ладно… Приду и посмотрю! – усмехнулся Марцелл.

- Правда? – обрадовался Крисп.

- Обещаю! Хотя, думаю, после нашего возвращения в этом уже не будет никакой надобности! – предупредил Марцелл и протянул сыну золотую монету. – Бери! Это тебе - на мелкие расходы!

- Что это? - не понял тот, никогда не державший в руках ничего больше серебряного денария...

- Римский ауреус. На него ты и сам сможешь купить в Афинах все, что захочешь! Я выбрал для этого самую полновесную, красивую монету и подписал ее тебе на счастье. На счастье и держи!

Золото ослепительно красиво блестело, притягивая взгляд. На одной стороне был изображен император. На другой – стоящая в скорбной позе женщина. Над ней было написано – «Дакия». В те времена не было газет, и информацию черпали из монет. По ним узнавали, кто стал новым императором, над кем он одержал очередную победу, а также о том, что он заболел, выздоровел или наоборот… Судя по этому золотому, Деций только что победил Дакию. Крисп принял монету, удивляясь её приятной тяжести, поднес ближе к канделябру и с благодарностью оглянулся на отца. Прямо под суровым профилем императора Деция на ней и правда была выцарапана небольшая «F» - первая буква латинского слова «счастье»…

7

Отец Тихон с недоумением и ужасом взглянул на Валентину…

- Почему так болит сердце? Что меня душит, мама?

- Васенька, родненький, не умирай!

- А разве я… умираю?

- Нет, ты будешь жить! Ты проживешь еще долго-долго! Ты еще переживешь нас с папой! Только, пожалуйста, не умирай…

Валентина набрала полный шприц и подошла к отцу Тихону.

- Благослови, Господи, руки врачующих! – с улыбкой кивнул он ей.

- И шприцующих! – прошептала Лена, с ужасом глядя на происходящее.

- Ленка, марш отсюда! – коротко приказала Валентина.

Хлопнула дверь.

- Валентина! А почему ты мне о муже своем ничего не говоришь?

- А чего говорить – что толку?

- Ну почему? В любом правом деле есть толк!

- Может, и есть, да не про нашу честь! Кому горе, а кому море!

- Ну и кому это – море?

- Кому-кому… Григорию Ивановичу! Когда сына бывшего губернатора на охоте убили, так всё это дело на моего Лешку и списали.

Отец Тихон с недоумением и ужасом взглянул на Валентину:

- Как это списали? Зачем?!

- А, чтобы сынка другого большого начальника, министра, который, действительно, убийца, спасти. Лешка-то водителем тогда у них был. Вот Григорий Иванович, в угоду губернатору с министром, и написал, что видел, как Лешка… что он… ну, одним словом – убил…

- А он?

- Ну, не убивал же, конечно! Он, как говорится, и мухи не обидит, не то, что человека! Любого в Покровке спросите... Нам бы, отец Тихон, хорошего адвоката тогда!.. Да где ж его было взять? И чем платить? Я ведь одна с двумя, не считая матери, на руках осталась…

- Ничего, всё хорошо… всё хорошо будет… Вот что, Валентина! Хороший адвокат у меня есть. И даже отличный. Ни одного процесса не проиграл. И денег он с тебя не возьмет. А что касается Григория Ивановича… Ты вот что! Ты позови-ка его ко мне.

- Да я и видеть его не могу! И не пойдет он сюда…

- Пойдет, Валентина. И не просто пойдет – побежит! Ты только скажи ему вот что…

Глава девятая

1

Наконец, показался и сам порт…

«Тень молнии» стремительно приближалась к Афинам.

О том, что скоро крупный порт и длительная стоянка, теперь можно было догадаться и без слов Плутия или отца.

Несмотря на ранний час, команда корабля повеселела. Оживились и пассажиры. Матросы приводили в порядок палубу, надраивали до красного блеска медные части судна. Повар, накормив всех раньше обычного, чистил большой котел на керамической плите у основания мачты. Гребцы более энергично, чем всегда, налегали на весла. И, тем не менее, келевст поторапливал их, хотя и не пускал в ход свой сыромятный бич.

Наконец, показался и сам порт, с видневшейся издалека статуей Афины, позолоченное копье которой блеснуло в первых лучах восходящего солнца.

Капитан сказал что-то кормчему, и тот налег на рулевое весло, давая паруснику новый курс.

Одна за другой слышались команды:

- Убрать паруса!..

- Малый ход!..

- Налечь на вёсла!..

- Полный ход!

- Сушить весла по правому борту!

- Убрать весла!

- Отдать якорь!

И, наконец, самое долгожданное:

- Спустить трап!

Крисп шел следом за отцом, сжимая в кулаке подаренную монету. Всю ночь и утро он провел неспокойно. У него было такое ощущение, будто кто-то столкнул его с высокой горы, и теперь он делал то, чего не надо было делать, и самое странное – был совсем не против этого! Он не мог понять, что происходит с ним, и это еще больше раздражало его. Закончилось всё тем, что, проходя мимо юнги, который, уже не глядя на него, старательно мыл поручни, Крисп вдруг вспомнил, сколько тот заставил его мучиться, ждать, страдать, и с такой злобой пнул медное ведро, что оно, разливая грязную воду, покатилось по палубе…

Марцелл шел впереди и не заметил этого. Зато отец Нектарий прекрасно всё видел. Потеряв осторожность, он захотел окликнуть, вернуть Криспа. Но тот уже ступил на верхнюю ступеньку трапа, и пресвитеру осталось лишь проводить его запоздалым, не на шутку встревоженным взглядом…

2

…Вдруг – в кустах сирени, по направлению к окну, мелькнула какая-то тень.

Как рано начинается утро в деревне!

В городе, на каникулах, Стас бы еще последние сны досматривал, а здесь и почитать успел, и позавтракать, и на кухне насидеться, и вокруг дома вдоволь погулять.

А всё гости. Сначала доярка ни свет ни заря принесла банку парного молока, да задержалась, чтобы показать отцу больные ноги. Потом незнакомый мужчина принес лукошко клубники и пожаловался на донимающий его с самой зимы кашель. Он так долго и надсадно хэкал горлом, что Стасу даже захотелось выкашляться за него. Затем пришли две говорливые женщины, которых Стас видел у колодца. Эти просто жаловались на жизнь.

И пошло-поехало!

Стас то лежал и читал, то сидел на кухне, куда один за другим приходили посетители. Они выкладывали на стол свои приношения, и он ждал, когда закончатся разговоры о природе и погоде и начнется самое главное, то, ради чего они, собственно, и пришли. Тогда можно было и полакомиться чем-нибудь новым, и чуть-чуть погулять…

Но всё это, объевшись и нагулявшись в одиночку, он давно уже делал безо всякого интереса.

Единственное, что всерьез занимало его – это мысль, как прямо сейчас начать зарабатывать деньги. В городе с этим бы не было больших проблем. Там можно устроиться разносчиком газет или мыть стекла дорогих иномарок у светофоров, как это делают некоторые школьные друзья. А тут?.. Съездить в город, купить что-нибудь оптом и выгодно продать в розницу? Но это же деревня, где чихнуть и то нельзя незаметно! Родители мигом прознают и такое «Будь здоров» скажут, что нынешнее наказание за праздник покажется. Купить в аптеке димедрол и перепродать раз в сто дороже Нику? Но это уже – наркобизнес. А за грязные и опасные дела он дал себе зарок не браться никогда! Тем более, с самого начала…

«Эх, был бы у меня тот серебряный рубль!» – вздохнул Стас, вспоминая приятно тяготившую ладонь монету, и спросил отдыхавшего за чашкой чая после очередного посетителя отца: - Па! А что значит – «Не нам, не нам, а имени Твоему»?

- Смотря, где это написано! – рассеянно ответил тот.

- Ну, допустим, на царской монете!

- Тогда - оказывать всяческий почет и уважение царю!

«Не зря все-таки я Деция выше всех на стене повесил!» - подумал Стас.

Он собрался спросить, какие именно почести оказывались царям, но тут раздался мелодичный гудок незаметно подъехавшей к дому иномарки Игоря Игоревича. Отец, сразу забыв про чай, быстро вышел из дома. В окно Стас увидел, как он о чем-то поговорил со встревоженным водителем-охранником, сел в машину и уехал.

Мама развешивала на улице белье. Стас остался совсем один и, несмотря на то, что отец вернулся очень скоро, устал бесцельно слоняться по дому.

Из разговора отца с мамой он понял, что у Ника началась ломка, но, к счастью, почти без труда удалось остановить её.

- Лучше у постели сердечника целую ночь просидеть, чем пять минут с наркоманом! - сокрушенно качая головой, жаловался отец. – Я ему: «Успокойся». А он мне: «Вы своим больным после операции наркотики колете?» «Да» - говорю. А он: «Так вырежьте мне что-нибудь!» Я говорю: «Анестезии нет!». А ему хоть бы что. «Режьте прямо так, без наркоза, – кричит, – всё, что угодно, хоть глаз! Только дайте после этого дозу!»

Мама, охая и ахая, жалела не столько наркоманов, сколько их родителей.

Стас, не решаясь отпроситься на улицу, ёрзал на табуретке.

К счастью, в дом опять постучали, и вошел Григорий Иванович. «По второму кругу они, что ли, пошли?» - удивился Стас. Он с нетерпением ждал просьбы отца освободить свою комнату, но тот неожиданно отказался принимать соседа. Только послушал пульс на его руке и сказал, что сердце совершенно здорово. Григорий Иванович принялся возражать, спрашивать, почему же оно тогда так ноет… Стас было огорчился, но вспомнив силу власти этого гостя и то, как отец однажды легко отпустил его при нем, сам тихонько выскользнул за дверь.

Дом снаружи казался немного интереснее, чем внутри.

Тетрадь, как и положено, белела на подоконнике и хорошо была видна издали – он нарочно положил её раскрытой.

И вдруг – в кустах сирени, по направлению к его окну, мелькнула какая-то тень.

«Макс?!» - похолодел Стас.

Но за этой тенью скользнула еще одна, потоньше и меньше, более быстрая… И – тоже к их дому.

- Ленка! Ваня! – с облегчением узнал Стас.

Но брат с сестрой почему-то не выходили из кустов. Ваня знаками подозвал его к себе, а Лена сразу сообщила:

- Ментпункт ограбили!

- Как это ограбили? – уставился на нее Стас.

- А вот так! Там даже милиция была!

- Это все Макс! – оглядываясь, прошептал Ваня. – Ух, хитрый – сумку оставил, а все остальное разворошил. Только таблетки для отвода глаз взял, эти, как его…

- Дымедрол! – подсказала Лена. – Его наркоманы пьют. От него туман в голове бывает!

- Стойте! Это же - Ник! – осенило вдруг Стаса. - Сейчас я вам всё объясню...

Но Ваня не стал слушать его:

- Некогда нам! Макс уже вокруг нашего дома вьется! – испуганно пролепетал он и с криком: «Мы теперь всё тебе оставляем!» бросил сумку в открытое окно комнаты Стаса, а затем, схватив за руку Лену, снова скрылся в кустах.

- Эй… - растерянно поглядел им вслед Стас. – Куда вы? Зачем?.. Стой!!

Но их и след простыл.

Ошеломленный Стас подошел к окну, приподнялся на цыпочки, увидел сумку, лежащую на полу и, забыв, что всего пять минут назад жалел, что отец не повел Григория Ивановича в его комнату, подумал, что хорошо хоть, что тот не сделал этого…

«Ну, Ванька! Ленка – та маленькая. Но он – тоже мне друг называется! Хоть бы спросил, хочу ли я, чтобы сумка с крестом была у меня!..» -едва не плакал от досады Стас.

Он даже домой теперь не хотел заходить!

Но идти все-таки пришлось. И не просто идти… Где-то невдалеке застрекотал мотоцикл Макса, и он пулей метнулся к двери.

… На кухне отец по-прежнему спорил с Григорием Ивановичем.

Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы не стук в дверь и заговоривший в сенях с мамой женский голос...

- Вот видите! – с облегчением сказал отец. – Ко мне пациенты!

Но вошедшая оказалась не пациенткой и не к отцу Стаса.

Это была мама Вани с Леной – Валентина, и пришла она… к Григорию Ивановичу.

- Ко мне? – удивился тот. – По какому поводу?

- Вас срочно зовет к себе отец Тихон, - стараясь смотреть в сторону, сказала она.

- Какой еще отец Тихон? Ме-ня?! – еще больше удивился Григорий Иванович.

- Его же нельзя беспокоить! – не на шутку встревожился отец Стаса.

- Конечно, у меня сердце… - подтвердил Григорий Иванович.

- Да не вас… – поморщился отец. – А отца Тихона!

- А если не пойдете, он велел вам сказать вот что… - глядя в пол, Валентина вплотную подошла к Григорию Ивановичу и что-то шепнула ему на ухо.

Тот разом изменился в лице, побледнел и, уже ухватившись за грудь всей пятерней, отрывисто спросил:

- Так и сказал? Но… как… откуда он знает?!

- Это мне не известно! – бросила ему в лицо Валентина и, попрощавшись только с отцом, мамой и Стасом, вышла.

- Передай, я сейчас… я – мигом! – крикнул Григорий Иванович и быстрым шагом, почти бегом направился вслед за ней, в медпункт.

- Я ведь говорил, что у него абсолютно здоровое сердце. С больным так не побежишь! – глядя в окно, усмехнулся отец.

Мама подошла к нему и тоже заулыбалась.

А Стас никак не мог понять: чтоб человек, познавший вкус большой власти, так помчался… и к кому - к какому-то монаху? «Вот так отец Тихон… Неужели у него больше власти, чем у самого Григория Ивановича?..» – в полном недоумении только и смог подумать он.

3

Только теперь Крисп понял, что он натворил...

Все порты древности были чем-то похожи и существенно отличались друг от друга разве что размерами. В этом отношении Афины могли уступить, пожалуй, только Остийской гавани Рима.

Каких только кораблей не было здесь! Каких товаров не сгружали!..

Крисп ошеломленно оглядывался по сторонам, а отец с воодушевлением говорил:

- То, что ты видишь сейчас, лишь жалкое напоминание о былом величии этого города! Так ли здесь было, когда не Рим, а Афины были столицей всего мира? Купцы со всех концов Ойкумены⁸ почитали за честь доставлять в этот порт свои лучшие товары. А сейчас сюда привозят то, что остается от покорившего Элладу, а следом и весь мир, – Рима!

Но и то, что «оставалось», впечатляло.

Отец с сыном шли по огромной портовой площади, следом за охранником, который как мог, расчищал путь. Второго охранника Марцелл оставил сторожить каюту.

Со всех сторон их теснил народ.

Торговцы съестным и разными заморскими диковинками на все голоса зазывали покупателей.

Оборванный моряк, держа в руках обломок корабельной доски, жаловался всем, что потерпел кораблекрушение, и просил милостыню.

Надсмотрщики, следуя за важным купцом, вели на городской рынок-агору привезенных с далекого Эвксинского порта рабов.

Несмотря на весь этот шум и толкотню, настроение Криспа стало постепенно подниматься. На ходу он приценивался к знаменитым греческим пирожкам - на меду, с козьим сыром и маслом, которые горячие и действительно необыкновенно вкусные тут же покупал ему Марцелл. Ему приглянулась красивая раковина с морских глубин, отец подарил ему и ее…

Единственное, что еще тяготило Криспа, это невнятное ощущение какой-то потери… Оно усиливалось с каждым шагом, росло в груди и, наконец, стало таким острым, что он даже приостановился, пытаясь вспомнить, что же… что он потерял? Раковина была на месте… Он ничего не брал с собой с корабля… «А не золотой ли ауреус, что не мудрено в такой толчее?!» – вдруг испугался он. Но монета была на месте. Он еще крепче сжал ее, и чувство утраты притупилось. А после этого сладко волнующие мысли, что он может теперь купить, если не всё, то многое, очень многое, вытеснили её совсем.

Он мог купить себе даже рабов! А что? Хотя бы вон тех: мальчика лет семи и девушку, в грязном дырявом платке и с деревянной игрушкой в руке, которые держа за руки высокого мужчину, очевидно, их отца, ожидали своей участи в месте продажи рабов.

Крисп сказал об этом отцу и тут же устыдился собственного желания. Но было поздно. Обрадованный Марцелл без раздумий направился к торговцу рабами. Тот начал было возражать и что-то объяснять, показывая рукой на город. Но Марцелл назвал такую сумму, что купец сразу же перестал спорить, и надсмотрщики стали вырывать мальчика с девочкой из рук в отчаянии обнявшего их мужчины…

Только теперь Крисп понял, что он натворил…

- Отец! – умоляюще взглянул он на Марцелла.

- Хорошо! – поняв состояние сына, улыбнулся тот и высыпал в ладонь купца еще одну горсть серебряных монет. – Мы берем их – всех!

Крисп в порыве благодарности схватил отца за руку и поцеловал её… Тот ласково улыбнулся ему и велел охраннику отвести рабов на корабль, где сдать под надзор Гилару.

Воин знаками приказал рабам следовать за ним, но тут заплакал и стал упираться мальчик… Девушка что-то сказала ему, показывая глазами на Криспа. Он успокоился, и рабы, наконец, с какой-то отчаянной надеждой оглядываясь на Афины, направились в сторону их корабля.

- Идем? – приветливо обратился к сыну Марцелл. Крисп радостно закивал и, не выпуская руки отца, пошел рядом, доверчиво прижимаясь к нему плечом. Такого в их отношениях не было уже несколько лет…

Толпа еще больше напирала на них, и теперь растроганный едва ли не до слез Марцелл сам зорко следил за тем, чтобы кто-нибудь не толкнул сына.

Так они добрались до здания, где размещался начальник порта.

У входа во дворец стояли высокие, ладные воины в красных плащах и красивых шлемах с оперением.

- Странно! – удивился Марцелл, увидев их. - Откуда здесь преторианцы?

- Кто? – не понял Крисп.

- Личная гвардия императора! – с уважением в голосе объяснил Марцелл и, приказав подождать его, исчез за дверью.

Вернулся он неожиданно быстро, сопровождая невысокого полного военного с еще более пышным оперением на шлеме и маленьким золотым мечом на груди. Почтительно кланяясь и благодаря, он довел его до лошади, помог забраться в седло, и только когда тот ускакал, вернулся к сыну.

- Сам Валериан, префект претория! – почтительно прошептал он и заявил: - Всё, все наши планы на сегодня меняются!

- Мы… возвращаемся на корабль? – не зная, радоваться или огорчаться такой новости, ахнул Крисп.

С одной стороны, он всем сердцем сопротивлялся тому, что предложил ему на корабле отец, а с другой, не менее жадно хотел этого…

Марцелл посмотрел на вытянувшееся лицо сына и подмигнул ему:

- Видно, не зря я старался, царапая на монете пожелание удачи. Она явно приносит тебе счастье!

- Мне? Почему?.. – удивился Крисп.

- Сегодня в Афины прибывает сам Деций! – значительно поднял указательный палец Марцелл и заговорщицки шепнул: - И мне удалось выпросить у Валериана приглашение на торжества, связанные с приездом императора! На двоих! Да, да, сынок! Ты идешь вместе со мной! Но… - он придирчиво оглядел сына с ног до головы и нахмурился: - сначала я должен достойно подготовить тебя к этому!..

4

Стас напрягся в готовности немедленно сорваться с места…

Стас уныло сидел на кухне, оказавшись между двух огней. Он не мог пойти в свою комнату, потому что теперь там находился крест, а на улице был Макс. Раза три тот уже проезжал мимо их дома и вряд ли сделал это случайно.

Конечно, надо было убрать сумку с середины комнаты, но он откладывал это, успокаивая себя тем, что всегда успеет проскользнуть туда раньше отца. К тому же пока в этом не было никакой необходимости.

Очередной посетитель, а им был дед Капитон, принесший огромного копченого леща, жаловался на боли в давным-давно отнятой у него руке. А раз руки не было, то и осматривать отцу было нечего.

Вместе с дедом Капитоном зашла Нина. Она кивнула Стасу, как старому знакомому, и от этого ему почему-то стало неловко перед родителями.

«И чего в ней такого Ленка нашла?» - скашивая глаза на девушку, не мог понять он. У них в классе были девчата куда красивее! А эта… Нос, как нос, глаза, как глаза… И имя какое-то странное, совсем не модное – Ни-на! И все-таки почему-то ему не хотелось, чтобы она уходила. Правда, он понял это только после того, как Нина, посидев у них минут пять, сказала дедушке, что скоро вернется, и убежала… Это тоже удерживало Стаса на кухне. И, если раньше он не мог идти в свою комнату и на улицу, то теперь не хотел, чтобы не пропустить возвращения Нины.

Не мог… не хотел… Прямо почти, как в книге про Криспа!

«Неужели всё повторяется, и всё одно и то же, будь то третий век или двадцать первый... в древнем Риме или нынешней России?..» - удивился Стас и, вспомнив про Криспа, крикнул в окно идущей по двору маме, чтобы она принесла ему тетрадь.

- Какую еще тетрадь? – удивилась та.

- Ну, ту, что на подоконнике!

- А ты что, сам не можешь?

- Да я это… у меня нога… затекла! - Стас хотел соврать, что болит, но, вспомнив убежденность Криспа, что солгавший сразу усыновляется сатане, сказал правду. Нога у него, действительно, онемела от долгого сидения в одной позе.

Мама принесла тетрадь и начала восторгаться занимавшим едва ли не треть стола лещом.

- Где вы такой купили? – нюхала она золотистую рыбину, от наслаждения прикрывая глаза.

- Как где? Сам коптил!.. – даже удивился такому вопросу дед Капитон.

- Вы?! – недоверчиво посмотрела на пустой рукав его рубашки мама.

- Да, и поймал тоже!

- Так вы еще и рыбак? А я думала, только пастух…

- Ну! – теперь уже чуть приобиделся гость. - Я, не глядите, что однорукий, много чего могу делать. И дом построить, и в огороде полоть, и сено косить…

- Косить?! – изумилась мама.

- Да, - с гордостью подтвердил дед Капитон. – Видели перед домом у магазина два стога сена и во дворе еще один? Всё сам!

- Молодец, дед! - похвалил гостя Сергей Сергеевич. – Руки-то давно нет?

- Да уж без малого лет сорок, пожалуй. Да… - подумав, ответил тот. - Сколько, бывало, резался, кололся, хоть бы что – ни разу зеленкой или йодом не мазал. А тут… Такая гангрена пошла, что врачи её чуть вместе с головой не отхватили! И все-то ничего, давно уж привык без нее, да болит, окаянная. Вот вы, доктор, - с уважением поднял он глаза на отца Стаса. – Ученый, сразу видать, человек. Может, хоть вы объясните мне, темному – как это так: руки нет, а она – болит? Каждый палец, хотя его нет, ноет? Локоть чешется? Ногти саднят?

- Давайте я лучше вас осмотрю! – вместо ответа предложил Сергей Сергеевич.

Стас напрягся в готовности немедленно сорваться с места, но дед Капитон решительно отказался:

- Раз руки нет, то и смотреть нечего. А остальному - по возрасту болеть положено!

К счастью, отцу не пришлось осматривать и двух других посетителей - мужчину и женщину, которых Стас видел ругающимися у ворот. Тех самых, мимо которых он шел с пустым ведром.

- На что жалуетесь? – привычно спросил отец мужчину, и тот, не задумываясь, ответил:

- А на жену?

Дед Капитон согласно кашлянул, а отец недоуменно уставился на мужчину:

- Простите… что?

- На жену! – не улыбаясь, подтвердил мужчина. – Осмотрели бы вы её… Может, с нервами не в порядке или еще что… - Стас снова собрался было бежать в комнату, но то, что услышал дальше, заставило его мигом забыть о своем намерении. – Она уверена, - сказал мужчина, - что у нас в доме живет домовой! Да ты сама всё расскажи! – толкнул он локтем жену.

- А что рассказывать? – словно очнулась та. – Сижу я как-то дома зимой одна. Окна закрыты. Дверь на запоре. Никого больше нет. Муж на работе. Вдруг на кухне – бух! Я туда, а там ведро с мусором по полу раскидано. Я мусор собрала, опять сижу и опять – бух! Опять собрала, унесла в сени. Только села – ба-бах! Полка со стены упала. Вместе с посудой. Шурупы, на которых она висела, как ножом кто срезал. С тех пор, что ни день – дома творится что-то неладное…

- Ну… а я тут при чем? – недоуменно пожал плечами отец. – Судя по вашей речи, жестам, глазам, психика и нервы у вас в полном порядке…

- Тогда в чем же дело? – не отступал мужчина.

- Видите ли… - замялся отец. - В мире существуют еще некоторые явления и вещи, которые не может пока объяснить наука.

- А что их объяснять? Домовой – он и есть домовой! - подал голос деликатно молчавший до этого дед Капитон и посоветовал мужчине: - Вы лучше к отцу Тихону, что в медпункте сейчас лежит, сходите. Ох, и прозорливый, скажу я вам, монах! Этот поможет.

- Да вы что! – замахал на него руками отец. – Даже и думать не смейте! Я прописал ему покой, полный покой! Малейшее волнение может убить его!

- Конечно-конечно! - согласно закивала женщина и, тихонько уточнив у деда Капитона: «Так в медпункте, говоришь, лежит?», тут же засобиралась уходить.

Она уверяла, что ни в коем случае не станет беспокоить отца Тихона, но по ее лицу, походке, а главное, усмешке мужчины Стас понял, что эта не то, что пойдет, а помчится в медпункт.

- Па! – недоумевая, спросил он, как только женщина с мужем ушла. – Значит, оно все-таки есть?

- Что оно? - не понял отец.

- Ну, то, чего нет! Неужели это, действительно, правда?

- Не знаю - то есть, наука пока не знает! – поправился отец.

- А как это: наука не знает, а отец Тихон знает?

- Не знает, а верит. Это – две большие разницы!

- А если он выгонит этого домового? – продолжал допытываться Стас.

- Ну, тогда это будет уже «может»! - машинально ответил отец и, спохватившись, вспылил: – Да что ты мне этими глупостями голову морочишь?

«Ничего себе глупости! – удивился про себя Стас. – Если то, чего я всегда считал нет, есть, то что же это тогда получается? Что есть что-то такое, что…»

Он не успел додумать эту мысль до конца, как в дверь легонько постучали, и на кухне опять появилась Нина.

Стас, невольно подчиняясь какому-то незнакомому чувству, внутренне вспыхнул, радостно засуетился и снова начал стесняться родителей… Но всё это продолжалась совсем недолго.

На этот раз Нина пробыла у них еще меньше. Почти не замечая его, она сразу же заторопила деда и ушла с ним куда-то на огород.

И Стасу почему-то сразу стало ни до интересных мыслей, ни до копченого леща, за которого сразу же с аппетитом принялись отец с мамой, ни даже до того, что за окном продолжалось прекрасное лето и, возможно, уже завтра утром его снова выпустят гулять!..

5

Пир начался.

Крисп с отцом шли по улочкам древних Афин, по направлению от порта к центру былой столицы эллинского мира. Погода была солнечная, но не жаркая, наверное, это был один из прекраснейших дней в этом году.

Марцелл, всегда гордившийся тем, что в его жилах течет не только римская, но и греческая кровь, с жаром говорил, что по этим самым камням, где идут сейчас они, ступала когда-то нога великого Солона, мудрого Сократа, ученейшего Аристотеля. Здесь гремел своими речами красноречивый Демосфен. Вырезал из слоновой кости, украшая их золотом, свои неповторимые статуи Фидий. Учился и учил Платон. Бывали тут и Геродот, Гиппократ, Александр Македонский…

Криспу льстило, что он идет сейчас по стопам таких великих людей. Не всякий взрослый из его города удостаивался этого, не говоря уже о его ровесниках. Он все с большей благодарностью поглядывал на отца и уже понемногу поддакивал ему.

Словно по какому-то негласному соглашению, они ни слова не говорили о языческих богах, о которых все напоминало и говорило в этом городе, и о его вере. Лишь раз, увидев бродячего философа-киника, одетого в лохмотья и нагло просившего милостыню, согласились друг с другом, что самые несчастные люди те, у которых вообще нет веры. Счастье, что таких во времена величия Афин и теперь в Риме, - были один-два на город, а то и целый народ и, вполне по справедливости, они всегда вызывали общее недоумение и сожаление…

Время от времени Марцелл заводил Криспа в торговые лавки, где выбирал лучшую одежду для сына и только потом уже - для себя. Затем они пришли в термы. Здесь отец приказал смуглым сирийцам-банщикам привести их в такой вид, чтобы им не стыдно было показаться перед самим императором.

Поначалу Криспу было как-то неловко, что они так старательно скребли, натирали душистыми благовониями его тело, то самое, которое он совсем недавно собирался отдать на мучения, а теперь почти что забыл об этом… Потом привык, и уже сам с удовольствием подставлял то руку, то ногу, пока неосторожный сириец случайно не порезал его…

- Ай! – вскричал, почувствовав острую боль Крисп.

Марцелл, вскочив с места, так сильно ударил банщика, что тот полетел в бассейн. А Крисп, хоть кровь почти сразу остановилась, долго не мог прийти в себя. И совсем не от боли или страха. Его поразила мысль: как же он собирался пойти на пытки, мучения, казнь, если не мог перенести даже такого пустяка! А может, всё это – не для него?..

Прямо из бассейна банщики перевели Криспа в небольшую комнату. Здесь, приятно щекоча голову, над ним защелкал ножницами умелый цирюльник.

Потом портной, придавая значение каждой складке, принялся облачать его в новую одежду…

Наконец, помытый, постриженный и одетый по последней моде Крисп вышел в прохладный вестибюль терм. Когда его подвели к большому бронзовому зеркалу, то он не сразу узнал себя. На него глядел красивый стройный юноша с большими серьезными глазами. Рядом с ним, в белоснежной тоге с красными всадническими полосками, стоял как-то разом помолодевший отец.

Нежная одежда приятно ласкала тело. Ароматные мази придавали легкость и свежесть. Крисп шел и с изумлением замечал, что оказывается, в мире была и другая жизнь. Она бурлила, кипела, радовала всех вокруг. И, может, прав отец – для чего-то ведь дал её Бог людям?..

Единственным недостатком всего этого было только то, что оно почему-то не насыщало его до конца…

Сам Марцелл степенно вышагивал рядом, то и дело поправляя наградной браслет на руке и знак принадлежности ко второму по значимости всадническому сословию – золотой перстень на указательном пальце…

Они выглядели так, что встречные прохожие почтительно расступались и кланялись, уступая им дорогу.

Так они дошли до огромного дворца из белого мрамора, перед которым стояли вооруженные преторианцы.

Здесь уже им пришлось пропускать вперед важных господ в сенаторских тогах и золоченых доспехах.

Распорядитель пира отвел их почти в самый угол огромной залы. Место далеко не самое почетное, но зато отсюда очень хорошо было видно круглое возвышение-сцена, а самое главное - императорская ложа, вся утопавшая в пышных цветочных гирляндах.

Немедленно к ним подбежали рабыни и надели на головы праздничные венки.

Помещение быстро заполнялось гостями.

Вскоре, в сопровождении префекта претория Валериана, появился и сам император. Вместе с ним был его младший сын, которого Крисп сразу узнал по изображениям на серебряных монетах – цезарь Геренний Этруск. Это был болезненного вида юноша, чуть старше Криспа, судя по скучаюшему взгляду, явно тяготившийся всеми этими торжествами.

После долгих оваций и криков гостей, славящих императора и цезаря, Деций произнес короткую энергичную речь. Он заверил, что варвары, на войну с которыми он отправляется, будут беспощадно отброшены, истреблены, проданы в рабство, и дал знак распорядителю пира.

В зале тотчас появились многочисленные слуги и повара, заставляя столики перед ложами всевозможными яствами.

Пир начался.

На помост в центре залы один за другим выбегали фокусники, акробаты, певцы и танцовщицы. Они показывали чудеса ловкости и силы, грации и красоты.

Крисп с интересом смотрел на них, хлопал вместе со всеми и с аппетитом пробовал все новые блюда, которые придвигал к нему отец. Единственное, от чего он решительно отказался – это от паштета из соловьиных языков. Он очень любил этих невзрачных с виду птиц с их удивительным пением и не смог заставить себя отведать традиционного блюда императорских пиров.

А в остальном ему все больше и больше нравилось тут.

Когда на сцену вышел известный поэт и нараспев стал читать посвященную императору поэму, в зале воцарилась благоговейная тишина. Сам Деций слушал невнимательно. Он то и дело перешептывался с Валерианом и подзывал к себе кого-нибудь из легатов. Было видно, что император чем-то озабочен и лишь отдает положенную дань чествующему его городу.

Геренний Этруск уже откровенно зевал. Крисп заметил это и, как это часто бывает в таких случаях, тоже невольно зевнул. Причем как раз в тот момент, когда на него посмотрел цезарь. Затем их взгляды встретились еще раз… еще… Цезарь недовольно покачал головой, давая понять Криспу, что ему надоела поэма, и тот согласно кивнул, но тут же, спохватившись – стихи ведь посвящены императору! - сделал серьезное лицо. Цезарь улыбнулся и что-то сказал стоявшему за ним императорскому слуге в красном одеянии…

В это самое время поэт закончил свое чтение, и раздались новые рукоплескания и восторженные крики гостей.

Крисп хлопал, кричал вместе со всеми и даже не сразу понял, почему кто-то пытается его остановить. Оглянувшись, он увидел распорядителя пира, который почтительным тоном сказал, что его зовет к себе цезарь.

- Меня?! – изумился Крисп и вопросительно посмотрел на отца.

- Иди-иди! – подтолкнул его Марцелл. – Сама Фортуна улыбается тебе, сынок!

«А может, и мне, в награду за всё, что я пережил за последние годы…» - прошептал он, с надеждой и тревогой глядя в след сыну, направившемуся за распорядителем пира к императорскому ложу…

6

«Вот это новость!..» – мысленно ахнул Стас.

По улице снова проехал и остановился где-то совсем близко с домом мотоцикл.

«Надо было тетрадь на подоконник положить!» – вспомнил Стас, но тут же подумал, что теперь это уже все равно: блистательно придуманная им операция «Сложный след», благодаря Ваниной глупости, бесславно провалилась. Махнув на все рукой, он продолжил было чтение, но тут в дверь снова постучали. На этот раз как-то особенно громко и нагло.

- Заходите, открыто! – крикнул Стас и позвал: - Папа, к тебе!

Дверь открылась, и на пороге появился тот, кого он меньше всего ожидал увидеть у себя дома – Макс!

Этот не стал, как другие, начинать издалека, а сразу же выложил цель своего визита.

Со словами: «Вот, бабка велела вам передать! Сказала, отнеси, может, помогут тебе от армии отмазаться?» – он протянул маме ощипанную курицу, поставил на стол корзинку, доверху наполненную крупными яйцами, и обратился к вышедшему из комнаты отцу:

- Поможете?

- Ну… - даже растерялся тот от такой прямоты. – Для этого надо сначала хотя бы осмотреть тебя!

- Пожалуйся! Сколько угодно!

Макс с готовностью потянул с себя футболку. Но отец остановил его:

- Не здесь! Пойдем лучше в комнату Стаса!

- Я тоже! Мне нужно кое-что взять у себя… – забормотал тот, бросаясь впереди них.

Оказавшись в своей комнате, Стас заметался, не зная, куда спрятать сумку отца Тихона. Не придумав ничего лучшего, он просто толкнул ее ногой под кровать. Но сделал это не совсем удачно. Макс, выглянув из-за спины отца, сразу принялся обшаривать комнату хищным взглядом. А на полу… предательски змеилась торчавшая из-под кровати плечевая лямка. Стас пяткой задвинул ее. Но, кажется, было уже поздно…

Расстроенный, он вышел в родительскую комнату и стал прислушиваться к доносившимся до него голосам.

- Постой-постой! Где это тебя так? А это еще что? – то и дело спрашивал отец, и Макс не без гордости отвечал:

- Это я в городе, по глупости, на тренировке удар пропустил. А этот – уже по делу, в Москве, на боях без правил. Да я что? Посмотрели б вы на того, против кого меня там выставили, ну, на то, что я после этого с ним сделал…

- Мне хватит и того, что я у тебя вижу! Здесь больно? А здесь? Здесь?.. Д-да… Ну вот что… по моей части, что касается сердца, у тебя все в порядке. Но в остальном…

На кухню отец вернулся хмурый и явно чем-то озабоченный. Таким его Стас видел, когда у него в клинике появлялся какой-нибудь новый трудный больной. Макс, напротив, был как всегда вызывающе весел.

- Ну, так я пошел? Спасибо! – ухмыльнулся он.

- Не за что. Себя благодари… - как-то нехотя отозвался отец, и Макс, бросив на Стаса быстрый, цепкий взгляд, вышел.

Отец принялся молча мыть руки под рукомойником.

- Злой он какой-то, а глаза - красивые! – глядя на дверь, покачала головой мама и упрекнула отца: - Что же ты не помог ему? Хоть бы совет какой дал... Смотри, какие он нам хорошие яйца принес! А курица? В городе знаешь, сколько такая стоит? Да и нет таких в городе…

- Что ему мой совет? – отмахнулся отец. - Его и так в армию не возьмут. Он ведь больной насквозь!

- Кто! Макс?! – изумился Стас.

- С виду и не скажешь… - тоже удивилась мама.

Но отец с неожиданным раздражением сказал:

- Что вы можете понимать? «С виду!..» - передразнил он. – Да он изуродован своим боксом так, что живого места нет. Печень отбита, головной мозг, как минимум, после двух сотрясений. А правая почка такова, что ткни его сзади пальцем и наступит шок, из которого даже «скорая» может не вывести!..

«Вот это новость! – мысленно ахнул Стас. – Макс-то, оказывается - ткни и развалится?! Вот Ванька обрадуется, когда узнает про это... А может, наоборот огорчится? И не он один. Ведь, раз Макса в армию не возьмут, то придется теперь всей деревне терпеть его… до конца!»

7

Марцелл, узнав, что его зовет к себе император, страшно разволновался…

Цезарь Геренний Этруск жестом пригласил Криспа присесть на краешек своего ложа и стал расспрашивать, кто он, откуда, по какой причине оказался в Афинах и что ему нравится, а, может, и нет здесь...

Криспу не могло не льстить, что он удостоился беседы с самим цезарем. Радость и гордость переполняли сердце, которое все быстрей колотилось в груди. Но, благодаря стараниям матери и отца Нектария, у него был такой характер, что его трудно было изменить в считанные часы. Даже перед сыном владыки римского мира Крисп не лебезил, не торопился с ответами, говорил всё, как есть, что особенно понравилось цезарю и не осталось незамеченным самим Децием.

Император, почти не переставая советоваться с военачальниками о планах предстоящего похода, благосклонно кивнул ему. Затем протянул персик и повернулся к сыну:

- Тебе, как предводителю римской молодежи – принцепсу ювентутис, давно уже нужен толковый помощник. Почему бы нам не сделать им… Как тебя звать, юноша? Крисп? Вот – Криспа! Он серьезен, умен, сразу видно, не корыстолюбив и честен, не то, что сыновья всех этих… - он брезгливо кивнул на пирующих сенаторов и, обращаясь к Криспу, сказал, как о уже решенном деле: - После нашего возвращения с войны будешь жить во дворце и помогать цезарю. А теперь позови ко мне своего отца. Я лично хочу поблагодарить его за воспитание такого сына.

- Постой!.. – шепнул Геренний, придерживая за локоть Криспа. Помощник помощником, но, судя по всему, цезарю жилось так одиноко, что для него важнее было найти настоящего друга. И он совсем, как простой мальчишка, с надеждой заглядывая в глаза Криспу, спросил:

- Мы ведь будем дружить с тобой, правда, да?

Криспу стало так жаль этого юношу, что все правила придворного этикета вдруг вылетели у него из головы, и он, называя цезаря по имени, с самой искренней теплотой ответил:

- Конечно, Геренний! Мы ведь – уже с тобою друзья!

Это еще больше понравилось цезарю, и он, тайком от отца, с неожиданной для его болезненного вида силой, пожал Криспу руку.

… Марцелл, узнав, что его зовет к себе император, страшно разволновался.

- Ты ничего не перепутал? Это такая честь… Я ни разу не удостаивался подобного… А может, он недоволен моей службой?

- Что ты, отец! – попытался успокоить его Крисп, но тот с испугом взглянул на него:

- Надеюсь, ты ни словом не обмолвился о своей…

Крисп сразу понял, что Марцелл хотел сказать «вере», но побоялся произнести это слово здесь вслух.

- Н-нет, отец… - отрицательно покачал он головой, и, когда Марцелл ушел, несколько мгновений рассеянно озирался вокруг, словно силясь понять, где он, как тут оказался, и что это с ним…

Но это продолжалось лишь считанные мгновения. Посеянные отцом семена быстро заглушили колосившееся уже золотом поле, которое так старательно возделывал в его сердце отец Нектарий…

Ловя на себе завистливые взгляды, слыша льстивые голоса прознавших о его возвышении вельмож, он гордо огляделся и выпрямил спину, как это подобает другу и помощнику цезаря, как знать, через несколько лет, может, и самого императора!

В мечтах о будущем он возносился все выше и выше… Сенаторская тога, массивный наградной браслет, золоченый шлем легата, всё уже было на нем…

И когда он увидел себя, как Валериана, с маленьким золотым мечом префекта претория на шее, вдруг послышалось имя, от которого все его видения рассеялись, словно утренний туман… растаяли, как мираж в пустыне!

Оно было сказано возлежавшим на соседнем ложе человеком шепотом, но прозвучало для него громче грома…

«Христос!..»

Крисп вздрогнул, прислушался и, несмотря на то, что вокруг гремела музыка, и что-то кричали захмелевшие люди, еще отчетливее услышал:

«Христос!!»

Снова прислушался, и опять прозвучало:

«Христос!!!»

Возлежащие перед соседним столиком сенатор и всадник говорили о том, что еще вчера было для него роднее и важней всего на свете: о Господе Иисусе Христе, о тайном эдикте Деция и предстоящих в неминуемо близком будущем гонениях – пытках и казнях. Оба они были готовы исповедывать Христа до конца и укрепляли в этом друг друга.

«Так вот что мне не давало покоя там, в порту!» - ахнул про себя Крисп.

И понял, что он потерял.

И вспомнил всё.

Он достал подаренную отцом монету и какое-то время смотрел то на золотой профиль, то на живого императора, который, поймав его взгляд, узнавающе улыбнулся ему…

Крисп опустил голову и едва не бросил на пол монету с изображением того, кто обрекал своим эдиктом его собратьев по вере на неслыханные муки и смерть. Только то, что отец Нектарий приучил его с уважением относиться к властям, удержало его от этого…

«Господи, что я наделал! – мысленно простонал он. - Солгав, я лишился Твоей благодати! Скорее к отцу Нектарию, на исповедь… скорей снять оковы греха, разделившего меня с Тобою!..»

Даже на корабле он не ждал встречи с отцом Нектарием так, как жаждал её сейчас.

Лицо его горело. Руки были холодны, как лед…

Вернувшийся с золотой наградной цепью на шее Марцелл, на радостях, сразу и не заметил перемены, которая произошла в его сыне.

- Поздравляю! Счастье-то… счастье какое!.. А ты не хотел ехать… Мой сын – друг и помощник цезаря! Да мог ли я когда-нибудь даже мечтать об этом?

Крисп оторвал ладони от щек и умоляюще взглянул на него:

- Отец, - попросил он. – Давай уйдем отсюда? Мне… плохо!

Ему и, правда, было нехорошо.

Марцелл с тревогой посмотрел на сына и неожиданно быстро согласился:

- Да-да, конечно, это от радости… так иногда бывает… Да и на сцене сейчас начнется такое, что неприлично смотреть в твоих летах. Вон и цезарь… твой друг… тоже собирается уходить. Только я должен сообщить об этом распорядителю пира!

Крисп с трудом дождался возвращения отца и, только чтобы не подвести его (а то бы он побежал!), стараясь идти как можно сдержаннее, направился вон из ненавистной теперь ему залы…

Глава 10

1

- Нет, отец, нет! – в испуге воскликнул Крисп…

Марцелл и Крисп ехали в роскошной повозке по улицам Афин из центра, по направлению к порту.

Марцелл был счастлив.

- Даже в самом прекрасном сне я не смог бы увидеть то, что произошло сегодня наяву! – не уставая, повторял он. – Мой сын будет жить во дворце и находиться в ближайшем окружении цезаря, а значит, и императора!

Крисп, напротив, был молчалив и подавлен. Всего полчаса назад он и сам был, как казалось ему тогда, счастливейшим человеком. А теперь не было на земле человека несчастней его!

С моря дул не по-летнему холодный, влажный ветер, нагнавший на город низкие, мрачные облака. Шел мелкий, колючий дождь. Эта резко изменившаяся погода была как раз под стать его настроению.

Колеса повозки стучали по тем самым камням, по которым ходили когда-то великие эллины.

«Где теперь величие Солона, мудрость Сократа, ученость Аристотеля? – мучительно размышлял Крисп. – А души давно умолкнувшего Демосфена; лечившего других, но самого не уберегшегося от болезни Гиппократа; завоевавшего почти весь мир, и все равно побежденного смертью Александра Македонского – где теперь все они?»

Марцелл что-то спросил, Крисп что-то ответил невпопад…

«Но все они жили до прихода в мир Спасителя, и будут судиться по закону своей совести… А я? Какой ответ дам Богу я, если карета вдруг сейчас перевернется, и мы погибнем, или на нас нападут грабители?.. Ведь сказал же Господь: в чем застану, в том и буду судить! А отец Нектарий говорил, что неложно каждое Божье слово…»

Вспомнив про отца Нектария, Крисп не застонал. Отец с тревогой взглянул на него и велел вознице ехать помедленней.

- Нет, отец, нет! – в испуге воскликнул Крисп, понимая, что только исповедь у отца Нектария теперь может спасти его. – Прошу тебя, пусть наоборот едет, как можно скорее!

- Но ведь ты болен, тебя может совсем растрясти!

- Все равно! Пусть!.. Скорее, скорее…

Отец пожал плечами и выполнил просьбу сына. Когда они въехали в порт, он хотел помочь Криспу выбраться из повозки, но тот сам спрыгнул на каменную мостовую и бегом бросился к кораблю.

Ничего не понимая, Марцелл последовал за ним.

Поднявшись на палубу, Крисп сразу направился на нос «Тени молнии», где размещались пассажиры, но перед ним, как и прежде, вырос юнга Максим. Он с еще более наглым видом смотрел на него.

Точно наткнувшись на стену, Крисп развернулся и бросился искать Плутия Аквилия. Но за время их отсутствия тот сделался едва ли не самым нужным человеком на корабле, и найти его было не так легко.

Тем временем Марцелл тоже поднялся по трапу и отдал приказ сниматься с якоря.

Гилар выполнил его и, заметив на шее Марцелла золотую цепь, с плохо скрываемой завистью уставился на неё.

- Тебя… наградили? – только и смог вымолвить он, на что Марцелл, поправляя цепь, важно ответил:

- Да! Получил из рук самого императора!

- Рад за тебя, рад! Поздравляю! Но – ах, какая жалость!

- Это еще почему? – нахмурился Марцелл.

- Так ты теперь наверняка получишь новый чин, вместо тебя назначат другого, а с тобой было так приятно работать! – льстиво объяснил Гилар.

- И - выгодно? – с хитринкой во взгляде уточнил Марцелл.

- Не скрою, да! Кстати, я тут взял на борт еще несколько попутных пассажиров... А твоих рабов, чтоб не сбежали, я посадил на цепь!

- Зря, там же дети! – поморщился Марцелл. – Куда они сбегут посреди моря? Вели своему кузнецу немедленно расковать их. А завтра я разберусь, что с ними делать…

- Да, тебя еще спрашивал какой-то бывший военный, - припомнил Гилар. – Назвался твоим управляющим.

- Скавр? Меня? Здесь? – удивился Марцелл. – И где же он?

- Не знаю… Наверное, отправился в город, искать тебя!

- Ну, этот найдет! – махнул рукой Марцелл. К ним подошел лоцман, и сразу стало не до лишних разговоров…

… «Тень молнии» медленно отходила от причала, когда Крисп отыскал, наконец, Плутия Аквилия. Ему показалось, что он заметил бегущего к кораблю Скавра. Но разве до него было ему в этот момент? Тем более что он помнил, какой приказ получил управляющий от отца – следить за отцом Нектарием и сдать его властям в день начала гонений, где бы тот ни был!

- Ну что, - нетерпеливо заторопил он почему-то отводящего взгляд Плутия. – Все в порядке? Договорился?

Тот виновато развел руками:

- Ничего не получается. Этот юнга упрям, как сирийский осёл! Зря ты тогда пнул его ведро, – с упреком сказал он. - Обиделся… До этого был рад устроить вам встречу в первый час второй стражи всего за один денарий. А теперь, говорит, меньше, чем за золотой не возьмусь. А где его взять, этот золотой?..

- Где?.. – Крисп вдруг вспомнил про подарок отца, порылся в складках одежды и протянул Плутию золотую монету.

Тот недоверчиво принял ее, попробовал на зуб и подмигнул:

- Ну, это совсем другое дело!

Велев Криспу никуда не уходить, он побежал к мачте, откуда слышался голос юнги, и быстро вернувшись, радостно объявил:

- Все в порядке. Взял. Теперь уже всё будет зависеть от тебя!

- Как это? – не понял Крисп.

- Очень просто! – похлопал его по плечу Плутий. – Смотри, не проспи!

2

- Нет-нет! – решительно отказался отец. – И не просите. Не могу!

…- А ты что это к себе не идешь читать?

Стас вздрогнул, услыхав голос мамы. Мигом возвращаясь из далекого III-го в родной XXI-й век, он вспомнил причину, почему ему не хотелось идти в свою комнату, и буркнул:

- Чего я там один забыл? Скучно…

- Ничего, завтра пойдешь гулять! – шепнула ему мама. – Папа обещал, у него сам знаешь, слово какое твердое.

Новых посетителей почему-то давно не было, отец работал над диссертацией, и ей пришлось несколько раз позвать его, потому что в окне показалась старушка, идущая к их дому.

Стас поежился – уж эту точно поведут в его комнату.

Но, к немалой его радости, он ошибся опять. Оказалось, старушка пришла просить не за себя, а… за свою больную корову.

- Да поймите, - убеждал её отец. – Я – врач, а не ветеринар. Понимаете - специалист по сердцу!

- Вот я и говорю, - кивала старушка, - сердце кровью обливается, когда на нее гляжу! Уж как она, кормилица и поилица моя, страдает, как мучается! А что туго доится – так вы не верьте! Я её со сломанной рукой доила!

- Руку вашу посмотреть могу, ногу – вон как вы хромаете – тоже! Но, простите, корову… - развел руками отец. - Я даже не знаю, с какой стороны к ней подходят!

- А я покажу! – с готовностью пообещала старушка.

- Нет-нет! – решительно отказался отец. – И не просите. Не могу!

- Так пропадет ведь! – всхлипнула старушка. - Сосед с утра торопит, давай, говорит, резать, пока не поздно! – показала она на окно, за которым, и правда, бродила у ворот могучая фигура дяди Андрея.

- Ну, так режьте! – махнул рукой отец. – Я тут при чем?

- Э-э… - укоризненно покачала головой старушка. – А говорите, по сердцу! Как можно лечить то, чего у самого нет?

Сокрушенно вздыхая, она направилась к двери.

Мама принялась успокаивать отца, который, горячась, стал доказывать ей свою правоту. А Стас глядел в окно, наблюдая, как старушка подошла к дяде Андрею и, судя по обреченному жесту, сказала:

- Всё, режь, окаянный, мою кормилицу и поилицу!..

Так бы оно, наверное, и было. Но тут из-за угла показалась суеверная женщина. Пренебрежительно махнув в сторону их окна, она стала что-то шептать старушке. Та радостно всплеснула руками, и, оставив дядю Андрея в полном недоумении, частыми-частыми шажками быстро засеменила - в сторону медпункта…

3

- Отче! – бросился к пресвитеру Крисп…

Как быстро летит время в те радостные минуты, когда не хочется, чтобы оно когда-нибудь кончилось. И как медленно тянется, если ждешь чего-то особенно важного!

Крисп лежал в темноте с открытыми глазам, дожидаясь, когда серебряный колокольчик клепсидры⁹, стоящей на столике отца, ударит в третий раз, и придет долгожданный первый час второй стражи.

Но кузнец с поднятым молотом, фигурка которого венчала крышку часов, словно забыл о своих обязанностях…

Давно уже уснул отец. Несмотря на то, что всё время, пока их не было, дверь каюты охраняла стража, он начал проверять эдикты, но, не доведя дела до конца, так и заснул с сумкой в руках.

В каюте было тихо и спокойно. Корабль по-прежнему мчался куда-то вперед. Легонько поскрипывало дерево. Билась о борт за волною волна. И уже само море казалось огромной клепсидрой, в которой каждая минута равнялась вечности!

Наконец, раздалось мелодичное: дин-н-н…

- Пора!

Крисп специально шумно пошевелился. Прислушался к громкому дыханию отца и на всякий случай кашлянул. Нет, устав за день, тот спал так крепко, что разбудить его мог разве что удар настоящего молота о наковальню.

Тем не менее, Крисп, стараясь ступать как можно тише, на цыпочках вышел из каюты и плотно закрыл за собой дверь.

На палубе было ветрено и дождливо.

Из-за сильного встречного ветра или, опасаясь, что начнется шторм, Гилар велел убрать паруса и посадил за работу гребцов. Они мерно поднимали и опускали тяжелые весла, подгоняемые заспанным, злым келевстом.

Крадучись, Крисп стал продвигаться вдоль борта к мачте. Краем глаза он уловил какое-то движение – словно чья-то быстрая тень мелькнула к их каюте, оглянулся – но нет, кажется, показалось…

А дальше он забыл обо всем на свете.

У мачты его уже дожидался отец Нектарий!

Между ними, как всегда, стоял юнга Максим. Но на этот раз он стоял к ним спиной и плевал в воду, старательно делая вид, что происходящее его не касается.

- Отче! – бросился к пресвитеру Крисп и через мгновение с плачем забился в его крепких объятьях. – Прости, я согрешил!.. Я… я…

- Ну, что ты, мальчик мой, перестань! – попытался успокоить его отец Нектарий, но Крисп не мог остановиться:

- Я солгал отцу, а потом начал грешить всё больше, больше, и мне даже стало нравиться это! Что это было, отче?

- С тобой случилось самое страшное, что только может случиться с человеком. От тебя отошла Божья благодать, и теперь ты знаешь, каково жить без неё!

- И что же, теперь я – погиб? – простонал Крисп.

- Но ты же ведь - каешься? – с доброй и всепонимающей улыбкой посмотрел на него пресвитер.

- Да, отче, да!

- Вот видишь! А любого кающегося с радостью прощает и вновь принимает к себе Господь. Наклони голову!

Отец Нектарий крепко обхватил обеими руками голову упавшего на колени Криспа и прошептал:

- Господь и Бог наш, Иисус Христос прощает и отпускает тебе, чадо Крисп, все твои грехи. Иди и впредь не греши, дабы не случилось с тобой еще худшего! Целуй крест в знак того, что никогда больше не отступишь от Христа, даже если бы тебе предложили за это богатства всего мира!

Отец Нектарий протянул Криспу висевший у него под плащом большой бронзовый крест, на котором по-гречески было написано: «Святая святым!», и тот, плача, припал к нему губами…

«Успел! Успел! – радостно стучало его сердце. Крисп понимал, что теперь он и сам свят. Забери его Господь в этот миг – начнись сейчас шторм и переверни парусник или смой его за борт высокая волна, и никто никогда уже не разлучит его с Богом. – А как же отец Нектарий? А мой отец?..» - вдруг вспомнил он и зашептал:

- Отче! Отец знает, кто ты! Тебе надо бежать!

- Зачем? – удивился пресвитер. – Я сам хочу пойти на мучения ради Христа. А уехал из города только для того, чтобы не огорчать свою паству! Какая разница, где это произойдет?

- И я с тобой! Ладно? – прижался к нему Крисп и умоляюще заглянул в глаза: - Но до этого поговори с моим отцом, обрати его в нашу веру, спаси его!..

Крисп хотел сказать, что он хороший, честный, добрый, но в этот момент за его спиной раздалось изумленно-грозное:

- Ага!

Крисп оглянулся и увидел… невесть каким образом, возникшего из темноты отца.

Увидев сына, прижимающегося к ненавистному ему человеку, как совсем недавно и к нему самому, Марцелл едва не задохнулся от гнева:

- Так вот оно что?!

- Отец! – бросился к нему Крисп. – Выслушай! Погоди…

- Молчи! – прохрипел Марцелл, останавливающее протягивая перед собою ладонь. – Лжец! Лицемер! Ты усыпил мою бдительность, чтобы встретиться с ним? Теперь я понимаю, почему ты так легко на все соглашался. Теперь мне ясно, почему, сказавшись больным, чуть не бежал на корабль! А ты куда, бездельник, смотрел? – повернулся он к юнге и, вымещая на нем всю свою злобу, ударил его.

Удар был такой сильный, что хрупкий киликиец упал. Кулак, в котором он держал монету, разжался, и по палубе, прямо под ноги Марцеллу покатилась золотая монета. Тот поднял ее, поднес к глазам и увидел выцарапанную им самим букву «F»…

- Да тут целый заговор! – ахнул Марцелл. – Ну, ничего, сейчас я сам разберусь, кто прав, а кто…

Он выхватил у подошедшего на шум охранника меч, но не успел взмахнуть им, потому что к нему подскочил удивленный Гилар:

- Как… ты здесь? – ничего не понимая, уставился он на Марцелла.

- А где ж мне еще быть? – огрызнулся тот. – Как видишь, пришел, как нельзя вовремя!

- А кто же тогда там?..

- Где – там?

- В твоей каюте!

- Как кто? Никого!

- Как никого?! – округлил глаза Гилар. - Я только что проходил мимо - дверь открыта… в каюте мужская фигура, а твой голос тут. Я ничего не понял и – скорее сюда!..

- Что-о? – вскричал Марцелл, с мечом наперевес бросаясь в каюту.

Пробыл он там совсем недолго и, появившись с зажженным канделябром в руке, сказал:

- Да. Похоже, ты прав, Гилар! Клепсидра опрокинута. Но, может, это я уронил её, после того, как ты разбудил меня?

- Я? Тебя?! – изумился еще больше, чем минуту назад, увидев Марцелла у мачты, Гилар.

- Ну, а кто же тогда растолкал меня и твоим голосом сказал, что я срочно должен подняться на палубу?

Марцелл посмотрел на потерявшего дар речи капитана, вернул меч охраннику и устало сказал:

- Ладно. Завтра разберемся. Крисп, в каюту! – не глядя на сына, коротко бросил он. – Юнгу выпороть хорошенько… Двадцать, нет – тридцать плетей! Сейчас же! На палубе! А этого…

Марцелл показал канделябром на отца Нектария:

- Этого заковать и держать на цепи до того момента, когда я сдам его властям!

- А есть ли у тебя основание для обвинения? – не без тревоги шепнул Гилар, на что Марцелл с твердой уверенностью ответил:

- Есть! И поверь, такое, что любой судья сочтет его предостаточным, чтобы вынести ему самый суровый приговор! Да! И еще… - с усмешкой прищурился он. - Юнгу можешь освободить от прежней обязанности. Теперь я сам, лично буду следить за ним. Ведь я же обещал тебе это, верно, Крисп?

Тот понуро кивнул и следом за отцом направился в каюту.

Мимо них с почтительным поклоном прошмыгнул заспанный, шатающийся спросонья, Плутий Аквилий. Криспу неожиданно показалось, что глаза его блеснули совсем не как у человека, еще не отошедшего ото сна. Но до Плутия ли было ему в тот миг?

В каюте он быстро разделся и нырнул в постель.

Не разговаривая с ним, Марцелл сел за стол и второй раз за эту ночь принялся проверять содержимое своей сумки. Он снова и снова пересчитывал эдикты, осматривал печати. Криспу, наблюдавшему за ним из-под прищуренных век, хорошо было видно, что отец давно уже убедился в том, что всё на месте, но делал это только для того, чтобы успокоиться. А еще – ну, кто лучше Криспа знал своего отца, - уже простив его, Марцелл прикидывал, как бы завтра начать разговор с любимым сыном так, чтобы им обоим казалось, что ничего плохого между ними не произошло в эту ночь…

«Ах, отец, отец!.. Самый родной ты мой человек…»

Крисп натянул одеяло до подбородка, чтобы Марцелл не заметил, что он счастливо улыбается. А он, несмотря на только что пережитое, был действительно счастлив. И потому, что успел к отцу Нектарию. И потому, что теперь был спокоен за своего отца.

Одно только было непонятно Криспу: кто же все-таки разбудил Марцелла?

«А впрочем, какая теперь разница?» – мысленно махнул он на это рукой.

И, уже засыпая, подумал:

«Неужели когда-нибудь всё будет иначе?..»

4

- Ну? – уже с угрозой спросил Макс.

«Неужели когда-то всё так и было?» - Стас потянулся, зевая, и закрыл тетрадь, дойдя ровно до её половины.

«Тогда ведь ни телевизора, ни электричества не было! – поежился он. - Как они жили? Что знали? Науке вон до сих пор не все до конца известно, а уж тогда…»

Новых гостей давно уже не было. После старушки зашел ненадолго дядя Андрей, которому отец еще более строго посоветовал меньше есть мясного и больше двигаться. Затем забежала соседка попросить таблетку от головной боли.

И – как отрезало.

Прошел час, другой… протянулся третий.

Стас уже давно изнемог на кухне, но никак не мог заставить себя пойти в свою комнату.

Через приоткрытую дверь донесся разговор родителей. Он услышал свое имя и прислушался.

- Всё сидит и сидит! Читает! – явно пытаясь разжалобить отца, говорила мама. – Может, отпустим его сегодня?

Но тот был неумолим:

- Сказал завтра, значит, завтра!

- Правду сказала та старушка, что у тебя нет сердца!

- Зато есть ум, и у него теперь будет! Всё, не мешай работать. Сейчас главу диссертации допишу и схожу навестить Тихона Ивановича!

- Вот-вот, у тебя одни Тихоны Ивановичи на уме!

- Да пойми ты… - отец, очевидно догадавшись, что сын подслушивает их, подошел к двери и плотно закрыл ее.

Но Стас особо не огорчился этому.

Наоборот, его вдруг осенило:

- А почему это я должен бояться? Не лучше ли просто взять да избавиться от креста? А что – папа пойдет в медпункт… Я отдам ему этот крест… Он передаст его отцу Тихону. И всё! Как это я раньше не догадался?

Насвистывая от радости, он направился через родительскую комнату прямо к себе.

Папа с мамой сразу смолкли на полуслове и сделали вид, что смотрят телевизор. Там действительно показывали что-то интересное.

Стас, не отводя глаз от экрана, открыл свою дверь, закрыл за собой, обернулся и… замер.

На подоконнике его комнаты, словно у себя дома, сидел и самым наглым образом смотрел на него – Макс!

- Ты? – только и смог прошептать Стас.

- Я, - невозмутимо подтвердил Макс.

- Здесь?

- Ну…

Стас не спросил, зачем он пришел. Макс не сказал, зачем он тут. Обоим и так всё было ясно…

Стас невольно оглянулся… потом посмотрел на сумку. Судя по все так же выглядывавшей из-под кровати лямке, она была на месте.

«Странно… - не понял он. - Он же давно мог запросто взять ее и убежать!»

Макс перехватил недоуменный взгляд Стаса и усмехнулся:

- Удивляешься, почему я эту сумку не утащил? Как бы не так! Меня, считай, полдеревни у вашего дома видело. Полезть тебе под кровать, значит, самому себе с пола срок поднять. Года на два, а то и на все четыре! Тут все только этого и дожидаются. Не-ет, сесть я всегда успею. А крест… его ты мне сам отдашь!

Стас снова оглянулся на закрытую дверь. Родители были так рядом… и так далеки!

- Ну? – уже с угрозой спросил Макс.

Стас промолчал, лихорадочно соображая, как поступить. С одной стороны, правильнее было отдать крест через отца его хозяину, с другой – намного выгоднее – Максу. Была, правда, еще третья сторона – Ваня. Что скажет на это он? И… четвертая – Ленка. Хоть и маленькая, но ее мнением он почему-то дорожил... Правда, им можно будет сказать, что Макс заставил его сделать так. И потом – Ванька сам виноват! Он просил его этот крест сюда приносить?..

- Ну! – подался вперед, явно готовясь к прыжку, Макс.

- Но крест же – не мой…

- Тем лучше, легче отдавать будет!

- А… если не отдам? – облизнув губы, на всякий случай уточнил Стас и, сникая под холодеющим взглядом Макса, добавил: - Ну, так просто… задаром?

- О! Это совсем другой разговор, - одобрительно кивнул Макс и уже деловито осведомился: – во сколько его ценишь? Только учти, здесь - деревня, мы московских цен не понимаем!

- Крест старинный, одни рубины чего стоят... Ты сам слышал, ему цены нет… - забормотал Стас, но Макс грубо оборвал его:

- Ну!! – в третий и, судя по тону, явно в последний раз, сказал он. - Говори прямо - чего за него хочешь?

Стас секунду помедлил и сказал:

- Свой плеер!

- На! - с готовностью выполнил его желание Макс, возвращая знакомый плеер. - Слушай на здоровье!

- И еще… серебряный рубль, который я выспорил у Ваньки! – выпалил Стас.

Макс порылся в карманах и достал тот самый, заветный рубль.

- Этот, что ли? Держи! Всё? А теперь – гони сюда крест!

Стас нагнулся, вытащил сумку из-под кровати и протянул Максу.

- Всё не надо! – предупредил тот. – Только крест!

Стас пожал плечами – крест, так крест, и, достав из сумки бархатную коробку, протянул Максу.

Тот захотел здесь же открыть её, но вдруг за дверью послышались приближающиеся шаги…

- Ладно, пока! Потом полюбуюсь! – подмигнул Макс и, спрыгнув, исчез, будто его и не было.

Дверь комнаты открылась, и вошел отец. Судя по выражению его лица, мама все же не дала ему дописать главу диссертации и уговорила уже сегодня простить сына. Так бы оно, наверное, и было, но…

- Ну, как ты тут? – войдя, нарочито строго поинтересовался отец и, увидев в руках у Стаса плеер, уже всерьез нахмурился: - Это что – снова не слушаться? Я же велел сразу отдать его мне! Дай сюда! Завтра получишь…

Он отобрал плеер и заметил лежавшую на столе монету.

- Серебряная? Очень хорошо. Мы положим ее в графин. Вода здесь, кто его знает, какая! А серебро прекрасно убивает микробы!

С этими словами, прихватив монету и плеер, он вышел.

И все же, несмотря на это, Стас был рад, даже счастлив. Теперь он снова, ничего не боясь, мог сколько угодно находиться в своей комнате! И не просто сидеть или лежать, а учиться быть властным, наслаждаться жизнью и строить планы, как заработать большие деньги, то есть уже не думать о смысле этой жизни, а начинать жить так, ради чего стоило жить!

5

Стас почувствовал, что у него из-под ног уходит твердая почва…

Даже у самого бесконечно долгого дня когда-нибудь наступает вечер.

Солнце, словно голова уставшего от забот человека, все сильней клонилось к горизонту. Далекий лес и видневшийся справа от него хуторок окрасились в розоватый цвет.

Стас прошел на кухню и налил себе воды из стеклянной банки, на дне которой лежала его монета. Сквозь толщу воды она казалась еще больше.

«Всё равно монета моя! – вернувшись к себе, думал Стас. – Это все равно, что я в банк её положил. Или, как бы сказала Ленка, – в банку!»

Вспомнив про Лену, а следом за ней, и Ваню, и что ему еще придется держать перед ними ответ за отданный Максу крест, Стас помрачнел, но тут же отогнал от себя эту мысль.

К тому же у него были дела и поважнее!

«Такой серебряный рубль стоит, как минимум сто долларов, да отец дал десять, - стал подсчитывать он. – Итого сто десять долларов. И это всего за два дня!»

Стас довольно потер ладони и принялся ходить из угла в угол, прикидывая, на чем же все-таки можно еще заработать в деревне?

Но придумать ничего не удалось. Дверь вскоре открылась. И, пропуская вперед себя невысокого, лысоватого человека в очках, в комнату вошел отец.

Решив, что это очередной посетитель, Стас уже собрался идти во двор. Но следом за ними вошла мама, и оказалось, что это не пациент, а гость, которому, как принято в таких случаях, родители показывали дом.

- Это у нас детская! – обвел рукой комнату отец и остановил указательный палец на сыне. – А это…

- Уже догадался, её обитатель! – с улыбкой кивнул Стасу гость и спросил: - В седьмой класс перешел?

- Да… - удивленно посмотрел на него Стас. Из-за его роста взрослые обычно считали, что он старше. - А как вы догадались?

- Профессия у меня такая! – гость чуть внимательнее посмотрел на него и добавил. – Могу еще сказать, что учишься ты на четыре и пять. Всего две или три четверки!

- Четыре! - поправил Стас. - Но откуда вы это…

- Юрий Цезаревич – директор местной школы! – шепнула мама.

- И у него очень богатый опыт! – добавил папа.

«Вот это да! - с восторгом подумал Стас. Хоть это был директор не московской, а всего лишь деревенской школы, приятно было так запросто стоять рядом с человеком, перед которым дрожали все здешние мальчишки и девчонки. – Скажу Ваньке с Ленкой, что он у меня был – вот обзавидуются!..»

- Да, - подтвердил гость. – Сам был когда-то здесь мальчишкой, а теперь вот почти уже тридцать лет директор! Не только руковожу, но и учу детей. Можно сказать, всю жизнь положил на то, чтобы они стали настоящими людьми. И есть чем похвастать! Среди моих питомцев – десятки инженеров, несколько ученых, два журналиста и даже один актер! Есть, конечно, досадные исключения, вроде Семенова или Будко… Но поверьте, таких единицы!

- Будко… Будко, – знакомая фамилия… - задумался вслух отец.

- Это муж Валентины, фельдшера в нашем медпункте! – подсказал директор. - Ну, у нее еще дети – Ваня с Леной. Шесть лет уже сидит за убийство сына губернатора и неизвестно, когда выйдет, и выйдет ли вообще! У них в семье это наследственно – бабку Валентины к расстрелу приговорили, покойную теперь Пелагею тоже следователь то и дело в город вызывал…

Стас чуть не подпрыгнул от такой новости. Вот тебе и разведчик – Ванькин отец!

«Тоже мне друг, не мог сразу правду сказать!» - даже обиделся он.

Он хотел спросить Юрия Цезаревича, за что приговорили к расстрелу Ванину прабабушку. Но тот, осматривая стену, начал хвалить его:

- Признаться, первый раз такое вижу. Ребята сейчас стенки боксерами, рокерами да идолами поп-музыки увешивают, а тут… Что, как папа, врачом решил стать? – с одобрением спросил он Стаса.

- Почему? – не понял тот.

- Портрет Гиппократа выше всех повесил!

- Это не Гиппократ, это Деций! – буркнул Стас.

- Да? - удивился директор.

- Вон и подпись есть…

- Верно! – прищурившись, прочитал имя императора директор. – То, что ты так хорошо знаешь историю древнего мира, да еще с ее традицией переименовывать памятники – просто выше всяких похвал! Это ведь уже из институтского курса! Правда, насколько я помню, у Деция борода была несколько короче... И лицо не греческое, а римское. Но меня сейчас интересует другое – почему именно он у тебя на самом почетном месте?

- Так… читал о нем…- уклончиво ответил Стас. – Власть он имел!

- Ага, понимаю! Значит, политиком мечтаешь стать?

- Ну… а что тут плохого?

- Нет, почему? А… еще и бизнесменом? – заметив курс валют, уточнил директор.

- Он у нас о смысле жизни всерьез думает! – с гордостью пояснила мама.

Директор с нескрываемым уважением посмотрел на неё, затем – как, наверное, на своих учеников во время экзамена, на Стаса:

- Похвально, похвально! И что же?

- Ищу! – уклончиво ответил Стас. Почему-то ему теперь не хотелось говорить об этом вслух. То, что велел отец, выполняя свой родительский долг, неожиданно для него самого вдруг превратилось в самое важное и главное.

Но директор не отставал:

- И к какому же выводу ты пришел? – допытывался он. - Неужели к тому, что главное в жизни это? – Юрий Цезаревич пренебрежительно кивнул на «Деция» и вырезку с курсом валют.

- А почему бы и нет? – с вызовом осведомился Стас.

- Нет, всё это, конечно, хорошо, но… - директор сделал значительное лицо. – Не вечно! Разве ты не подумал, что всё это когда-то пройдет? И деньги, и власть, и вообще всё, что мы видим вокруг… В детстве у меня был друг, Васька Голубев… Так мы с ним однажды даже до драки поспорили, существует ли на земле хоть одна вещь, которая будет вечно! И, помнится, никто не победил. А сейчас бы я сказал, что такая вещь, которая, кстати, напрямую связана со смыслом жизни, есть! И это что?..

- Что? – всем телом подаваясь вперед, эхом повторил Стас.

- Слава или просто добрая память! Представь себе, человека давно уже нет, а он – живет!

- Как это?

- Очень просто! – улыбнулся директор. – В написанных книгах, как, например, Пушкин… в открытиях и изобретениях, как Коперник, Кулибин, Ньютон… в совершенном подвиге, как Александр Матросов или Юрий Гагарин. Да просто – в проложенной дороге, построенном доме, посаженном дереве, наконец, в своих детях!

Юрий Цезаревич обвел глазами внимательно слушавших его родителей с сыном и, немного заученно, словно в десятый раз повторяя один и тот же урок школьникам, подытожил:

- И значит, жить надо для чего? Чтобы оставить о себе память и потом, после своей смерти, вечно жить в ней!

Стас почувствовал, что у него из-под ног уходит твердая почва… будто он на полном ходу врезался в стену, за которой снова была пугающая пустота. Рушилось всё, что ему с таким трудом удалось построить за эти три дня. И потом, он никак не мог взять в толк, а как это можно жить в памяти, то есть, выходит, в ком-то, и спросил:

- И как им сейчас?

- Кому? – не понял директор.

- Копернику, Гагарину, Пушкину!

- Где?!

- Ну, вы же сами сказали – в нас! Они что – тоже слушают, думают, дышат?

- Не говори глупостей! – возмутилась мама. Но Юрий Цезаревич остановил ее, и принялся отвечать на вопрос. Он что-то горячо объяснял, доказывал, но на самом деле только еще больше запутал Стаса.

- Но ведь умирать всё равно страшно, и… не хочется! – наконец, прошептал тот.

Директор как-то немного странно – одними губами улыбнулся и успокаивающе положил на его плечо руку:

- Не отчаивайся! Природа так мудро создала нас, что человек к старости просто-напросто устает жить и совершенно спокойно покидает этот мир, но… - он показал на портреты Пушкина и Гиппократа, наверное, забывая, что это уже Деций, - оставив в сердцах благодарных потомков эту самую, вечную память!

6

- Я?! – как ужаленный подскочил на стуле Стас...

Опять всё менялось с этим смыслом жизни!

Стас сидел за столом и думал, что бы ему сделать такого, чтобы увековечить свое имя в истории. На стене появились новые вырезки из журналов: Пушкин, Циолковский, маршал Жуков, Юрий Гагарин…

Конечно, то, что сказал здешний директор, нравилось ему намного меньше, чем услышанное от Григория Ивановича, дяди Андрея и охранника Игоря Игоревича.

Но у Юрия Цезаревича был такой аргумент, возразить против которого было невозможно. Всё, действительно, когда-то пройдет. Утешали, правда, его последние слова. Но, как в том случае – когда машину угнали, а сигнализация осталась…

Стасу не оставалось ничего другого, как остановиться на мысли, что правы все взрослые, каждый по-своему. Пока он доживет до того времени, когда умирать не страшно, можно и к власти стремиться, и большие деньги зарабатывать, и жить в свое удовольствие. И, конечно же, стараться оставить после себя не просто память, а вечную славу!

Он сбегал к отцу и, выпросив несколько листов бумаги, стал чертить схему вечного двигателя да гнуть проволоку… Однако, это занятие вскоре наскучило ему.

Взгляд его остановился на портрете Пушкина.

«Вот у кого слава, так слава! – с уважением подумал он. - Даже те, кто никогда не читал его стихов, когда не знают, что отвечать, говорят: «Что я, Пушкин?» Может, и мне тоже начать писать стихи?»

А что? Переделывал же он с ребятами для школьных игр в КВН тексты известных песен на злобу дня. Да так, что все потом хохотали. И на 8-е марта поздравления в рифму писал на открытках девчатам…

Вспомнив про одноклассниц, он вдруг подумал о Нине и решил, что она не похожа ни на одну из них. Калейдоскопом пронеслось перед глазами, как он впервые увидел её, как они обменялись только им понятными взглядами, как она была здесь, у него дома и посмотрела на него… В ушах зазвучал голос Ленки: «Ой, Нинка, какая же ты красивая! Вырасту, тоже такой буду…». И подумалось: а может, она, и правда, красивая?

За окном в полную силу наливались сумерки. Заговорщицки подмигнула с неба первая звезда. Защелкали, заливаясь на все лады, соловьи…

Стас включил свет, перевернул лист бумаги и, помня, что поэты обязательно должны посвящать кому-нибудь свои стихи, старательно вывел: «К ****». Такое посвящение он видел в каком-то поэтическом сборнике.

Потом он долго грыз колпачок авторучки, умоляюще смотрел в потолок, подыскивая рифмы, принимал позу, в которой сидел Пушкин, и, наконец, в изнеможении откинулся на спинку стула.

Всё!

На листке было написано:

К ****

За тобой – щёлк! – закрылась дверь.

Ты ушла, совсем не любя.

Как мне жить, что мне делать теперь

Без тебя?

Я бы следом – топ-топ! – пошел.

Я бы – топ-топ-топ!! – побежал.

Я тебя еще не нашёл,

А себя уже потерял!

Стас перечитал написанное стихотворение и только подумал, не продолжить ли его, как в окне знакомым уже образом – сначала Лена, а потом Ваня - появились его друзья. Он едва успел перевернуть листок.

- Мы на секунду! – сразу предупредил Ваня и, показывая глазами на сумку, шепнул: – У тебя всё в порядке?

- Д-да! – не сразу ответил Стас. Он солгал бы, как всегда легко, но, увидев тетрадь, которую по привычке положил на подоконник, вспомнил про Криспа и поэтому чуть запнулся.

- Молодец! – похвалил его Ваня за то, что он, несмотря ни на что, продолжает наводить Макса на ложный след.

Стас невольно отвел глаза и, опасаясь дальнейших расспросов, поспешил перевести разговор в другое русло:

- А как у вас?

- Тоже ничего. Только вот Макс что-то носится по деревне без шлема!

- Ну и что?

- А то, что это здесь - плохая примета. Всё равно, что ласточки перед грозой низко летают, и даже еще точнее!

- Тучнее! Перед грозой еще тучи бывают! – поправила Лена и с любопытством заглянула в комнату: - А что ты делаешь?

- Да вот, вечный двигатель изобретаю! – как можно солиднее показал на чертеж Стас. – За него, между прочим, Нобелевскую премию дают. Это знаете, сколько долларов!

- Дойларов! – хихикнула Лена.

- А как он действует? - недоверчиво уточнил Ваня.

- Как и все гениальное, очень просто! – принялся охотно объяснять Стас. – Вот схема. Это включатель, это выключатель. Здесь преобразователь. Тут я еще не додумал. Значит, включаем всё это в розетку, то есть, в электрическую сеть…

- Постой-постой! А если ток отключат? – с усмешкой остановил его Ваня. – У нас это часто бывает!

- Ух, ты… об этом я как-то не подумал!.. – ахнул Стас и так согнул проволоку, что та сломалась.

- Эх, ты, на все руки ломастер! – засмеялась Лена.

- Вам смешно, а я уже хотел идти вашему директору свой прибор показывать!

- Он что, здесь? – с опаской спросил Ваня. – У вас?!

- Ну да, в гостях, - отыгрываясь хоть на этом, небрежно подтвердил Стас. - Недавно у меня в комнате был. Да вон, кажется, опять идет! – заслышав приближающиеся шаги, кивнул он.

- Тогда пока! До завтра… - Ваня с Леной переглянулись и, не сговариваясь, спрыгнули с подоконника.

Дверь, действительно, отворилась, но вошел не директор, а отец. Судя по его оживленному лицу, он уже дописал главу своей диссертации.

- А где Юрий Цезаревич? – заглядывая ему за спину, спросил Стас.

- Ушел! Сколько уже можно… - махнул рукой отец.

- А мама?

- У телевизора, где же еще? У неё любимые сериалы начались. Теперь два часа к ней лучше не заходить! А ты чем занимаешься?

Вспомнив про свою неудачу с вечным двигателем, Стас на всякий случай перевернул лист бумаги:

- Да так… ничем!

Отец увидел ровные столбцы стихотворных строк, словно впервые видя, посмотрел на сына потом – снова на стихи… прислушался к пению соловьев…

- А ты, брат, вроде бы как, того… влюбился? – с удивлением спросил он.

- Я?! – как ужаленный подскочил на стуле Стас. – С чего ты взял?..

- Очень просто! - с улыбкой пожал плечами отец и пояснил: - Ангину узнают по больному горлу, бронхит по кашлю… А влюбленного человека как определить? Во-первых, он начинает писать стихи!

Стас поспешно перевернул листок и, заикаясь, показал чертеж:

- Да я это – вечный двигатель изобретал!

- Ну да, конечно! – не переставая улыбаться, согласился отец. – Во-вторых, он всячески отказывается от этого. И, в-третьих, краснеет!

К счастью для Стаса, за окном затарахтел и умолк мотоцикл, но Макс, очевидно, заметил в освещенном окне, что он не один, и мотоцикл, злобно взревев, помчался куда-то в ночь…

«Чего ему еще от меня надо? – поежился Стас. – Может, хочет и сумку забрать?»

Он не знал, как себя вести дальше с отцом. Но тут его уже выручил Григорий Иванович. Проходя мимо их дома, он с явной издевкой прокричал:

- Хоть вы и без пяти минут доктор наук, Сергей Сергеевич, а отец Тихон мне больше вашего помог! Он и причину болезни назвал и… лечение назначил! Сразу полегчало, а когда выполню всё, что он сказал, и вовсе пройдет!

- Ну, зачем вы к нему ходили! – пропуская мимо ушей насмешку, упрекнул отец. – Я ведь просил вас…

- А что я? – развел руками Григорий Иванович. - У него, считай, вся деревня уже побыла! Он поле святой водой покропил и дом освятил, чтоб домового выгнать. Конечно, в подобные бредни я не верю. Но то, что он коровёнку у одной бабки вылечил, это я видел сам! И сейчас к нему – целая очередь…

- Что?! – схватился за голову отец. - Он же погубит себя! Нет, я должен немедленно остановить всё это!

Он быстрым шагом вышел из комнаты, и, судя по шагам за окном, побежал в медпункт.

А Стас, оставшись один, подошел к висевшему в углу зеркалу. Он заглянул в него, увидел свое раскрасневшееся лицо и растерянно пробормотал:

- Неужели я и, правда,… влюбился? И в кого? В Нинку?..

7

- Где крест? – закричал Макс, хватая за грудки Стаса.

- Вот это да!..

Эта новость буквально потрясла Стаса. Он отскочил от зеркала и, стыдясь уже не то, что отца, но и самого себя, пробормотал:

-Нет, нет! Этого не может быть! Мне что, делать, что ль, больше нечего?

Однако, после разговора с Юрием Цезаревичем думать опять о том, как заработать побольше денег и учиться власти, ему не хотелось. Да и сам директор, несмотря на то, что возразить ему было нечем, не смог полностью убедить Стаса. Слова Юрия Цезаревича не насыщали его, как и Криспа, до конца… Впрочем, как теперь и деньги, и наслаждения, и власть…

- Уж лучше почитать! – махнув на всё рукой, решил Стас.

Он подошел к окну и не поверил своим глазам. Тетради на подоконнике не было!

«Может, Ваня с Леной ее столкнули, когда убегали?» - подумал он, перегнулся через карниз, чтоб посмотреть на землю, и тут какая-то сила ухватила его за шиворот, приподняла, перевернула в воздухе и… вывалила из окна!

Стас тут же вскочил на ноги и увидел перед собой разъяренного Макса.

- Ты что, шутки шутить вздумал? – хрипло спросил тот, глядя так, словно ища место, куда больнее ударить.

- Я?.. – отряхиваясь от земли, испуганно пролепетал Стас.

- И с кем – со мной?!

- Да что с тобой, Макс? Когда?!

- Где крест? – закричал Макс, хватая за грудки Стаса.

- Как где… - растерялся тот. - У тебя! Я же тебе его отдал!

- Вот что ты мне дал! – Макс открыл коробку, и Стас увидел лежащее в ней… большое свинцовое грузило. – И это, по-твоему, крест?

- Нет… - Стас зачем-то тронул грузило пальцем и поднял ничего не понимающие глаза на Макса. – А… где крест?

- Вот березовый пень в дубовой роще! Это ты у меня спрашиваешь?

Макс внимательно посмотрел на Стаса и уточнил:

- А ты сам-то его видел?

- Что – крест?

- Ну, не грузило же!

- Ну да… На отце Тихоне!

- Ты что, издеваешься надо мной? Позже! Когда тебе Ванька сумку принес!

- Нет… - протестующе затряс головой Стас. - Я её даже не трогал! Честно, Макс!

- Всё ясно… - Макс положил коробку в карман и процедил сквозь зубы: – Я к Ваньке. А ты бегом домой и неси то, что я тебе дал!

- Но, Макс… - Стас виновато развел руками и, заикаясь, принялся объяснять: - Это уже н-невозможно! Плеер и рубль у меня сразу забрал отец…

Макс, направившийся было к забору, за которым стоял мотоцикл, вновь с подозрением посмотрел на Стаса:

- Забрал, говоришь?

- Да, сразу…

- Ладно. Допустим. Садись, поехали!

- Куда? – отшатнулся Стас.

- К Ваньке! – отрезал Макс. - Там разберемся!

- Да ты что, я же наказан! Родители убьют, если узнают, что я куда-то ушел!

- Родители не убьют, а я могу! – пообещал Макс, сказав это, как и дядя Андрей с Игорем Игоревичем, явно не для красного словца.

И посмотрел таким взглядом, что ноги сами понесли Стаса к мотоциклу…

8

- Не слушай его, Макс! – закричал Стас…

Фары с ревом несущегося по деревне мотоцикла безжалостно резали ночь надвое.

Белое и черное… Черное и белое…

«Только бы отец еще был в медпункте… только бы не кончились мамины сериалы!..» - лихорадочно повторял про себя Стас.

Встречный ветер взбивал волосы, мешал дышать.

Черное и белое… Белое и черное…

«А Ванька-то, Ванька каков? Говорит, крест у тебя оставлю, а сам его подменил! И меня из-за какого-то дурацкого грузила заставил целый день на кухне торчать! А теперь еще и так рисковать на свою голову!»

Какая-то идущая по дороге женская фигура едва успела отскочить в сторону. И что-то прокричать им вслед.

И вновь – белое и черное… черное и белое…

У Ваниного дома Макс резко затормозил и пронзительно свистнул.

Дверь почти сразу распахнулась, и на пороге – веник в одной руке, совок в другой - появился Ваня. Разглядев в темноте Макса, он торопливо кивнул и подбежал к мотоциклу.

- Где крест? – так же, как на Стаса, сразу набросился на него Макс.

Ваня, не желая выдавать друга, замялся… Но, разглядев на заднем сиденье Стаса, видно, сообразил, что раз тот здесь, то Макс уже знает всё. К тому же привычный страх перед Максом быстро взял верх над всем остальным, и он кивнул на Стаса:

- Вон… у него!

- Да нет, Ванек, нет у него креста! – притворно вздохнул Макс.

- Как нет? – не поверил Ваня. - Я же его у них дома - в сумке оставил. Стас, подтверди! В коробке!

- В этой?

Макс достал коробку и, раскрыв, поднёс к самому лицу Вани.

- Да! – подтвердил тот и, увидев грузило, заморгал. – Что такое? Ничего не понимаю… Стасик, а где крест?!

- Это… ты у меня спрашиваешь?! – чуть было не задохнулся от возмущения и обиды Стас.

- А у кого же еще? – изумился Ваня.

- Короче! – оборвал его Макс. – Твое грузило?

- Не знаю… - замялся Ваня, явно боясь говорить правду. - Может, моё! А, может, и нет… На нём ведь не написано!

- Крутите вы что-то оба! – нахмурился Макс.

- Я?! – в один голос вскричали Стас и Ваня.

- Ну, не я же!

- Макс! Ну сам подумай, даже если б я его взял – кому я его здесь продам? – простонал Ваня.

- Ты что, хочешь сказать, это я взял? - возмутился Стас. - А потом повезу в Москву продавать?

- Зачем в Москву? - хитро прищурился Ваня. – У тебя тут и Ник есть!

- Какой еще Ник? – насторожился Макс.

- Сын нового русского! – охотно пояснил Ваня. - Он, знаешь, сколько за него может заплатить? Хоть миллион! Особенно, если ему в придачу пару упаковок димедрола предложить.

- Это еще почему? – не понял Макс.

- Так он же – наркоман!

- Не слушай его, Макс! – закричал Стас, перебивая Ваню. – Ничего я этому Нику не предлагал! Да и не нужен ему никакой крест. Ему вообще ничего не нужно! Он – жить и то не хочет! Он даже анекдот придумал: «Ты кто? - Я смерть твоя. - Ну и что? - Ну и все!»… А ты, - повернулся он к Ване. – Ты бы молчал лучше! Это всё ты сделал! Сам украл крест, а теперь всё на меня валишь! У вас в семье это, как говорит мой отец, уже - генетически! Думаешь, я про твоего отца ничего не знаю? И про бабку твою? И прабабку?

Ваня как-то сразу сник, замолчал, не зная, что возразить на это.

Стасу тоже вдруг стало неловко за вырвавшееся…

Макс с нескрываемым презрением посмотрел на них и сказал:

- Сейчас я вам другой анекдот расскажу, последний: «Ты кто? - Я – Макс. - Ну и что? - Ну и всё!». Поняли?

С лица готового уже было подобострастно засмеяться Вани стерло остатки улыбки. Стаса тоже словно обдало ледяным кипятком…

А Макс, насладившись произведенным на них впечатлением, запрыгивая на мотоцикл, предупредил:

- Этому наркоману, если крест у него, я помогу - он же ведь всё равно жить не хочет? А вам, если только узнаю, что это ваша работа, обоим по инвалидной коляске обеспечу!

9

«Чучело» вдруг выпустило изо рта клуб дыма и осветилось огоньком сигареты…

«И обеспечит!..»

Размазывая по лицу слезы, Стас торопился домой, не разбирая дороги. Стараясь сократить путь и, чтобы его не заметил отец – вдруг как раз он будет возвращаться из медпункта, он решил пойти огородами. И теперь, то и дело спотыкался о кочку и попадал в какую-нибудь очередную канаву…

После того, как Макс уехал, и им не о чем стало говорить с Ваней, на крыльцо выскочила Лена. Она попыталась что-то объяснить, но, как всегда, так пересыпала речь своими словечками, что он ничего не понял, да и больше никогда в жизни не хотел видеть ни Ленку, ни ее брата.

- Макс такой, с него станется! - выбираясь из очередной ямы, бормотал он и чувствовал, что всего его охватывает животный ужас, от которого цепенеет всё тело и немеет ум. – Так и до старости, когда умирать не страшно, не доживешь…

«А почему это я должен умирать? – вдруг подумал он. – В большом бизнесе и не такое бывает. Там, что ни шаг, то опасность. Стоп!.. опасность… опасность… Охранник Саша просил меня сообщить, если Нику вдруг будет грозить опасность, и если я…»

Стас резко изменил направление и побежал в сторону темнеющей на фоне звездного неба двухэтажной конторы.

Огибая ее, он едва не налетел на молчаливо стоящую долговязую фигуру.

- Фу, ты! – возмущенно воскликнул Стас. – Нашли, где чучело ставить!

Но «чучело»… вдруг выпустило изо рта клуб дыма и слегка осветилось огоньком сигареты.

- Ой, это вы, дед Капитан, то есть, простите, Капитон! – с облегчением узнал Стас.

- Я, кому же еще быть! А ты уж решил - пугало огородное? - послышалось в ответ. – Нет, я пока еще здесь - сторож!

- Простите… - виновато пробормотал Стас.

- Ничего… Я привык! – улыбнулся старик. - Вот Ленка Будко, твоего, значит, друга сестра, та знаешь, что мне недавно сказала? «А почему это вас, дед Капитан, сторожем зовут? У вас же только одна…» «Что, – говорю, - одна?» А она: «Ну, эта… лицо!»

В другой раз Стас непременно бы посмеялся над этим. Но сейчас ему важно было другое.

- Дед Капитон! – умоляющим голосом начал он. - От вас позвонить можно?

- Смотря куда! – важным голосом ответил старик. – Если, скажем, в Москву, или в какой другой город, то нельзя. А если с кем в Покровке поговорить, то, пожалуйста!

- А в соседнюю деревню – можно?

- И это не возбраняется! Кого тебе там надо?

- Да мне – маму Игоря Игоревича!

- Сейчас найдем!...

Дед Капитон первым вошел в контору, включил свет и, полистав общую тетрадь с телефонными номерами, ткнул пальцем в нужный:

- Вот, пожалуйста! 2-47…

- Спасибо! – обрадовался Стас и снова умоляюще посмотрел на старика.

Тот понимающе кашлянул и, хоть только что курил, деликатно сказав, что ему надо покурить, вышел.

Стас, торопясь, набрал нужный ему номер.

- Алло! – сказал он, услыхав в трубке заспанный женский голос. - А Сашу, охранника, можно?

- Можно… - послышалось в ответ недовольное. - Всё звонят и звонят… Сейчас!

Стас переложил вспотевшую трубку к другому уху.

- Да! – сменил женский голос приятный мужской.

- Саша! – волнуясь, начал Стас. – Ты просил, если Нику будет что-то грозить, сразу же сообщить тебе…

- Да-а! – насторожился охранник.

- Так вот… - понизил голос Стас. – Сейчас к вам на мотоцикле подъедет Макс. Ты его не знаешь, но он грозится убить Ника!

- Да-а?! – зарокотало в трубке.

- Говорит, ему все равно жить не хочется, ну, так я помогу ему!

- Так и сказал?

- Да он не просто сказал, он и сделать может!

- Да я ему… молодец, что позвонил! Вон он уже, кажется, подъезжает! Ну, сейчас я поговорю с ним!..

- Постойте, его надо ударить сзади в правую почку…- попытался предупредить Стас. Но было уже поздно: охранник, не дослушав, повесил трубку.

- Ну и ладно! Саша – олимпийский чемпион, да еще с автоматом! Он и так с ним разделается – с облегчением выдохнул Стас и положил трубку на клавиши.

Всё! Теперь он спасен. Можно опять без забот делать большие деньги, стремиться к власти, наслаждаться жизнью – и так до самой старости!

Радости Стаса не было границ… Но видно, ему было мало её, что он решил убедиться в правоте слов Юрия Цезаревича прямо здесь и сейчас:

- А что, дедушка, - спросил он вошедшего деда Капитона. – Вам не надоело еще жить?

- Что-что? – поперхнулся последней затяжкой старик. – Ты прямо, как разбойник какой говоришь!

- Да нет, я просто хотел уточнить, во сколько лет начинают уставать от жизни.

- От чего?!

- От… жизни… - почувствовав, что тут что-то не так, сбивчиво пробормотал Стас и принялся объяснять: – Ну, говорят, природа так разумно устроена, что к старости человек устает жить и ему совсем не страшно умирать! Разве… это… не… так? – угасая под взглядом деда Капитона, докончил он.

- Как устает? Кто говорит? – с трудом пытаясь понять, что к чему, уточнил старик.

- Юрий Цезаревич…

- Мало я этого Юрку в свое время крапивой стегал! Всё каркает и каркает, как ворон. Слушай его больше… - проворчал дед Капитон и вздохнул: - Да разве можно устать жить? Дышать, глядеть на небо, есть хлебушек, пить воду… Наконец, просто ходить по земле! А рыбку ловить? На рассвет любоваться? Не-ет! Я хоть восемь десятков годков прожил, а кажется, что и не жил еще! Будто вчера, ну, самое большее, позавчера был таким вот, как ты, мальцом!

- Вы?!

- А ты как думал? Или вон, взять покойную теперь Пелагею… Полюшку… Полю… Первую мою любовь!

- Как! Баба Поля - ваша… первая… любовь?! – только и смог, запинаясь, вымолвить Стас.

- А ты думаешь, её всегда бабой Полей звали? Как бы не так! Первой красавицей в округе считалась! Мы с ней, считай, целую жизнь назад под такими же соловьями сидели! А глаза закроешь, будто и сейчас сидим! Откроешь, а её уж и нет… Так что не слушай ты никаких Юриев Цезаревичей! Если природа в чем мудро устроена, так только в том, что к старости спать меньше хочется. Вот уж за что ей спасибо! Тут ведь каждый час, каждый миг дорог. Но разве перед смертью надышишься? Да и как её не бояться, треклятую?..

Словно сто, нет – тысяча воронов разом каркнуло вдруг над головой Стаса.

Всё рухнуло. В одну минуту. В одно мгновенье.

Последняя его надежда была перечеркнута этими безжалостными словами.

И это было неизмеримо страшнее даже ужаса перед угрозой Макса, который он только что пережил и, казалось бы, так счастливо сумел избежать…

10

Вдруг словно лучик пробил наступавший мрак…

Как он добрался до дома, как залез в окно и оказался в своей комнате, Стас почти не заметил.

Со стены на него смотрели Деций-Гиппократ, Пушкин, Гагарин, президенты, генералы, министры… Но что ему было теперь до них! Быстро раздевшись, он спрятал грязную одежду, выключил свет и нырнул в постель.

И – вовремя.

Сразу же после него домой вернулся отец.

- А что это наш так рано улегся спать? – послышался его усталый голос.

- Как! Уже? – удивилась мама.

- Да, я шел мимо – в окне темно!

- Может, заболел?

Дверь тихонько скрипнула, и в комнату неслышно вошли родители.

Стас притворился спящим.

Мама потрогала его лоб и, совсем как когда-то маленькому, подоткнула под бок одеяло…

- Мокрый совсем! – с тревогой прошептала она. – Не удивительно – столько времени без воздуха…

- Ладно, завтра выпустим!

Дверь опять скрипнула, и родители заговорили громче.

- Ну, как там Тихон Иванович? – спрашивала мама.

- Плох! – сердито отвечал отец. - Чуть было не уморили его своими просьбами. Это просто чудо, что он после такого остался жив! Если так дальше пойдет, и трех дней не протянет!

- Жалко, все говорят – такой хороший… Может, хотя бы неделю, а?

- Нет, вряд ли…

- Ну, а месяц?

- В таком режиме? С его сердцем? Нет, таких чудес не бывает! Тогда, клянусь, я сам в церковь пойду!

«Совсем как отец Криспа!» - как ему ни было тяжело, усмехнулся про себя Стас.

В другой раз он был бы счастлив, узнав, что семидневное наказание сократилось до трех дней. Но сейчас он был самым несчастным человеком на земле.

А тем временем мама вновь заговорила о нем:

- Какой-то он потерянный был весь этот день…

«Еще бы, будешь тут не потерянным, когда потерял смысл жизни! Совсем, как тот Крисп! – опять мрачно подумал Стас. – Какой может быть у неё смысл, если всё равно всё перечеркивает смерть! Нет у нее никакого смысла! И не было никогда!»

Он накрепко зажал себе уши, чтобы не слышать своих мыслей. В голове стало темно-темно…

И вдруг словно лучик пробил наступавший мрак:

«Как это никогда? А… Крисп? Да, ему хорошо – у него был отец Нектарий … - позавидовал Стас и, не слыша себя, вздохнул. - А тут разве кому о самом главном скажешь? А скажешь – поймут? И даже, если поймут, чем помогут?»

Лучик приблизился, стал еще ярче…

«Постой-постой… А может, мне тоже отец Тихон может помочь?.. Ну, как Криспу – отец Нектарий?»

И тут всё то, что Стас слышал об отце Тихоне – слова деда Капитона, поведение Григория Ивановича, лицо счастливой Ленки, которая неспроста, ох неспроста так переиначивает слова, её уверенный голос: «Я - вечная!», наконец, то, что вся деревня ринулась к нему, и все, даже мать «сражанта», которую, как говорила мама, ничем нельзя утешить, получили помощь - вдруг разом всплыло у него в памяти.

Луч вспыхнул так, что разогнал весь мрак.

Стас отнял от ушей ладони и услышал рев сирены, какой издает милицейская машина или «скорая помощь».

- Что, к Тихону Ивановичу? Это… конец? – раздался за дверью срывающийся голос мамы.

- Скорее всего, да. Я сейчас! – выбегая из дома, крикнул отец.

- Как конец! Это что же - отец Тихон - умер?… ахнул Стас. - Но ведь папа только что говорил, что он проживет еще несколько дней? Опоздал! Опоздал! Опоздал! – в полном отчаянии прошептал он и принялся бить кулаками ни в чем не повинную подушку…

Снова наступил еще более темный мрак, но… ненадолго.

Быстро вернувшийся Сергей Сергеевич сказал, что отец Тихон, как ни плох, но жив. А «скорая помощь» приезжала, чтобы отвезти кого-то в реанимацию.

- Какая-то серьезная драка в соседней деревне, - пояснил он и принялся перечислять: - Многочисленные переломы, сотрясение мозга, ушибы…

«А-а, так это же Саша отделал Макса! – вдруг понял Стас. – Ну и правильно. Так ему и надо! А… отец Тихон, стало быть, жив?! Жив!.. Успел!!! Только бы он теперь дожил до завтрашнего утра!.. - умоляюще взглянул он в окно, где еще глубоко-глубоко под горизонтом набиралось сил для нового дня солнце, и лишь теперь понял Криспа, почему тот так стремился к своему отцу Нектарию…

11

Это же не Саша избил Макса…

Как ни ждал ночью наступления утра Стас, а надолго проспал его. Так надолго, что когда открыл глаза, солнце уже высоко стояло над горизонтом.

Родители нарочно громко, чтобы разбудить его, разговаривали между собой.

- Па! – наскоро одевшись, выскочил из своей комнаты Стас. – Отец Нектарий еще жив?

- Кто?.. – не понял отец.

- Ну, я хотел сказать – отец Тихон! – быстро поправился Стас.

- Не знаю… - пожал плечами Сергей Сергеевич. – Я еще не ходил к нему.

- А хочешь, я сбегаю? И скажу тебе, как он!

- А завтракать? – возмутилась мама. - Я что, зря столько манной каши вам наварила?

- Пусть идет! – разрешил отец. - Заодно и аппетит нагуляет.

Стас быстро натянул ветровку и бросился к входной двери.

- Плеер возьми! – крикнул ему отец.

- А! После, потом! – отмахнулся Стас и выскочил из дома.

Улицу из конца в конец он промчался за какую-нибудь минуту. И за все это время не увидел ни одного человека, за исключением водителя проехавшего мимо старого «Запорожца», на котором большими буквами было написано «МАШИНА»…

Добежав до красно-кирпичной церкви, на карнизах которой росли березки, Стас свернул направо и сразу увидел здание медпункта. Но… он оказался заперт на большой амбарный замок.

«Неужели я все-таки опоздал?» - похолодел Стас и бросился в другую сторону.

За колодцем с вертушкой был Ванин дом. Но и там никого не было. Тогда он рванулся туда, где жила бабушка его друзей. И там не было ни одного человека. Ворота - распахнуты, и вся улица перед ними – устлана еловыми лапами…

Вдруг из-за угла показалась плачущая женщина в черном платке. Обрадованный Стас тут же подбежал к ней.

- Вы не скажете, а где… отец Тихон? – спросил он. Цена ответа на этот вопрос была столь велика, что язык едва слушался его.

- В ответ женщина всхлипнула и махнула рукой в ту сторону, куда вели еловые ветки…

- Как где? На кладбище…

Забыв от волнения, что сегодня хоронят бабу Полю, Стас машинально побрел в указанном направлении, куда с соседних улиц шли редкие припозднившиеся прохожие.

Он даже не сразу услышал тарахтенье мотоцикла и только в последний момент увидел промчавшегося мимо… Макса. Тот явно заметил его, но почему-то даже не подал виду.

«Это что же…не Саша избил Макса… А Макс – Сашу? Олимпийского чемпиона?!» - как-то вяло удивился Стас.

Так он дошел до местного кладбища, утопающего в густой, спокойной тени высоких деревьев. И продолжал идти вперед, туда, где ярко пестрели цветы, венки, чернели платки женщин, и высился желтый холм свежевыкопанной земли.

Он осмелел настолько, что даже взобрался на этот холм, где стояло несколько человек с лопатами. И только тут увидел… отца Тихона, живого, невредимого, читавшего, правда, совсем слабым голосом нараспев молитву.

И откуда ему было знать, что в этот момент отец Тихон, глядя на сгрудившихся вокруг открытой могилы людей… на уставившегося на него во все глаза мальчика, отец которого лечил его… на деревню, с высящимся над ней забытым храмом с полуразрушенной колокольней, думал свою нелегкую думу.

«Сказать или нет? Открыться или… и, правда, пока промолчать? Нет, не могу! Не бывает пророка в чести в своем отечестве… Придет время, сами про всё узнают».

Главное, он уже знал, что приехал сюда не зря. И что всё хорошо, всё хорошо будет…

Отец Тихон повернулся, и на груди у него вспыхнул, засиял в лучах яркого солнца золотом и яркими каплями рубинов – тот самый, пропавший крест!

«Успел!.. - устало подумал, глядя на него, счастливый Стас. – Успел… как и Крисп… Успел!!!»

К нему подошли Ваня с Леной.

- Ты это… ты не сердись! Мир? – тронул его за локоть Ваня. – Я был не прав…

- Да ладно тебе… – согласно пробормотал Стас. - Я тоже хорош!

- Почему это ты? Мы! – поправил его Ваня.

- И я! – включилась в разговор Лена. - Это ведь я спасла крест!

И, как всегда, пересыпая речь своими словами, принялась рассказывать, как, решив еще больше запутать сложный след, в тайне даже от них подменила крест свинцовым грузилом и отнесла его отцу Тихону.

Стас невпопад кивал, соглашаясь и не переспрашивая, потому что на самом деле продолжал повторять про себя одно только слово: «Успел!..» и думал, что теперь-то уж он наверняка получит ответ на вопрос, важнее которого нет и не может быть ничего на свете!

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Святая – святым!

Глава первая

1

И тут произошло то, отчего Стас замер, не в силах пошевелиться…

Ну и лето – чудеса!

Под ногами – бр-рр! – роса,

Наверху – ах! – облака,

Впереди – бултых! – река!

А потом опять жара,

Изнывает детвора.

Я лежу в тени, мне лень

Дописать стихотворень…

Стас Теплов, тайком от загоравших рядом Вани с Леной, записал на клочке бумаги только что придуманное стихотворение и огляделся.

Он лежал на поросшем жесткой от зноя травой берегу небольшого пруда - здешнего Черного, Азовского и всех прочих морей (Леночка называла его «Северно-Ядовитым океаном») и наслаждался свободой. В жаркий день это было любимое место отдыха детей, уток и даже взрослых рыбаков, выуживавших в тени ив, под вожделенными взглядами кошек, небольших карасей.

С противоположного от дома места деревня выглядела совсем по-другому. Здесь была даже небольшая площадь с конторой, магазином и обелиском павшим на войне солдатам. И дома тут были богаче, каменные с красивыми заборами. А церковь – та вообще стояла рядом, слегка возвышаясь на пригорке. Отсюда была видна ее колокольня, без колоколов, срезанная не меньше, чем на треть, и вся испещренная надписями. Самая верхняя гласила: «Здесь был - Васька Голубев! 1964 год.»

Стас покачал головой, не представляя, как можно было по совершенно гладкой стене забраться на такую высоту… Он покосился на игравшую неподалеку в волейбол молодежь, среди которой самой красивой и ловкой была Нина. Сам он играть не стал, постеснявшись своего «московского» загара. И теперь его так и тянуло посмотреть на Нину, встретиться с ней глазами… Однако, она была так увлечена игрой, что ни разу не посмотрела в его сторону.

Стас вздохнул и закрыл глаза, подставляя лицо солнцу…

Ответа на свой главный вопрос он так и не получил - отца Тихона постоянно окружали люди. Но странное дело, на душе теперь было спокойно. Произошло это после того, как отец, на правах врача, отвел священника-монаха в сторону, а он, на правах его сына, пристроился к ним.

- Я долго размышлял над историей вашей болезни и пришел к единственному выводу, - задумчиво начал отец. - Хотя, может, это и противоречит медицине, и гнать меня надо за это из врачей, но вам нужно не в клинику, а срочно возвращаться туда, где у вас, как вы говорите, не было приступов – в монастырь. Так что собирайтесь! Я уже с главным врачом района поговорил и насчет санавиации договорился!

- Зря вы это затеяли, Сергей Сергеевич! – с виноватой улыбкой стал отказываться отец Тихон. – Никуда я отсюда не поеду! У меня тут, как бы вам это сказать, дела!

- Как врач, я обязан предупредить: они убьют вас! – сокрушенно качал головой отец. – А там вы не только поправитесь, но и проживете еще немало лет! Я почти… нет, видя вас, после таких нагрузок… абсолютно уверен в этом!

- Но… - как-то беспомощно развел руками отец Тихон.

- И никаких «но»! – отрезал Сергей Сергеевич. – Я пошел сообщать адрес, откуда забирать вас!

Отец Тихон хотел остановить его, но тот и слушать не стал, быстрым шагом направился к конторе.

- Отец Тихон, скажите… - видя, что к монаху снова двинулись люди, и сейчас он опять будет не один, торопливо зашептал Стас, и только хотел спросить: «А после жизни – не пустота, не мрак, не… нет ничего?» - как тот, даже не выслушав, вдруг ласково погладил его по голове и каким-то особенным, слабо-тихим и в то же время уверенным голосом сказал: - «Всё хорошо… Всё хорошо будет!»

Сказал, и странное дело - будто ответил на еще не заданный вопрос!

После этого Стас вместе со всеми, прямо с кладбища, отправился в дом бабы Поли на поминки. И что еще более странно, хотя здесь всё напоминало о смерти, всюду были приглушенные разговоры о ней, занавешенные зеркала, слёзы – ему ни разу не стало страшно.

К тому же ему досталось место прямо напротив Нины.

Ваня и Лена сидели рядом. Ваня, шмыгая носом, налегал на блины со сметаной. Лена как всегда смешно переиначивала слова, называя селёдку «солёдкой» и тропические фрукты в большой вазе – «бананасами». А Нина… Нина, как-то по-взрослому подперев щеку ладонью, слушала тосты, разговоры своих соседок, задумчиво кивала и ела одни пирожки. Стас тоже налёг на них. Однажды они одновременно потянулись к тарелке, и пальцы их встретились, от чего его словно опалило огнем. Хорошо, никто этого не заметил. И, в первую очередь, сама Нина…

Стас вздохнул и, слушая, как бьется поблизости мяч, перевернулся на живот.

… «Поминайте! Поминайте!» - то и дело повторяла Ванина мама, хотя взрослые гости и так дружно опустошали одно блюдо за другим, прерываясь только на время тостов.

Пили, не чокаясь, за доброту бабы Поли, за ее беззлобный нрав, удивлялись тому, что она за всю свою долгую жизнь не обидела ни одного человека и сама ни на кого не обиделась.

И так продолжалось до тех пор, пока слова не попросил отец Тихон.

Он встал, не торопясь, широко перекрестился, глядя на иконы, и сказал:

- Вот так почему-то всегда - когда мы в счастье и довольстве, то сами по себе. А как только горе или нужда – сразу вспоминаем о Боге!

- И то правда! Ох, верно!.. – начали вздыхать женщины. Мужчины тоже, хоть и сдержанно, но согласно кивнули. И только директор школы недовольно покачал головой и с вызовом уточнил:

- А как же тогда – на Бога надейся, а сам не плошай?

Отец Тихон посмотрел на него и улыбнулся:

- Говоря вашими же словами, Юрий… Цезаревич…

- Это не я – сам народ! Пословица! – снисходительно пояснил директор школы, не видя в монахе достойного для себя собеседника.

- Тем более! – неожиданно согласился отец Тихон. - Он говорит, не только не плошай, но и надейся! На Бога!

- Кто говорит? – сразу и не понял Юрий Цезаревич.

- Вы же сами сказали – народ! В своих пословицах и поговорках, которые, как известно, являются испытанными временем крупицами его мудрости!

Юрий Цезаревич озадаченно посмотрел на отца Тихона, а тот, словно ни в чем не бывало, продолжал:

- Так считали и лучшие представители народа: Ломоносов, Менделеев, академик Павлов…

- Они для меня не авторитет! Это - ученые мечтатели, одним словом, теоретики. А я практик, у меня школа. Я должен подготовить к жизни всесторонне развитых людей! И поверьте, делаю это на совесть. Учу ребят и мыслить, и спорту, да так, что мы регулярно занимаем первые места и на математических олимпиадах, и на спортивных! В масштабах района, разумеется…

- Допустим! – снова согласился отец Тихон. - А кто же все-таки тогда для вас авторитет?

- Ну, Сухомлинский, Макаренко, Горький!..

- А Ушинский?

- Спрашиваете! Конечно!!!

- А он, между прочим, однажды сказал: «Школа учит человека сравнительно недолго, церковь поддерживает и настраивает его от колыбели до могилы»!

- Откуда вы это взяли? – насторожился Юрий Цезаревич.

- В одном его издании. Дореволюционном, разумеется!

- Да?.. Не встречал… Но какая разница - я всегда был против вашей религии!

- Вашей? – удивленно переспросил отец Тихон.

- Да! И всегда боролся против нее! – горячо заявил директор школы.

- Всегда? – уточнил отец Тихон и испытующе посмотрел ему прямо в глаза.

Юрий Цезаревич словно споткнулся о его взгляд, но ответил уверенно:

- Конечно! И буду бороться!

- Продолжая работать в школе?

- Ну да!..

- И зря!

- Это еще почему?

- Потому что тот же Ушинский говорил: «Кто не имеет религии и не чувствует в ней потребности, не может воспитывать детей!»

- Но, позвольте…

Директор школы обвел глазами сидящих, ища в них поддержки и вдруг заметив среди них несколько своих учеников, нахмурился.

- А вы что тут сидите? – набросился он на них. – На улице такая погода! Идите лучше на пруд загорать!..

Ваня с Леной тут же поднялись и направились к двери. Стас на правах ученика не местной школы мог еще оставаться здесь! Но, во-первых, такой разговор был не интересен ему, во-вторых, из чувства солидарности он должен был тоже уйти с друзьями. И, наконец, в-третьих… Нина тоже встала и ушла. А что ему было делать здесь без нее?..

Стас снова покосился на играюшую в волейбол молодежь. Что и говорить, Юрий Цезаревич не для красного словца сказал про спорт в своей школе… Играла она просто прекрасно!

… На пляже они сразу разделись. Заметив нательные крестики у Вани с Леной, Стас усмехнулся:

- Вы что, и правда, верите в Бога?

Ваня замялся и стал бормотать что-то про бабу Полю… А Лена та прямо ответила, заслоняя брата собой:

- Мы - да! А ты?

- Я?.. – Стас даже опешил от ее прямоты и пожал плечами: - А я даже не знаю, крещен ли я… Впрочем, какая разница? Пошли купаться!

Накупавшись вволю, они поиграли. Снова покупались. Опять поиграли…

А потом началась эта жара…

Стас повернулся с живота на спину, начиная ощущать себя рыбой, которую медленно, со всех сторон поджаривают на сковородке…

Недавние разговоры о вере и этот невыносимый зной навеяли вдруг совершенно неожиданные для него мысли:

«Отец Тихон говорит, что Бог есть… И отец Нектарий говорил… По их словам, Бог может все… сейчас стоит жара… и если я попрошу Его…»

«Послушайте, Бог! - слегка робея, впервые в жизни взмолился он. - Если вы действительно есть, сделайте, пожалуйста, так, чтобы стало прохладно!»

Прошла минута, другая.

И тут… произошло то, отчего Стас так и замер, не в силах пошевелиться.

На его глаза, взявшись невесть откуда – когда он закрывал их, на горизонте не было даже намека на облачко – наползла спасительная тень!

«Вот это да! - ахнул про себя Стас. – Сказать Ваньке с Ленкой, так ведь и не поверят!»

Он распахнул глаза и… лучше бы не открывал их - в испуге подался спиной назад, вжимаясь в траву.

Над ним, грозно заложив руки в карманы джинсов, стоял – хмурый и явно чем-то озабоченный Макс…

2

- Как! - побледнел отец Тихон, опуская глаза. – Вы и… мальчонку того помните?

- Дядь Капитон, дай баночку краски!..

- Зачем? Нехорошие слова на заборах писать?

- Не, я и слов-то таких не знаю!

- А зачем тогда тебе краска?

- Для дела!

- Так я тебе и поверил, ну да ладно, бери!..

- Ах, хороша красочка! Красная, густая – такой ни мороз, ни дожди нипочем... Юрка-а! Пошли свои имена на церкви писать!

- Не-е… Отец узнает – прибьет! Да и нехорошо это…

- Так все ж пишут!

- И зря! Грех это – храм портить!

- Грех… храм… Ты что… в Бога, что ль, веришь?!

- А я и сам не знаю! Мамка жива была, наверное, верил. А теперь… в школе кричат: Бога нет! Отец говорит, Он есть, но почему-то боится даже шепотом говорить об этом. Иконы прячет, если кто придет. А сам про святых, которые за веру в Христа пострадали, рассказывает...

- Эх, ты! Пять человек в космосе побывали, и ни один там Бога не видел! Ну ладно, тогда я один пошел!..

- Васька-а!..

Отец Тихон качнул головой, отгоняя голоса из прошлого и снова видя вокруг себя старую комнату бабы Поли, а в ней - раскрасневшихся, захмелевших людей, обратился к ждущему от него ответа директору школы:

- Слушай, Юр… Послушайте, Юрий Цезаревич! Ну, как можно преподавать ту же историю, когда ее нельзя понять в отрыве от веры, которой всегда жил наш народ?

- Мы же ведь сейчас живем без неё! И ничего! Верно, мужики? А, бабоньки? - обвел глазами вокруг себя, ища поддержки, директор.

- И что хорошего? – с горечью перебил его отец Тихон. – Едите хлеб, который бы даже не стали пробовать наши предки, пьете воду, которой бы они просто-напросто отравились!

- Демографический взрыв – населения прибавилось! Новейшие технологии…– попытался объяснить это с научной точки зрения Юрий Цезаревич, но женщины замахали на него руками.

- Ой, верно, батюшка! – в один голос начали жаловаться они. – До чего дожили – чистую воду из бутылок в городах пьют! Да и сюда - вермишель с запахом курицы в магазин привозят! Печенье – с ароматом малины!.. Везде одна химия, сплошные нитраты! Земля без них и рожать не может!

- Земля тут не при чем. Мы сами во всем виноваты! – решительно возразил отец Тихон. - И знаете, почему? – спросил он и сам же ответил: - Бога забыли. Раньше крестьянин как в поле сеять и жать выходил? С молитвой, с любовью! И скотинку на луга только после молебна пускал. А сейчас? Всё под хмельком да с матерком! Землю, себя проклинаем! Прежде хоть в церковь сходить можно было. Там все о Боге напоминало. А теперь, вроде как и есть она у вас и вроде как нет… А ведь церковь, земляки, это душа села!

- Это что же – без души теперь, что ль, живем? – силясь понять суть разговора, уточнил дед Капитон.

- Какая там душа – с душком! – отмахнулась от него соседка.

- Ой, батюшка, а какая церковь была! Самая красивая в округе! – заголосила одна из женщин, и остальные, перебивая друг дружку, принялись вспоминать:

- А как строили! Одну только известь десять лет в яме гасили! Творогом да яйцами раствор для кладки крепили. Когда власти ее, родимую, порушить решили, даже взорвать не смогли!

- Ломали-ломали, всё без толку!

- А крест, помните, как снимали? Тросом подцепили и – трактором, трактором!..

- Если б не мальчишки, что этот трос на купол подняли, наверное, до сих пор бы стоял!

- Не мальчишки, а мальчонка. Один он был!

- Как! - побледнел отец Тихон, опуская глаза. – Вы и… мальчонку того помните?

- А то! – подал голос дед Капитон. - Гришка, признавайся, твоих рук было дело? Помнится, ты всё тогда против Бога выступал!

- Нет! – решительно запротестовал Григорий Иванович. – Выступать - выступал, не отрицаю. Только чужого на меня вешать не надо. Своего хватает. На купол Андрюха полез! Он за кулёк пряников и до луны бы добрался!

- Не-е! – размахивая перед собой недоеденной куриной ножкой, запротестовал дядя Андрей. – То Юрка! Помнишь, Юрий Цезаревич, ты тогда как раз от Бога отрекся!

- И вовсе не я! – тоже возразил директор школы и, припоминая, сузил глаза: - Это Васька был!

- Точно, Вася Голубев! – согласилась сидевшая в углу старушка. - Хороший был мальчик, добрый, ласковый… Да видать, Бог, и правда, поругаем не бывает. Те, кто храм рушил, считай, и года не прожили, причем, батюшка, умерли один страшнее другого. Один под трактор угодил, другой в котел с кипящей смолой по пьянке свалился… Одному деду Капитону повезло. Он только руки, которой иконы рубил, лишился. А у Васеньки после ангины ревматизм сердца начался. Тогда ревматизм этот плохо лечили. Вот его в город увезли, да видать там он и сгинул!

- Ну, сгинул – не сгинул, то одному Богу ведомо, - глухо заметил отец Тихон и, вновь поднимая глаза, сказал: - А нам с вами теперь, земляки, что дальше с храмом делать, решать…

- Товарищи пионеры! Экстренное заседание совета дружины объявляю открытым! Слово для чрезвычайного сообщения предоставляется председателю совета отряда пятого класса Григорию Ермакову…

- Юрка-а! Это не я!

- Поступок Юрия Баранова позорным пятном ложится на всю нашу школу! Считаю, что он не достоин звания пионера и предлагаю снять с него красный галстук!

- Это Андрюха – он Гришке про крестик сказал! Гришка за это ему горсть конфет отвалил! А ты тоже хорош, не мог снять его, когда мы купаться полезли…

- Барабанщик, бей дробь! Галстук с бывшего пионера Баранова – снять!

- Да не переживай ты так… Ну, подумаешь, крестик!

- Юрий Баранов, посовещавшись, мы решили дать тебе последний шанс. Готов ли ты сейчас, при всех сорвать с себя крест и снова завязать вместо него красный галстук?

- Юрка! Ну что ты молчишь? Его ведь можно опять надеть! Или к рубашке с изнанки пришить. Ей-Богу, то есть, честное пионерское, я никому не скажу!

- Нет… Мне этот крестик мамка на шею повесила. А когда она умерла… я слово себе дал, что, если когда сниму его, то всё – навсегда! Только ты это… не говори никому! Пусть это будет нашей тайной…

3

Юрий Цезаревич так и ахнул.

«Вот тебе и попросил!..» - с досадой покосился на ослепительно синее, без единого облачка небо Стас.

Ваня с Леной уже сидели рядом и во все глаза смотрели на Макса.

Тот обвел всех троих пугающим взглядом и раздельно, нажимая на слова, чтобы лучше запомнили, сказал:

- Значит, так! Я всё знаю. С Ленки спроса нет, мала еще! А вот вы… В общем, крест должен быть у меня! Поняли?

- Да!

- А…

- Но… - в один голос, соглашаясь, сомневаясь и споря, ответили друзья: - Как?

- Это уже мои проблемы! - отрезал Макс. – От вас требуется только одно - чтобы я знал о каждом шаге отца Тихона.

- И всё? Хорошо! – охотно согласился Стас, незаметно подмигивая недоуменно взглянувшему на него Ване.

- Сегодня, так уж и быть, отдыхайте, мне все равно некогда! – разрешил Макс. – А с завтрашнего дня, чтоб было всё, как я сказал!

- С завтрашнего не получится! – отрицательно покачал головой Стас.

- Это еще почему?

- Потому что отец Тихон сегодня уезжает!

- Вот те раз! – нахмурился Макс. – Как уезжает? Куда?

- К себе в монастырь!

- Откуда знаешь?

- Сам слышал! Отец ему уже и санавиацию вызвал!

- Он что – даже улетает?!

- Нет, санавиация - это обычная «скорая помощь» на дальние расстояния! – тоном сына врача пояснил Стас.

- И… где же он сейчас?

- На поминках!

- Тогда, так! – решил Макс, не на шутку озадаченный новостью. – Ты, городской, быстро туда. Одна нога там, а другая, как только он начнет уходить – здесь. Понял? Вы оба, - повернулся он к Ване с Леной, - бегом в медпункт, куда он может заехать за вещами. А я вас здесь буду ждать!

Макс сбросил с себя футболку и джинсы и вразвалочку засеменил к играющим в волейбол. Что оставалось друзьям? Переглянувшись, они наскоро оделись и отправились выполнять его поручение.

- Вот те раз! – проворчал Стас, пиная в сердцах камешек, лежавший на пути. – Играли, загорали, никому ничего плохого не делали…

- Вот те два! - поправила Лена и, перехватив недоуменный взгляд Стаса, пояснила: - Раз уже у Макса было!

Всю остальную дорогу они прошагали молча.

После медпункта Стас и вовсе остался один.

Стараясь не наступать из какого-то суеверного страха на еловые ветки, он прошел к старенькому дому бабы Поли, поднялся на скрипучее крыльцо и взялся за ручку двери.

В лицо ему ударило душным воздухом многолюдного помещения и шумом. Спор между отцом Тихоном и Юрием Цезаревичем будто и не прекращался. Он был в самом разгаре и, как сразу понял Стас, явно не в пользу директора школы.

- Я вас от имени русского народа спрашиваю – зачем тратить средства на восстановление храмов, когда людям нечего есть? – потрясая большим куском пирога с мясом-капустой, громко вопрошал он. – Когда молодым семьям катастрофически не хватает жилья? Когда вообще жить не на что?

- А я вам, как историк историку, отвечаю, - спокойно говорил отец Тихон. – И, в свою очередь, задаю вопрос: что в первую очередь строили, скажем, Александр Невский и Димитрий Донской после своих великих побед? Храм! А ведь тогда были разруха и голод, какие нам сегодня и не снились! Или наши предки были глупей нас? Нет! Почитайте любое произведение древнерусской литературы и сравните с лучшими современными книгами. Уверяю вас, сравнение будет далеко не в пользу последних! Взгляните в музее на ручку княжеского посоха, узоры которого уже не доступны для понимания современному человеку, настолько далек он стал от гармонии! Да просто осмотрите посуду – насколько она искусней самых дорогих вещей в модных магазинах! То, что мы зовем прогрессом, в духовном плане давно уже идет, как регресс! - Отец Тихон оглядел согласно кивавших ему людей - они и рта не позволяли открыть пытавшемуся возражать Юрию Цезаревичу - и подытожил: - Нет, земляки, наши предки были куда умнее, я бы сказал, мудрее нас. И досталось им куда больше бед, чем нам! И, тем не менее, они всегда, в первую очередь, как бы трудно ни было, помнили о подателе всех благ, земных и небесных – о Боге. И Он сам спасал их от голодной смерти, помогал выжженной дотла Руси, словно какое-то чудо, каждый раз восставать из руин, делаясь еще сильнее и краше!

- Так давайте и мы восстановим наш храм, поднимем его, как верно заметил товарищ отец Тихон, из руин! – предложил Григорий Иванович, и почти все сидевшие за столом дружно поддержали его:

- А что? И поднимем!

- И восстановим!

- Краше прежнего будет!

- А что «мэр» наш молчит?

- Я что? Я – как народ! – развел руками глава местной администрации. - Денег, правда, не обещаю, но людьми, техникой и материалами – помогу!

Юрий Цезаревич так и ахнул:

- Вот те раз! – (Три! – хмыкнул про себя Стас). – Школе, сколько я ни просил, нет ничего, а на храм, стало быть, есть?! – тут он заметил вошедшего отца Стаса, который в дверях подавал знаки отцу Тихону, что машина уже ждет, и, обрадовавшись, стал просить: - Сергей Сергеевич! Вот вы ученый человек, вас уже знают и уважают здесь, хоть вы помогите объяснить им, что религия – это опиум для народа, дурман, мракобесие!

Но отец Стаса неожиданно не стал поддерживать директора школы.

- Не знаю, - пожал он плечами. - Лично я сам не верю, но и другим не мешаю!

- А я мешал, мешаю и буду мешать! – с пьяным упрямством заявил Юрий Цезаревич.

Он обвел глазами притихших земляков и остановил взгляд на главе местной администрации:

- Завтра же в город поеду на тебя жаловаться! Между прочим, глава района - бывший мой ученик, он мне ни в чем не откажет!

- Да я что, я… - сразу стушевался здешний «мэр». – Я – как народ!

- И с народом тоже поговорю! По-нашенскому, по-деревенски! Каждый двор обойду. В каждом классе первого сентября выступлю. И даю вам слово: пока я жив, храму в Покровке не бывать!

Отец Тихон, услыхав эти слова, остановился в дверях и тоже оглядел сидевших за сдвинутыми столами людей. Все они были либо бывшими учениками Юрия Цезаревича, либо родителями его нынешних учеников. И оставлять его наедине с ними означало погубить то дело, ради которого он приехал.

Этого отец Тихон никак не мог допустить. Он посмотрел на отца Стаса и виновато развел руками:

- Видите, как всё получается, Сергей Сергеевич? Придется вам отпускать вашу машину. Я никуда не поеду.

- Как это отпускать? – опешил отец Стаса.

- Очень просто. Я никуда не поеду!

- Но…

- И, простите меня, - давая понять, что разговор окончен, ласково улыбнулся отец Тихон. - Как вы сами любите говорить, без всяких там «но»!

4

- Ура! – в один голос закричали Ваня с Леной.

«Отец Тихон не уезжает… торопиться теперь незачем… и если я…» - Стас быстро сообразил, как ему быть, и с легкой душой покинув душное помещение, уже через минуту был около медпункта.

Здесь было все, как в папиной клинике, только в миниатюре. Чисто, уютно, но – не как дома. Во дворе, как и положено для больницы – лавочки, клумба с цветами, асфальтовая дорожка для прогулок больных и даже собака с хромой лапой. Внутри – белые стены, топчан и запах лекарств. Небольшой коридор и несколько комнат. Все они были на замках, и только одна приоткрыта.

Из нее слышались знакомые, азартные голоса:

- Три – два!

- Два – четыре!

- Четыре – четыре!

- Четыре – пусто… Рыба!

Стас открыл дверь и в изумлении замер. Ваня с Леной играли в домино. Но как играли!

Они строго по правилам этой игры… выкладывали из поставленных на ребро костяшек - рыбу. Он подоспел как раз к тому моменту, когда она была готова.

Выигравшая партию Лена щелкнула пальчиком по крайней костяшке – и счастливо засмеялась, видя, как, приятно щелкая, постепенно стало рушиться всё их сооружение.

Стас подошел и хмыкнул:

- Ну, вы даете! Кто же так в домино играет?

- А как с ней еще играть? – с досадой кивнул на сестру Ваня. – С тобой – другое дело! Хочешь, сыграем? На деньги!

- Не… - Стас не прочь был заработать на выигрыше, но почему-то подумал о Нине и предложил: - Пошли лучше на пруд!

- Ты что? Там же – Макс! – испугался Ваня. - Уйдем отсюда, знаешь, что с нами будет?

- Пошли-пошли! Ничего он не сделает. Я – отвечаю!

- А домино?

- Сыграем как-нибудь другой раз в это твое до… - Стас сгреб костяшки в кучу, - ми…, - бросил их в коробку и, вспомнив, что давно не отрабатывал командный голос, докончил: - И никаких «но»!

- Ну ладно… - неуверенно согласился Ваня и принялся закрывать окно и дверь в комнату.

- Это кабинет, где принимает врач, а когда его нет, – мама! – объясняла тем временем Лена. – Здесь делают уколы. Тут хранят лекарства. А это палата папы Тихона, - вздохнула она. - А как там вспоминки?

- Что? – не сразу понял Стас.

- Я говорю, бабу Полю – вспоминают? Плачут?

- Да нет уже! Спорят да пьют!

- И дядя Андрей пьет? Он же – буяница!

- Кто?!

- Ну, буянит, когда выпьет!

- Да не слушай ты её, выходите! – деловито проверив, крепко ли заперты все двери, заторопил Стаса с Леной Ваня.

Он запер медпункт на огромный замок и, оглядываясь по сторонам, положил ключ под крыльцо.

- Ты что? – слышным на весь двор шепотом набросилась на него Лена. - Мама же предупреждала, чтоб никто не видел!

- Стасику можно, он – свой! – возразил Ваня. - А больше тут никого нет! Вся деревня на поминках!

Но едва они вышли из калитки, как мимо них на бешеной скорости промчался черный джип с тонированными стеклами. Ваня едва успел схватить за руку Лену и оттащить назад.

- Развелось иномарок – пройти негде! – в сердцах ругнулся он и, перехватив насмешливый взгляд Стаса, объяснил:

- Третий раз уже тут проносится! Жучке лапу отдавил. И ты тоже захотела? – набросился он на сестру.

- У меня не лапа, - захныкала та. – А нога и даже – ножка!

- Всё, хватит! – закричал на нее Ваня. - Если ты сейчас не замолчишь, я попрошу дяденьку-водителя, чтобы он тебе язык отдавил!

Целых пол-улицы после этого Лена шла молча, то ли соображая, как можно отдавить язык машиной, то ли чувствуя вину перед братом.

Наконец, она заискивающе посмотрела на него и спросила:

- Вань, а как эта машина называется?

Тот, явно не зная ответа, с опаской покосился на Стаса и, чтобы не умалить своего авторитета перед сестрой, важно сказал:

- Так и называется – иностранная, сокращенно – иномарка! Правда, Стасик?

- Ну да, - не желая подводить друга, деликатно согласился тот. – А еще мерседес, сокращенно - мерс!

На соседней улице раздалось отчаянное кудахтанье кур, гоготанье гусей, и оттуда вылетел, свернув в соседний проулок, всё тот же джип.

- Вот мерсавец! – погрозила ему вслед кулачком Лена.

- Ты это, поосторожнее! – на всякий случай предупредил Ваня. – Вдруг это Макс со своей городской мафией разъезжает…

Но Макс по-прежнему был на пляже.

Заметив друзей, он сразу оставил волейбол и подошел к ним:

- А вы тут откуда?

- Оттуда! – показывая каждый в свою сторону, ответили Ваня со Стасом.

- Я спрашиваю, почему здесь?

Ваня с надеждой покосился на Стаса, и тот, как можно спокойнее, с улыбочкой, стал отвечать:

- Санавиация уже уехала…

- Так… - потерянным голосом протянул Макс.

- Правда, без отца Тихона!

- Почему?

- Потому что он остается и никуда не уезжает!

- Ура! – в один голос закричали Ваня с Леной.

- Отлично! – довольно потер ладони Макс. – Сегодня загорайте, а завтра - работать!

- Так мы пошли? – на всякий случай уточнил Стас, победно подмигивая Ване: «Мол, что я вам обещал?».

- Идите! – махнул рукой Макс, но тут же придержал Стаса. – Хотя нет, городской, погоди! Он как сейчас – пьет?

- Кто, отец Тихон? Да ты что!

- А чего он тогда там до сих пор делает?

- Ничего! – пожал плечами Стас. – Спорит с вашим директором, будут ли у вас восстанавливать храм.

- Ну и как?

- Что как?

- Будут или нет?

- А я почём знаю?

Макс нахмурился, хотел, наверное, сказать что-то обидное, но вдруг удивленно прищурился и стал смотреть куда-то за спину Стаса.

Стас оглянулся и увидел подъезжающий к пруду знакомый джип. Не доезжая до пляжа, он затормозил. Дверца открылась. Из нее вышел Ник. Увидев Стаса, он обрадовался и знаками стал звать его к себе.

- Это еще что за пальма в наших северных краях? – удивился Макс.

- Ник! – объяснил Стас. - Тот самый сын нового русского, о котором я тебе говорил.

- Чего ему надо?

- Откуда я знаю?

- Да что ты вообще знаешь? – взорвался Макс. – Спроси и передай, что я хочу поговорить с ним!

- Ладно! – охотно согласился Стас. Это входило и в его интересы.

Появление джипа вызвало огромное любопытство всех отдыхавших на пляже. Даже, как он успел заметить краем глаза, Нины. Оставив игру, она вместе со всеми глазела на машину и Ника.

Стараясь ступать как можно небрежнее, он прошел к нему. Поздоровался за руку. Легонько пнул колесо. И спросил:

- Ну, как жизнь?

- Да какая там жизнь! – махнул рукой Ник и дрожащим голосом спросил: - Ты димедрол можешь достать? У твоего отца есть, я знаю… Добудь упаковочку, а? Я… заплачу! По сто долларов за таблетку…

- По сто? За одну?! – не поверил Стас.

- Мало – дам двести!..

- Хорошо, я попробую… - с готовностью пообещал Стас, прикидывая, сколько же это будет, если в упаковке десять таблеток. А если – двадцать?

- Только сегодня! – предупредил Ник, облизывая бледные губы. – До завтра я не доживу…

- Ладно! – глядя на его жалкий вид, Стас дал себе слово, что сам никогда даже не взглянет на наркотики. - А сейчас идем, с тобой Макс поговорить хочет!

5

- Вот это фокусы без цирка! - присвистнул Макс.

- Бригадир! Сами мы с ним не справимся!

- Взрывников надо вызывать!

- Ну, что же вы, товарищи военные? Простой храм взорвать не можете!

- Да это скала, а не храм! Скорей деревню разрушим, чем он шелохнется!

- По машина-ам!..

- Ну вот, уехали… Ломами его теперь, что ли?

- А с иконами что делать?

- Как что? Рубить и в костер!

- Капитон, начинай!

- Да что же вы делаете, ироды?! Креста на вас нет!!

- Окаянные-е-е!..

Поговорить с Ником Максу так и не удалось.

С улицы, где проходили поминки, вышло множество людей - было даже удивительно, как их мог вместить маленький дом бабы Поли, и направились прямо к церкви.

- Это еще что за Первомай в конце июня? – не понял Макс и, одевшись, вместе со всеми поспешил к односельчанам. Стас с друзьями тоже не стали долго ждать и первыми прибежали на площадь.

Зрелище впечатляло.

Впереди толпы шел отец Тихон, от которого старались ни на шаг не отставать старушки. Позади – рядом с Андреем, который показывал всем свои огромные кулаки, и задумчивым Григорием Ивановичем воинственно вышагивал Юрий Цезаревич. Отец Стаса держался в стороне и смотрел на всё это грустными глазами.

Около церкви шествие остановилось.

Отец Тихон поднялся на небольшой пригорок, покачал головой, увидев везде заросли крапивы, груды битого кирпича, осколки бутылок, мусор, и с надеждой посмотрел на ждущих его слова людей:

- Ну что, земляки, решим?

- А чего решать? – перебивая друг дружку, загомонили женщины.

- Восстановим, батюшка!..

- Вам бы только языками молоть! – накинулись на них мужчины.

- Вы, что ли, восстанавливать будете?

- Тут же – сплошная разруха!

- Конечно, ломать проще было! – не оставались в долгу женщины.

- Теперь стройте!

- Так будем или нет, земляки? – поднял руку, останавливая спор, отец Тихон. – Нужна церковь Покровке?

- А это ты у Бога своего спроси! - с издевкой посоветовал Юрий Цезаревич.

- И спрошу!

Он вдруг стал необычайно серьезен, широко, истово перекрестился, поклонился храму, неслышно шевеля губами…

И тут…

Стас поначалу и не понял, что произошло. Только вдруг кто-то закричал:

- Смотрите, смотрите!..

Потом толпа разом пришла в движение и все, словно по команде, стали поднимать головы.

Стас проследовал глазами за взглядами людей и увидел – на совершенно чистом, безоблачном небе… радугу! Огромная, от востока до запада, сияя всеми красками, она стояла прямо над храмом!

- Господи, прости нас, грешных! – в испуге перекрестилась старушка, говорившая на поминках о мальчике, который помогал взрослым снимать с храма крест. И все женщины, как одна, заголосили:

- Господи, помилуй!

- Видал? – подтолкнул Стаса Ваня. – Ленка, гляди!

- Ага! – ничего не понимая, кивнул Стас.

А Лена и без того стояла, не отводя от радуги восторженных глаз.

- Вот это фокусы без цирка! - присвистнул Макс.

- Ничего особенного! Обычное оптическое явление, ну, может, немного аномальное… - пытался объяснить директор школы.

Но никто его и не слушал.

Старушки крестились и падали на колени.

Женщины плакали и тоже опускались рядом с ними.

Мужчины оставались стоять, но какие-то растерянные, притихшие. Даже дядя Андрей сник и разжал свои огромные кулаки.

И только директор школы обещал принести учебник по физике и доказать всем, что в этом нет никакого чуда.

Он так увлекся, что даже не слышал, как отец Тихон спросил, все ли за то, чтобы с завтрашнего дня приниматься за работу. Поэтому получилось так, что решение было принято единогласно.

- Дело за малым! – обратились к главе деревни мужчины. - Назначай бригадира, «мэр»!

Тот покосился на директора школы и уклончиво ответил:

- Завтра, завтра, мужики!

- Ты что, не слыхал, что завтра уже работать? Прямо сейчас назначай!

- Кого?! Нет у меня свободных бригадиров…

Дядя Андрей снова сжал кулак и показал его «мэру»:

- А это – видел?

- Погоди, Андрей! – остановил его Григорий Иванович и так, чтобы его слышали все, спросил: - Нет руководителя, так я могу взяться за это дело!

- Как! И ты, Брут?! – заморгал директор школы.

- Нет, я не Брут. Но и ты ведь не Юлий Цезарь! – усмехнулся Григорий Иванович и повысил голос: - Ну что, земляки, берете бригадиром бывшего вице-губернатора области?

- А что, и возьмем!

- Дело говоришь!

- Ну, вот и порешили! – подытожил отец Тихон и, сходя с пригорка, добавил: - Завтра и начнем! А теперь давайте я благословлю вас на благое дело!

- Это еще зачем? – недоумевая, спросил Стас, глядя, как отец Тихон крестит целующих ему руку людей.

- Так положено! – строго ответил Ваня. - Баба Поля говорила – когда батюшка благословляет, это, считай, Сам Бог благословил! И руку не ему, а как бы Христу целуют!

Все женщины и двое-трое мужчин благословились у отца Тихона, и он заметил ребят.

- А, мои благодетели! – узнавающе кивнул он Максу и Стасу с друзьями. – Что стоите? Подходите!

Ваня с Леной не подошли – подбежали к отцу Тихону.

Стас тоже ткнулся губами в его руку.

Следующим был Макс.

Отец Тихон не стал дожидаться, когда тот переборет себя, чтобы поцеловать у него руку, и просто осенил его сверху крестным знамением, даже не касаясь головы.

Макс неожиданно покачнулся и непременно упал, если бы не могучие руки дяди Андрея, который вовремя подхватил и встряхнул его.

- Пить уже начал? Смотри у меня! – показал он Максу свой огромный кулак.

- Нет… что ты, дядя Андрей! – заплетающимся голосом стал возражать тот, и Стас расслышал, как, отходя, Макс пробормотал: - Вот это да… ну и ударчик!

То и дело оглядываясь на отца Тихона, Макс взобрался на мотоцикл, посадил на заднее сиденье Нину и, действительно, виляя, как пьяный, поехал по дороге.

Без Нины Стасу сразу же стало скучно.

Радуга вскоре исчезла.

Люди, возбужденно переговариваясь, начали постепенно расходиться.

Отец Тихон, хотя было заметно, как он устал, терпеливо отвечал на все вопросы.

К Стасу неслышно подкрался Ник и умоляющим голосом напомнил о своей просьбе.

Стас, оживившись, заверил его, что до вечера всё сделает в лучшем виде. Только бы отец поскорей освободился!

А тот, вместо того, чтобы уходить, дождавшись, когда отец Тихон, наконец, остался один, подошел к нему, пощупал пульс и тоже стал о чем-то разговаривать. Заметив Ника, он нахмурился и, кивая на него, судя по всему, стал жаловаться на то, что уже ничем нельзя помочь этому несчастному парню.

А Ник тем временем, не замечая никого на свете, торопил Стаса достать димедрол, обещая за таблетку двести, триста, пятьсот долларов!

И когда он потерянно шел к своей роскошной машине, его неожиданно догнал голос отца Тихона:

- Никита! Да-да, это я тебе говорю! Ты не мог бы довезти меня до медпункта?..

Глава вторая

1

- Крапивница… - медленно повторил Стас и задумался.

- Па! А от чего дают анальгин?

- От боли.

- А валидол?

- От сердца.

- А… димедрол?

- По показаниям врача. Чаще всего, от аллергии.

- А как определить, что у человека аллергия?

- Очень просто: у него насморк, кашель, слезятся глаза, а еще красная сыпь по телу, как при ожоге крапивой. Она так и называется – крапивница!

- Крапивница?!

Стас так и замер, услышав последнее слово, а родители зашептались:

- Что это с нашим?

- Как что? Неужели ты не понимаешь? Это у него - генетически! В меня! Врачом будет!!!