Авраам,[1] родоначальник избранного народа, занимает особое место в домостроительстве нашего спасения. Его призвание было не только первым этапом в осуществлении замысла Божия, но оно установило уже и его основную направленность. Книга Бытия – не просто хроника жизни, но религиозное повествование, в котором заметны следы трех течений предания: «яхвистского», подчеркивающего благословения и обетования Божьи, элогистского – непоколебимую веру праотца, и священническую – завет и обрезание. В этом освещении Авраам встает перед нами как человек, которого Бог привлек к Себе и затем подверг испытанию, чтобы сделать его безмерно благословенным отцом бесчисленного народа. Вся жизнь Авраама протекает под знаком свободного почина со стороны Бога. Первым действует Бог. В семье, «служившей иным богам», он избирает Авраама и ведет его Своими путями в неизвестную страну (Евр. 11:8). Это волеизъявление есть почин любви: с самого начала Бог проявляет к Аврааму безмерную щедрость; Его обетования предначертывают удивительное будущее. Постоянно повторяются слова: «Я дам тебе»; Бог даст Аврааму землю, щедро его одарит и весьма умножит семя его. Казалось бы, что обстоятельства противоречат этим перспективам: Авраам – кочевник, Сарра – в преклонном возрасте и не может рождать детей. Благостыня Божественных обетований проявляется в этом еще ярче: будущее Авраама зависит всецело от всемогущества и благости Божьей. В Аврааме уже представлен весь народ Божий, избранный без всякой предварительной заслуги. От него требуется, прежде всего, бдительная и стойкая вера, безоговорочное принятие замысла Божия.[2]
Вера эта должна очиститься и окрепнуть через испытание. Бог испытал его, потребовав от него принести в жертву Исаака,[3] на котором именно и покоилось обетование (Быт. 22:1). Ничто так ярко не символизирует то непоколебимое основание, на котором утвердилась ветхозаветная религия, как рассказ о жертвоприношении Авраама. Бог обратился к своему избраннику: «Возьми сына своего единственного, Исаака, которого ты любишь, и пойди в землю Мория[4] и там принеси его во всесожжение на одной из гор». Как мог Бог Авраама, его Господь и хранитель, потребовать человеческой жертвы? Но Авраам не поколебался. Он пошел на эту жертву с такой же твердостью, с какой смотрел в глаза смерти во время своих военных походов. Он слишком верил своему Богу, чтобы проявить малодушие. И вот идут они к месту жертвоприношения, отец и сын. «Отец мой, - спрашивает Исаак, - вот огонь и дрова, а где же ягненок для всесожжения?» «Бог усмотрит Себе ягненка для всесожжения, сын мой», - отвечает Авраам. «И шли они вместе, и пришли на место, о котором сказал ему Бог, - повествует Библия. - И устроил Авраам жертвенник, разложил дрова, и, связав сына своего Исаака, положил его на жертвенник поверх дров». И только собрался патриарх нанести роковой удар, как услышал голос Божий: «Не поднимай руки на отрока и не делай над ним ничего, ибо теперь я знаю, что ты боишься Бога и не пожалел сына своего единственного для Меня».[5] Итак, Авраам не пожалел сына своего, единственного своего (22:12,16 – как известно, в ханаанских культах было принято приносить в жертву детей), но Бог Сам сохранил Исаака, «усмотрев Себе агнца для всесожжения» (22:8,13). Так проявилась глубина «страха Божия» у Авраама (22:12).[6]
История о жертве Исаака Авраамом всегда была предметом споров и сомнений. Что за образ Бога она изображает? Кровожадно-архаический, который не может более принимать наш мир? Или это образ Бога жизни и освобождения из глубин покинутости и погибели? Авраам: кто он? Пример веры или слепого послушания, способного на бесчеловечные дела? Или прототип надежды на Яхве даже в величайшем мраке и непонятности? Чтобы выяснить смысл этой мастерски рассказанной истории, ее следует проследить шаг за шагом. «Все, чего гнушается Господь, что ненавидит Он, они делают богам своим: они и сыновей своих и дочерей своих сжигают на огне богам своим» (Втор. 12, 31). О жертвоприношениях детей Ветхий Завет говорит лишь с содроганием отвращения. Царь Моава в военном притеснении «взял сына своего первенца, которому следовало царствовать вместо него, и вознес его во всесожжение на стене» (4 Цар. 3,27). Ахиил из Вефиля, желая отстроить Иерихон, «на первенце своем Авираме он положил основание его и на младшем сыне Сегубе поставил ворота его» (3 Цар. 16, 34). Израиль тоже временами под ханаанейским влиянием прибегал к подобным процедурам. Так, царь Ахаз «сына своего провел через огонь, подражая мерзостям народов» (4 Цар. 16, 3). В долине Еннома (Бен-Енном) перед вратами Иерусалима было особое культовое место, посвященное Молоху (4 Цар. 23, 10). С каким отвращением относились к этому пророки: «и с идолами своими прелюбодействовали, и сыновей своих, которых родили Мне, через огонь проводили в пищу им» (Иез. 23,37). Столь же категорично отвергает жертвоприношение детей израильское законодательство: «Из детей твоих не отдавай на служение Молоху и не бесчести имени Бога твоего. Я Яхве» (Лев. 18, 21); «Кто у сынов Израилевых и из пришельцев, живущих между израильтянами, даст из детей своих Молоху, тот да будет предан смерти» (Лев. 20,2). Несмотря на это древнее израильское законодательство говорит, что всякое перворожденное принадлежит Господу (Исх. 43, 1; 22, 28; 34, 19; Втор. 15,19). Бог претендует на начаток урожая, на первенцев скота и людей. Они должны отдаваться Богу в знак того, что все блага жизни — дары, врученные Им Израилю, которые Он может потребовать назад. Но Яхве дал милостивую заповедь, согласно которой вместо перворожденного сына должно быть принесено в жертву животное (Исх. 13, 13; 34, 20). Ибо Яхве желает не кровавых жертв, но, чтобы человек был жив перед Ним и жертвовал Ему своей благодарностью (Пс. 49, 14. 23).[7]
То, что Бог не желал кровавой жертвы сына Авраама, что напротив, Ангел Божий, ужаснувшись, хватает Авраама за руку, зафиксировано в истории «связания» Исаака (иудейские толкователи говорят об «Akeda», «связывании» Исаака согласно 22, 9). Можно предположить, что в основе рассказа лежит древняя сага, в ранней форме говорившая о замене жертвы ребенка животной жертвой. Как культовая легенда она принадлежала некоему святилищу, на толкование названия которого она была направлена (ср. 22, 2.14). Речь идет уже не о святилище, где человеческие жертвы были заменены жертвоприношениями животными. Древняя история теперь перенесена на Авраама и стала тем сосудом, в который Израиль внес нечто от своих последних и глубочайших искушений веры. Рассказ о жертвоприношении Исаака оставляет далеко позади все прежние испытания веры Авраама и вторгается в сферу чрезвычайного опыта веры: Бог скрывается столь глубоко, что для Авраама, получившего обетования, кажется открытым только путь в богооставленность. Нечто подобное испытывал Израиль в своей истории с Яхве, и в данной истории выражен результат такого исторического опыта. Молчание висит над сценой Быт. 22, 1-3. Мы пытаемся спросить себя, что ж это за Бог, Который может подобное требовать, и что это за отец, который может слушаться такого требования. Но если здесь использована древняя история как сосуд для выражения глубочайшего опыта и сомнения Израиля, мы должны задаться вопросом, что это был за опыт Израиля. Встречаются ли ситуации, подобные ситуации Авраама и Исаака, еще сегодня? Были разные попытки актуализировать толкование этой истории. Например, говорилось об опыте Голокауста: иудеи, которые видели своих детей погибающих во имя Того, Кто не имеет имени; дети, которые, как Исаак, испытали на своем теле жертвоприношение. Авраам ведь имел дело с Богом, Которого он больше не постигает в Его страшных и абсурдных действиях. И, тем не менее, Авраам полагается на этого Бога. Он утвержден в Боге и там, где Исаак, а с ним и в нем и весь народ обетования, должен быть принесен в жертву всесожжения. Авраам верит. Но что это за вера? Послушная покорность? Самоотречение даже в невыносимых страданиях? Рассказ дает иной ответ. В этом рассказе, где нет ни одного необдуманного слова, выделяются особо два места. Это приказ Авраама своим слугам в стихе 5 и ответ сыну в стихе 8. Слово «мы» в стихе 5 удивляет. Кажется, что Авраам желает обманно успокоить своих слуг. Или в этом "мы " выражена надежда сверх всякой надежды? Может быть, Авраам, несмотря на явно выраженное намерение Бога, надеется на благополучное возвращение с Исааком? В стихе 8 Авраам дает сыну двусмысленный ответ: «Бог усмотрит себе агнца для всесожжения, сын мой. И шли далее оба вместе». Снова возникает вопрос, говорит ли Авраам правду сыну или щадит его. Или он попадает в ситуацию, в которой внешне уже всё готово к тому, что он более не вернется с живым Исааком, и всё же он убежден, что Бог может «усмотреть» какую-нибудь помощь? Скорее всего, имеется в виду последнее. Авраам противопоставляет Богу, Чья воля, как кажется, направлена на гибель Исаака, Бога жизни и обетовании. Он верит «в Бога вопреки Богу». Эту веру и высказал Авраам в своих ответах слугам и сыну. Вопреки всему, что, как кажется, на него возлагает теперь Бог, Авраам держится Божьего обетования. Наподобие Иову (Иов 16, 19-21; 19, 25-27) он верит в Бога против Бога. И вера Авраама вменилась ему в правду. Надежда, направленная на Того, Кто дал ему сына в обетовании, не постыдилась. Бог остается для него «смотрящим» и «дающим Себя увидеть» Господом. В конце истории Авраам узнаёт, что Яхве действительно «усмотрел» Себе агнца для жертвы. Мориа — место глубочайшего божественного мрака — становится местом, где Яхве «видит» и «видим».[8]
Бог спасал сыновей Иакова, подобно тому, как Он спасал их предков. Авраам как бы ожидает Исхода (Исх. 15:13), залогом чего было для него спасение Исаака (Быт. 22). Исаак же, как бы принесен в жертву на Сионе (2Пар. 3:1), как потом пасхальный агнец (Втор. 16) и избавлен от меча (Быт. 22:12) как впоследствии Израиль (Исх. 22:23), Исаак спасен благодаря овну, Израиль благодаря Агнцу; Исаак пролил при обрезании уже богатую искупительной ценностью кровь (Исх. 4:24-26), как позже будет пролита кровь пасхальных жертв (Иез. 45:18-24); но главное в том, что Исаак готов пролить всю кровь, заслуживая этим быть прообразом Пасхального Агнца в абсолютном смысле: Иисуса Христа.
Кроме того, Бог открыл этим, что Его замысел ведет не к смерти, а к жизни. «Он не радуется погибели живущих» (Прем. 1:13; Втор. 12:31; Иер. 7:31). Придет день, когда смерть будет побеждена; «жертва Исаака» раскроется, тогда как пророческое предзнаменование (Евр. 11:19; 2:14-17; Рим. 8:32). Послушание Авраама приводит к подтверждению обетования (Быт. 22:16), начало исполнения которого он видит: «Яхве благословил Авраама во всем» (Быт. 24:1). «Никто не был ему равен во славе» (Сир. 44:19). Дело идет не о личном счастье: призвание Авраама быть отцом. Слава его в потомстве. Перемена имени (Авраам становится Авраамом), согласно священническому преданию, свидетельствует об этой направленности, так как это новое имя толкуется: «отец множества» (Быт. 17:5). Когда Бог открыл ему намерение истребить города Содом и Гоморру, праотец счел своим долгом ходатайствовать за обреченные города (18:16-33); его отцовство еще шире распространило его влияние; действие этого влияния всемирно: «и в семени твоем благословятся все народы» (22:18). Размышляя об этом предсказании, иудейское предание находит в нем глубокий смысл: Господь с клятвой обещал, что в семени его благословятся все народы (Сир. 44:22; Быт. 22:18).[9]
Таким образом, как судьбы греховного человечества предначертаны в Адаме, грешнике, так судьбы спасенного человечества предзнаменованы в Аврааме, верующем. Обетования относятся не только к Аврааму, но и к его потомству, отмеченному предпочтением Божьим: Бог установил союз не с Измаилом или Исавом, а с Исааком и Иаковом. Бог возобновляет им Свои обетования и они передают их как наследие. Когда потомки Авраама были угнетаемы в Египте, Бог приклонил ухо к их воплям, ибо Он «вспомнил о Своем завете с Авраамом, Исааком и Иаковом» (Исх. 2:23). «Вспомнил Он святое слово Свое к Аврааму, рабу Своему, и вывел народ Свой в радости» (Пс. 104:42). Позже он утешает изгнанников, называя их «семенем Авраама, друга Моего» (Ис. 41:8). В бедственные времена, когда существованию Израиля угрожает опасность, пророки восстанавливают его веру, напоминая именно о призвании Авраама. Наилучшая молитва для снискания милости Божьей – ссылаться на Авраама. Но есть неправильный способ ссылаться на праотца. В самом деле, недостаточно происходить от него по плоти, чтобы быть его подлинными наследниками; необходима еще духовная связь с ним. Ложно то упование, которое не сопровождается глубокой покорностью Богу. Уже Иезекииль говорил об этом своим современникам (Иез. 33:24-29). Возвещая суд Божий, Иоанн Креститель с еще большей силой восстает против того же самообмана: «И не думайте говорить самим себе: «отец у нас Авраам»; ибо говорю вам, что может Бог из камней сих воздвигнуть детей Аврааму» (Мф. 3:9). В четвертом евангелии показано то же самое – разоблачая человекоубийственные замыслы Иудеев, Иисус прямо бросает им обвинения, что их преимущество быть детьми Авраама не помешало им стать на деле сынами дьявола (Ин. 8:37-44). Сыновство по плоти – ничто без верности. Чтобы эта верность была подлинной, необходимо избегать другого отклонения. На протяжении веков предание восхваляло заслуги Авраама, его послушание, его геройство; некоторые иудейские течения, следуя тому же направлению, впоследствии впали в преувеличения: всецело полагаясь на дела человеческие, на точное исполнение Закона, их последователи доходили до того, что забывали о самом существенном: все упование возлагать на Бога. Кто же представляет собой в конечном итоге потомство Авраама? Иисус Христос, Сын Аврамов (Мф. 1:1), Который, однако, больше Авраама (Ин. 8:53). Среди потомков Авраама Он даже единственный, кто обладал полнотой наследия, возвещенного обетованием: Он – потомство, Семя в абсолютном смысле слова (Гал. 3:16); именно к пришествию Иисуса было устремлено призвание Авраама и радостью его было увидеть этот день в благословениях, ниспосланных ему в течение его земной жизни (Ин. 8:56). Это сосредоточение обетования на одном единственном потомке не есть ограничение; оно условие подлинного универсализма, определенного также согласно замыслу Божью (Гал. 4:21-31). Все верующие во Христа, обрезанные или не обрезанные могут быть участниками благословений Авраама (Гал. 3:14). Их вера делает их духовным потомством того, кто уверовал и стал с этого времени «отцом всех верующих» (Рим. 4:11).
Библейский рассказ о принесении в жертву Исаака служит у евреев бесконечной темой воспоминаний в их молитвах, а в последующие века изображение жертвоприношения Исаака было и в христианской Церкви любимым сюжетом художников. Исаак, сын обетования, принадлежит Богу. Господь, повелевая Аврааму принести в жертву Исаака, тем самым испытывает его. Готовность Авраама принести своего единственного сына в жертву прообразует любовь Бога Отца, не пощадившего своего Единородного Сына (Ин. 3,16; Рим. 8,32). Исаак, явивший кроткое послушание воле отца, прообразует послушание Иисуса воле Отца небесного и становится достойным быть прообразом Его Голгофской жертвы. «В Евангелии Иисус Христос именуется «сыном Аврамовым», так как в обращенном к Аврааму стихе (Быт. 22:18) сказано: «благословятся в семени твоем все народы земли», а под «семенем» христианские толкователи разумели Христа. Апостол Павел в характере Авраама особенно подчеркивает его веру. Жертвоприношение Исаака является прообразом жертвоприношения Сына Божия. Исаак, единственный и возлюбленный сын Авраама, ведомый собственным отцом на заклание и сам несущий дрова для своего жертвоприношения, - первый в Ветхом Завете прообраз страданий Христа, единородного и возлюбленного Сына Божьего, отданного Отцом в жертву искупления и самолично несшего Свой крест».[10]
В 11 главе своего послания к Евреям апостол Павел говорит о ветхозаветных праведниках, начиная от Авеля, которые жили верою в исполнение тех великих обетований Божьих, о коих Господь объявил согрешившим людям еще в раю перед изгнанием их оттуда, то есть верою в обетованного Искупителя мира, страдания Которого должны были прообразоваться установленными в Ветхом Завете жертвами.[11] «Верою Авраам, будучи искушаем, – говорит апостол, – принес в жертву Исаака и, имея обетование, принес единородного, о котором было сказано: «В Исааке наречется тебе семя», ибо он думал, что Бог силен и из мертвых воскресить, почему и получил его (обратно) в предзнаменование» (Евр 11,17-19) – в предзнаменование того, что Отец Небесный принесет в жертву за грехи людей Сына Своего Единородного, Который в третий день воскреснет.[12] Рассказ свидетельствует о непреклонной вере патриарха, готовой на любую жертву. Он также указывает, что каждый первенец принадлежит Богу (ср. Исх 34,19-20: «Все, разверзающее ложесна, Мне, как и весь скот твой мужеского пола, разверзающий ложесна, из волов и овец; первородное из ослов заменяй агнцем, а если не заменишь, то выкупи его; всех первенцев из сынов твоих выкупай; пусть не являются пред лице Мое с пустыми руками»), но, в отличие от Хананеев, сыны Авраамовы должны приносить в жертву не детей, а животных. Сама жертва и посвящение первенца призваны были напоминать о том, что все принадлежит Творцу. Отдавая Ему то, что поддерживает их жизнь, древние израильтяне исповедовали свою веру в верховную власть Бога над жизнью и смертью. В лице Иисуса Христа Сам Бог принесет Себя в жертву и этим уподобится жертве ветхозаветной (агнцу). Отсюда наименование «Агнец Божий», которое Библия прилагает к Спасителю (Ин 1,29: «На другой день видит Иоанн идущего к нему Иисуса и говорит: вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира»; Откр 5,12: «которые говорили громким голосом: достоин Агнец закланный принять силу и богатство, и премудрость и крепость, и честь и славу и благословение»).[13] Наименование Мессии-Христа Агнцем встречается у пророков, в частности, у пророка Исайи (53:7): «как овца веден был Он на заклание, и как Агнец перед стригущим его был безгласен, так Он не отверзал уст Своих». Агнец – один из главных символов христологии евангелиста Иоанна. Например, четвертый евангелист соединяет образ отрока-раба (Ис. 42-53 главы), который берет на себя грехи мира и предается как «агнец повинности» (Лев. 14:13), и пасхального агнца (Исх. 12; Ин. 19:36), символизирующего искупление Израиля (1Кор. 5:7; 1Петр. 1:18-20).
Особое место занимает в книги Бытия занимает патриарх Иосиф. Подобно Аврааму, он далек от идеала, но умеет хранить чистоту и справедливость, даже живя среди язычников. Он гасит в себе мстительные чувства к предавшим его братьям и спасает весь их род от голодной смерти. Для него сохранение тех, кому дано Обетование, есть священный долг. Иосиф исповедует глубокую веру в Промысел. «Вот, вы умышляли против меня зло, – говорит он братьям, – но Бог обратил это в добро» (50:20). Возвышение Иосифа при дворе египетского царя и переселение израильтян в Египет становятся понятными в свете данных об азиатах гиксосах, правивших в стране в ту эпоху и, естественно, желавших опираться на выходцев из Сирии. Впрочем, есть египетские свидетельства и о других кочевниках, которым фараоны разрешали жить на их земле.[14]
Сказание об Иосифе, сохранившееся в двух сходных вариантах, в художественном отношении является жемчужиной священной библейской прозы. Оно издавна привлекало поэтов, художников и писателей (рассказ, в частности, лег в основу романа немецкого писателя Томаса Манна «Иосиф и его братья»). Бытописатель излагает предание в духе остросюжетной повести: читающий Библию становится как бы свидетелем преступления братьев и отчаяния Иакова, оплакивающего сына; он переносится с Иосифом в дом египетского чиновника, где его ждет искушение и нравственная победа, потом в темницу, и наконец, в дом самого фараона. Волнующая сцена, когда Иосиф, достигший зенита славы, открывается своим братьям, написана мастерски, в ней показаны его строгость и великодушие, его понимание промыслительных путей Господних. Смысл рассказа кратко выражен в словах Иосифа, обращенных к братьям: «Вы умышляли против меня зло, но Бог обратил это в добро» (50,20). Иосиф во всех своих злоключениях был верен Богу, Который и сделал его орудием спасения израильтян. Невзирая на трудности, испытания и злую волю людей, Господь сохранил ядро будущего своего народа во время опустошительных нашествий и голода. В конце истории Иосифа повествуется о смерти Иакова и кончине самого Иосифа. Первого хоронят в Ханаане, а второй заповедует в будущем перенести его гроб из Египта в землю обетованную. Осев на Западе Дельты в земле Гесем, близ Авариса, Сыны Израилевы не хотят терять связи со страной, которую Бог обещал их праотцу Аврааму.[15]
[1] Как у евреев, так и у мусульман и отцов Церкви имеется много разных легенд об Аврааме; о его смерти сохранилась художественная легенда об Аврааме; о его смерти сохранилась художественная легенда, повествующая, как ангел смерти не имел над Авраамом власти; ему приписывается знание всех тайн природы; с помощью жемчужины, обладавшей магической силой, Авраам мог исцелить всякого от всевозможного недуга. Его слава как выдающегося астронома была так велика, что цари Востока и Запада обращались к нему за советом. Его долго считали автором Книги Творения. Некоторые приписывают ему изобретение буквенного шрифта и календарных вычислений. Арабы утверждают, что Авраам был в Мекке и основал там вместе с Измаилом святилище Каабу.
[2] «Словарь библейского богословия». Брюссель, 1974. Стр. 3.
[3] Исаак (с еврейского – «смех»), библейский патриарх, названный так вследствие особых обстоятельств его рождения (Быт. 17:17-19: «И пал Авраам на лице свое, и рассмеялся, и сказал сам в себе: неужели от столетнего будет сын? и Сарра, девяностолетняя, неужели родит? И сказал Авраам Богу: о, хотя бы Измаил был жив пред лицом Твоим! Бог же сказал [Аврааму]: именно Сарра, жена твоя, родит тебе сына, и ты наречешь ему имя: Исаак; и поставлю завет Мой с ним заветом вечным [в том, что Я буду Богом ему и] потомству его после него»; 18:12: «Сарра внутренне рассмеялась, сказав: мне ли, когда я состарилась, иметь сие утешение? и господин мой стар»). Это был сын престарелых Авраама и Сарры, сделавшийся носителем всех данных им обетований.
[4] Название Мориа означает «видение». Во времена Давида гора Мориа не входила в состав города Иерусалима и находилась на северо-восток от него. Она составляла часть возделанной почвы Орны Иевуссеянина, у которого Давид и купил ее. На этом месте Соломон впоследствии выстроил храм. Эта гора была поднята искусственным образом более чем на 213 метров и окружена квадратной каменной стеной. На этой горе Авраам совершил свое жертвоприношение, а Давид во время язвы видел явление Ангела и принес Богу умилостивительную жертву на гумне Орны (2 Цар. 24, 15-18). В настоящее время в центре горы стоит мечеть, выстроенная Омаром в VII столетии по Р.Х., и считающаяся второй после Меккской по размеру и великолепию. «Конспект по библейской истории МДС».
[5] Мень А. «История религии». Том 2-й «Магизм и единобожие». «Слово», М., 1991; Мень А. «История религии в двух книгах. Учебное пособие». М., 1997.
[6] Существует еще одно предание о месте жертвоприношения Авраамом своего сына: в Иерусалиме к югу от храма Гроба Господня находится Абиссинский монастырь, в котором показывают масличное дерево, в ветвях которого, по преданию, запутался рогами агнец, принесенный Авраамом в жертву вместо Исаака.
[7] См.: «Конспект лекций СПДА по библейскому богословию». Электронная версия.
[8] См.: «Конспект лекций СПДА по библейскому богословию». Электронная версия.
[9] «Словарь библейского богословия». Брюссель, 1974. Стр. 4.
[10] «Христианство». Энциклопедия Эфрона и Брокгауза. Том 1-й. Научное издательство «Большая Российская энциклопедия». М., 1993. Стр. 31.
[11] Аверкий (Таушев), архиепископ. «Четвероевангелие и Апостол. Руководство к изучению Священного Писания Нового Завета». ПСТБИ, М., 2002. Стр. 700.
[12] Аверкий (Таушев), архиепископ. «Четвероевангелие и Апостол. Руководство к изучению Священного Писания Нового Завета». ПСТБИ, М., 2002. Стр. 701.
[13] Мень А. «Исагогика».
[14] Мень А. «Библиологический словарь». М., 2002. Том 2-й. Стр. 541.
[15] Мень А. «Исагогика». Параграф 22.
Customer Feedback (0)