История создания службы Великой Пятницы

Перед рассмотрением богослужения Великого Пятка с догматической точки зрения важно узнать историю его появления: когда и в связи с чем оно появилось, кем и в течение какого времени оно создавалось. Исследование этого вопроса показывает, что из всех богослужебных чинопоследований Постной Триоди самыми древними являются службы Великого Пятка и Великой Субботы. Прежде чем кратко изложить историю создания рассматриваемого нами богослужения (Великой Пятницы), нужно указать на то, что послужило причиной к его появлению.

Проводить время в посте и молитве накануне Праздника Пасхи – древнейший обычай, имеющий начало от Святых Апостолов. Он, в свою очередь, идет от заповеди Самого Христа Апостолам - поститься в те дни, “когда отнимется у них Жених” (Мф. 9, 15). О том, что пасхальный пост соблюдали все христиане первых веков, видно из древних церковно-исторических свидетельств. Например, об этом можно узнать из истории пасхальных споров (II в.). Евсевий Кесарийский в своей “Церковной истории” приводит текст письма св. Иринея Лионского к предстоятелю Римской Церкви, папе Виктору, находившемуся тогда в разногласии с Асийскими и сопредельными с ними Церквями по вопросу о времени празднования Пасхи. В этом письме говорится и о посте, предшествующем Празднику Светлого Христова Воскресения: “Спор идет не только о дне, но и о том, какой пост соблюдать. Одни думают, что следует поститься один день, другие – что два, а некоторые еще больше; иные отсчитывают для поста сорок дневных и ночных часов. Вся эта пестрота в соблюдении поста возникла не при нас, а гораздо раньше, у прадедов наших, а они, не беспокоясь, конечно, о точности, передали потомкам свой обычай, укрепившийся в их простой, непритязательной жизни”[1].

Имеется также свидетельство о соблюдении пасхального поста у Тертуллиана (нач. III в.). Он пишет, что современные ему православные (это произведение было написано уже в монтанистский период его жизни) считали “назначенными Евангелием для поста лишь те дни, в которые отнят был Жених, и признавали их единственно обязательными для христиан постом, после того как отменены были ветхие, законные и пророческие, установления» (“О посте”, гл.2). Далее видно, что указанными днями считались пятница и суббота: “посвящаем среду и пятницу каждой недели воздержанию от пищи до вечера, а пасхальную пятницу (parasceven) - посту. Вы иногда воздерживаетесь от пищи даже в субботу, в которую следует поститься лишь на Пасхе” (“О посте”, гл.14.)[2].

В конце III в. на Востоке сложилась традиция проводить пасхальный пост целую неделю. В “Дидаскалии” (вторая пол. III в., Сирия, Палестина) говорится: “... на Пасхе поститесь от 10-го дня, от понедельника и до пятка употребляйте один лишь хлеб, соль и воду в девятом часу, пятницу же и субботу поститесь целиком, не вкушая ничего”[3].

Благочестивый обычай христиан проводить благоговейно, в посте и молитве, дни страданий Христовых восходит к древнейшему апостольскому преданию соблюдать пост в среду и пятницу круглый год (см., например, “Учение 12-ти Апостолов”, гл. VIII). [Апостольские Постановления, VII, 23: пост в среду – в память предания Христа и суда над Ним, в пятницу – в воспоминание Его смерти]. Нетрудно было особенным образом посвятить последнюю неделю до Пасхи соответствующим дням евангельской истории. Выработать календарь страстной седмицы было легко, так как у Евангелистов имеется ясное распределение по дням последних событий земной жизни Спасителя.

Вот что и послужило причиной к появлению особых богослужебных чинопоследований в указанные дни. Формирование богослужений Страстной седмицы и Великой Пятницы, в частности, продолжалось в течение многих веков; об этом свидетельствует исследование истории богослужебных книг.

Одну из основных частей содержания Постной Триоди составляют специально подобранные чтения из Священного Писания – паремии. Но в Триоди паремии вносятся лишь с XII века, до этого времени они обычно помещаются в особых книгах – паремейниках (то есть сборниках паремий на круглый год). Основу древнего богослужения всегда составляло Священное Писание (как правило, брались прообразовательные тексты из Книг Ветхого Завета, например, из Псалтири, или пророческих Книг, которые соотносились с празднуемым новозаветным событием). Затем стали создаваться и развиваться новые литургические тексты. С паремиями связаны древнейшие в Триоди песнопения, так называемые тропари пророчеств.

Исследователи древних рукописей паремийников приходят к выводу, что трудно и, может быть, даже невозможно ответить на вопрос о том, где и когда была выработана система триодных паремий[4]. Но известно, что самые древние части системы триодных паремий – это паремии страстной седмицы и, в частности, Великих Пятницы и Субботы[5].

С точностью известно, что паремии Великой Пятницы и вся служба этого дня иерусалимского происхождения. Например, Константинопольская Церковь не знала особого богослужения в этот день; вместо него служилось обычное великопостное последование 3-его и 6-ого часа с паремией из Книги пророка Захарии 11,10-13. Вероятно, что подбор паремий на часах и сама служба Великой Пятницы очень древнего происхождения. Сохранилось описание посещения Иерусалима в четвертом веке Сильвии Аквитанки. Из него видно, что в Иерусалимской Церкви уже существовал цикл памятей Страстной Седмицы (тогда как в других Церквях он еще не был установлен). Описывая богослужение Великой Пятницы, она говорит, что на нем бывают только одни чтения: “Сначала произносится какой-либо псалом из тех, в которых говорится о Страданиях (Христовых), затем бывают чтения из Апостола, относящиеся к Страстям, равно как читаются места из Евангелия, повествующие о страданиях; читаются также пророчества о страданиях Господа”[6].

По мнению исследователей-литургистов завершение формулирования системы триодных паремий (великопостных чтений) пришлось к середине VII в. и относилось к Константинополю[7]. Следовательно, эта система создавалась и утверждалась с конца IV в. до VII в.

Историческое исследование и разбор чтений из Священного Писания, вошедших в состав чинопоследования Страстной седмицы и службы Великого Пятка, в частности, имеет важное значение для раскрытия догматического содержания рассматриваемого нами богослужения; потому что догматика основана на Божественном Откровении, которое выражено в Священном Писании. Как говорилось выше, основу древнего богослужения составляло Священное Писание; затем оно украшалось гимнотворчеством. Литургические тексты – это выражение вероучительных истин, особый способ выражения догматики, прозрение в глубину Откровения духоносных Отцов Церкви. Все они (эти литургические, богослужебные тексты) основаны на Священном Писании; следовательно, чтобы понять их место и значение в чинопоследовании богослужения, нужно хорошо уяснить для себя место и значение их первоосновы - текстов из Священного Писания в составе богослужения.

Для чтения в Святую Четыредесятницу и Страстную седмицу назначены были книги: Бытие, Исход, Притчи и книга Иова. “Исход взят был для Страстной седмицы, несомненно, ввиду того, что личность Моисея, событие Исхода евреев из Египта и установление ветхозаветной пасхи суть прообразы Христа, совершенного Им спасения и новозаветной Пасхи”[8]. В книге Бытия описывается грехопадение, потоп и другие события истории человечества, чтение о которых наиболее соответствует покаянному характеру Великого Поста.

Паремии из книги Бытия, читаемые на протяжении всей Четыредесятницы, тесно связаны с предназначенными для чтения на Страстной седмице паремиями из Исхода: они показывают историю ветхозаветного домостроительства, представленную в важнейших моментах, начиная от сотворения мира и человека и кончая исходом евреев из Египта. “Весь этот ряд чтений являлся для христианина назидательным, прежде всего, по своей исторической стороне, потому что он говорил ему об основных причинах спасения человечества и главнейших моментах первоначальной истории данного спасения. Но кроме этого упоминаемые в паремиях факты и лица для христианина были не только историей, но также и прообразами новозаветных лиц и событий. Таким образом, к исторической назидательности здесь еще присоединялась назидательность символическая. В свою очередь, и та и другая, конечно, усиливались еще и тем обстоятельством, что назидание делалось во дни приготовительные к Пасхе, Празднику в память главнейших событий человеческого спасения”[9].

Чтения из книги Иова имеют прообразовательное значение, так как сам Иов явился прообразом страждущего Христа.

Особое значение среди чтений Великой Пятницы имеют паремии из Книги пророка Исайи, которого называют ветхозаветным Евангелистом, с точностью описавшим страдания Христа, как будто он стоял при самом Кресте. Предмет отдельного исследования может составить анализ паремий из пророка Исайи (особенно 53-й главы) со структурой (чинопоследованием) службы Великой Пятницы (как образа исполнения и совершения данных пророчеств).

История и обзор литургических текстов (песнопений) Постной Триоди и Великой Пятницы.

В Постной Триоди более 500 песнопений, различных по форме, объему и наименованиям. Самое раннее датируется пятым веком, а самое позднее - четырнадцатым. История образования песнопений Постной Триоди приходится “на второй, византийский, период греческой церковной поэзии, из первого, древне-христианского периода в ее состав не вошло ни одного произведения”[10].

Значительное количество древнейших песнопений, дошедших до нас в составе Постной Триоди, находится среди антифонов “Последования святых и спасительных страстей Господа нашего Иисуса Христа” (то есть в службе Великой Пятницы). Во многих древних богослужебных сборниках – стихирарях (афинском, есфигменском, ватопедском, иверском) авторство этих антифонов, а также тропарей часов Великого Пятка приписывается святителю Софронию, патриарху Иерусалимскому (634-644). В житии преподобных Иоанна Дамаскина и Косьмы Маюмского, принадлежащем Иерусалимскому патриарху Иоанну Меркурополу (1156-1178), святитель Софроний называется автором трипеснца Великого Пятка. В одной славянской Цветной Триоди XIV в. авторство “Последования святых страстей” приписывается более древнему Иерусалимскому епископу – святителю Кириллу. Выше было сказано об описании особенностей службы Великой Пятницы Сильвией Аквитанкой (IV в.), следовательно, чинопоследования утрени и часов (“Последование св. страстей”) могли существовать задолго до свт. Софрония; но что в них принадлежит именно ему - точно сказать нельзя.

В Иерусалимской Церкви древнее богослужение Великой Пятницы соответствовало событиям той самой Пятницы в жизни Спасителя. Это было всенощное бдение, которое начиналось в храме на Елеонской горе, построенном над пещерой, где, по преданию, прошла прощальная беседа Христа с учениками. Там читался отрывок из Евангелия, повествующий об этой беседе. Затем переходили к другим местам: к Гефсиманскому саду, на место отречения Петра (где находились дворцы первосвященников); заканчивалось бдение у Голгофы. Везде читались соответствующие месту и времени евангельские зачала, которые соспровождались пением Псалмов, гимнов и антифонов, чтением молитв. Это богослужение формировалось несколько столетий. Окончательный вид, который соответствует нынешнему, оно приобрело в двенадцатом веке. Это чинопоследование восточного происхождения; песнопения его принадлежат многим известным гимнотворцам, жившим в разное время. Например, преподобному Андрею Критскому принадлежит стихира Великого Пятка «Плещи Моя дах на раны...». Преподобный Иоанн Дамаскин (+ до 787 г.) является автором стихиры: «Уже омокается трость изречения...». Преп. Косьма, епископ Маюмский (с 743 г.), написал трипеснец утрени Великой Пятницы. Преподобным Феодором Студитом (+826 г.) написан самогласен Великого Пятка –«Страшное и преславное Таинство днесь действуемо зрится...». Другой самогласен этой же службы «Совлекоша с Мене ризы Моя...» приписывают гимнотворцу того же времени Георгию Папию. Две стихиры : «Днесь зрящи Тя Непорочная Дева на Кресте...» и «На древе видящи висима, Христе...» принадлежат византийскому императору Льву VI Мудрому (IX в.). Автором целого ряда стихир Великого Пятка и Субботы является известный иерусалимский песнописец IX в. св. Феофан Начертанный («Вся тварь изменяшеся страхом...», «Людие злочестивии беззаконнии...», «О како беззаконное сонмище...», «Господи, восходящу Ти на Крест...», «Тебе, одеющагося светом яко ризою...» и др.). Из его стихир видно, что многие церковные песнопения переделывались из творений Святых Отцов, иногда прямо брались отдельные отрывки из разных святоотеческих слов, бесед в качестве самостоятельных и законченных богослужебных текстов*.

Песнописцу X в. св. Симеону Логофету (Метафрасту) принадлежит канон «О Распятии Господни, и на Плач Пресвятыя Богородицы», помещенный на повечерии Великого Пятка.

В Церкви нет ничего бесполезного, ненужного. Не могли беспричинно возникнуть особого рода богослужения, совершаемые в дни воспоминания спасительных Страданий Господа нашего Иисуса Христа. Среди прочих дней года именно эти имеют самое важное и главное значение, поэтому к ним с первых дней жизни христианской Церкви обращено сугубое внимание. Оно было с того же времени отмечено составлением специальных богослужебных чинопоследований.

Некоторые считали и считают, что догматы в жизни христиан имеют второстепенное значение или вовсе его не имеют (как думают представители адогматизма). По их мнению, в христианстве главное - нравственное учение, а догматы - что-то темное, непонятное, не поддающееся доказательству, объяснению, чуждое жизненного значения, отношения к нравственно-практической деятельности человека.[11] Но такой взгляд противоречит всему жизненному опыту Церкви. Доказательства тому можно почерпнуть из церковной истории, у Святых Отцов. “Нас укрепляют догматы благочестия”, - говорит святитель Василий Великий[12]. И, действительно, как мы можем правильно устраивать свою жизнь, не имея правильных представлений о Боге, о человеке; непонятен будет и смысл самих заповедей, если они не рассматриваются (осознаются) в свете догматического учения о спасении человека. Формальное же их исполнение приведет к фарисейскому, бесплодному и греховному образу жизни, осужденному Господом в Евангелии (Мф. 23, 1-3). “Ценить в христианстве одну только нравственную сторону, удивляться ее чистоте и возвышенности и признавать лишь ее благотворность значит то же, что принимать во внимание в часах один циферблат, правильное распределение на нем цифр и полезное движение стрелок и забывать начало, движущее в часовом механизме, то есть пружину, без которой все в нем не значит ничего”[13]. Поэтому богослужение ни в коем случае нельзя сводить лишь к высокой поэзии, благочестивому выражению чувств к чему-то. Основанием для нравственности, морали, благочестия, религиозных чувств служат догматы. Следовательно, богослужение обретает смысл и силу, если оно является выражением веры Церкви, того, что она исповедует существенно важным для нас в жизни, деле спасения. Этим объясняется и особое благоговейное внимание к дням страдания Спасителя (что выражено в богослужении), потому что догмат Искупления является центральным в домостроительстве нашего спасения и так как “всем нравственным требованиям нашей веры дает силу и жизнь именно догмат об Искуплении, без которого они не могли бы привиться и укорениться в человеческом сердце, ни произрастить столь богатых и разнообразных плодов, какие находим в истории христианских народов”[14].

Догматическое содержание богослужения Великой Пятницы

Богослужение можно назвать путем к достижению понимания Божественного Откровения и средством, указывающим человеку на то, что он должен делать, чтобы стать причастником жизни вечной, дарованной в Искуплении.

Теперь остается попытаться показать, как изменяющее нас “спасение, соделанное посреде земли” (тропарь 6-ого часа), догматически выражено Церковью посредством богослужения Великой Пятницы.

Как иконы называют богословием в красках, так и богослужение можно назвать богословием в гимнах, благоговейных песнопениях. Как стоя перед Распятием в душе возникают разные чувства, переживания, даруемые Господом молящемуся и ищущему покаяния и очищения, так и через церковные молитвословия, песнопения Господь оживляет душу, сподобляет уразумевать, насколько это возможно человеку, тайну нашего спасения. Одни и те же церковные молитвы (стихиры, тропари и проч.) могут всякий раз производить разные чувства в душе у человека и казаться всегда новыми, так как невозможно уразуметь до конца и проникнуть в дела Божии. Поэтому невозможно сполна передать глубину и красоту догматического содержания службы Великой Пятницы. Это можно сравнить с ежедневным чтением Евангелия (что является необходимой обязанностью каждого христианина), которое всегда и одно и то же, и новое, каждый раз могущее открыть человеку то, чего он не знал прежде. Здесь можно усмотреть интересное явление (парадокс): ведь слова-то остаются одни и те же, а их понимание не остается статичным. В отношении богослужения это означает то, что оно является выражением Откровения, чем подтверждается обозначенный во Введении его статус (как) источника церковного вероучения.

Разбирая и исследуя тексты песнопений службы Великого Пятка с целью извлечения догматического учения, во-первых, (наверное), нужно найти в них указание на причину того, для чего совершаются страдания Христа, что возвело Его на Крест. Этому могут послужить следующие тропари и стихиры: “Яко овча на заколение веден был еси, Христе Царю, и яко агнец незлобивый пригвоздился еси Кресту, от беззаконных мужей, грех ради наших, Человеколюбче” (2-ой тропарь (стихира) 1-ого часа); “... вся пострадати изволи, спасти ны хотя от беззаконий наших Своею Кровию, яко Человеколюбец” (Антифон 13, стихира 2-я). Подобных текстов можно привести больше, но смысл их уяснить можно и из двух вышеприведенных: Господь по Своей неизреченной любви к людям хочет их спасти и спасает от грехов и беззаконий, в которые они впали, уклонившись от исполнения воли Божией. Здесь открываются сразу несколько догматических тем: страдание и крестная смерть за всех людей есть изволение Божие, объясняемое Его беспредельной любовью к роду человеческому (см. также канон на повечерии, песнь 9-я, тропарь 3-ий: “...тварь бо Мою хотя спасти, изволих умрети ...”); люди нуждались в Искупителе, потому что своими силами никогда бы не смогли победить греха и его последствий, живущих в них; никто другой, кроме Самого Бога, не смог бы преподать спасительного врачевства падшему человечеству (см. также тропарь 1-го часа: “... ниже бо ангел, ниже человек, но Сам, Господи, спасл еси нас...”).

“Бог Слово, видя, как душепагубный грех поедает в смертном теле все, что Он вложил в него из небесной доли, и как хитрый змей господствует над людьми, для восстановления Своего достояния не другим помощникам предоставил исцелять болезнь, потому что слабое лечение недостаточно при великих страданиях, но истощил ту славу, какую имел Сам Он - Небесный и неизменный Образ Небесного. ... Для этого воссоздания пришел в человеческое естество Бог, чтобы, преодолев и победив убийцу смертью, за вкушение (запретного плода) приняв желчь, за невоздержание рук - гвозди, за древо - Крест, за землю - возношением на Крест возвести Адама к жизни и славе”[15].

Прот. Петр Гнедич в своей работе, посвященной исследованию догмата Искупления, пишет, что “в святоотеческом богословии истина Искупления изъясняется из учения о Божией любви и человеческой свободе”[16].

“По любви к твари Сына Своего предал Он на крестную смерть. “Тако бо возлюби Бог мир, яко и Сына Своего Единородного дал есть за него на смерть” (Ин. 3,16) не потому, что не мог искупить нас иным образом, но Он научил нас тем преизобилующей любви Своей; и смертию Единородного Своего Сына приблизил нас к Себе. А если бы у Него было что более драгоценное, и то дал бы нам, чтобы сим приобрести Себе род наш. И по великой любви Своей не благоволил стеснить свободу нашу, хотя и силен Он сделать это, но благоволил, чтобы любовью собственного нашего сердца приблизились мы к Нему”[17]. Об этом также говорит святитель Иоанн Златоуст: «И то было уже весьма сильным доказательством любви, что Христос умер за нас, нимало того не заслуживших... спасает нас не иной кто, а Тот, Кто нас, бывших еще грешниками, возлюбил до того, что Сам Себя предал за нас. То, что надлежало спастися смертью Владыки, не могло иначе совершиться, как по безмерной любви»[18]. У святителя Филарета читаем: «Любовь Отца – распинающая. Любовь Сына – распинаемая. Любовь Духа – торжествующая силой крестной. Тако возлюби Бог мир! (Ин. 3:16)».[19]

Для понимания тайны нашего спасения, Искупления, необходимо знать правильное учение о человеке. Важно всегда помнить о единстве человеческого рода; учение об этом единстве “никогда не отвергалось в православном богословии”[20]. Этим единством объясняется причастность ко греху всех людей в лице Адама. “Поелику в состоянии невинности все люди были в Адаме, то как скоро он согрешил, согрешили в нем и все, и стали в состояние греховное»[21]. “Сам Адам - это есть весь род человеческий”, “все разорили завет Божий в том одном человеке, в котором все согрешили”[22]. “Чрез преступное вкушение пал целый Адам. Все мы, участвовавшие в том же Адаме, и змием обольщены, и грехом умерщвлены, и спасены Адамом небесным”[23]. Об этом же свидетельствуют и богослужебные тексты Великого Пятка. В одних говорится, что страстям подвержены все люди, за которых пострадал Господь (“... Пострадавый за ны, и от страстей свободивый нас, снизшедый к нам человеколюбием, и вознесый нас, Всесильне Спасе...”, - 2-я хвалитная стихира), в других - через слова, произносимые от лица каждого человека, выражена та же мысль о причастности всех греху : “Распялся еси мене ради, да мне источиши оставление...” (5-й тропарь на “Блаженнах”). Святитель Василий Великий пишет: «Главное в спасительном домостроительстве во плоти – привести человеческое естество в единение с самим собою и со Спасителем и, истребив лукавое рассечение, восстановить первобытное единство, подобно тому как наилучший врач целительными средствами вновь связывает тело, расторгнутое на многие части»[24]. То, что в Адаме мы все согрешили, а во Христе разрешились, освободились от грехов, видно и из других песнопений, например: “Рукописание наше на Кресте растерзал еси, Господи...” (7-й тропарь на “Блаженнах”). Подтверждение тому находим и у Святых Отцов. “Поскольку род человеческий обложен был тяжким долгом греховным и никак не мог уплатить этого долга, потому что весь род человеческий в лице Адама подписал греховное рукописание, то диавол содержал нас рабами - наша многострастная плоть служила для него как бы распиской... И необходимо было одно из двух: или всех подвергнуть смерти, в силу произнесенного над грешниками приговора, поскольку все согрешили, или в вознаграждение за вину представить такую плату, которая вполне соответствовала бы цене всеобщего долга. Но человек, подлежа долгу греха, никак не мог искупить род человеческий, потому что не мог доставить столь великой цены искупления. Итак, Самому Богу, единому безгрешному, надлежало умереть за грешников, другого вознаграждения не было”[25].

Человек “бесконечно оскорбил грехом своего бесконечно Благого, но и беспредельно Великого, беспредельно Правосудного Создателя и через то подвергся вечному проклятию (Быт. 3, 17-19)”, - читаем у митрополита Макария (Булгакова)[26]. Христос Своей умилостивительной Жертвой освобождает нас от этого проклятия, примиряет с Богом. “Искупил ны еси от клятвы законныя, честною Твоею кровию, на Кресте пригвоздився, и копием прободся, безсмертие источил еси человеком, Спасе наш, слава Тебе” (седален по 15-ом антифоне; тропарь в конце утрени; см. также 3-ю стихиру 9-ого антифона (Богородичен): “... от клятвы человеки Тобою Свобождшаго”). Этот глубокий по догматическому содержанию тропарь Великого Пятка является ярким выражением новозаветного учения об Искуплении; напр., ср.: “Если кровь тельцов и козлов и пепел телицы через окропление освящает оскверненных, дабы чисто было тело, то кольми паче Кровь Христа, Который Духом Святым принес Себя непорочного Богу, очистит совесть нашу от мертвых дел, для служения Богу Живому и истинному!” (Евр. 9, 13-14); “Он есть Ходатай Нового Завета, чтобы вследствие смерти Его, бывшей для искупления от преступлений, сделанных в первом завете, призванные к вечному наследию получили обетованное (Евр. 9, 15); “... мы имеем искупление Кровию Его, прощение грехов, по богатству благодати Его» (Еф. 1, 7). Также и у Святых Отцов читаем: “Господь был повешен на Кресте и делается клятвою, чтобы разрешить проклятие Адамово”[27];

“Иисус Христос ... в Своем теле принес Самого Себя в Жертву Отцу за род человеческий; Сам Господь наш Иисус Христос расростертыми и пригвожденными на Кресте руками собирает расточенное (рассеянное) и заблудшее человечество: «Спасение соделал еси посреде земли, Христе Боже, на Кресте пречистеи руце Твои простерл еси, собирая вся языки зовущия: Господи, слава Тебе» (тропарь 6-ого часа). Об этом же говорит святиетель Григорий Богослов: «Распростерши Святое Тело соответственно концам мира, ото всех концов собрал Он человеческий род, соединил воедино человека и заключил в лоне Великого Божества, Агнчей Кровью очистив всю нечистоту и отъяв скверну, которая смертным преграждала путь от земли к небу» (34). «Вознесенный от земли Крестом, Он простирает его на землю, и вся привлекает к Себе на небо (Ин. 12:32)»[28].

Митрополит Макарий пишет, что человек “заразил грехом все свое существо, созданное добрым - помрачил свой разум, извратил волю, исказил в себе образ Божий; произвел грехом гибельные для себя последствия в собственной природе и в природе внешней”[29]. В богослужении Великой Пятницы раскрывается, как Христос особыми действиями избавил нас от греха, исцелил от его последствий, освободил от страстей, тления и смерти, уврачевал нашу волю, (соединив ее со Своей), воссоздал образ Божий в нас. 2-я стихира на хвалитех: “Кийждо уд Святыя Твоея плоти, безчестие нас ради претерпе: терние, глава: лице, оплевания: челюсти, заушения: ушеса, хуления злочестивыя: плещи, биения, и рука, трость. Всего телесе протяжения на кресте: членове, гвоздия: и ребра, копие. Пострадавый за ны, и от страстей свободивый нас, снизшедый к нам человеколюбием, и вознесый Всесильне Спасе, помилуй нас”. Объяснение этих спасительных страданий Господа нашего Иисуса Христа можно также найти в составе службы Великой Пятницы. Например, в синаксаре по 5-й песни трипеснца преподобного Косьмы Маюмского действия Христовы противопоставляются тому, что было совершено Адамом, антитетически показан образ нашего воссоздания. Говорится, что Господь был распят в шестой день седмицы (пяток), потому что и в шестой день был создан в начале человек; в шестой же час дня был повешен на кресте, потому что (“якоже глаголют”) и Адам простер руку*, коснулся запретного древа и умер в тот же час: “подобаше бо воньже час сокрушену, в той паки возсоздатися”. Аналогичное противопоставление действий Нового Адама - Христа действиям Адама ветхого находим и у преподобного Ефрема Сирина: “В месяц Низан Господь наш уплатил долги ветхого Адама; в месяц Низан за пот Адамов проливал Он пот, за древо Адамово воспринял Крест Свой, за день шестой в шестой же день Своим захождением возвратил разбойнику рай. Вероятно, и месяц падения Адамова был Низан. Как день смерти Господней соответствует дню падения Адамова, так прилично, чтобы и месяцы соответствовали друг другу”[30]. Далее в синаксаре более подробно описана типология указанных событий: “В вертограде же, яко и Адам в раи. Горькое питие: вкушение образоваше. Заушение: нашу свободу являше. Оплевание, и безчестное обвождение: еже о нас честь. Терновый венец: клятвы яже на нас отгнание. Багряная одежда: за кожаные ризы, и за еже на нас царскую утварь. Гвоздие: всеконечное нашего греха недвижение. Крест: древо еже в раи. Пронзенная ребра: Адамово образоваху ребро, от негоже Ева, от неяже преступление. Копие: пламенное оружие мне отвращает. Из ребр вода: образ крещения. Кровь и трость: имиже нам червлеными писмены яко Царь, древнее отечество дарова и подписа”. Далее есть интересное указание на то, что Адам был крещен кровью Христа: “Глаголется убо Адамове главе тамо лежати, идеже и Христос Глава всех распятся: крестися убо Христовою кровию истекшею”.

Объяснение спасительного врачевания падшего человека Божественными домостроительными действиями находим и у Святых Отцов. Так, святитель Григорий Богослов пишет, что “за каждый наш долг воздано особо Тем, Кто превыше нас; и открылось новое таинство - человеколюбивое Божие смотрение о падшем через непослушание. Для сего - рождение и Дева, для сего - ясли и Вифлеем; рождение вместо создания, Дева вместо жены, Вифлеем вместо Эдема, ясли вместо рая, малое и видимое вместо великого и сокровенного... Для сего – древо за древо, и руки за руку; руки, мужественно распростертые, за руку, невоздержно простертую; руки пригвожденные - за руку своевольную, руки совокупляющие во едино концы мира - за руку, извергшую Адама. Для сего - вознесение на крест за падение, желчь за вкушение, терновый венец за худое владычество, смерть за смерть, тьма для света, погребение за возвращение в землю, воскресение для воскресения. Все сие было для нас Божиим некоторым детоводительством и врачеванием нашей немощи, возвращающим ветхого Адама туда, откуда он ниспал, и приводящим к древу жизни, от которого удалил нас плод древа познания, безвременно и неблагоразумно вкушенный”[31].

В том, что такое понимание страданий Спасителя является правильным и истинным, что каждое действие Господа (или принятие, терпение каких-либо действий со стороны) имеет важное и спасительное для нас значение, мы также находим подтверждение в богослужении Великой Пятницы. Например, одна стихира, содержание которой свидетельствует об этом, написана в виде речи (слов) Самого Христа: “Плещи Моя дах на раны, лица же Моего не отвратих от заплеваний, судищу Пилатову предстах, и крест претерпех за спасение мира” (Хвалитная стихира на “И ныне”). Цитировать, приводить прямую речь Христа мы можем только по Евангелию, но образ выражения мысли вышеприведенной стихиры нисколько нельзя назвать дерзким или несправедливым, потому что содержание ее не противоречит Божественному Откровению. Наоборот, подобного рода (типа) песнопения могут только служить доказательством высокого авторитета богослужебных текстов.

О важности для уяснения догматического учения о спасении в сопоставительном образе изложения литургических текстов искупительных действий Христа с их благодатными последствиями для всего человечества пишет профессор Московской Духовной Академии епископ Вениамин (Милов) в труде “Чтения по литургическому богословию”: “Литургическое богословие дает замечательно оригинальное сопоставление моментов Крестной Жертвы Христовой со всеми следствиями их для спасения людей. Здесь мы находим интереснейшие параллели и соотношения актов крестного страдания Господа с последующей участью спасаемого Им человечества. Крестной Жертвой Христовой верующие во Христа спасаются от греха, осуждения на смерть или клятвы Адамовой и от смерти душевной и телесной. Сын Божий Богочеловек в Духе Отчем соединяет существо каждого верующего с Божественной силой и тем спасает его от принудительной силы греха, страха смерти и осуждения и от рабства диаволу... Мысли литургического богословия о Спасителе и спасении не только истолковывают Библию и даже авторитетный, богодухновенный опыт ее понимания, но вместе сообщают ряд прозрений в тайны горнего мира”[32].

В богослужении Великой Пятницы часто повторяется мысль о Христе Спасителе как истинном Боге, так и истинном человеке. И, действительно, необходимо знать и всегда помнить об этом, потому что (как пишет прот. Г. Флоровский в статье “О смерти крестной”) “в восприятии человеческого естества в непреложное общение божественной жизни древние отцы видели смысл спасения, смысл искупительного дела Христова ...”То спасается, что соединяется с Богом”, - говорил свт. Григорий Богослов»[33]. “Сын Божий стал Сыном человеческим, чтобы и человек стал сыном Божиим”[34]. Посмотрим, как этот догмат о Христе как о Богочеловеке выражен литургически в службе Великой Пятницы. “Днесь глаголаше Зиждитель небесе и земли Своим учеником: приближися час, и приспе Иуда предаяй Мене, да никтоже отвержется Мене, видя Мя на кресте посреде двою разбойнику: стражду бо яко человек, и спасу яко Человеколюбец, в Мя верующия” (5-й антифон, 2-я стихира). Христос терпит мучения от беззаконников, но: “можах вящше, нежели дванадесяте легеонов представити ангелов” (7-й антифон, 1-я стихира). “Живый еси Боже Ты, и умерщвленный на древе: О Мертвече нагий, и Бога Живаго Слове!” (Синаксарь, стихи на Распятие). “Распеншуся Тебе, Христе, погибе мучительство, попрана бысть сила вражия: ниже бо ангел, ниже человек, но Сам Господи спасл еси нас, слава Тебе” (Тропарь 1-го часа).

В тропаре 9-го часа о Божестве Христа говорится через исповедание благоразумного разбойника: “Видя разбойник Начальника жизни на кресте висяща, глаголаше : аще не бы Бог был воплощься, Иже с нами распныйся, не бы солнце лучи [своя] потаило, ниже земля трепещущи тряслася. Но вся Терпяй, помяни мя, Господи, во Царствии Твоем”. Христос - Бог Слово - “Иже от Бога Бога Слова, и Избавитель душ наших” (антифон 8-й, стихира 1-я), Тот, Который “одевается светом яко ризою” - “наг на суде стояше, и в ланиту ударение прият от рук, ихже созда” (антифон 10-й, ст. 1-я). Христос есть Бог Вездесущий - Он стоял среди совещавшихся предать Его: “Тече глаголя Иуда беззаконным книжником: что мне хощете дати, и аз вам предам Его? Среди же совещавающих Сам стоял еси невидимо Совещаваемый: Сердцеведче, пощади души наша” (2-й антифон, 1-я стихира). Христос есть Бог Всеведущий - предсказывает ученикам о Своей скорой кончине, предательстве Иуды, бегстве самих учеников, но также и утешает о том, что соберет их для проповеди Евангелия: “Днесь глаголаше Зиждитель небесе и земли Своим учеником: приближися час, и приспе Иуда предаяй Мене ...” (5-й антифон, 2-я стихира); “Зрите, рекл еси, друзи, не бойтеся: ныне бо приближися час, яту Ми быти, и убиену рукама беззаконных: вси же расточитеся, Мене оставивше, ихже соберу проповедати Мя Человеколюбца” (Трипеснец прп. Космы Маюмского утрени Великой Пятницы, песнь 5-я, тропарь 2-й). Христос предрекает отвержение и обращение Петра: “Плоть убо сый, не хвалися, трижды бо отвержешися Мене ... Горце прослезив, обрящеши Мя обаче Милостива: Егоже вся тварь благословит, славящи во веки” (Трипеснец утрени, Песнь 8-я, тропари 3-й и 4-й). Христос есть Бог Всемогущий - “от пяти хлеб насытивший множества”, “манною насытивший человека” (антифон 6-й, стихира 1-я). “Сия глаголет Господь иудеом: людие Мои, что сотворих вам? Или чим вам стужих? Слепцы ваша просветих, прокаженныя очистих, мужа суща на одре возставих...” (12-й антифон, 1-я стихира). Христос “властию своею воскресе... Той бо есть, Иже в мори Спасый, и в пустыне Питавый. Той есть Живот, и Свет и Мир мирови” (12-й антифон, 3-я стихира). О Христе - Творце всего мира, Царе ангелов, Искупителе, Страждущем за нас по человечеству высокопоэтично говорится в 1-й стихире 15-го антифона: “Днесь висит на древе, Иже на водах землю Повесивый: венцем от терния облачается, Иже ангелов Царь: в ложную багряницу облачается, Одеваяй небо облаки: заушение прият, Иже во Иордане свободивый Адама: гвоздьми пригвоздися Жених Церковный: копием прободеся Сын Девы...” О Христе - Богочеловеке ярко и выразительно говорится в вечерней стихире на “Господи, воззвах”: “Страшное и преславное Таинство днесь действуемо зрится: Неосязаемый удержавается, Разрешаяй Адама от клятвы: Испытуяй сердца и утробы, неправедно испытуется: в темнице затворяется, Иже бездну Затворивый: Пилату предстоит, Емуже трепетом предстоят небесные силы: заушается рукою создания Создатель: на древе осуждается Судяй живым и мертвым: во гробе заключается разоритель ада. Иже вся терпяй милосердно, и всех спасый от клятвы, незлобиве Господи, слава Тебе” (стихира на “Господи, воззвах”, стихира 7-я на “И ныне”).

   О человечестве Христа помимо вышеприведенных песнопений говорится еще и в следующих: “Слово законопреступное возложиша на Мя, Господи, Господи, не остави Мене” (1-й антифон, 2-я стихира). “Он перед казнью на Голгофе в Гефсимании молится Отцу о добровольной чаше спасительных страданий как бы о невольной, показав этим предельное истощание Божества и ужас человека перед смертью”[35]. Об этом же говорится и в стихе Великого прокимна: “Боже, Боже Мой, вонми Ми, вскую оставил Мя еси” (он взят из Пс. 21,2).

   Преподобный Иоанн Дамаскин в “Точном изложении православной веры” пишет: “Наименование боязни имеет двоякий смысл. Ибо есть боязнь природная, когда душа не хочет быть разделенною от тела из-за искони вложенного в нее Творцом природного сочувствия и родства, вследствие которых она естественно боится, и томится, и избегает смерти. Определение ее таково: природная боязнь есть сила, через уклонение старающаяся удержать свое бытие. Ибо если Творцом все приведено из небытия в бытие, то по природе оно имеет стремление к бытию, а не к небытию. Этому же (т.е. всему) по природе свойственно стремление к средствам своего существования. Посему и Бог-Слово, став человеком, возымел это стремление, выказывая позыв к средствам существования природы, желая Себе и пищи, и питья, и сна, и испытывая это естественным образом; а в отношении к тому, что гибельно, выказав побуждение, когда во время страдания Он добровольно стал уклоняться от смерти. Ибо хотя происходившее совершалось по закону природы, однако не вынужденно, как бывает у нас. Ибо то, что было природно, Он принял добровольно - по желанию. Так что эта боязнь, и страх, и тоска принадлежат к числу природных и непредосудительных и не подлежащих греху страстей”[36]; “Слова же Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил? (Мф. 27, 46) Он сказал, усваивая Себе наше лицо. Ибо и Отец - не Бог Его, если только, при отделении мыслимого от видимого с помощью тонких представлений ума, Он не будет поставлен вместе с нами, и Он никогда не был оставлен Своим божеством, но это мы были покинуты и в пренебрежении, так что Он молился об этом, усвояя Себе наше лицо”[37].

Объяснение такому вниманию теме Богочеловечества Христа в богослужении Великой Пятницы можно выразить словами святителя Иоанна Златоуста: “Посредник должен быть в родстве с тем и другим, чтобы быть посредником. Если он будет иметь родство только с одним, а с другим нет, то не может быть посредником. Если бы Он не имел естества, единого с Отцом, Он не был бы посредником, но остался бы чуждым. Ибо как надлежало Ему иметь естество человеческое, поскольку пришел к людям, так надлежало иметь и естество божеское, поскольку пришел от Бога. Будучи только человеком, Он не был бы посредником, ибо посредник должен быть в ближайшем отношении к Богу. Будучи только Богом, Он также не был бы посредником, ибо не могли бы приблизиться к Нему те, за которых Он посредствует[38].

Это учение основано на Священном Писании: “Ибо един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус, предавший Себя для искупления всех” (1 Тим. 2, 5-6). Пространные толкования этой истины Божественного Откровения находим у Святых Отцов. Например, святитель Игнатий (Брянчанинов) пишет, что “невозможно приступить к Богу, невозможно войти в какое бы то ни было общение с Богом иначе как при посредстве Господа нашего Иисуса Христа, единого посредника и ходатая, единого средства общения между Богом и людьми”[39]. Святитель Филарет митрополит Московский в Слове, произнесенном в Великий Пяток, говорит: «Он [Христос] – Бог, чтобы иметь силу понести на Себе немощи человеческие; Он – Человек, чтобы соделать человеков причастниками Божественного естества (2 Петр. 1: 4). Он – Сын Адамов, дабы Вторым быть Адамом новых чад Божиих; - Авраамов, чтобы по образу Исаака представить Себя чистейшею, совершеннейшею Жертвою Господу; - Давидов, чтобы наследовать и восстановить Царство благодати. Наконец, Он есть вечная Любовь, низведшая соединить с Собою отчужденных от нее грехом смертных, удовлетворив за них Небесному Правосудию»[40].

В “Православно-догматическом богословии” митрополита Макария (Булгакова) говорится: “Для того, чтобы действительно послужить умилостивительной жертвой Богу за грехи человечества и избавить нас от всех гибельных следствий греха, Христос Спаситель благоволил выполнить за нас два условия, понести двоякий крест”[41]. Далее митрополит Макарий поясняет, в чем состоял этот двоякий Крест Христов. Первый заключался в исполнении во всей полноте воли Божией, в явлении (в Себе) совершеннейшего образца послушания ей, в смирении, уничижении Себя до последней степени ради нас. Все это совершил Христос за людей, вместо них самих (каждый грех есть преступление воли Божией). Вторым крестом явилось добровольное несение наказаний за наши грехи. “Христос Богочеловек, чтобы избавить людей от всех этих бедствий и страданий, благоволил принять с людей на Самого Себя весь гнев Божий, соделаться по нас клятвою (Гал. 3,13), и потерпеть за нас все, чего мы достойны были за свои беззакония... Это второй крест нашего Спасителя, крест Его вольных страданий, Его неизобразимых болезней, мучений и скорбей, которые вкусил Он ради нас грешных”[42]. Полнота этих страданий совершилась в крестной смерти Спасителя “с ее предшествовавшими и сопровождавшими обстоятельствами. Ибо здесь достигли уже самой высшей степени и смирение нашего Спасителя, и Его послушание воле Божией, и Его страданияи скорби”[43].

   В богослужении Великой Пятницы теме вольных страданий Христа, предания на смерть, всецелого послушания воле Отца посвящены многие песнопения. В большинстве из них эта тема раскрывается через образ кроткого Агнца, Который безропотно принимает поругания, биения, крестную смерть и при этом молит Своего Отца, чтобы Он простил этот грех людям, причиняющим Ему несправедливые страшные страдания. “Днесь Владыка твари предстоит Пилату, и кресту предается Зиждитель всех, яко Агнец приводимь Своею волею: гвоздьми пригвождается, и в ребра прободается, и губою напаяется манну одождивый, по ланите заушается Избавитель мира, и от Своих раб поругается Создатель всех. О владычняго человеколюбия! О распинающих моляше Своего Отца, глаголя: Отче, остави им грех сей: не ведят бо беззаконнии, что неправедное содевают” (5-ая стихира на вечерне, на “Господи, воззвах”).

«Яко овча на заколение веден был еси Христе Царю, и яко агнец незлобивый пригвоздился еси кресту, от беззаконных мужей, грех ради наших Человеколюбче»( 2-ая стихира (тропарь) 1-го часа). «Своего Агнца Агница зрящи, к заколению влекома...», «Волею, Сыне Мой и Творче, терпиши на древе лютую смерть...»( повечерие, канон о Распятии Господни, и на плач Пресвятыя Богородицы, творение Симеона Логофета, икос и 3-й тропарь 1-й песни).

Объяснение смысла вольных страданий Христа и связь вышеприведенных песнопений со Священным Писанием можно увидеть в 1-й стихире 7-го антифона Последования Святых Страстей: «Емшым Тя беззаконным, претерпевая, сице вопиял еси Господи: аще и поразисте Пастыря, и расточисте дванадесять овец ученики Моя, можах вящше, нежели дванадесяте легеонов представити ангелов. Но долготерплю, да исполнятся, яже явих вам пророки Моими, безвестная и тайная: Господи, слава Тебе».

Христос есть исполнение закона и пророков: «Господи! кто поверил слышанному от нас, и кому открылась мышца Господня? Ибо Он взошел пред Ним, как отпрыск и как росток из сухой земли; нет в Нём ни вида, ни величия, и мы видели Его, и не было в Нём вида, который привлекал бы нас к Нему. Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его. Но Он взял на Себя наши немощи и понёс наши болезни; а мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; накзание мира нашего было на Нём, и ранами Его мы исцелились. Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу; и Господь возложил на Него грехи всех нас. Он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих», - читаем у пророка Исайи (53:17); этот отрывок входит в составную (из разных глав) паремию 6-го часа, чинопоследование которого подобрано святителем Кириллом Александрийским. И как краткое выражение сути всего вышесказанного звучат слова преподобного Косьмы Маюмского из трипеснца утрени Великой Пятницы: «Закона не разумеюще нечестивии, гласом пророческим поучающеся вотще, яко овча влечаху Тя всех Владыку, неправедно заклати, Егоже величаем. Обыдоша яко пси мнози, и удариша, Царю, ланиту Твою заушением, вопрошаху Тя, Тебе же ложна свидетельствоваху: и вся претерпев, всех спасл еси (песнь 9-я, тропари 2-й и 4-й).

«Бог же, как предвозвестил устами всех Своих пророков пострадать Христу, так и исполнил» (Деян. 3:18).

Эта тема вольных страданий и смерти Господа очень важна в догматическом плане. Она позволяет, насколько это возможно, проникнуть в смысл и понять цель Пришествия Христа Спасителя в мир. Христос воспринимает на Себя человеческую природу, становится подобным нам человеком, но страдания, смерть и взятие на Себя грехов всего мира является не природной необходимостью, а подвигом воли, «свободным изволением любви...», «потому и имеет спасительную силу это «взятие греха как свободное движение сострадания и любви»[44]. Господь говорит в Евангелии, что Ему «много должно пострадать, быть отвержену старейшинами, первосвященниками и книжниками и быть убиту и в третий день воскреснуть» (Мф. 8, 31). Из слов «должно пострадать» (или по-слвянски «надлежит») видно, что смерть Спасителя является вольной, свободной. «Умереть надлежало по закону Божию, по закону правды и любви. Это не необходимость греховного мира. Это – необходимость Божественной любви... Потому и говорится о Христе, как об Агнце, «предуведенном прежде сложения мира» (1 Петр. 1, 19)»[45].

В статье «О смерти Крестной» протоиерей Георгий Флоровский пишет о необходимости различать восприятие человеческой природы от взятия греха. В богослужении Великой Пятницы находим литургическое выражение этой мысли: «Егда же вознеслся еси на древо, посреде двою разбойнику, вменился еси с беззаконными Безгрешне, за еже спасти человека: Незлобиве Господи, слава Тебе» (седален по 12-ом антифоне).

Вершина земной жизни Спасителя заключается в смерти[46]. Сам Господь говорит, что «если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плода»; «... на сей час Я и пришел» (Ин. 12: 24, 27) (- имеется в виду час смертный). «В эту божественную необходимость Крестной смерти с трудом проникает человеческая мысль»[47].

«Какое большое обнищание - Богу быть в образе раба! Какое большое смирение – Царю существ придти в общение с нашим нищим существом! Царь царствующих, Господь господствующих волею облекся в рабский образ; Судия вселенной делается данником владычествующих; Господь твари обитает в вертепе... Чистый и Всецелый приемлет на Себя скверну естества человеческого, понеся на Себе и всю нищету нашу, доходит даже до испытания смерти. Видите ли меру вольной нищеты? Жизнь вкушает смерть; Судия ведется на судилище; Господь жизни всего сущего подвергается приговору судии; Царь всей премирной силы не отклоняет от Себя рук исполнителя казни. В этом образе... да будет видима тобою мера смиренномудрия», - пишет святитель Григорий Нисский[48].

Вся вселенная, видимый и невидимый мир изменяется, не терпя видеть страждущего Христа. Когда руками беззаконных людей Господь славы был пригвожден ко Кресту, «тогда завеса церковная раздрася, солнце померче, не терпя зрети Бога досаждаема, Егоже трепещут всяческая» (1-я стихира 10-ого антифона). В богослужении Великой Пятницы встречается много указаний на трепетное состояние природы во время Крестной Смерти Спасителя. В них обличается закосневшее в злобе состояние распинателей – иудеев. Их окаменевшие сердца не способны содрогнуться от совершаемого ими беззакония, и даже внешние изменения всей твари, ужасающейся от видения происходящего, не вразумляют этих преступников. «Ниже земля яко потрясеся, ниже камение яко разседеся, евреов увещаша, ниже церковная завеса, ниже мертвых воскресение. Но даждь им Господи, по делом их, яко тщетным на Тя поучишася» (3-я стихира 11-ого антифона). «Днесь церковная завеса на обличение беззаконных раздирается, и солнце лучи своя скрывает, Владыку зря распинаема» (2-я стихира 12-ого антифона). «Небесныя силы от страха поколебашася» (седален по 12-ом антифоне), «... ужасеся небо о сем, и солнце лучи скры... ты же, Израилю не усрамился еси, но смерти Мя предал еси...» (1-я хвалитная стихира). «Распеншуся Ти, Христе, вся тварь видящи трепеташе, основания земли позыбашася страхом державы Твоея: Тебе бо вознесшуся днесь, род еврейский погибе, церковная завеса раздрася на двое, и мертвии от гробов воскресоша: сотник видев чудо, ужасеся...» (3-я хвалитная стихира).

В песнопениях Великой Пятницы говорится, что тварь сострадала Страждущему Создателю: «Вся тварь изменяшеся страхом, зряще Тя на Кресте висима Христе: солнце омрачашеся, и земли основания сотрясахуся, вся сострадаху Создавшему вся» (Стихиры самогласны на стиховне по 11-ом Евангелии, 1-ая); «... и страждет тварь, на Кресте видящи Господа...» (6-я стихира на стиховне, на «И ныне»). Говорится также и о состоянии горнего мира: «... воинства безплотных, трепетом содержими бяху, глаголюще: Непостижиме Господи, слава Тебе» (3-я стихира на стиховне); «... воином ругающимся Тебе Господи, умная воинства дивляхуся...» (2-я стихира (тропарь) 3-его часа); «Егда силы зряху Тя Христе, яко прелестника от беззаконных оклеветаема, ужасахуся неизглаголанному долготерпению Твоему... Обаче нашему спасению радующеся вопияху Ти: слава снизхождению Твоему, Человеколюбче» (4-я стихира на стиховне, вечер).

Смерти Христовой ужасается ад и выпускает содержащиеся в нем души умерших: «... ад всесмехливый видев Тя ужасеся, вереи сокрушишася, сломишася врата, гроби отверзошася, мертвии восташа. Тогда Адам благодарственно радуяся вопияше Тебе: слава снизхождению Твоему, Человеколюбче» (4-я стихира на стиховне, вечер).

Христос Спаситель «сделался для нас премудростию от Бога, праведностию, освящением и искуплением» (1 Кор. 1: 30). Святитель Григорий Нисский пишет: «Благость, премудрость, справедливость, могущество, недоступность тлению – все открывается в понятии Божия Домостроительства о нас. Благость постигается в желании спасти погибшего. Премудрость и справедливость явлены в способе нашего спасения. А могущество видно в том, что Бог явился в подобии человеческом, в уничиженном виде нашего естества и подал смерти надежду, что она в силах овладеть им, как людьми; в ее власти Он совершил то, что свойственно Ему по Божеству; свойство же Света – уничтожение тьмы, а Жизни – истребление смерти»[49]. С этим нисколько не расходится догматическое содержание богослужения Великой Пятницы (как любой другой церковной службы). Проанализировав ее чинопоследование, содержание песнопений, видно, что это богослужение есть истинное, живое Предание Церкви, которым жили все святые. Оно, собственно, есть их наследие, оставленное нам для жизненного руководства ко спасению. Богослужение Великой Пятницы – это драгоценная часть Священного Предания, бережно хранимая Церковью. В богословии этой службы «выражено и все церковное сознание о догмате, и понимание его в области нравственного миропорядка, выражена и метафизика его, и психология, сочетались и разум и чувство в цельности восприятия живой верующей души, души соборной, церковной. Этим бы самым богословием нужно поверять все наши научные богословские системы и мнения, его бы нужно изложить в стройной системе и дать не только в руководство, но, может быть, в единственный учебник по православному богословию”[50].

[1]Евсевий Памфил. Церковная история. – М., 2001. С.238 (кн. V, гл.24).

[2]Цит. по: Карабинов И.А. Постная Триодь. Исторический обзор ее плана, состава, редакций и славянских переводов. – М., 2004. Стр.17.

[3]Там же, стр.18.

[4]Там же, стр. 75.

[5]Там же, стр. 75.

[6]Там же, стр. 81.

[7]Там же, стр. 81.

[8]Там же, стр. 84.

[9]Там же, стр. 85-86.

[10]Там же, стр. 86.

* см. И.А. Карабинов, указ. соч., стр. 236

[11] См.: Прот. Иоанн Петропавловский. Значение Крестной Жертвы Спасителя. М.,1896.

[12]Св. Василий Великий, архиепископ Кесарии Каппадокийския. Творения. – Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1900.Т. IV, с. 21.

[13]Прот. И. Петропавловский. Значение Крестной Жертвы Спасителя.- М.,1896, с.8.

[14]Там же.

[15]Святитель Григорий Богослов. Творения. – М., 1874, ч.5, с.54.

[16]Прот. П. Гнедич. Указ. соч., с.144.

[17]Преп. Исаак Сирин. Слова подвижнические. – Изд. 1911, б.м., с.207.

[18]Святитель Иоанн Златоуст. Вторая беседа на Послание к Римлянам. – М., 1844, с.195-197.

[19]Святитель Филарет, митрополит Московский и Коломенский. Творения. – Изд. «Отчий дом», 1994, с.105

[20]Прот. П. Гнедич, указ. соч., с.143.

[21]Православное исповедание.– М., 1900. Ответ 24, стр. 26.

[22]Блаж. Августин. Творения. Ч. 2. – Киев, 1912, с.252; Ч.5. 1917, с.190.

[23]Святитель Григорий Богослов. Творения. Ч. 6. – Изд. 3-е. С. 142.

[24]Святитель Василий Великий. Творения. Ч. 5. – б.м., изд. 3-е. С. 391.

[25] Святитель Прокл, архиепископ Константинопольский. - Цит. по: Свящ. Григорий Дьяченко. Уроки и примеры христианской веры. Опыт катехизической хрестоматии. - Спб., 1900, с.248.

[26] Руководство к изучению христианского православно-догматического богословия. - М., Синодальная Типография, 1913 г. (репр. изд-ие 1997 г.), с.126.

[27]Преподобный Симеон Новый Богослов, Слова, М., 1892, 2-е изд. Вып.2, с.152.

[28]Святитель Филарет митрополит Московский. Указ. соч., стр. 102.

[29]Святитель Филарет митрополит Московский. Указ. соч., стр. 126.

* «Десница Твоя пробита гвоздями за то, что я простер ее к запретному плоду» (Творения иже во святых отца нашего Ефрема Сирина.- 4-ое изд., Сергиев Посад, 1900, ч.4, стр.193).

[30] “Страдание и Воскресение Христово”, Вост. Отцы и Учители Церкви IV в. (Антология под ред. иером. Илариона (Алфеева), т. III, с.434, М., изд-во МФТИ, 1999 г.

[31]Творения иже во святых отца нашего Григория Богослова, Архиепископа Константинопольского. Изд-во П.П.Сойкина. Бесплатное приложение к журналу “Русский паломник” за 1912 г., ред. Е.А.Поговицкий. Том 1, с.32-33. Слово 3-е.

[32]“Чтения по литургическому богословию”, Еп. Вениамин (Милов), Киев, 1999.

[33]Г.В. Флоровский. Избранные богословские статьи. О смерти крестной. Изд-во “Пробел”, М., 2000, с.85.

[34]сщмч. Ириней Лионский; цит. по : Флоровский, указ. соч., с.85.

[35]Иером. Алипий (Костальский). Богословское содержание Октоиха // Канд. диссерт., Загорск, 1984, с.95.

[36]Преподобный Иоанн Дамаскин. “Точное изложение православной веры”, Изд-во “Индрик”, 2002 [Творения преподобного Иоанна Дамаскина. Источник знания], глава XXIII (67) О боязни, с.279-280.

[37]Там же, глава XXIV (68) О молитве Господней, с.281-282.

[38]Свт. Иоанн Златоуст, цит. по: свящ. Г.Дьяченко, указ. соч., с.247.

[39]Сочинения епископа Игнатия (Брянчанинова). Т. 4. Аскетическая проповедь и письма к мирянам. 3-е изд. Спб., 1905, с.167.

[40]Творения святителя Филарета митрополита Московского и Коломенского. – Изд. «Отчий дом», 1994. Слово в Великий Пяток (говорено в Троицкой Лавре), 1806 г., стр.93).

[41]Православно-догматическое богословие”, Макария митрополита Московского и Коломенского, Т.2, изд.4-е, Спб., 1883, репр. изд-е: М., 1999, с.136).

[42]Митр. Макарий (Булгаков), указ. соч., с.136-137.

[43] Митр. Макарий (Булгаков), указ. соч., с.139.

[44] Прот. Г. Флоровский, указ. соч., с.87.

[45] Прот. Г. Флоровский, указ. соч., с.89.

[46] Там же, стр.88.

[47] Там же, стр.89.

[48]Творения иже во святых отца нашего Григория Нисского, епископа. – М., 1865, ч.7, стр.187.

[49] Творения иже во святых отца нашего Григория Нисского, епископа. – М., 1862, ч. 4, с.65.

[50] Еп. Феодор (Поздеевский). Отзыв о сочинении священника Архангельского Л. на тему: “Идея спасения в живом церковном сознании по богослужению Двунадесятых Праздников” // Богосл. Вестн., 1912, ч. III в прилож. “Проток. заседания Совета МДА”, с.187.