К библейскому понятию «Премудрости». О жанре «учительных» книг.
Понятие «Премудрости», по-еврейски «хохма», по-гречески «софиа», является основным понятием дидактической письменности. Употребление этого слова мы встречаем с самых ранних книг Ветхого Завета, где оно имеет значение: умственная и сердечная мудрость человека, а также всякое человеческое знание и искусство. В толковом словаре русского языка мы читаем: премудрость есть «высшая мудрость, согласующая плотскую жизнь человека с бытием духовным».[1] В книгах Ветхого Завета термин «премудрость» имеет различное значение в разных местах, и религиозная ценность премудрости выявилась не сразу. Он означает способность к управлению страной (Быт. 41:32; Втор. 1:13), большое мастерство (Ис. 28:3; 40:20); эта способность необходима военачальнику (Ис. 10:13), мореходу (Пс. 106:27); она может также означать то, что мы назвали бы хитростью (2 Цар. 13:3) или политической расчетливостью (3 Цар. 2:6). «Хохма» «обретает смысл искусства жизни, особой выучки жить в равновесии с моральным законом мира. На одном уровне – разум и проницательность на другом – это благомыслие, здравое суждение и моральное разумение»[2]. Такая человеческая мудрость может служить как добру, та к и злу, и эта двузначность в какой-то мере объясняет отрицательные суждения некоторых пророков о мудрецах. Этим объясняется также, что в еврейской письменности тема Премудрости Божией (евр. «хохмот» - множественное число, употребляемое в значении превосходной степени) появляется довольно поздно, хотя происхождение мудрости от Бога никогда не отрицалось. Уже в Угарите мудрость считалась свойством великого бога Эла.[3]
Наиболее глубокие корни письменности мудрых Израиля уходят в жизненный опыт семьи или клана, где отец предостерегает сына от некоторых действий и советует воздержаться от выбора определенных типов поведения. Отсюда рождаются некоторые пословицы, содержащие абсолютные запреты, сформулированные как приказания. Многие пословицы сходны с советами отца сыну, стоящему перед выбором жизненного пути. Из семейного или школьного круга происходят также пословицы, начинающиеся с обращения: «Сын мой». Многие пословицы отмечены большим изяществом слога: умудренный опытом человек наблюдает за течением жизни и поведением людей, чтобы свести потом свой опыт до краткого, меткого изречения, представляющего собой квинтэссенцию его обширных знаний. «Так рождаются разные виды пословиц: простые констатации, или открытия в области человеческого поведения, или указания пути, ведущего к успеху и т.п.»[4]. Впрочем, сочинения мудрых узнаются не только по специфическим признакам «формы», но и по присутствию характерного взгляда на мир. Главная задача подобного текста – сформулировать то, чем является премудрость[5].
Премудрость – плод поисков и исследования порядка, объединяющего смутные и разнородные данные повседневного жизненного опыта. Систематизируя и отсеивая данные жизненного опыта, мудрец приоткрывает завету той скрытой гармонии, которая правит миром. «Методы словесного выражения этого интуитивного знания различны (пословицы, гимн, молитва, парадокс и т.п.)»[6], но задача всегда состоит в том, чтобы осветить пути проникновения Божественного устроения в теперешний хаос бытия. Достичь единства с этим устроением – значит стать мудрым и счастливым. Это соответствие божественной гармонии включает многие качества: воздержанность в речах, власть над своими чувствами, честность, прилежание, трудолюбие, смирение, доброжелательность, непричастность к сплетням и злословию и т. п. Разрыв с этим вселенским порядком – безумие и несчастье человека. Образ мыслей мудрых можно определить как содержательное отношение к пути.
Причину возникновения жанра премудрости объясняют по-разному. Одни считают, что причина происхождения этого жанра лежит в особом складе ума людей Востока, другие кроме этой причины приводят ту, что после длительной борьбы за политическую независимость, которую Израиль, в конце концов, получил, вместе с независимостью пришла в Израиль и монархическая форма правления по египетскому типу, которая позволила более активно контактировать с окружающими народами и, развиваясь в культурном и национальном отношении, заимствовать жанр премудрости у других народов, которые к тому времени уже имели достаточно развитую дидактическую письменность. Во время правления Соломона, когда в Израиле наблюдается расцвет литературы жанра «Премудрости», эти интеллектуальные контакты особенно интенсивны. Тогда «приходили от всех народов послушать мудрости Соломона, от всех царей земных, которые слышали о мудрости его» (3Цар. 4:34). Как говорит Писание, мудрость Соломона была «выше мудрости всех сынов востока и всей мудрости Египтян» (3Цар. 4:30). Соломон, таким образом, предстаёт пред нами как основатель дидактической литературы Израиля, который, переняв жанр дидактики из других стран, испросил у Господа божественной мудрости (3Цар. 3:6-14) и, получив её в изобилии, возвысил обычный житейский смысл восточной премудрости до уровня этического. Со времён Соломона дошли самые ранние сведения о людях, которых называли «мудрецами» (3Цар. 4:29-34; Притч. 1:5-6; 15:12; 16:14; Еккл. 12:11). Мудрецы в Древнем Израиле поставлялись по чести возле пророков и священников (Иер. 18:18) и противопоставлялись нечестивым лжемудрецам (Притч. 14:6; 15:12; 21:11; 24:9). После Соломона жанр Премудрости не останавливался на месте, но развивался и расширялся последующими писателями и книжниками. Они стали касаться всё более широкого спектра проблем, углубляясь до вопросов о смысле жизни, о страдании и воздаянии. При этом они превзошли многие традиционные точки зрения и явили новые, совершенно неизвестные до них решения этих вопросов. Наконец, понятие Премудрости Божьей получило метафизической характер. Под ним подразумевалась высшая Мудрость Творца, которая отображается в мироздании, человеке и заповедях. В Книге Премудрости Соломона образ Премудрости получает почти ипостасные черты.[7] Для русского богословия, кстати, долгое время был актуальным вопрос о происхождении и о значении ветхозаветного понятия и образа Премудрости-Хохмы-Софии.[8]
Книга Премудрости Соломона возникла в результате слияния двух традиций: традиции ветхозаветной мудрости, нашедшей свое классическое выражение в ветхозаветных «учительных книгах», и традиции мудрости эллинской, которая неотделима от истории греческой философии. Что касается второй, то, как известно, сами истоки этой философии связываются с образом «семи мудрецов», имена которых обросли многочисленными легендами, но сущность мировоззрения которых можно определить как «связь житейской мудрости с начатками греческой науки»[9]. К этому следует добавить еще религиозный характер первоначального греческого любомудрия, уходящего своими глубокими корнями в язычество. Содержание учения первых эллинских мудрецов дошло до нас в форме кратких изречений с ярко выраженной этической направленностью, типа: «мера лучше всего», «к несправедливости питай ненависть, благочестие блюди» и т. д.[10] Традиция эллинской мудрости затем получает своеобразное развитие у Пифагора и его учеников, объединившихся в религиозно-философское общество. Жизнь их определялась рядом правил, частично сохранившихся в так называемых «акусмах», которые представляют собой краткие сентенции, подразумевающие сокрытый и символический смысл[11]. Далее эта традиция запечатлелась в личности знаменитого Сократа, хотевшего «понять и оценить жизнь»[12]; она прослеживается у некоторых стоиков, например, в «Беседах» Эпиктета и «Размышлениях» Марка Аврелия, и, в принципе, не умирает до гибели языческой античности. Вся данная традиция эллинской мудрости, несомненно, несет на себе печать этико-религиозного наущения, часто граничащего с псевдорелигиозностью. Обычным способом передачи этой традиции были сборники кратких изречений или поучений, часто в устном виде, ибо «эллинские мудрецы» далеко не всегда затруднялись письменным изложением своих мыслей.[13]
Вообще говоря, сам феномен «мудрости», по своей формальной стороне, имеет общечеловеческий характер. Естественно, что он обнаружился и в древневосточных культурах, где также сложилась своя «традиция мудрости». В эту традицию и уходят корни «ветхозаветной мудрости», первоначально существующей лишь на уровне «естественного Откровения». Поэтому в самых древнейших пластах ветхозаветного мышления под «мудростью» преимущественно понимается практическое и основанное на живом опыте знание законов жизни человеческой и вселенского бытия. Но почти одновременно эта «мудрость» стала пониматься как Божественная «харизма», как «посредница» Богооткровения, как «призыв Божий к человеку». Просто «мудрость человеческая» становится лишь гранью и аспектом Премудрости Божией, «естественное Откровение» разрешается в непосредственное Богооткровение, дарованное избранному народу. Сам процесс преображения «естественного Откровения» в «непосредственное Богооткровение» остается во многом тайной для нас, но результатом его явился тот факт, что «ветхозаветная традиция мудрости», по существу своему, стала отличаться как от «традиции древневосточной мудрости», так и от «традиции эллинской мудрости», что, впрочем, не означало изоляцию ее от последних.[14]
Отмеченный процесс преображения «естественного Откровения» запечатлелся в «учительных книгах» Священного Писания Ветхого Завета, которые обладают рядом существенных черт отличия по сравнению с книгами «законоположительными, историческими и пророческими». Во-первых, «закон Яхве» здесь излагается «в основных, принципиальных положениях религиозной философии»; если в прочих ветхозаветных книгах «закон дается от Бога, как непреложная истина для усвоения и выполнения ее человеком», то в «учительных книгах» эта истина «является плодом колебаний, сомнений, рассуждений человеческого ума и духа, содействуя тем сознательности ее усвоения и рассудочной ясности понимания ее обязательности». Во-вторых, «учительные книги знакомят очень подробно с внутренним миром мыслей, чувств, желаний и надежд писателей их; личность последних находит здесь яркое и полное выражение». Наконец, в-третьих, названные книги «понятны и могут интересовать не одного лишь еврея. Их содержание – изображение мыслей и чувств человека по поводу разнообразных явлений жизни и своих положений. Ход же и развитие духовной жизни совершается по одним основным законам, общим всему человечеству, и, то, что передумал и что перечувствовал известный писатель, может быть понятно и доступно всякому читателю его книги, к какой бы нации он не принадлежал».[15] Данные характерные черты «учительных книг» нашли отражение, например, в Книге Притчей Соломона, которая «подвергает обсуждению потребности высшей духовной жизни со всех сторон, и дает руководительные начала и объяснения для многих таких отношений, которые в других священных книгах вовсе не затронуты»[16]. «Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова» также начертывает «правила жизни» и общие нравственно-философские принципы, которые остаются и доселе вполне применимыми и полезными в жизни, ибо основаны на вечных канонических откровенных воззрениях. Весьма примечательно то, что некоторые «учительные книги» Ветхого Завета пишутся именно тогда, когда Ветхий Израиль подвергается мощному влиянию эллинистической культуры – влиянию, затронувшему не только иудейскую диаспору, но и саму Палестину. Яркий пример такого синтеза «иудейства» и «эллинизма» (а отчасти, и древневосточных культур) являет «Книга Премудрости Соломона».
[1] Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. III. / В. Даль. – СПб., 1882, с. 406.
[2] Мудрецы Древнего Израиля и их Писания. Вып. I. / Сост. Барух Шварц. – М., 1997. С. 661.
[3] Приложение. Краткий комментарий к Ветхому Завету. / Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. – Брюссель: Жизнь с Богом, 1989. С. 1924.
[4] Ла Сор У. Обзор Ветхого Завета. / Ла Сор У., Хаббард Д., Буш Ф. – СПб: Богомыслие, 1998. С. 167.
[5] Хаступис А. Введение в Ветхий Завет. Ч. I. – Афины. 1998. С. 431.
[6] Князев А., протоиерей. Понятие и образ Божественной премудрости в Ветхом Завете. // Православная мысль. Вып. Х. – Париж, 1955. С. 134.
[7] Мень А., протоиерей. Библиологический словарь. Т. II. / А. Мень. – М.: Фонд имени Александра Меня, 2002. С. 235 – 236.
[8] Князев А., протоиерей. Понятие и образ Божественной премудрости в Ветхом Завете. // Православная мысль. Вып. Х. – Париж, 1955. С. 92 – 112.
[9] Целлер Э. Очерк истории греческой философии /Э. Целлер. – М., 1913. – С. 25.
[10] Фрагменты ранних греческих философов. Ч. 1. – М., 1989. – С. 92-94.
[11] Жмудь Л. Я. Пифагор и его школа ок. 530 – 430 гг. до н.э. /Л. Я Жмудь. – Л., 1990. - С. 30 – 55.
[12] Лосев А. Ф. Софисты. Сократ. Платон. /А. Ф. Лосев. // История античной эстетики. – М., 1969. – С. 51.
[13] Сидоров А. И. Курс патрологии. /А. И. Сидоров. – М.: Русские огни, 1996. Глава X – Жанр Учительных книг.
[14] Сидоров А. И. Курс патрологии. /А. И. Сидоров. – М.: Русские огни, 1996. Глава X – Жанр Учительных книг.
[15] Гавриловский В. Учительные книги Ветхого Завета. / В. Гавриловский. – Вольск, 1911. – С. III – IV.
[16] Олесницкий А. А. Книга Притчей Соломоновых (Мишле) и ее новейшие критики. К., 1884, 144 с. Отт. из: Труды КДА, 1883. [159 с.] С. 18
Иерей Максим Мищенко
Customer Feedback (0)