Критика сотериологии митрополита Антония (Храповицкого)

Искупление рода человеческого Иисусом Христом является важным учением Христианской религии. Ибо оно составляет по существу все содержание новозаветного благовестия. Проблемой догмата искупления занималось и занимается довольно большое количество христианских богословов и мыслителей, как западных так и восточных, почти на протяжении тысячи лет. Самые глубокие и плодотворные исследования проблемы заключены в работах русских богословов и религиозных мыслителей ХIX – XX веков. Самые крупные из них: «Догматическое богословие» Митрополита Макария (Булгакова), «Опыт православного Догматического Богословия» епископа Сильвестра (Малеванского), «Значение Креста в деле Христовом: Опыт изъяснения догмата искупления» протоиерея Павла (Светлова), «Православное учение о спасении» патриарха Сергия (Страгородского), статьи протоиерея Сергия (Булгакова), «О смерти крестной» протоиерея Георгия (Флоровского), «Очерк мистического богословия» В. Лосского, «Работы по богословию» А. С. Хомякова, «Чтения о Богочеловечестве» Вл. Соловьева, «Догмат искупления в русской богословской науке» протоиерея Петра (Гнедича). Стоит особенно выделить многочисленные статьи (и центральная работа - «Догмат искупления») архиепископа Антония Храповицкого.

Искупительные теории представляют собой теологические концепции о событии Спасения, указывают на избавление человеческой природы от греха, проклятия и смерти. Разнообразные теории Искупления говорят об одном и том же в русле сотериологической тематики, но расставляют разные акценты в самом феномене спасения человечества. К примеру, юридическая концепция Искупления делает ведущими категориями – «проклятие», «отчуждение от Бога», являющиеся для человека губительным. Соответственно спасение рассматривалось как избавление от страдания, причиненного грехом. Сущность и понимание греха ускользает от сознания некоторой категории людей, и поэтому способ избавления от греха рассматривается неправильно, односторонне. Юридизм, не понимая смысла и последствий греха, объясняет негативные следствия грехопадения Божьим гневом и наказанием. Отсюда классическая юридическая трактовка спасения как перемена Божьего гнева на милость. Такая перемена заключается в скрытом действии, совершающемся исключительно в Божественном сознании и в обход души человека. Здесь кроется теологическая односторонность, так как процесс оправдания оказывается исключительным уделом Божественной воле, да и освящение, как следствие оправдания, - принадлежит Богу.

Таким образом, реакцией на крайность и ошибки юридической теории и явилась т. наз. нравственная теория Искупления. Название «нравственной теории Искупления» возникло в начале XX века. Первым его употребил профессор Казанского университета иерей Г. Петров. В 1915 году в Казани он прочитал лекцию, которая называлась «Об искушении», в которой ввел это наименование как противовес юридической теории. В Искупительном подвиге Христа Спасителя основное внимание здесь обращается на этическую сторону – через преодоление всех искушений, через послушание Отцу Христос являет высочайший пример для подражания. Наиболее видные представители нравственной теории – протоиерей Павел Светлов, профессор по кафедре нравственного богословия Московской Духовной Академии М. М. Тареев, митрополит Антоний (Храповицкий).

Среди многочисленных творений Митрополита Антония (Храповицкого) «Догмат Искупления» занимает особое место. Не будучи широко известной, эта работа продолжает вызывать споры. Впервые эта монография было опубликована в 1917 году. Совершенно ясно, что тогдашние обстоятельства отнюдь не способствовали интересу к подобным вопросам (в частности, к сотериологии митрополита Антония). «Догмат Искупления» был еще раз опубликован в 1926 или 1927 году в Югославии и отпечатан весьма незначительным тиражом. Далее произведение было опубликовано в VII томе «Жизнеописания Блаженнейшего Митрополита Антония Киевского и Галицкого» из 17-ти томов под редакцией Архиепископа Никона (Рклицкого). Но само издание до недавнего времени было библиографической редкостью.[1]

На рубеже XIX – ХХ вв. наблюдается начало критического отношения к юридическому подходу в учении об Искуплении. Крайности юридизма некоторыми богословами были заменены крайностями "нравственной теории Искупления", которая "проявила естественную для духа критицизма тенденцию к умалению искупительного значения Голгофской жертвы"[2]. Свое логическое завершение нравственная теория находит у митрополита Антония (Храповицкого), в работах которого она разрешается определенными отклонениями.[3] Хотя в свое время протоиерей Георгий Флоровский отмечал, что у митрополита Антония (Храповицкого) были свои живые мысли, и дар для их передачи.[4]

Догмат Искупления митрополит Антоний излагает таким образом: «Господне распятие и смерть не являются лишенными значения для нашего спасения, ибо умиляя людей, они открывают некоторую часть Искупительной жертвы, вводя их в любовь к Христу. Телесные муки и телесная смерть Христовы нужны, прежде всего, для того, чтобы верующие оценили силу Его душевных страданий». Сущность Искупления – в явлении сострадательной любви, и главный момент, когда совершается наше Искупление, есть Гефсиманское борение, моление о Чаше, а Крест есть не более чем иллюстрация той тайны, которая совершилась в Гефсимании.^[5] Защитник взглядов митрополита Антония Н. Кусков в своей статье дает такое же понимание его истолкования догмата Искупления: «Господь искупляет и возрождает нас силой состраждущей любви, которая есть страдание за другого, дающее ему возрождение»[6].

Все эти выводы основаны на учении Преосвященного Антония об Искуплении, которое вкратце может быть передано его же словами: «Должно думать, что в ту Гефсиманскую ночь мысль и чувство Богочеловека объяло всех падших людей в числе их многих миллиардов и оплакало с любовной скорбью всякого в отдельности, что, конечно, было доступно только сердцу Божественному, всеведущему. В этом и состояло наше искупление».[7]

Две идеи, или понятия, составляют основу сотериологии митрополита Антония (Храповицкого): понятие сострадательной любви как силы и идея единства человеческого естества. Действие силы сострадательной любви постоянно наблюдается в жизни и состоит в том, что нравственное возрождение человека происходит всегда под воздействием со стороны. Воздействие это может иметь вид увещания, примера, молитвы и т. д., но оно будет действовать только в том случае, если в его основе находится сострадательная любовь другого. Но проявляясь как сила в отношении своего объекта, сострадательная любовь является страданием для ее носителя (субъекта). Создается понятие "искупительного страдания", как закона психического взаимодействия. И если определить, какою внутренней силой опосредствуется возрождение грешника, то это значит найти ответ на вопрос, чем именно искупляет и возрождает Христос. Подтвердив свою мысль, кроме примеров, словами апостола Павла о Первосвященнике, могущем сострадать нам (Евр. 4:15), автор говорит, что это есть слова, поясняющие тайну искупления. Следовательно, то, что люди могут делать не для всех, это может сделать и делает Христос. Таким образом, силу искупления составляет сострадательная любовь Христа, и так как, в понимании митрополита Антония, наибольшей силы она достигает в Гефсиманском молении, то этот момент признается им собственно искупительным. Митрополит Антоний считает, что Бог оплакал в тот момент каждого, пострадав душой за падшую природу каждого, ибо только ему было возможно такое действие, собственно в этом он и видит все таинство искупления. В восстановлении первобытного единства человеческого естества, разрушенного грехом, и заключается существенная объективная сторона искупления. Силой Своей «состраждущей любви» Христос уничтожил установленную грехом преграду между людьми и своей человеческой природой соединился с каждым человеком и восстановил «первобытное единство естества».[8]

Почему спасение человека (его «возрождение или воссоединение человеческого естества»), не могло состояться без страданий Сына Божия, без Его мучительной сострадающей любви? По мнению митрополита Антония, такое устроение человека зависит от Бога, ибо для Его праведности зло крайне ненавистно, настолько, что возвращение от него к добру разделено огромным расстоянием, наполненным страданиями и борьбой, поэтому тут даже можно использовать понятие «удовлетворение правде Божией». Ибо Бог не только милосердный, но Он и правосудный, если бы он был только милосердным, то дело искупления вообще было бы не нужным. Приведем непосредственно слова автора: «Посему и дело искупления – подвиг сострадающей любви, вливающей святую волю Христову в души верующих, будучи делом любви, не должен быть нарушением и других законов жизни, то есть справедливости».

Если суть искупления заключается в Гефсиманском молении, то тем самым ограничивается значение крестной смерти. Смерть на Кресте приобретает значение иллюстрации к делу Искупления, т. е. как некий наглядный материал для верующих, чтобы они могли оценить силу душевных страданий. Такие факторы, как Кровь Христа, Крест Христов, и само Воскресение, о котором митрополит Антоний практически ничего не говорит, являются всего лишь образами, дающими общее представление об искуплении.

Среди тех, кто подвергал критике взгляды Митрополита Антония, были: Епископ Феофан Полтавский, Митрополит Елевферий Литовский и Виленский и Архиепископ Серафим (Соболев). Защитниками мнений Митрополита Антония в свое время выступили Архиепископ Гавриил Челябинский, богословский авторитет которого был достаточно высок уже в дореволюционной России, а также несколько иерархов Русской и Сербской Церковью.

Архиепископ Феофан (Быстров) в учении об Искуплении митрополита Антония видит две отличительные особенности. Во-первых, «верховное значение в искупительном подвиге Христа Спасителя переносится у него с Голгофы в Гефсиманию». А, во-вторых, «самый искупительный подвиг Христа Спасителя понимается им не в смысле Искупительной Жертвы за род человеческий, а в смысле подвига сострадательной любви за него».[9] Протоиерей Георгий Флоровский замечает, что из богословских воззрений митрополита Антония следует, что «основным в искупительном деле нужно признать Гефсиманское борение»[10].

Несогласие с пониманием митрополитом Антонием догмата Искупления мы встречаем в полемической переписке с ним митрополита Елевферия (Богоявленского). Обращаясь к главе Зарубежного Синода, Преосвященный Елевферий пишет: «Искупление Вы видите исключительно только в сострадании Христа человеческим грехам, которое совершилось в Гефсиманском саду»[11].

Посвятивший истории изучения догмата Искупления в русской богословской науке магистерскую диссертацию протоиерей Петр Гнедич так суммирует взгляды по этому вопросу митрополита Антония: «...силу Искупления составляет сострадательная любовь Сына Божия, и так как, в понимании автора, наибольшей силы она достигает в Гефсиманском молении, то этот момент признается им собственно искупительным»[12].

Для объективной оценки нравственной теории Искупления вновь предоставим слово архиепископу Гурию: «Нравственная теория Искупления, появившаяся в результате критики юридической теории и в противовес ей, как любая теория, выступающая в противовес другой, сильна критикой юридической теории, оттенением ее неудачных сторон, но слаба положительным содержанием. Жертвенный подвиг Спасителя мира в ее устах более показательный образец указуемой нам Христом жизни, чем существенным образом спасающая нас и необходимая для нашего спасения Голгофская жертва»^[13].

Архиепископ Феофан, глубоко изучивший творения святых отцов, не мог согласиться с мнением митрополита Антония о том, что «тяжкие муки Спасителя в Гефсимании происходили от созерцания греховной жизни и греховной настроенности всех человеческих поколений, начиная с Его тогдашних врагов и предателей».[14] Такой взгляд на «моление о Чаше» Спасителя совершенно расходится с традиционным пониманием этого события отцами и учителями церковными.

Отсутствие в святоотеческих творениях "полностью неизвестного академическому богословию учения" митрополита Антония констатируется и самими его распространителями. Так, архиепископ Виталий в предисловии к канадскому изданию "Догмата Искупления" недвусмысленно заявляет, что "Бог выделил Своего раба, митрополита Антония, чтобы через него открыть скрытый, таинственный аспект всего домостроительства Искупления». Это вызвало недоумение сербского богослова протоиерея Милоша Парента: "Жалка, катастрофична была бы Православная Церковь, если бы только через девятнадцать веков из митрополичьего изъяснения она впервые узнала сущность христианской веры: истину Искупления".[15]

Владыка Феофан призывает признать, «что по общему учению святоотеческому Гефсиманское моление Христа Спасителя не было искупительным подвигом сострадающей любви Христовой за грехи рода человеческого, а было подвигом борения Христа Спасителя от страха грядущих Голгофских страданий»[16]. Если митрополит Антоний ошибочно считал, что душевные муки Христа «являются нашим искуплением, а телесные – лишь выражением этого», то архиепископ Феофан отстаивал святоотеческое понимание нашего искупления не только страданиями, но и Крестной смертью, в которой "порочный круг греха и смерти был разорван Самим Богом"[17], и которая "служит началом жизни вечной не только для человеческого естества Иисуса Христа, но для всего человечества".[18] Таким образом, в Голгофской Жертве нам больше всего открывается возможность познания Божества, поскольку кенозис "Единородного от Отца" как высшее проявление Его любви к падшему человечеству "выражает по существу общее отношение Бога к миру"[19].

Для православной богословской мысли никогда не считалось возможным считать, что Распятие и Смерть Спасителя не имеют никакого объективного значения. Глубокое повреждение человеческой природы грехом никак нельзя считать лишь нравственным падением, которое для своего исправления нуждается лишь в «примере для подражания». Для своего возвращения к Богу личных человеческих усилий совершенно недостаточно, и пропасть, остающаяся между тварью и Творцом – это не просто пропасть человеческой лени и безволия, но объективно существующее препятствие, которое при всем своем желании человек своими силами преодолеть не может: ее преодолевает лишь Крест Христов.

Хотя теологические работы митрополита Антония были признаны и получили распространение (в большей степени благодаря громадному авторитету иерарха), многие его современники довольно критически отнеслись к его пониманию искупления. Напомним, что даже занимавшийся редакторской обработкой богословских трудов, протоиерей Милош (Парента) писал в своем отзыве на статью митрополита Антония, что непонятна причина, по которой митрополит дает такое неверное истолкование учению об искуплении. Трактовка митрополита Антония уничтожает сохраняемое Православной Церковью учение о спасении. В сотериологической концепции митрополита Антония сильно отражено авторское мнение, не поддержанное ссылками на Священного Писание и Предание. При понимании учения о спасении на почве апостольского и святоотеческого раскрытии этого догмата, не только устраняются все те недоумения, которые возникают из и нравственной теории спасения, но и вполне разъясняются все пункты христианского учения о спасении. Митрополит Антоний, как завершитель традиции нравственной теории учения об искуплении, вносит в сотериологию еще больше разногласий.

Сотериологическая доктрина митрополита Антония привела к возмутительным выводам, и это произошло по причине попытки истолковать учение об искуплении самостоятельно, без опоры на святоотеческую традицию. Такой подход присущ западному богословию, что породило естественно осуждение его трактовки искупления как близкой к ереси, и кроме того вызвало смущение в продолжение споров по проблеме. С другой стороны, представители нравственной школы убедительно показали, что основные термины, на которых основывается юридическая теория ("удовлетворение", "заслуга", "оскорбление") не имеют основания в святоотеческом богословии, и с их помощью тайну Искупления выразить невозможно. На Западе заботились не столько о верности святоотеческому и общецерковному преданию, сколько о верности принятому по каким-либо основаниям принципу, о логической состоятельности своих излюбленных теорий^[20].

Представители «нравственной теории Искупления» убедительно продемонстрировали, что категориальный аппарат юридической теории не обусловлен святоотеческим богословием, соответственно неспособен выразить тайну Искупления. Сторонники нравственной теории сумели показать, что теория юридическая интересуется прежде всего изменением отношений между Богом и человеком вследствие Искупления, но при этом недооценивает субъективный момент Искупления, а именно то изменение, которое происходит с самим человеком. Критики юридической теории также справедливо отмечали, что дух юридизма в учении о спасении отрицательно влияет на духовную жизнь человека. Однако эта теория несовершенна и имеет минусы, что наглядно показывали крайности в учении митрополита Антония.