Кант считал основой религии опыт нравственного обязательства. В этом случае постулировалось существование особой религиозной сферы, которая не конкурирует с областью науки. Такая попытка оправдать религиозную веру с помощью нравственного и религиозного опыта получила дальнейшее развитие в XIX веке и внесли свой вклад в становление протестантского либерализма.

Этику Канта следует рассматривать и как результат, и одновременно как исходный пункт его теоретической философии, так как именно проблема человека и его свободы явились побудительным мотивом всего философского творчества мыслителя. Замысел так называемой метафизики нравственности возник у Канта еще в 1760-е годы. Написав «Критику чистого разума», он вновь возвращается к этике, которой посвящены «Основы метафизики нравственности» (1785), «Критика практического разума», «Метафизика нравов» (1797).^[1]

В этике, как и в гносеологии, Кант занят поисками общезначимых, необходимых, вневременных, то есть независимых от смены общественных состояний, прогресса, законов человеческого существования, определяющих те или иные поступки людей. В роли главного такого закона Кант формулирует так называемый категорический императив или правило, определяющее форму морального поступка. При этом Кант стремился строго отделить сознание нравственного долга от всех чувств, эмпирических склонностей к выполнению этого закона: поступок будет нравственным, если он совершен исключительно из уважения к этому закону. Главным в этике для Канта было найти всеобщую форму нравственного поведения людей, исключающую саму возможность безнравственных поступков, зла и несправедливостей.^[2]

Кант отрицал традиционную церковную этику, которая исходит из того, что есть данные извне заповеди Бога (гетерономной этики). Он считал, что этика должна быть не гетерономной, а автономной, самостоятельной, чтобы осуществление этических норм не было стимулируемо жаждой награды. Укоряют христиан за то, что они стараются поступать хорошо не ради самой нормы, а ради того, чтобы приобрести спасение - эгоистический интерес. А надо бы, говорит Кант, осуществлять этические нормы не так, чтобы терпеть ближнего, а надо, чтобы человек осуществлял нормы ради самих норм, чтобы само нравственное поведение было наградой этому. Мысль об автономной этике замечательна - нравственность должна носить абсолютный характер, и нравственные нормы, носящие абсолютный характер, непременно нужно осуществлять их ради их самих, а не ради тех наград, которые иногда предполагаются. Значит, нравственность должна носить общий, абсолютный характер, и ничем не должна быть стимулирована.^[3]

Кант стремился обосновать невозможность философско-метафизического, соответственно – теоретического постижения Бога. Три "идеи разума", а именно идея мира как совокупности явлений, идея "Я" как основы единства всего моего опыта и идея Бога (как безусловного условия всех возможных предметов мышления) ничего не дают мета физическому познанию, несмотря на то, что априорно присущи человеческому разуму. Ведь, в соответствии со схемой Канта идеи разума не сочетаются с созерцанием, а без созерцания понятия пусты. Агностицизм Канта – в отношении теолого-догматического и философского богопознания – сочетается у него с попыткой морально-философской интерпретации религии.^[4]Что касается бессмертия души и бытия Божьего, то эти идеи составляют предмет разумной веры: веры – так как они не подлежать опыту, разумной – т. к. они с необходимостью утверждаются на требованиях разума»^[5].

В «Основаниях метафизики нравственности» Кант поставил вопрос о том, что побуждает нас утверждать: «Это хорошо» или «Это плохо». Чтобы ответить на этот вопрос, можно применить два метода: исходящий из моральных суждений и исходящий из практической возможности. Во-первых, все моральные суждения предполагают как необходимое и достаточное условие – наличие доброй воли, то есть добрую волю не того, кем она изъявляется, а единственно наличие внутреннего желания. Кантовская добрая воля – это желание действовать по обязанности, а не в соответствии с обязанностью. Во-вторых, обязанность – это не эмпирическая концепция (используется та же аргументация, что в отношении Вселенной и времени). Поскольку обязанность – это не факт, полученный в результате опыта, она не может быть познана интроспективно. Как наши суждения существования имеют условием чисто теоретический разум, так же наши суждения ценности имеют чисто практическое основание, которое выражается категорическим императивом. В-третьих, у всех здравомыслящих существ имеется свободная воля, обладающая возможностью творить законы. Она имеет, таким образом, отношение к суждениям ценности. В «Критике практического разума» Кант рассматривает третий пункт предыдущей аргументации. Исходя из понятия «свободная воля», называемого теперь чистым практическим разумом, он показывает, что единственным основанием свободной и доброй воли может быть только необходимый и общезначимый моральный закон практического разума – категорический императив, соблюдение которого ведет к реализации добродетели. Для этого необходимо принять постулаты практического разума, а именно веру в Бога и в бессмертие души. Иначе говоря, Кант для обоснования нравственности придал права гражданства понятием, которые были неприемлемы в «Критике чистого разума».^[6]

Категорический императив можно так же критиковать, как и теорию категорий, и кантовский взгляд на науку. Можно сказать, что Кант доказывает банальную мораль набожного христианина. Его апелляция к универсальности морального закона полностью соответствует этическим и этико-политическим моделям 19 века, государственному морализму.

Теоретический разум не может достигнуть своей цели. Обоснование его ограниченности приводит нас сначала к доказательству первенства нравственного над теоретическим, а затем к религии, которая, по Канту, есть познание всех обязанностей как Божественных заповедей или «неотъемлемых законов каждой свободной воли самой по себе.^[7]

Выведение Кантом нравственно значимой религии из морали оказывалось сведением первой ко второй. Вместе с тем Кант заявлял, что «мораль отнюдь не нуждается в религии», хотя и «неизбежно ведёт к религии».^[8]

Кант стремился доказать, что по содержанию религия практически ничем не отличается от морали, ибо она касается долга вообще. Религия отличается от морали лишь по форме, придавая моральному законодательству влияние на человеческую волю не прямо, а через идею Бога. При этом следует учесть, говорил Кант, что эта идея «Высшего Существа» создана «самим разумом».

Кант с большей старательностью расчищает место для хорошо обоснованной религиозной веры. Он критиковал аргументацию о наличии замысла, демонстрируя недостатки аналогических рассуждений. Кант указывал, что аргументация о замысле порождает важные вопросы. Она предполагает, что в качестве Первопричины космоса следует считать независимо существующего Бога. В своей «Критике чистого разума» (1781) Кант продемонстрировал, что обосновать существование такого Бога рациональным методом невозможно.

Кант отделил религию от теологии. К последней он отнес все реально существующие религии, в том числе и христианство, как «церковную веру». Напротив, «религия – это не совокупность определённых учений как Божественных откровений (такая совокупность называется богословием), а совокупность всех наших обязанностей вообще», на которые смотрят как на «веления божьи»^[9].

В сочинении «Метафизика нравов» Кант подчёркивал, что религия (в смысле – теологии или «церковной веры») находится за пределами философской этики и в ходе воспитания молодого поколения «очень важно не преподносить моральный катехизис, смешанный с религиозным... и тем более не допускать, чтобы он следовал за религиозным катехизисом...»^[10].

Главная причина сближения «религии разума» и морали состоит, на наш взгляд, в том, что Кант их рассматривает как то, что находится по ту сторону чувств, что касается морального долга, не сводимого к удовольствию, пользе и выгоде. При этом понятие «духа» он изгоняет в эстетическую сферу, полагая, что только в художественном материале духовный принцип может достичь своей реализации. Кант – решительный противник всякого авторитаризма, в основе которого лежит абсолютизация фактора воли, составляющей ядро всего духовного или сверхчувственного.^[11]

Истинная религия, по Канту, как и естественные науки, должна всячески сторониться духовного. Последнее соотносится с трансцендентным; в то время как религия разума опирается на понятие трансцендентального Я. Трансцендентное, т.е. то, что просто выходит за пределы всякого опыта и витает в безвоздушном пространстве фантастических образов, часто переходит в чудесное и сверхъестественное, допустимое в искусстве, но не в реальной жизни.

Кантовский подход к религии органическим образом связан с принципом априоризма. «Концепция априоризма, – пишет К.Н. Любутин, – поскольку она расширяет мышление за пределы опыта, приводит к превращению трансцендентальных идей в трансцендентные идеи, направленные на потустороннее»^[12].

Однако в действительности априоризм Канта в известном смысле противоречит устремлениям теологов. Уж очень тесно он связан с наукой и направлен против мистики и обскурантизма. Ведь при прочтении «Критики чистого разума» бросается в глаза, что Кант обращается для доказательства существования априорных понятий к научному опыту, а не к теологическим дефинициям. Хотя, казалось бы, для обоснования априорного характера знаний религиозные догмы – наиболее подходящий материал^[13].

Учитывая тот главный момент, что классическая философия религии сторонится как представления о «святости религии», так и её формально-логического отрицания, можно высказать ту мысль, что Кант разрабатывал своеобразную философско-религиозную концепцию, весьма далёкую от ортодоксии.^[14]