Синайский Завет и Моисеево законодательство: назначение, прообразовательный смысл.

Как система правил, регулирующих все стороны жизни, Закон Моисеев присутствует в каждой «естественной» религии. Это объясняется тем, что поведение, определяемое суммой правил, – наиболее простая и психологически объяснимая форма поведения человека. Позднее, отделившись от религии, закон создает собственную юридическую сферу. В животном мире существуют «ритуалы» знакомства, ухаживания, угрозы, подчинения и демонстрации силы, которые подчас позволяют избегать насилия и сохраняют жизнь. В человеческих обществах, даже «первобытных», мы находим гораздо более сложную, но построенную на тех же принципах ритуально-законническую систему. Она подчиняет человека многочисленным табу, вводит аффективные проявления в организованное русло. Вот почему там, где социальная жизнь была неотделима от религиозной, всегда создавался закон, но уже не на инстинктивном уровне, а на уровне правил поведения, признаваемых разумными существами. Правда, подчас эти правила носили непонятный, иррациональный характер, но само их наличие формировало сознательную жизнь общества. Во всех религиях мы обнаруживаем эти ритуальные структуры, служащие как бы «лесами», поддерживающими духовный и общинный строй народа. «Религии закона» по своему происхождению уходит корнями в доисторическую древность и предшествует ветхозаветному закону. Неисчислимые обряды, нормы, уставы, табу охватывали культуру Древнего Востока и античности, Индии и Китая. Осмысление же их происходило на магическом уровне. Складывалось убеждение, что ритуальные системы есть часть мирового целого, что они поддерживают и охраняют его, а человек способен с помощью обрядов принудить духовные существа служить его целям. Эта особенность определяет отличие ветхозаветного закона и закона «естественных» религий.^[1]

Ранние этапы библейской этики не имели развернутого кодекса поведения человека. Нет в Писании и прямых указаний на происхождение нравственности. Из Пролога книги Бытия можно заключить, что этика имеет два источника: саму природу человека и Божественные заповеди. Первым людям заповедано лишь послушание Богу (запрет вкушать от Древа Познания), труд охрана вверенной им природы, единение в браке мужчины и женщины. Грехопадение открыло путь распространению зла, что потребовало «оградительных» этических норм. Но в сказаниях Бытия о предках человечества этические нормы упоминаются лишь косвенно. Так, прямой заповеди «не убей» еще нет, но Бытописатель показывает, что Каин понимает, что совершил преступление, убив брата (Быт. 4:1-16). Хотя человек создан властелином всей твари, вначале ему не дано разрешения поддерживать свою жизнь за счет жизни животных (Быт. 1:28-29). Это право он получил лишь после Потопа (Быт. 9:3) в виде снисхождения к его немощи. Следующий этап библейской этики отражен в истории патриархов. Обращаясь к Аврааму, Бог говорит: «Ходи перед Мной и будь непорочен» (Быт. 17:1). Слово «непорочный» («тамим») многозначно; оно означает искренность, простоту, честность, отсутствие порока. Призыв быть непорочным предполагает знание основных нравственных принципов, но в заповеди Аврааму они не перечисляются. Во времена патриархов предки народа Божьего ориентировались и на общие этические нормы, существовавшие в окружающем их мире (пример таких норм можно найти в вавилонской и египетской письменности, в частности в 125 главе Книги Мертвых). О характере нравственного идеала патриархов можно судить по добродетелям Авраама (его миролюбие, гостеприимство, справедливость), по поступку Иосифа в доме Потифара и другим аналогичным примерам. В тоже время Библия не замалчивает слабостей праведников, о ком бы ни шла речь: о Моисее, Давиде, пророках, апостолах. Нравственной цели в писании служит изображение как добра, так и зла. Библия учит, что человек – существо, изначально стоящее перед выбором между грехом и верностью Богу.^[2]

Слово «Завет», или «Союз» (евр. «брит», месопотамск. «бритум»), первоначально было юридическим термином. Союзы регулировали отношения между племенами и царствами. Но Моисеев Завет заключает в себе новый смысл: он говорит о тайне избрания Богом определенной группы людей, предназначенных для Его провиденциальных целей. Он говорит о создании нового народа, образованного из нестройной толпы рабов, в том числе и иноплеменных. Народ этот творится по воле Божьей, а не естественным путем. В основу его жизни полагается Завет с Богом.

Взаимоотношения, которые явились результатом избрания Богом Израиля, называются «взаимоотношениями Завета»^[3]. Несмотря на то, что Завет иногда описывается как «соглашение», библейский Завет означает нечто иное, более возвышенное. В контракте всегда присутствует смысловая фраза «что-то взамен чего-то». Речь всегда идет об условиях и обязательствах. Даже «договор вассала» не является тем же самым, что и библейский завет, хотя он представляется более близкой параллелью. В нем повелитель, покорив вассальный народ, имеет право на определенные обязательства по отношению к себе. В свою очередь, он обещает предоставить определенные выгоды. Библейский завет происходит из любви: "потому, что любит вас Господь..." (Втор. 7:8). Поэтому, хотя народ и не выполнил своих обязательств – что и произошло в период странствования по пустыне, – Бог не разрывает завет (Втор. 4:31). Поскольку Господь является Богом, Который держит Свои обещания, пророки знали что в конце концов Он освободит Свой народ, восстановит их на земле обетованной и поставит царя на престол. Элементы этой надежды присутствуют уже во Второзаконии, т.к. по своим убеждениям, Моисей поистине является первоначальным пророком (ср. Втор. 9:26-29; 17:14-20; 18:15-18). Не следует полагать, что эти взаимоотношения не накладывали на Израиль никаких обязательств. Закон, данный на Синае, который Моисей в назидательном тоне повторяет, состоит из обязательств, вытекающих из отношений Завета. Здесь важно понять тонкое различие между контрактом и Заветом. Во взаимоотношениях Завета Яхве придерживается Своих обещаний из-за Своей любви и потому, что Он является Богом. Он может покарать Израиль за неповиновение – даже целое поколение за его упорное неверие, – однако Его Завет остается в силе, благодаря самой Его природе. В свою очередь, Израиль обязан придерживаться заветных требований не потому, чтобы не быть в долгу у Яхве, но лишь потому, что он является Его народом, и как таковой, должен соответствующим образом вести себя. Моисей обращается к основополагающему принципу, изложенному в книге Левит - "Святы будьте, ибо свят Я Господь, Бог ваш" (Лев. 19:2), повторяя закон: "Все заповеди, которые, которые я заповедую вам сегодня, старайтесь исполнять, дабы вы были живы и размножились, и пошли и завладели землею, которую с клятвой обещал Господь отцам вашим. И помни весь путь, которым вел тебя Господь, Бог твой, по пустыне, вот уже сорок лет... И знай в сердце твоем, что Господь, Бог твой, учит тебя, как человек учит сына своего. Итак, храни заповеди Господа, Бога твоего, ходя путями Его и боясь Его... " (Втор. 8:1-6).

Моисеев Завет заключает в себе новый смысл: он говорит о тайне избрания Богом определенной группы людей, предназначенных для Его провиденциальных целей. Он говорит о создании нового народа, образованного из нестройной толпы рабов, в том числе и иноплеменных. Народ этот творится по воле Божией, а не естественным путем. В основу его жизни полагается Завет с Богом. В Его Домостроительстве Израилю предстоит стать духовной общностью, Церковью. Синайский Завет выражен в формуле, напоминающей брачный договор: «Вы будете Моим народом, а Я буду вашим Богом». Иными словами, цель Завета – единение Сущего с людьми. На Синае смысл ее полностью еще не раскрыт. Яхве лишь возвещает: «Вы будете у Меня царством священников и народом святым» (Исх. 19:6). Священник – служитель Бога, святой – это тот, кто посвящен Ему. Заключая новый Завет, Господь Иисус открывает путь, ведущий от национальной Церкви к Вселенской. И Вселенская Церковь сохранит для своего призвания термины Синайского Завета. «Но вы – род избранный, – говорит апостол Петр христианам, – царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет. Некогда не народ, а ныне народ Божий» (1 Петр. 2:9 – 10).^[4] Входя в Завет, верные становятся «соработниками» Бога, участниками Его замыслов и деяний (1 Кор. 3:9). Символика Завета включает обряд окропления кровью (Исх. 24:8). Кровь, означающая жизнь, служила знаком единства и родства при заключении союзов. Окропленные ею становились единокровными, независимо от своего происхождения. Поскольку лишь Творец властен над жизнью, кровь запрещалось употреблять в пищу. С явлением в мир Богочеловека Кровь и Плоть Самого Воплотившегося станет Его священной Трапезой, предлагаемой верным. Она соединяет их в единую духовную семью (Церковь) и дарует единение с Богочеловеком. Хотя события Исхода отделены от Воплощения Слова более чем тринадцатью веками, Церковь всегда видела в них деяния того же Бога, Который открылся людям во Иисусе Христе.^[5] По словам ап. Павла, переход через море и манна суть прообразы вод крещения и небесного Хлеба – Христа (1 Кор. 10:1 – 11). Это не поверхностная аналогия, а свидетельство о глубинной связи двух Заветов. В обоих Бог являет Себя как Избавитель, дарующий спасение.

В ветхозаветном Предании было представление о двух эрах: «старой» и «новой», мессианской, когда Мессия даст «новую Тору» (Вавилонский Талмуд, Шаббат, 51а). В соответствии с этим апостол Павел учил, что с явлением Христа кончается время Закона и наступает время благодати, которая преобразует человека и делает его «новой тварью» (Гал. 6:15). Однако дар благодати не исключает требования «соблюдать заповеди». Сам Христос, призывая к этому, имел в виду заповеди, пришедшие из Ветхого Завета (Мк. 10:19). Соблюдение заповедей есть подготовка к принятию благодати Св. Духа (ср. 1 Кор. 7:19). В то же время, если сравнить дух Ветхого Завета и дух Евангелия, окажется, как показал апостол Павел, что Закон лишь повелевает и запрещает, не давая при этом сил для исполнения воли Божией. На этом основании иногда неправильно считают, что весь Ветхий Завет проникнут внешним законничеством. Не только у пророков и псалмопевцев находим мы дух глубокого внутреннего благочестия, но и сам закон исходит из любви к Богу, любви всем сердцем, всею душою и всеми силами (Втор. 6:5). Эта любовь есть одно из звеньев, связующих оба Завета.^[6]

Древний свод законов представляет Второзаконие. Они устанавливают нормы судопроизводства и денежных отношений, брака и семейных отношений, много внимания уделяют культовой, обрядовой стороне служения Богу, ведь без обряда не обходится ни одна религиозная традиция. И, несмотря на кажущиеся современному человеку архаичными одежды древнего законодательства, вечно новыми остаются заповеди. Это настойчиво повторяется во многих главах Второзакония.^[7] В Нагорной проповеди сказано (Мф. 5:17 – 18): «Не думайте, что я пришел ниспровергнуть закон или пророков; я пришел не ниспровергнуть, но исполнить. Истинно говорю вам, пока не прейдет небо и земля, ни одна йота или одна черта не прейдет из закона, пока все не свершится». Здесь христианская проповедь показана как продолжение, развитие и воплощение в жизнь Закона.^[8]

В своих сочинениях большинство отцов Церкви только частично касаются закона Моисея, высказывают о нем частные и отдельные мнения, но они не исследуют его систематически. Некоторое «исключение из всех отеческих творений представляет сочинение св. Кирилла Александрийского «О поклонении и служении в духе и истине», в котором св. отец делает попытку объяснить обрядовый закон весь и с одной точки зрения, именно – со стороны его прообразовательного значения»^[9]. Твердой почвой, на которой основываются мнения отцов об обрядовом законе, служит Священное Писание и в особенности – учение св. ап. Павла о Законе. Апостол, преимущественно в послании к Евреям, указал его общее значение – воспитательное. «Закон воспитывал евреев ко Христу, на Которого он постоянно указывал посредством, своих прообразов»^[10] (Евр. 10,1). И как только то, чего он был прообразом, исполнилось, Закон потерял свое значение и был отменен. Св. апостол в послании к Евреям попытался раскрыть это прообразовательное значение обрядового закона. На этих-то указаниях св. ап. Павла, преимущественно, и основываются отцы и учители Церкви. В своих толкованиях они пользовались той же стезей изъяснения Ветхого Завета, которая показана в апостольских посланиях. А главным лейтмотивом в их творениях был Христос.Они находили прообразы в малейших частностях обрядового закона, основываясь на том положении св. ап. Павла, что весь этот закон есть тень, прообраз будущего и приготовление ко Христу (Гал. 3,23-24; Колос. 2,17; Евр. 10,1).

Закон и Ветхий Завет составляют одно целое. Из самого Писания видно, как высоко превозносили благочестивые иудеи, а не только книжники и фарисеи Закон: «Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных, и не сидит в собрании развратителей, но в законе Господа воля его, и о законе Его размышляет он день и ночь!» (Пс. 1,1-2). Апостол Павел, резко восставая против оправдания Законом, торжественно заявлял, что «...закон свят, и заповедь свята и праведна и добра» (Рим. 7,12). Тимофею он писал: «А мы знаем, что закон добр, если кто законно употребляет его» (1Tим. 1,8). Он – как мощная плотина в ветхозаветные времена служил определенным заслоном от греха. Он призывал народ к совершенству и вел евреев к тому, чтобы они получили оправдание через Иисуса Христа, благодаря своей вере в Него. Таким образом, он был детоводителем ко Христу, чтобы человечество оправдалось верою (Гал. 3,24). Закон, основанный на Завете живого Бога с Израилем, является не просто человеческим законом, а Божественным Откровением. Он содержит основные обязанности по отношению к Богу, к ближнему и самому себе. Без этих основных принципов ни израильское общество ни отдельный индивид не могли подняться до требуемого Богом морального уровня.

Открывая повсюду в Законе Моисея прообразовательный смысл и возвышая значение обрядового закона, как воспитателя ко Христу, отцы и учители конечно же касались вопроса: понимали ли иудеи прообразы в обрядах, за внешней стороной последних видели ли они другую сторону – духовную? На этот вопрос отцы в общем отвечают так, что «лучшие израильтяне, которые, по апостолу, были истинными сынами Авраама и истинными отцами нашими по вере (1 Кор. 10,1), которым закон был воспитателем ко Христу (Гал. 3,24), которые были Христовыми, хотя и жили до Христа, – все такие израильтяне до известной степени понимали таинство Христово, прообразовавшееся в Ветхом Завете вообще, иначе последний не был бы воспитателем ко Христу и для Промысла не было бы цели давать в нем прообразы»^[11]. Святой апостол Павел писал, что отцы наши «все крестились в Моисея в облаке, и в море; и все ели одну и туже духовную пищу; и все пили одно и тоже духовное питие: ибо пили из духовного последующего камня; камень же был Христос» (1 Кор. 10,2-4). Блаженный. Августин, раскрывая смысл этих слов, пишет: «Апостол сказал: «ели одну и туже духовную пищу». Что же значит: «одну и туже», как не ту, которую вкушаем и мы? Питавшиеся манной так, чтобы удовлетворить только телесной потребности и насытить чрево, а не душу, ничего большего и не вкусили; довольно, что их потребность была удовлетворена, – одних Бог напитал, другим нечто возвестил. Tе вкусили пищу телесную, а не духовную. О ком же апостол говорит: «ели духовную пищу»? Думаю, это были настоящие отцы наши... ибо между ними были понимающие, что вкушали; между ними были такие, сердце которых вкушало Христа, как уста – манну. Что говорить о других? Там был Моисей, верный во всем дому Его, знавший что он делал... Сказать кратко: те, которые видели образ Христа в манне вкушали одну с нами пищу духовную, а которые манной старались только насытить себя, те, отцы неверующих, ели и умирали. Тоже скажу и о питии»^[12]. И если лучшие из израильтян, каковы – прежде всего сам Моисей и другие пророки, которые «великим духом своим прозревали отдаленное будущее» (Сирах. 48,27-28) и предвозвещали Христа потомкам, хорошо понимали прообразы в законе, то весьма многие из израильтян по своей грубости не постигали его духовного смысла. «Так как умы их были тупы, – говорит св. Кирилл Александрийский, – то для них было удобоносимо только внешнее в законе, но неудобоносимо было и совершенно неудобоприемлемо сокровенное внутри его, так сказать, истинное лице мыслей»^[13]. Из Священного Писания мы знаем, что израильтяне порой не видели различия между языческими обрядами и обрядами Моисея: «Господа они чтили, и богам своим они служили по обычаю народов» (4Цар. 17,33).

Причину недоступности понимания для всех израильтян многих таин, содержавшихся в обрядовом законе, нужно искать в величии этих таин. Апостол Павел писал: «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно» (1 Кор. 13,12). Значит многие из этих таин непостижимы для человеческого ума и при своем исполнении во Христе, тем более непостижимы они были в Ветхом Завете, где давалось только смутное очертание их. Кроме того, многие тайны обрядового закона были предназначены собственно не для ветхозаветных, а для новозаветных людей, как выражается св. ап. Петр: «Не им служили, а нам» (1 Петр. 1,12), и нам только стали понятны, когда мы увидели исполнение их во Христе и после того принимаем их за древнее свидетельство о Нем. Наконец, многие тайны обрядового закона относятся уже и не к нашему веку, а к веку будущему, и исполнение их нужно ожидать только с концом нашего века, так что обрядовый закон является пророчеством о будущем не для евреев только, но и для нас. Поэтому нам со всей серьезностью следует подходить ко всему Ветхому Завету вообще и к Закону Моисееву в частности. По словам апостола, нам следует «вникнуть в закон совершенный, закон свободы и пребыть в нем» (Иак. 1,25).

Ветхозаветный закон, данный народу Израиля на Синае через Моисея, являлся откровением воли Божьей и должен был служить спасению людей. С христианской точки зрения, фактически получилось обратное, и убежденные законники отвергли спасительную благодать Христова избавления. Это создало для человеческой совести мучительную загадку, требовавшую разрешения в интересах самого христианства. Апостол Павел с особенной отчетливостью выдвигает этот предмет в послании к Галатам и предполагает принципиальное освещение.^[14] Открывшаяся апостолу перспектива после его обращения к Христу определила Павла взгляд на Закон как на «детоводитель к Христу», как на временную ступень Богопознания. Не принадлежность к избранной общине, не усилия соблюсти заветные уставы ведут к вхождению в высшую жизнь, а Христос. Различие между иудейским и языческим образом жизни меркнет перед светом Христовым и Его спасающей благодатью. Это вовсе не значит, что заповеди потеряли свою «святость» и «духовность». Апостол говорит: «Во Христе Иисусе не имеет силы ни обрезание, ни не – обрезание, но вера, действующая любовью» (Гал. 5:6), он имеет в виду нераздельность веры и любви, доверия к Христу и следования заповедям.

Не было такой области в жизни Израильского народа, которая не охватывалась бы Законом. Вся жизнь Израиля была под владычеством Бога. Притязания на близкие отношения с Ним должны были подкрепляться поведением, согласованным со всеми этими постановлениями. Но проблема заключалась в том, что грешный человек не мог путем собственных духовных усилий исполнить все заповеди Божии, составляющие Закон Моисеев. Стремление человека своими личными усилиями оправдаться пред Богом оказались неосуществимыми в силу невозможности для людей, унаследовавших греховную природу прародителей, исполнить Закон во всем его объеме. Поэтому Закон дал евреям осознание объективности факта их греховности и невозможности своими силами выбраться из бездны греха: «Вы были рабами греха» (Рим. 6,19-20), – писал Апостол Павел.

Идеи, которыми проникнут весь Синайский Завет, являются общими и для Второзакония. Поначалу эта книга представляется трудной для восприятия. Перед нами довольно компактная масса подробных заметок о внешних аспектах культуры и этики у древних израильтян. Но в действительности эта книга, внешне как будто сухая, исполнена самой высокой религиозной ценности. В ней выражены основные принципы религиозной жизни, которая, по существу, должна быть шествием к Господу Завета и общением с Ним.

Итак, мы выяснили, что представляет Ветхий закон и в какое отношение к нему ставят Спасителя ветхозаветные пророчества о Его учительной деятельности. Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что Христу, как истинному Мессии, на котором должны были исполниться ветхозаветные пророчества, необходимо было определить своё отношение к Моисееву закону и дать человеческому роду новый, совершенный закон. Обращенный не на внешнее поведение, а на внутреннее душевное состояние человека.