Человеческая природа после грехопадения.

Почему же столь сильное расстройство вошло в человеческую природу через грех первочеловека? Адам отпал от предназначенного пути, и произошли такие страшные последствия. Его потомки постоянно нарушают заповеди подчас страшными грехами, но столь сильных изменений не происходит. Для ответа на этот вопрос надо рассмотреть вообще, как действует грех. Иер. 17:1: «Грех Иуды написан железным резцом, алмазным острием начертан на скрижали сердца их и на рогах жертвенников их». Святитель Григорий Богослов определяет грех как «нечто разрушающее нашу природу». Святитель Григорий Нисский: «Зло некоторым образом растворяется с естеством чрез тех, которые первоначально допустили в себе страдания, преслушанием вселили в себя болезнь»^[1]. Преподобный Макарий Египетский: «После того, как человек уклонился от заповеди и подвергся осуждению гнева, грех взял его в свое подданство, и сам, как некая бездна горечи, и тонкая и глубокая, вошедши внутрь, овладел пажитями души до глубочайших её тайников. Таким образом, и душу и примешавшийся к ней грех уподобляем великому дереву, у которого много ветвей, а корни в земных глубинах. Так и вошедший в душу грех, овладев её пажитями до глубочайших тайников, обратился в привычку и предубеждение, с младенчества в каждом возрастает, воспитывается и учит его худому»^[2]. Святитель Игнатий Брянчанинов: «Пришедшее в человека зло так смешалось и слилось с природным добром человека, что природное добро никогда не может действовать отдельно без того, чтоб не действовало вместе и зло. Человек, вкушением греха, то есть опытным познанием зла, отравлен. Отрава проникла во все члены тела, во все силы и свойства души: поражены недугом греховным и тело, и сердце и ум»^[3]. А.С. Хомяков: «…грех – он вечно с вами, он в ваших жилах и в крови, он сросся с вашими сердцами…»^[4]. Патриарх Сергий (Страгородский): «Всякое греховное падение кладет известную печать на душу человека, так или иначе, влияет на её устроение. Сумма греховных действий составляет, таким образом, некоторое прошлое человека, которое влияет на его поведение в настоящем, влечет его к тем или другим действиям»^[5]. Игумен Никон (Воробьев): «Падения делом очень тяжело отзываются на духовном устроении, требуют потом большого труда для очищения себя и долго тормозят движение вперед»^[6].

Грех Адама проявляется по существу как непослушание, как такое действие, которым человек сознательно и умышленно противопоставляет себя Богу, нарушая одно из Его повелений (Быт. 3:3); но глубже этого внешнего бунтарского поступка в Писании определенно отмечается внутренний акт, от которого он происходит: Адам и Ева ослушались потому, что, поддавшись внушению змея, захотели «быть как боги, знающие добро и зло» (3:5), то есть поставить себя на место Бога с тем, чтобы решать, что – добро и что – зло; приняв свое мнение за мерило, они притязают быть единственными владыками своей судьбы и распоряжаться самими собой по своему усмотрению; они отказываются зависеть от Того, Кто их сотворил, извращая отношение, соединявшее человека с Богом.^[7] Согласно же Быт. 2, это отношение заключалось не только в зависимости, но и в дружбе. Бог ни в чем отказывал человеку, сотворенному «по образу Его и подобию» (Быт. 1:26 сл.); Он ничего не оставил для Себя одного, даже и жизни (ср. Прем. 2:23). И вот, по наущению змея, сначала Ева, затем Адам начинают сомневаться в этом бесконечно щедром Боге. Заповедь, данная Богом для блага человека (ср. Рим. 7:10), кажется им лишь средством, которое Бог применил для охраны Своих преимуществ, а добавленное к заповеди предупреждение – всего только ложью: «Нет, не умрете; но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их (плодов древа познания), откроются глаза ваши и вы будете как боги, знающие добро и зло» (Быт. 3:4 сл). Само представление о Боге оказалось извращенным: понятие о бесконечно бескорыстном, ибо совершенном, Боге, не имеющем недостатка ни в чем и могущем только давать, подменяется представлением о каком-то ограниченном, расчетливом существе, целиком занятом тем, чтобы защищать себя от своего создания. Прежде чем толкнуть человека на преступление, грех развратил его дух, поскольку же его дух был затронут в самом отношении к Богу, образом Которого человек является, невозможно представить себе извращения более глубокого и не приходится удивляться тому, что оно повлекло за собой столь тяжкие последствия. Отношения между человеком и Богом изменились: таков приговор совести. Прежде чем понести наказание в прямом смысле этого слова (Быт. 3:23), Адам и Ева, до этого столь близкие к Богу (ср. 2:15), скрываются от лица его между деревьями (3:8). Итак, сам человек отказался от Бога и ответственность за его проступок лежит на нем; он бежал от Бога, а изгнание из рая последовало как своего рода утверждение его собственного решения. В то же время ему пришлось убедиться, что предостережение не было ложным: вдали от Бога доступ к дереву жизни невозможен (3:22), и смерть окончательно вступает в свои права. Будучи причиной разрыва между человеком и Богом, грех вносит также разрыв между членами человеческого общества уже в раю внутри самой первоначальной четы. Едва грех совершен, как Адам себя отгораживает, обвиняя в нем ту, которую Бог дал ему в качестве помощницы (2:18), как «кость от костей его и плоть от плоти его» (2:23), и этот разрыв в свою очередь подтверждается наказанием: «К мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою» (3:16). В дальнейшем последствия этого разрыва распространяются на детей Адама: происходит убийство Авеля (4:8), затем наступает царство насилия и закон сильного, воспетый Ламехом (4:24).^[8]

Последствия грехопадения для первого человека были катастрофическими. Он не только лишился блаженства и сладости рая – изменилась и исказилась вся природа человека. Согрешив, он отпал от естественного состояния и впал в противоестественное (авва Дорофей). Были повреждены все части его духовно-телесного состава: дух, вместо того чтобы стремиться к Богу, стал душевным, страстным; душа попала во власть телесных инстинктов; тело в свою очередь утратило первоначальную легкость и превратилось в тяжелую греховную плоть. Человек после грехопадения стал «глухим, слепым, голым, бесчувственным по отношению к тем (благам), от которых отпал, а кроме того, стал смертным, тленным и бессмысленным», «вместо божественного и нетленного знания он воспринял плотское знание, ибо ослепнув очами души... он прозрел телесными очами» (преподобный Симеон Новый Богослов). В жизнь человека вошли болезни, страдания и скорби. Он стал смертным, так как потерял возможность вкушать от древа жизни. Не только сам человек, но и весь окружающий его мир изменился в результате грехопадения. Изначальная гармония между природой и человеком нарушена – теперь стихии могут быть враждебны ему, бури, землетрясения, наводнения могут погубить его. Земля уже не будет произрастать все сама собой: ее надо возделывать «в поте лица», а она принесет «терния и колючки». Звери тоже становятся врагами человека: змей будет «жалить его в пяту» и другие хищники нападать на него (Быт. 3:14-19).^[9] Вся тварь подчиняется «рабству тления», и теперь она вместе с человеком будет «ждать освобождения» от этого рабства, потому что покорилась суете не добровольно, но по вине человека (Рим. 8:19 – 21).^[10]

Священник Алексий Бургов пишет: «Естественный человек чрез грех по необходимости лишается внутренней гармонии своих сил и наследует тело страстное, болезненное, смертное»^[11]. Страсти, возникшие в Адаме по грехопадении, именуются «безукоризненными». Преподобный Иоанн Дамаскин: «Естественные же и беспорочные страсти (πάθηαδιάβλητα) суть не находящиеся в нашей власти, которые вошли в человеческую жизнь вследствие осуждения, происшедшего из-за преступления, как, например, голод, жажда, утомление, труд, слеза, тление, уклонение от смерти, боязнь, предсмертная мука…»^[12] Можно добавить также – гнев, забота о жизни, нужда во сне, одежде, зависимость от природы, подверженность старости, смерти. По закону наследственности эти страсти распространились на весь человеческий род. Преподобный Макарий Египетский: «Как от одного Адама распространился по земле весь род человеческий, так одна какая-то страстная порча проникла во весь род человеческий…»^[13] Эти страсти не зависят от нас, не являются греховными, не оскверняют человека. Но они являются той зыбкой почвой, на которой произрастают укоризненные страсти, порабощающие человека. Преподобный Макарий Египетский: «…как преступивший заповедь Адам принял в себя закваску зловредных страстей, так и родившиеся от него, и весь род Адамов, по преемству стали причастниками оной закваски; а при постепенном преуспеянии и возрастании до того уже умножились в людях греховные страсти, что простерлись до прелюбодеяний, непотребств, идолослужений…»^[14]

Многие экзегеты святоотеческого периода видели в библейском образе Адама только конкретного индивида, первого среди людей, а передачу греха интерпретировали в плане генетическом (то есть как наследственная болезнь). Однако у свят. Григория Нисского (Об устроении человека, 16) и в ряде богослужебных текстов Адам понимается как корпоративная личность. При таком понимании и образ Божий в Адаме, и грех Адамов следует относить ко всему человеческому роду как к единой духовно-телесной сверхличности. Это подтверждается словами свят. Григория Богослова, писавшего, что «через преступное вкушение пал целый Адам» (Песнопения таинственные, 8), и словами богослужения, говорящими о приходе Христа для спасения Адама. Особого мнения придерживались те, кто вслед за Пелагием считали, будто грехопадение есть только личный грех первого человека, а все его потомки грешат лишь по собственной воле. Слова Быт. 3:17 о проклятии земли часто понимались в том смысле, что несовершенство вошло в природу в результате грехопадения человека. При этом ссылались на апостола Павла, учившего, что грехопадение повлекло за собой смерть (Рим. 5:12).^[15]

«Грех сам по себе не существует, поелику он не сотворен Богом. Посему невозможно определить, в чем он состоит», – говорит «Православное исповедание» (вопрос, 16). «В падении Адама человек погубил совершенство разума и ведения, и его воля преклонилась более ко злу, нежели к добру» (вопрос, 24). Однако «воля, хотя осталась неповрежденной по отношению к желанию добра и зла, впрочем, сделалась в одних более преклонной ко злу, в других к добру» (вопрос 27).^[16]

Грехопадение глубоко подавляет образ Божий, не искажая его. Именно сходство, возможность подобия серьезно затронуто. В западном учении «человек животный» сохраняет после грехопадения основы человеческого существа, хотя этот животный человек и лишен благодати. Греки же считают, что хотя образ не потускнел, извращение изначальных отношений между человеком и благодатью настолько глубоко, что только чудо искупления возвращает человека к его «естественной» сущности. В своем грехопадении человек представляется лишенным не своего избытка, а своей истинной природы, что помогает понять утверждение святых отцов о том, что христианская душа по самому своему существу является возвращением в рай, стремлением к подлинному состоянию ее природы.^[17]