Археологические памятники времени единого Израильского царства

Трудно судить по отрывочным данным о строительной деятельности израильтян в первой половине 10 века до Р. Х. Создается впечатление, что принципы ее лишь вырабатывались с использованием традиций предшественников, соседей и противников. Вероятно, мизерность строительных свидетельств времени Саула и Давида[1] может быть связана с неослабевающим военным напряжением, отнюдь не способствующим ни созданию, ни сохранности архитектурных комплексов. Более стабильное, отмеченное установлением широких, распространившихся до Киликии, Египта, Месопотамии и Южной Аравии торговых и культурных связей время Соломона (965-928 гг. до Р.Х.) могло обусловить заметную активизацию, как строительной деятельности, так и прочих ремесел. В подтверждение этого уместно вспомнить слова Соломона, обращенные к другу Давида Хираму, царю финикийского города Тира, в сообщении о замысле построения храма в Иерусалиме: «Ты знаешь, что Давид, отец мой, не мог построить дом имени Господа, Бога своего, по причине войн с окрестными народами, доколе Господь не покорил их стопы ног его. Ныне же Господь, Бог мой даровал мне покой отовсюду: нет противника и нет более препон. И вот, я намерен построить дом имени Господа, Бога моего…» (3Цар 5:3-5).[2]

Представление о строительстве и урбанизационном процессе Соломонова времени заметно конкретнее и хронологически определеннее. Но и здесь археологические свидетельства далеко не полны. Главные постройки Иерусалима более известны по нарративным источникам, прежде всего по библейским текстам, нежели по реальным их остаткам. В первую очередь это касается легендарного храма и дворца на Храмовой горе – вершине гряды к северу от Офела. Описание храма и его строительства в Библии (3Цар 5:16; 6:14-38; 2Пар 4) достаточно конкретно и детально. Основные его положения таковы: храм стоял на подиуме и представлял собой прямоугольную конструкцию 25 на 50 метров при высоте около 15 метров и толщине стен до 6 метров. Трехчастная схема храма с расположением всех трех компонентов на единой длинной оси известна в Палестине с конца среднего бронзового века и может считаться традиционной для ханаанейской, а далее и финикийской храмовой архитектуры. Мазар, давший лаконичное и предельно четкое описание храма на основании исчерпывающего анализа библейского текста, подчеркивает преемственность строительных традиций, отмечая, что и даже толщина стен Соломонова храма была та же, что и у храма среднего бронзового века в Сихеме. По общим размерам храм превышал известные образцы как ханаанейской, так и финикийской храмовой архитектуры. Интерьер, согласно библейскому описанию, состоял из портика, святилища и давира – помещения для «святое святых»; входы во все три части лежали на единой центральной оси. При этом святое святых не было отделено стеной от святилища – здесь предполагается занавес или деревянная перегородка. Кроме того, святое святых было поднято на подиум, и к нему вели несколько ступеней. По продольным сторонам храма располагались трехэтажные вспомогательные помещения, которые могли служить царской сокровищницей и одновременно являлись дополнительной к стенам главного зала опорой тяжелой кровли. Перед храмом же – по всей его ширине – был сооружен притвор шириной 5 метров. Появление подобного плана храмовых сооружений связывается с постройками 2 тысячелетия до Р. Х. в Ханаане и Северной Сирии. Мазар указывает на безусловные прототипы Соломонова храма в среднем бронзовом веке Эблы, Мегиддо, Сихема и на сохранение того же плана в последующий период, что документируется храмом 8 века до Р. Х. в Телль Тайнате. Он же справедливо указывает, что фиксированное в библейском описании обильное применение при строительстве Соломонова храма ввозного кедрового дерева соответствует употреблению того же материала создателями ханаанейских и филистимлянских храмов. Достаточно щедро применялось и золото, прежде всего для облицовки внутренних помещений храма, обкладки деревянного алтаря, ставшего перед святое святых, а также для производства многочисленных культовых принадлежностей.[3]

         Ковчег завета был перенесен из города Давидова в Соломонов храм и помещен в святое святых, где его фланкировали распростертые крылья двух херувимов, вырезанных из масличного дерева и обложенных золотом. Херувимы были подобны сфинксу: они имели туловище льва или быка, крылья орла и голову человека. Этот орнаментальный мотив был широко распространен  в искусстве ханаанеян,  финикийцев и сирийцев бронзового и железного веков подобно прочим украшениям храма, таким как орнаментальные решетки, пальметки, плоды и цветы, цепи, бордюры, изображения фантастических и реальных животных. Несомненно, использование и знаменитой финикийской резьбы по слоновой кости. Две орнаментированные  медные колонны – Иахин и Воаз[4], -  стоявшие у фасада Соломонова храма и фланкировавшие вход в него, были чисто декоративны и конструктивной функции не несли. Но они заставляют вспомнить две базы колонн, также не имевших конструктивного значения, открытых в храме позднего бронзового века в Асоре. Абсолютно такие же фланкирующие вход колонны с волютным завершением  представлены на глиняной модели святилища из Телль эль-Фары. Отметим, что изготовление этих крупных медных изделий связывается библейским повествованием с мастером Хирамом из Тира, который «владел способностью, искусством и уменьем выделывать всякие вещи из меди. И пришел он к царю Соломону, и производил у него всякие работы» (3Цар 7:14). Это еще одно подтверждение тесных связей с финикийскими ремесленными центрами, славившимися, помимо прочего, медными изделиями. Целый ряд последних перечислен в библейском описании храма, а далее дворца Соломона – подставки для ритуальных чаш с большими колесами, украшенные изображениями львов, волов и херувимов, умывальники, лопатки, декоративные изображения фруктов, «литое медное море» - большой круглый бассейн диаметром около 5 и глубиной около 2,5 м с рельефным орнаментом, стоящий на 12 фигурах волов.[5] Все предметы богослужебного культа, как и сам храм глубоко символичны и прообразовательны в новозаветном смысле. Например, медное море (умывальница) означает Христово освящение и Духом Святым возрождение человечества. Золотой жертвенник (кадильный) символизирует Христа в небесах, Посредника и Ходатая. Столы для хлебов предложения прообразуют Христа, как Начало и Виновника общения верных. Золотой свидетельствует о Христе и Церкви искупленных как свете миру. Дерево, употребленное при строительстве храма: ситтим, кедр, кипарис символизируют соответственно человечество, нетленность и воскресение. Жертвенник всесожжений – Христос и Его искупительная смерть, умилостивление за грехи наши.[6]

     Итак, подробное описание строительства, планировки и внешнего вида Храма приводится в 3Цар. 5-7. Соломон не жалел ни средств, ни людей – ведь это был Храм Божий. Камни обтесывались только в каменоломне, чтобы, ни молота, ни тесла, ни всякого другого железного орудия не было слышно в Храме при строении». Когда строительство Храма завершилось, состоялось торжество освящения. Облако Божьего присутствия наполнило храм; богослужение вел сам царь: «Господь сказал, что он благоволит обитать во мгле; я построил храм в жилище Тебе, место, чтобы пребывать Тебе в веки». Иерусалимский Храм стал центром поклонения Богу, хотя десять отделившихся племен воздвигли в других местах собственные святилища.[7] По мнению западных ученых, храм должен был быть лишь первым и наилучшим из многих святилищ, рассеянных в стране, только особенно священным вследствие обладания национальным палладиумом, ковчегом завета; сверх того, он был царским святилищем, на которое распространялся блеск, исходящий от царя. Именно в этом смысле он и получил величайшую важность для Израиля как центральный пункт его политической и религиозной жизни, значение которого ушло далеко вперед сравнительно со всеми человеческими расчетами.[8] Все эти данные, касающиеся Соломонова храма в Иерусалиме переданы библейским повествованием. Совершенно естественен ряд несомненных преувеличений в них: храм достаточно скоро стал легендарным и вместе со своим создателем превратился в один из символов героического века израильской истории. Но целый ряд текстуальных показателей представляются реальными или близкими к ним. Это касается и общего плана храма, и его размеров, и членения интерьера, характера его оформления и орнаментации. Многие из этих показателей могут быть археологически верифицированы. Но только по сравнительным материалам: очень близкие приведенному описанию планы зафиксированы как в самой Палестине, так и в наиболее выразительных формах – в Северной Сирии и Финикии (от храма среднего бронзового века в Эбле до позднего в Телль Мумбакате и железного века в Телль Тайнате). Там же представлены прямые аналогии и строительным материалам и приемам, характерным для Соломонова храма. При этом весьма выразителен тот факт, что специфический стиль кладки был распространен в Палестине и в последующие за царствованием Соломона периоды – от наиболее ранних построек Соломона до наиболее поздних стен Рамат Рахели – дворцового комплекса, исследованного вблизи Иерусалима. О сирийском и финикийском характере орнаментальных мотивов и многочисленных изделий, упомянутых при описании храма. Все это дало право К. Кеньон считать, что «храм носил полностью финикийский характер». Среди общественных зданий наибольший интерес представляет дворец, детально описанный в Библии и стоявший на платформе в новой части города – вне храмовой территории. К сожалению, этот район стал впоследствии местом активных каменных выработок, производившихся в различные периоды, начиная со времени Ирода Великого. При подчеркнутом отсутствии археологических свидетельств относительно дворца приходится повторить сказанное уже в связи с описанием храма: весь археологический контекст финикийских памятников, как Соломонова периода, так и более ранних периодов, позволяет определенным образом верифицировать библейское повествование.

Было бы несправедливо преуменьшать значение такого принципиального социально-экономического сдвига, как формирование государственности и объединение страны в пределах единого царства в процессе становления израильской цивилизации. Достаточно велика роль аккумуляции израильтянами культурных достижений своих многочисленных предшественников. Но именно в рассматриваемый период было положено начало и созданию специфических культурных систем, позволяющих говорить о собственной цивилизации, проявления которой нарастали в дальнейшем. Мазар отмечает, что израильские слои уже в 10 веке идентифицированы помимо столицы и царских городов еще по меньшей мере в 190 городах и что они позволяют определить новый стереотип поселения. Кеньон подчеркивает, что в этот период «впервые после среднего бронзового века можно говорить об ощутимом числе подлинных городов». Четко определилась уже упоминавшаяся иерархия последних с выделением не менее трех из категорий. Ортогональная планировка стала крайне редкой,  господствует круговая планировка с поясом домов по периметру поселения, вдоль обводных стен и радиальных улиц. Круговой внешний пояс построек может восходить еще к древним скотоводческим традициям и отличается от классических форм планировки ханаанейских городов бронзового века. Тот же сплошной пояс домов, окружавший израильские поселки, явился прообразом оборонительных стен казематного типа, доминировавших именно в 10 веке и далее сохранявшихся лишь в редких случаях. И также с 9 века доминанта в Северном и Южном царствах переходит к сплошным стенам с рядом специфических особенностей. Впоследствии такие искусно выполненные фортификации достигали толщины до 7 метров и были ответом на применение ассирийцами стенобитных машин. Весьма характерны для израильских фортификационных систем хорошо выработанные стереотипы шестикамерных ворот, иногда же комплексы внешних и внутренних ворот, связанных с двойной линией стен. Отмечаются и мирные функции этих массивных сооружений, использовавшихся как рынки, места культовых церемоний и судебных процессов, трибуны правителей. Важна и показательна выработка стереотипов и бытовых построек. Здесь должен быть отмечен «столбовой дом» - 4-угольная конструкция с одним или двумя рядами монолитных каменных столбов в центральном дворе и комнатами по трем сторонам последнего, прежде всего на втором этаже. Наиболее типичен так называемый «4-комнатный» дом, появившийся в 10 веке. В Тирзе такие равновеликие дома превалируют во всей застройке, еще раз подтверждая определенное организационное начало. В наибольшей мере оно проявилось в создании отмеченных выше систем водоснабжения, характерных для ряда израильских городов, достигавших впоследствии грандиозных размеров и свидетельствовавших как о высоком развитии инженерного искусства, так и способности консолидации больших средств и масс населения.  В некоторых городах такие системы были реконструированы или сменены. Близкая картина зарегистрирована в Иерусалиме. Первая система была сооружена здесь предположительно еще в Давидово время. При этом использовалась вертикальная карстовая трещина, шедшая по поверхности скалы. К ней вел крутой подземный проход из города, далее горизонтальный тоннель подводил к источнику. Весьма значительным усовершенствованием системы явился огромный новый тоннель, сооруженный при Езекии. В Асоре глубина соответствующей системы достигала 40 метров. Более простые, но достаточно рациональные системы открыты в меньших городах. В Гибеоне подземные тоннели шли вдоль склона холма непосредственно к источнику. При этом в Гибеоне сам источник был соединен дополнительным тоннелем с водоносным слоем для увеличения поступления воды. Все эти сооружения сыграли самую существенную роль во время тяжких осад, которым подвергались палестинские города в ходе непрестанных войн первой половины  1 тысячелетия.