Вопрос авторства рассказа о Потопе.

Вопросы о времени написания и авторстве необходимо рассматривать применительно не только к повествованию о Потопе и к книге Бытия в отдельности, но и применительно ко всему Пятикнижию в целом. Древнее предание однозначно называет автором пророка Моисея. Такие иудейские писатели как Иосиф Флавий и Филон Александрийский также ни сколько не сомневаются в авторстве Моисея. Флавий утверждает: «И вот, так как Моисей захотел дать своим собственным сородичам наставление именно в этом, то он, в противоположность всем прочим, начал не с изложения законов и законоположений, имеющих условное среди людей значение, но, направив внимание их на Божество и на устройство мироздания и убедив их в том, что мы, люди, лучшее из творений Господа Бога на земле, уже легко мог убедить их во всем, после того как расположил их, таким образом, к благочестию».^[1] Филон Александрийский, также говоря о начале книги Бытия, пишет: «Из законодателей одни просто и без прикрас узаконили существовавшие у них обычаи, другие, придавая вид многозначительности измышлениям, обморочили людей, сокрыв истину под пеленой мифических выдумок. Моисей же, отвергнув и то и другое – первое как решение неразумное, поспешное и немудрое, второе – как заведомо ложное и исполненное обмана, предпослал изложению законов прекрасное и достойнейшее начало…»^[2]. Иудейское предание также сохраняет традиционную точку зрения, вот, что по этому поводу утверждает профессор П. А. Юнгеров: «В Талмуде все Пятикнижие называется законом Моисея. Моисей называется великим ученым писателем Израиля (Sota. 13b; Baba Batra. 14b). Он написал свою книгу и историю Валаама, придав через это изречениям Валаама пророчески боговдохновенный характер (Baba Batra. 14b). Он даже разделил Пятикнижие на параши и песуким (Berachot. 12b. Taanit. 27a). Последние восемь стихов Пятикнижия написаны Иисусом Навином (Baba Batra.1.c.)».^[3]

Отцы Церкви продолжали следовать сложившейся традиции, и вопрос о принадлежности всего Пятикнижия авторству Моисея не поднимался на протяжении многих столетий. Обширное толкование на книгу Бытия и в частности на повествование о Потопе св. Иоанна Златоуста в 67 беседах^[4], выводящие уроки для жизни христиан из истории патриархов; толкования на книгу Бытия блаж. Августина Ипонийского^[5], бл. Феодорита Киррского.^[6] Св. Амвросий Медиоланский в работе «О Ное» перелагает историю праведного Ноя с подробным описанием и объяснением Ноева ковчега, говорит о всемирном потопе, о заключении завета с Богом и последующих судьбах патриарха. Творение это открывает собой целый ряд других сочинений о послепотопных патриархах и тесно с ними связано.^[7]

В XII веке испанский иудей Авраам Ибн Эзра в своем пространном комментарии на книгу Второзаконие поставил под сомнение то, что вся Тора была написана Моисеем на основании ряда мест в ней, дававших основание утверждать, что они, по крайней мере, были написаны значительно позднее. Известный советский востоковед И. Ш. Шифман о сомнениях этого толкователя пишет следующее: «Во Второзаконии мы находим и такую фразу (31:9): «И написал Моисей это Учение, и отдал его жрецам, левитам, носящим ковчег Завета Яхве, и всем старейшинам Израиля». Но Моисей не стал бы (так, по-видимому, думал Ибн Эзра) писать о себе в третьем лице. В книге Бытия (12:6) к рассказу о перекочевках Авраама в Палестине добавлено: «а ханаанеянин тогда был в стране». Предполагается, что, когда составлялся этот текст, ханаанейского населения в Палестине уже не было; это значит, что он мог возникнуть только после возникновения Иудейско-израильского царства».^[8] Сомнения Ибн Эзры вызывало и утверждение о том, что Пятикнижие могло было быть записано на двенадцати камнях жертвенника (Втор. 27:1 – 8; Нав. 8:30 – 35). Но доводы этого автора не получили в то время широкую известность, только в XVII столетии они были использованы Барухом Спинозой в Богословско-политическом трактате, где были положены последним в основу отрицания авторства пророка Моисея по отношению ко всему тексту Пятикнижия. Необходимо подчеркнуть, что именно с началом эпохи реформации данная тема стала дискутироваться в среде протестантских и католических теологов. Лютер допускал возможность написания Пятикнижия не самим Моисеем.^[9] В XVI веке А. Карлштадт, сподвижник М. Лютера, и голландский католический теолог А. Мазиус стали отрицать то, что Моисеем было написано все Пятикнижие, приводя те же аргументы, что и Ибн Эзра в свое время. Подобные же мысли высказывал в своем главном труде Левиафан (1651 г.) знаменитый английский философ Т. Гоббс, по мнению которого в Пятикнижии содержаться отрывки, принадлежащие Моисею, хотя сам текст в своей совокупности должен быть отнесен к более поздней эпохе. Мысли Гоббса развил уже упоминавшийся Б. Спиноза.^[10] По его мнению, Пятикнижие вместе с книгами ранних пророков (т.е. историческими книгами от Иисуса Навина по IV книгу Царств) составляет одно большое сочинение, создателем которого был Ездра, использовавший различные древние тексты, в том числе и принадлежащие руке Моисея. В 1678 году вышла в свет «Критическая история текста, переводов и комментаторов Ветхого Завета» Р. Симона. Симон дает первый опыт систематического применения критики в специальном исследовании о ветхозаветных книгах. Он различает в Торе отделы, написанные Моисеем (Декалог и законы), и отделы, добавленные позднее пророками – писателями. В доказательство того, что Моисей не может считаться писателем всего Пятикнижия, Симон выдвинул аргумент, который получил особенное значение впоследствии: он обратил внимание на две рецензии рассказа о потопе.^[11] Высказывания Гоббса, Спинозы, Симона как бы завершают первый этап критического исследования текста Пятикнижия. К этому в определенных, рационалистически настроенных, богословских кругах сложилось мнение, что Тора не является изначально завершенной и целостной, а создавалась постепенно. Моисей не мог быть единственным создателем текста Пятикнижия, в его создании принимал участие и Ездра и, возможно, как он, так и Моисей пользовались более древними источниками. Важнейшей задачей стало выявление этих источников, для чего исследователи начали применять методы обычные при изучении древних исторических и литературных памятников. Выявление процесса формирования текста на его различных стадиях стало определяющей интенцией в исследованиях XVIII – XIX веков. Общий рационалистический и критический настрой эпохи Просвещения достаточно четко прослеживается во всех выдвинутых в это время мнениях и теориях.

В начале XVIII столетия произошло дальнейшее развитие в историко-критических исследованиях текста Пятикнижия. В 1711 году в Германии молодым пастором Х. Б. Виттером была опубликована работа, в которой указывалось на использование в двух первых главах книги Бытия двух различных наименований по отношению к Богу: тетраграммы יהוה (йхвх) во второй главе и слова אֱלֹהִים (элохим) в первой главе. Данное различие указывало на то, что текст в данном случае восходит к двум различным источникам. В связи со смертью Виттера, на время данная тема была забыта, и только в 1753 году врач французского короля Людовика XIV Ж. Астрюк, изучая болезни, описываемые в книге Левит, заинтересовался библейскими исследованиями и опубликовал работу с наименованием «Предположения о первоначальных источниках, которыми, видимо, пользовался Моисей при создании книги Бытия», в которой вновь вернулся к теме различения и чередования двух имен Божиих. По его мнению, это указывало на существование двух различных источников послуживших для формирования книги Бытия: сочинения Яхвиста и сочинения Элогиста. Гипотетические наименования авторов сочинений восходят к тем именам Бога, которые ими использовались. Как пишет прот. Александр Мень: «Работа Астрюка положила начало теории документов, легших в основу Пятикнижия».^[12] В дальнейшем, в конце XVIII века, немецкий теолог Иоганн Эйххорн окончательно ввел данную теорию в сферу обсуждения протестантских теологических кругов Германии, настаивая на изначальной независимости и самостоятельности текстов Моисеева Пятикнижия. Чуть позже англичанин Геддес и немец Фатер создали так называемую «гипотезу фрагментов», состоявшую в том, что не только книга Бытия, но и все Пятикнижие было составлено из различных обособленных и независимо друг от друга существовавших частей. Авторство некоторых из них могло восходить к Моисею, происхождение же всего Пятикнижия от Моисея было этими учеными отвергнуто. Если Второзаконие было написано во времена Соломона, то вся Тора в своем современном виде принадлежит периоду Вавилонского плена. Продолжением и развитием мнений Фатера и Геддеса стала в дальнейшем теория о «кругах традиций», к которым восходят отдельные фрагменты. То, что «гипотеза фрагментов» была отвергнута в своем чистом варианте вполне естественно. Как пишет известный русский библеист конца XIX начала XX веков профессор П. А. Юнгеров: «Такой взгляд, очевидно, не мог долго держаться, так как опровергался каждой строчкой Пятикнижия».^[13] В начале XIX века немецкие ученые Эвальд, Штегелин, Ранке пришли к выводу о существовании некоего ядра в Пятикнижии, которое было написано с определенным авторским планом одним писателем. Мнение склонялось к тому, что этим ядром было сочинение Элогиста, к которому были впоследствии добавлены писания Яхвиста, своды законов и иные письменные источники. Необходимо также упомянуть имена К. Ильгена, выделившего из сочинений так называемого Элогиста Священнический кодекс и отнесшего к нему первую главу книги Бытия, и В. де Ветте, пришедшего к выводу, что именно Второзаконие и есть та книга Учения, которая была найдена в Храме в 622 году до Р. Х. Как пишет прот. Александр Мень: «Так была создана гипотеза четырех традиций (или документов), из которых сложилось Пятикнижие».^[14] Наиболее четкое выражение все эти воззрения нашли в трудах Ю. Велльгаузена (1844 – 1918) предложившего своеобразную эволюцию становления текста Пятикнижия из следующих письменных источников: сочинения Яхвиста (около 850 года до Рождества Христова), сочинения Элогиста (около 750 года до Рождества Христова), Второзакония (622 год до Рождества Христова) и Священнического кодекса (около 500 – 400 до Рождества Христова). Таким образом, принималось окончательно утверждение о том, что последняя редакция Торы была осуществлена уже после Вавилонского пленения, когда в ее состав был включен так называемый Священнический кодекс в своем полном объеме. Данная теория получила доминирующее значение в рационалистически настроенных богословских кругах своего времени. В своей основе эта конструкция остается в силе и сегодня. Но переворот, произведенный в области археологии, внес ряд поправок в документарную гипотезу. Хотя открытия древних памятников не восстановили легенду об авторстве Моисея, но они доказали, что основные источники Пятикнижия были лишь записью очень древней устной традиции. Содержание нашего Пятикнижия в общем гораздо древнее, чем то время, когда оно прошло окончательную редакцию, новые открытия подтверждают историческую точность и буквальные совпадения одной детали с другой. Даже в тех случаях, когда необходимо допустить позднейшее добавление к основному ядру Моисеевой традиции, это лишь отражает естественный рост древних установлении и практики или стремление позднейших переписчиков сохранить, насколько возможно, Моисееву традицию.^[15]