О «Церковной истории» Филосторгия.

Острая борьба между представителями различных религиозных течений в христианстве неминуемо должна была привести к появлению церковной историографии еретического характера. До нас дошли в фрагментарном виде сочинения представителей арианского, несторианского и монофизитского направления, противостоя­щих ортодоксальной церкви. Они свидетельствуют об острейших религиозных столкновениях в империи в период станов­ления и окончательного оформления по­бедившего в конечном счете ортодоксального христианства. Однако именно в силу неортодоксальности этих сочинений они длительное время оставались в тени или даже всячески третировались в церковной исто­риографии. Такая судьба, например, постигла выдающееся для своего времена произведение Филосторгия.[1]

«Церковная история» Филосторгия дошла до нас в большей своей части лишь в переложении патриарха Фотия, который, хотя и достаточно под­робно излагает его содержание, сам крайне враждебно настроен к ере­тическому писателю и сурово осуждает его за приверженность ереси евномиан.[2] Сквозь призму фотиевского негативного отношения к Филосторгию и воспринимало его сочинение большинство позднейших орто­доксально настроенных исследователей. Лишь сравнительно недавно об­ратились к серьезному изучению Филосторгия, изданию всех фрагментов его труда, сохранившихся у Суды, в арианской житийной литературе, в сочинениях Иоанна Дамаскина. Вместе с тем на­чалась и фактическая реабилитация этого талантливого автора: стали признавать правдивость его произведения и его значение для изучения церковной историографии ранней Византии.[3]

Филосторгий родился в Каппадокии около 368 года в семье, исповедовавшей крайнее арианство – евномианство. По словам писателя, его отец Картерий принадлежал к сторонникам учения Евномия. В возрасте около 20 лет Филосторгий приехал в Константинополь. Именно здесь произошла определившая всю его дальнейшую жизнь встреча Филосторгия с основателем нового вероучения Евномием, который произвел на молодого каппадокийца неизгладимое впечатление. Одаренный юноша попал в гущу религиозных христологических споров своего времени Филосторгий получил широкое и разностороннее образование. Он много путешествовал, совершил паломничество в Палестину, посетил Антиохию затем Египет, побывал в Александрии. Дальние путешествия, участие в религиозных диспутах, встречи с выдающимися людьми того времени значительно расширили научные и богословские познания Филосторгия. В своем труде писатель обнаруживает достаточную осведомленность как в философии и теологии, так и в естественных науках той эпохи. Он проявлял интерес к спекулятивным построениям и догматическим спорам.[4]

Несмотря на то, что «Церковная история» Филосторгия дошла далеко не полностью, ее содержание поддается реконструкции с достаточной долей определенности. Оно охватывает период от правления Константин Великого до 425 года, то есть до провозглашения малолетнего Валентиниана III императором Западной Римской империи. К 433 году труд Филосторгия очевидно, был завершен, так как в нем отсутствуют упоминания о грандиозном пожаре, происшедшем в этом году в Константинополе. Сообщение об этом пожаре органично вписалось бы в общую картину бедствий империи, которой завершает исторический труд Филосторгия. Следовательно, «Церковная история» Филосторгия появилась ранее параллельных ей церковных историй ортодоксальных авторов. Труд Филосторгия был написан, скорее всего, в Константинополе. Работая над ним, историк, несомненно, пользовался богатой библиотекой. Он изучил произведения Иосифа Флавия, Флегона и Диона, знал произведения Евсевия, Григория Назианзина, Василия Кесарийского и Аполлинария Лаодикийского, использовал письма Афанасия Александрийского, императоров Константина и Констанция, акты церковных соборов канонические и неканонические сочинения, апокрифы. Очень важно, что он включил в свой труд сочинения ариан, письма Евномия и Демофила. «Церковная история» Филосторгия состояла из 12 книг, начальные буквы этих книг соединялись как бы в акростих и составляли имя автора.[5]

По своим религиозным взглядам Филосторгий был страстным евномианином. Последователи Евномия – эти крайние новоариане проникли в иерархию православных через людей компромисса, чем характеризовалась общая атмосфера на Востоке.

Выразителями и отцами арианской крайности явились светский философ Аэтий и епископ Евномий. Сошлись они в Александрии в 356 г. по изгнании св. Афанасия в кружке арианствующих около Георгия Каппадокийца. Аэтий был убежден в адекватности силлогизмов самому существу Божию. Он утверждал, что «знает Бога так же хорошо, как и самого себя». Устанавливал «определения ? Боге посредством геометрии и фигур». Адекватным определением Бога он считал, по Аристотелю, Его «нерожденность». Все «рожденное» (то есть и Сын Божий) «иносущно – ??????????». Евномию пришлась по душе эта система. И Евномий, как верный ученик Аэтия, занялся фанатической критикой единосущия, оперируя, по словам св. Василия Великого, «Хрисипповыми силлогизмами и Аристотелевыми категориями». По Евномию, единственное имя, приложимое к Богу и неприложимое к твари, это «?????????». Такой Безначальный только Один. Следовательно, Сын только и может быть «созданием и творением». Его имя – «Рожденный». Он не был до Своего рождения. Он «Единородный Бог, Рожденный волею (а не сущностью) Отца». Сущность его не тождественна и не подобна Отчей, хотя Сын Отцу и подобен, как «образ и отпечаток всей энергии и мощи Вседержителя, отпечаток дел, разумов (?????) и изволений Отца». «Сын не единосущен (?????????) и не подобосущен (??????????). Он – ??????? ??? ??????, противоположен Отцу по сущности». По Аристотелю, «ум – часть Божия». Поэтому Бог не более знает ? Себе, чем мы ? Нем. Бог ничего не требует от людей, кроме того, чтобы знали Его. Христианство превращено здесь в логическую систему. Блаженный Феодорит острит об Евномии, что теологию он превратил в технологию.[6]

Как и Евномий, Филосторгий считал, что хотя Сын и подобен Отцу, однако он не единосущен и не равного существа. Филосторгий хвалебно отзывается об основателе арианского учения, но вместе с тем подчеркивает расхождения между Арием и Евномием, поддерживая концепцию последнего. Аэтий и Евномий упрекали самого Ария за соглашательство. Признавая главный догмат ариан об «иносущии» Христа, Филосторгий порицает Ария за доктрину непознаваемости Бога. Филосторгий указывает, что для Ария тайна рождения Сына доступна только Отцу. Историк подчеркивает различие мнений, ца­рящее среди ариан, и акцентирует внимание на расхождениях между арианами и евномианами как в догматических вопросах, так и в обря­дах. Сам же Филосторгий убежден, что тайну троицы можно постигнуть. Его не сдерживают в познании мира границы непознаваемого и неиссле­дованного.[7]

Центральной темой сочинения Филосторгия, его лейтмотивом являет­ся история истинной, с его точки зрения, евномианской церкви. Именно она противопоставляется, с одной стороны, язычеству, с другой – «не­правой» никейской церкви, защищающей догмат единосущия Отца и Сына. Главными действующими лицами «Церковной истории» Филосторгия всегда являются еретики – евномиане и ариане, он их выдвигает на первый план. Свою задачу писатель выполняет со всей горячностью фанатичного еретика, открыто выражая ненависть к врагам своей веры. Недаром ор­тодокс Фотий называет Филосторгия Какосторгием и характеризует его произведение как похвальное слово еретикам и хулу православным.

«Церковная история» Филосторгия: содержание.

Композицию произведения Филосторгия определяют крупные события из истории евномианской ереси. Детальный рассказ начинается со вре­мени, когда евномиане отделились от арианской церкви и превратились в самостоятельное религиозное течение. Так, первый том его сочинения, состоявший из шести книг, завершался возвращением из ссылки видного сторонника евномианской ереси Аэция. История евномианской церкви да­ется со всеми деталями, с именами церковных иерархов и характеристи­кой их религиозных взглядов. С поражением же евномиан повествование делается более суммарным, со страниц книги исчезают имена даже архи­епископов Рима, Константинополя, Антиохии и Александрии. Даже имя Иоанна Златоуста не упоминается в сохранившихся фрагментах. Автор «Церковной истории» ведет полемику против идеи «единосущия» и подвергает резкой критике жизнь и деятельность основателя ортодоксального учения и главного противника Ария – Афанасия Александрийского. Сторонники Никейского догмата, по мнению Филосторгия, были ви­новниками различных бед, обрушивавшихся на христианскую церковь и Римскую империю. Он рассматривает их как своих главных врагов. Филосторгий всех тех, кто не разделял его веру, называл «гомоусианами» (сторонниками идеи единосущия).[8]

Филосторгий, как и Евномий, был убежден, что люди могут и должны прийти к познанию тайны троичности божества. По его понятиям, не мог­ло быть двух правд и нескольких формул, определяющих сущность Хри­ста. Как у человека существует одна голова, так и существует только одна божественная истина.[9] Высоко ценя Евсевия Панфила, Филосторгий все же упрекает его за принятие идеи непознаваемости бога.[10] Религиозно-философская позиция Филосторгия, естественно, пол­ностью определила направление его исторического сочинения. Люди и события, которые проходят длинной чередой перед читателем «Церковной истории», оцениваются с точки зрения ревностного евномианина. Это от­носится к церковным деятелям, но в значи­тельной степени и к правителям империи. Главные герои труда Фило­сторгия – Евномий и его учитель Аэций. Оба они основали евномианскую церковь. Третий выдающийся соратник этих ересиархов – Феофил Индиец – стоит чуть ниже в созданной автором евномианской иерархии. Евномия автор превозносит до небес. В передаче ярого ортодокса Фотия краски на этом портрете сильно тускнеют. И все же Филосторгий воссоздает как внутренний, так и внешний облик Евномия. В честь Евномия Филосторгий написал похвальное слово, где восхва­лял сочинения своего наставника, в частности его церковные посла­ния.[11] Не менее высоко отзывается Филосторгий об учителе Евномия Аэции. Рассказ об Аэции изобилует правдивыми жизненными деталями и даже превосходит в этом отношении воспоминания об Евномии. Образ третьего деятеля арианской церкви – Феофила Индийца – окутан у Филосторгия легендой. Феофилу автор приписывает различные сверхъестественные деяния.[12] Искусный дипломат, врач и проповедник арианства, Феофил Индиец до конца жизни оставался сто­ронником этого учения.

Что касается противников учения Евномия, то к подавляющему их большинству Филосторгий относится с крайней недоброжелательностью, Писатель беспощаден к православным церковным иерархам. Перед нами предстают: коварный и жестокий Афанасий Александрийский (благодаря его козням был растерзан толпой фанатиков-язычников его соперник Георгий Каппадокийский),[13] бесстыдный Василий из Анкиры, негодяй и предатель Акакий, нерешительный и слабый Евдоксий, бестолковый Демофил. Правда, иногда Филосторгий достаточно объективен в отноше­нии сторонников иной религиозной доктрины. Он, например, хвалит та­ких столпов православия, как Василий Кесарийский, Григорий Назианзин и особенно Аполлинарий Лаодикийский. Разумеется, Филосторгий стремится найти уязвимые места в догматических построениях Василия Великого и Гри­гория Богослова. Он обвиняет их в отрицании догмата о воплощении Христа, ибо они утверждали, что Сын не воплотился в человека, но лишь обитал в нем.[14] Именно эти положения их учения послужили причиной разрыва с ними Аполлинария Лаодикийского. Вместе с тем Филосторгий дал высокую оценку богословским познаниям и проповедническому дару прославленных каппадокийцев. Василий Кесарийский превосходил Аполлинария и Григория Назианзина блеском своих энкомиев, зато Григорий не знал себе равных в ораторском искус­стве – его речь отличалась плавностью, богатством образов и необычайной силой. Аполлинарий же стоял выше обоих по глубине своих позна­ний в сфере теологии. Однако в богословской полемике Евномия с Василием и Аполлинарием, по мнению Филосторгия, победа осталась за Евномием.[15] Признание заслуг этих самых влиятельных противников евномиан свидетельствует, конечно, об объективности Филосторгия. Но нельзя забывать о том, что и Василий Кесарийский, и Григорий Назианзин пользовались уже большой славой. Победа над столь знаменитыми противниками доставляла не меньшую славу их победителю – Евномию. Особые же похвалы Филосторгия Аполлинарию могут быть объяснены тем, что тот охладел к Василию и Григорию и даже разошелся с ними во взглядах.[16]

С тех же религиозных позиций Филосторгий оценивает и деятельность правителей империи. Защитники православия не заслуживают его похвал, сторонники же арианства или колеблющиеся в вероисповедании встре­чают, разумеется, более позитивную оценку. Особенно ярко это проявляется в характеристике Константина. Филосторгий отходит от канонизированного образа христианского императора, созданного Евсевием Кесарийским. Он бросает мрачную тень на нравст­венный облик этого правителя, разоблачая его кровавые семейные тайны. Писатель обвиняет императора в убийстве сына Криспа и своей второй жены Фавсты. Он приводит две версии этого злодеяния. Согласно первой из них император покарал сына за клевету на мачеху, а ее саму за прелюбодеяние приказал задушить в жарко натопленной бане.[17] Вто­рая версия была навеяна образцами классической греческой трагедии. По словам Филосторгия, «жену же Фавсту он предал смерти совершенно справедливо, потому что она, подражая древней Федре, клеветала на сына его Приска,  будто он питал к ней страсть и наме­ревался совершить над ней насилие, подобно тому как и та на Ипполита, сына Тесея».[18] Для политической позиции Филосторгия не менее показательна его характеристика Феодосия Великого. Феодосий покончил с языческим культом, и за это Бог вознаградил его военными успехами. Однако Фео­досий был человеком невоздержанным, преданным неумеренной роскоши, из-за чего и умер от водянки. Он отлучил от церкви ариан, и незадолго до его смерти па небе появилась комета в виде огненного меча – верный знак грядущей кары. Не успел Феодосии закрыть глаза, как в империи начался длинный ряд предсказанных в Писании бедствий. Нарисованная Филосторгием картина бедствий империи после смерти Феодосия испол­нена обличительной силы и мрачного величия. Принадлежа к оппозиционной церковной партии, Филосторгий критикует имперское правительство. Портреты императоров написаны им откровенно, без всяких прикрас. Рассказывая о борьбе раз­личных узурпаторов за императорский престол, историк, однако, всегда остается на стороне законного наследника трона. Если критике арианского писателя подвергались даже императоры-христиане, но иного, чем он, религиозного толка, то понятно, с ка­кой ненавистью обрушивается он на язычника па троне – императора Юлиана.

Оценка Филосторгия как историка.

Еретик Филосторгий но накалу эмоции и силе обличения иногда даже превосходит ортодоксальных церковных историков (за исключени­ем лишь Евагрия). В то время как у ортодоксальных историков спор с язычниками порой выглядит лишь как известная дань традиции, свойст­венной христианской историографии, у Филосторгия этой полемике отве­дено чуть ли не ведущее место. Филосторгий может с правом носить звание историка – он пытается заботиться о достоверности изложения и критике источников. Исторический кругозор автора достаточно широк, его осведомленность в делах империи не вызы­вает сомнений. Известия о событиях светского характера разнообразны, оценки их самостоятельны, хотя и излишне категоричны. Зачастую рас­сказ Филосторгия представляет собой как бы негативное изображение по сравнению с трудами ортодоксальных историков. Конечно, Филосторгий, порою предельно фанатичен. Однако он более человечен и тер­пим, чем другой еретический историк последующего времени – Иоанн Эфесский. Филосторгий приоткрывает для нас завесу над плохо сохранившейся еретической литературой, дает возможность глубоко понять мировоззрение еретиков-ариан. Пусть оп понимал историю по-своему и видел мир сквозь призму своей религиозной доктрины, но писал он свое сочинение искренне, нелицеприятно, не заботясь о своей личной судьбе, не гонясь за милостями великих мира сего.[19]