Речь, произнесенная пред защитой магистерской диссертации под заглавием: „Апостольские литургии восточной церкви“
Преосвященнейшие Архипастыри и Милостивые Государи!
Пользуясь предоставленным мне правом слова, осмеливаюсь остановить ваше просвещенное внимание на некоторых пунктах своего труда. В ряду литургических памятников восточной церкви довольно видное и почетное место занимают литургии с именами ап. Иакова, Фаддея, Мария и ев. Марка. Их значение признают представители и богословской науки вообще и литургии в частности. Первым они дают право настаивать на апостольской древности некоторых частных пунктов христианского вероучения (напр., молитв за усопших), вторые находят в них прямое и ясное указание на состав евхаристии апостольского века. В глазах тех и других еще не утратили силы слова кардинала Сирлета в письме к одному канонику: «посылаем тебе литургию, которую александрийская церковь получила по преданию от блаженного Марка». Рассуждения на эту тему встречаются почти в каждом литургическом исследовании и в большинстве случаев сходятся к тому, что положение об апостольском авторитете рассматриваемых литургий возводится на степень непререкаемой истины. Их относительная несправедливость заключается в стремлении к чрезмерному расширению принадлежащего тому или другому апостолу, а безусловная правда в признании апостольской основы и в предугадывании свойственного этим документам значения. Но если оно усвояется только одним апостольским частям, то это ничто иное, как простая ошибка и недосмотр. В них одинаково важно все содержание: и то, которое может быть возводимо к апостолам, и то, которое носит следы позднейшего происхождения. Изучение первого предрешает вопрос об общем ходе исторического развития литургии вообще, исследование второго проливает свет на его подробности. И действительно, раз апостольские литургии имеют хотя малейшее право на такое название, то становится неизбежным определение их апостольского содержания. Такое же или иное представление о нем неизбежно отражается на понимании всего дальнейшего развития литургии. В зависимости от того или другого взгляда на литургическую деятельность апостолов оно может быть сведено или к простому повторению одних и тех же элементов, или же к разнообразному изменению первоначального литургического состава. Первый вид история развития литургии принимает в том случае, когда апостольскими будем считать такие части, как чтение Св. Писания, поучение, молитвы верных, акт евхаристии и приобщения с относящимся сюда действиями и молитвами, второй – когда состав апостольской (литургии) ограничим одними молитвами евхаристии. При таком положении дела вопрос об апостольских литургиях утрачивает свой узкий, специальный характер и становится вопросом о развитии восточной литургии вообще; уяснение их апостольского содержания указывает, в каком из двух вышеотмеченных направлений шло развитие этой последней. Но этим не ограничивается значение рассматриваемых памятников. Определение апостольской основы может привести к тому заключению, что историческое развитие литургии выразилось в разнообразных изменениях ее апостольской формы. Но так как оно не в состоянии уяснить его подробностей, то сам собою и возникает вопрос о той последовательности, с которой шло это развитие, совершалась замена одних литургических элементов другими. Один из возможных ответов на него и дает изучение другой стороны содержания апостольских литургий, тех их частей, которые носят следы послеапостольского происхождения. Обязанные своим появлением разнообразному изменению общецерковной дисциплины, под влиянием которой слагались литургии, эти отделы являются прямым показателям их постепенного роста, а потому группировка и распределение их по времени происхождения и составляет то, что называется изучением истории послеапостольского развития литургии. В деле ее исследования апостольские литургии представляют ту особенную важность, что сохраняют не мало таких подробностей, которых уже не знают другие литургические памятники. В таких, напр., отделах, как молитвы входа пред началом службы и акт приобщения, они составляют переходную ступень от древней практики к новой, почти современной. По этим и другим особенностям апостольские литургии являются единственными в своем роде памятниками. Их изучение придает истории литургии необходимую полноту и целостность, восполняет тот пробел, который не в состоянии заполнить показания других литургических документов. Одна из них воспроизводят практику слишком раннего времени, другие слишком позднего; практика промежуточного периода отразились в апостольских литургиях. Таково в общих чертах значение исследования той и другой стороны их содержания.
Само собою понятно, что подобная важность вопроса об апостольских литургиях вызывает нужду в тщательном его изучении. Она усиливается отчасти и тем, что в современной литургической литературе оно стоит на слишком незначительной высоте. Не представляя прочных данных в защиту того или другого взгляда на их апостольскую основу, она не может похвалиться и убедительностью своих положений о времени происхождения их послеапостольского состава. Большая часть суждений об апостольском содержании рассматриваемых литургии основана на простом доверии к их надписаниям, а оно создает одну лишь неопределенность и сбивчивость. Прямым и естественным его следствием является смешение двух частей содержания: то, что составляет характерную особенность литургии второго столетия, выдается в этом случае за принадлежность ее состава от первого века. Подобная сбивчивость была бы еще не особенно велика, не вносилась бы в понимание истории литургии дальнейших веков, если бы не усиливающий ее неправильный взгляд на время окончательного образования апостольских литургий. По мнению большинства ученых, начиная с виновника этого взгляда – известного Ренодота, две из них – Иакова и Марка –составлены пред Халкидонским собором, 451 г., а третья – Фаддея и Мария – пред Ефесским 431 г. Последовательно проводя это воззрение, мы придем к тому невероятному заключению, что к началу V века восточные литургии знали уже такие части, как великий вход с его символическим значением, молитвы проскомидии и входа пред началом службы и были настолько кратки в молитвах евхаристии, что, вопреки церковному преданию, Василию Великому не представлялась нужды в их сокращении. Изменению установившихся в литературе взглядов не помогли и вновь открытые литургические памятники. Они или оставлены без разъяснения, или своеобразно перетолкованы, представлены в свете господствующих воззрений. Последние приобрели в них новое подтверждение и чрез то получили вид научно обоснованных истин. В виду этого вопрос об апостольских литургиях и нуждается в новом, более тщательном изучении. Оно должно уяснить, какие части их содержания могут быть возводимы к апостолам, и в каком порядке шло развитие и образование остального состава.
И что касается первого вопроса, то он может быть разрешен в том смысле, что содержание апостольской евхаристии ограничивалось одними молитвами евхаристии. Гомилетические собрании века апостольского стояли отдельно от евхаристических, а потому она еще и не знала гомилетических элементов. Право на подобный вывод выдают, с одной стороны, составные части момента установления, свидетельства ап. Павла и кн. Деяний Апостольских, а с другой древнейшие литургические памятники в роде «Λιδαχὴ τῶν δώδεχα ἀποστόλωυ». Следы такого порядка заметны даже и в литургии VIII кн. Апостольских Постановлений. Сообразно с подобным взглядом на апостольскую основу литургий история их дальнейшего развития может быть представляема только в виде разнообразного ее изменения. Изучение освещающих этот процесс памятников и в том числе апостольских литургий приводит к тому заключению, что история после апостольского развития литургии до VIII столетия может быть разделена на три периода. Первый обнимает II век христианства и характеризуется присоединением к первоначальному составу литургии гомелитической части, т. е. чтения Св. Писания, поучения и общей молитвы верных. Первые следы этого нового направления в литургической практике представляют сочинения Иустина Философа. Несмотря однако на расширение состава, литургия представляет при нем одно неразрывное целое с центральным пунктом – совершением евхаристии. Ближайшею причиною этого является отсутствие в ней молитв за оглашенных. Катехуменат времени Иустина Мученика носит частный характер; литургия посещается при нем одними верующими и не знает молитв за оглашенных. Внесение их в состав литургии принадлежит более позднему времени и составляет отличительную черту второго периода в истории ее послеапостольского развития. Естественным следствием этого является не только обогащение литургии новым содержанием, но и разделение ее на две до сих пор неизвестные части: литургию оглашенных и верных. Подобный вид литургия сохраняет в течение III, IV и даже V в. На то же самое время падает возникновение более частных подробностей, из которых можно указать на вызванные обычаем приношений за живых и усопших ходатайствованные молитвы. Приблизительно с конца V в. развитие литургии принимает новое направление. Его отличительная черта заключается в том, что внесение новых элементов идет параллельно с опущением прежних, отживших свой век. Элементами последнего рода оказались молитвы за оглашенных и чтение отделов из Св. Писания Ветхого Завета, рассчитанные, как можно думать на основании Апостольских Постановлений и Оригена, главным образом на оглашенных. Существование тех и других было вызвано практикою оглашения, а потому они и оказались излишними, как скоро она прекратила существование. Вместо них в литургии появляется новая часть – молитвы входа, занявшие место пред чтением Писания. Они сопоставляются применительно к состоянию верующих, связь с евхаристиею чувствуется в каждом их слове, а в зависимости от этого литургия принимает прежний свой вид, вид одного неразрывного целого. Этот момент послеапостольского развития литургии, отмеченный писателем VI в. Максимом Исповедником, и воспроизводят рассматриваемые нами апостольские литургии. Такое впечатление производит одна часть их редакций. Другая дает понять, что их развитие пошло несколько далее. Молитвы входа оказались впоследствии таким же неустойчивым элементом, как и молитва за оглашенных. Они составили лишь переходную ступень к молитвам проскомидии, обычной литургической части, начиная с VIII столетия. С последними мы и встречаемся в литургии св. Марка по Ватиканскому списку и в литургии ап. Иакова по Парижскому MS № 476. По времени своего появления они представляют самый позднейший из их основных элементов. Дальнейшим векам принадлежат лишь некоторые частности и подробности.
К таким выводам привело нас изучение апостольских литургий. Как видно из представленного нами краткого очерка их развития, они пережили и момент осложнения первоначального состава литургии гомилетической частью, и момент внесения и исключения молитв за оглашенных. При этом одни части их содержания (весь первый отдел до великого входа) составлены совершенно вновь, другие (великий вход и чин приобщения), хотя и носят, по видимому, тот же характер, но в существе дела оказываются простой заменой прежних отживших свое время литургических форм, а третьи (евхаристические молитвы) представляют следы одной формальной переработки изначального литургического содержания. В наиболее нетронутом виде сохранились ектении и прошения ходатайственной евхаристической молитвы. Но эти остатки древности теряются в массе остального позднейшего содержания.
В заключение считаю своим долгом выразить искреннюю благодарность высокоуважаемым профессорам: Николаю Васильевичу Покровскому, руководившему во все время работы, и Тимофею Васильевичу Барсову, сообразно замечаниям которого исправлялось сочинение при печати.
Источник: Христианское чтение. 1898. № 7. С. 63-68.