Тайная вечеря как первая Евхаристия.

«Таинства – вот путь, который начертал нам Господь, дверь, которую Он нам открыл. Вновь проходя по этому пути и через эту дверь, Он возвращается к людям» (св. Николай Кавасила «О жизни во Христе»). Истоки Церковных таинств коренятся в Ветхом Завете, где еще до Боговоплощения являла себя сила Духа Божьего. Но если в Ветхом Завете священнодействия имели характер прообразов, то в христианских Церковных таинствах силою Духа Божьего Церковь реально приобщается к благодати Иисуса Христа.[1] По всеобщему суждению, евхаристия (греческое слово «благодарение»), самая первая Литургия была совершена Господом Иисусом Христом в Сионской горнице во время Тайной Вечери (название последней трапезы Христа Спасителя с учениками). Символика Тайной Вечери и евхаристии тесно связана с общечеловеческой религиозной символикой и традициями Ветхого Завета. «Установленная Христом на Тайной вечери, Церковь актуализировалась на день Пятидесятницы, когда учениками была совершена первая Евхаристия. Со дня Пятидесятницы началось творческое действие Духа. Дух уже в действии, а поэтому царство не только наступит, но уже наступило, так как Дух есть залог этого царства. В Духе и через Духа начала существовать Церковь. В день Пятидесятницы ученики были напоены Духом «в одно тело» (I Кор. 12:13), которым они стали в Евхаристии, совершаемой в Духе и через Духа»[2].

Происхождение Евхаристии.

Происхождение вечери Господней (евхаристии) надо искать в служении Иисуса Христа, и, прежде всего в двух особенностях этого служения: в братских трапезах Господа Иисуса Христа и в Его последней вечере с учениками. Иисус Христос часто был гостем на трапезах (Мк. 1:29 – 31, 14:3; Лк. 7:36; Ин. 2:1 – 11), а иногда и Сам их устраивал (Мк. 2:15; Лк. 15:1 – 2). Были подобные трапезы и в иудействе междузаветного периода (молитвенные трапезы общин, «хавурот», вечери у членов общины Кумрана). Важно понять, как много это значило для Иисуса Христа и Его современников. В глазах людей Востока общение за трапезой было гарантией мира, доверия и братства. Иисус Христос тем самым возвещал всем Божье спасение и уверенность в прощении. Трапезы Господа Иисуса Христа отличались своей открытостью. Они были своеобразным приглашением для тех, кто нуждался в благодати. Важно отметить и эсхатологическое значение общих трапез Иисуса Христа, которое следует понимать в контексте Его возвещения. С точки зрения Иисуса Христа, участвовать в общей трапезе с Ним означало предвкушать мессианское пиршество (Мк. 2:19; Мф. 22:1 – 10 / Лк. 14:16 – 24; Мф. 25:10; Лк. 22:30).[3]Ритуал таких содружеств не отличался от ритуала домашних трапез, так как роль хозяина дома на них играл старейший член содружества, его предстоятель. Существует мнение, что такой трапезой была Тайная вечеря Христа.Христос знал, что это последняя Его ночь на земле и это последняя Его трапеза, которую Он совершает до Своего воскресения со Своими учениками. «Общество», которое при Своей земной жизни Христос образовывал со Своими учениками, не прекратится, но перейдет в новую фазу своего существования.[4]

Средоточием Тайной Вечери был священный акт установления Нового Завета, предреченного пророком Иеремией (Иер. 31:31), и таинства евхаристии, которое, по воле Самого Господа, стало совершаться Церковью в «воспоминание» о Нем. Свидетельства о Тайной Вечери содержатся в Мф. 26:17 – 35; Мк. 14:12 – 26; Лк. 22:7 – 39; Ин. 13 – 14; 1 Кор. 11:23 – 25 и в целом совпадают между собой.[5] Устанавливая таинство Евхаристии, Господь Иисус Христос прочел благословение над хлебом (по Мф. и Мк., по Лк. – благодарение) и благодарение над чашей (по Мф. и Мк.), тем самым сделав молитву над дарами неотъемлемой частью евхаристического чина. Заключения от М. Арранца: 1) Мф. и Мк. совпадают: отсутствует промежуток между причащением Тела и Крови. Лк. и Кор. тоже совпадают: между причащением Тела и Крови – трапеза или ужин. 2) Мф. и Мк: на благословение хлеба употребляется греческое слово евлогисас, на благословение чаши – евхаристисас. 3) Лк. добавляет еще одну чашу перед преломлением хлеба. 4) Слова Господни "Сие есть Тело Мое" - "Сия есть Кровь Моя" не принадлежат самой "евлогии" или "евхаристии", а являются пояснительными словами.[6]

О содержании произнесенного Спасителем высказывались различные предположения, в зависимости от того, чем считали саму Тайную вечерю: опять же была ли пасхальной трапезой или традиционной братской трапезой «хавурот». Если ее считать братской трапезой, то эти слова могли быть похожими на застольные благословения, зафиксированные в талмудическом иудаизме. Но устойчивые тексты агады и застольных благословений в I в. еще не существовали, наконец, вполне возможно, что Господь Иисус Христос мог заменить традиционные слова благословений Своими.[7]

Была ли Тайная Вечеря пасхальной трапезой?

Была ли Тайная Вечеря пасхальной трапезой? В пользу утвердительного ответа свидетельствуют обстоятельства трапезы: Иерусалим, а не Вифания, ночь, вино, а также изъяснительные слова (Мк. 14:17 – 18). С другой стороны, казнь Иисуса в день Пасхи трудно представить, а древнейшие предания не говорят о пасхальном характере трапезы. Синоптики как будто дают понять, что это была Пасхальная трапеза, тогда как Иоанн категорически указывает, что Христос совершил Тайную вечерю накануне Пасхи. Нет никакой возможности согласовать в этом вопросе сведения синоптиков с данными Евангелия Иоанна, а надо выбирать то или иное решение.[8] Возможно, все объясняется просто: Иисус придал вечере характер особой пасхальной трапезы или намеренно возвысил значение трапезы, которая в ином случае была бы обычной.[9]

«Тайная Вечеря, совершенная Христом вместе с учениками, по внешнему ритуалу являлась древнееврейской пасхальной вечерей, на которую в Израиле собирались члены каждой семьи для вкушения жертвенного агнца»[10]. Хронологические неясности в текстах объясняются отсутствием точных сведений о древнем порядке проведения «седера». Этого мнения придерживаются многие западные богословы Ж. Тибо, Й. Юнгман, русские экзегеты и литургисты – протоиерей А. Горский, профессор Н. Глубоковский, профессор И. Карабинов, архимандрит Киприан (Керн) и другие. Если Тайная вечеря была совершением иудейской Пасхи, то благословения над хлебом и чашей, произнесенные Христом, могли в основном соответствовать традиционному тексту пасхального седера[11]. Обряды ритуальной трапезы и Пасхи изложены в талмудических трактатах «Берахот» и «Песахим».[12] Сравнение их с Тайной Вечерей подтверждает ее пасхальный характер. «Христос, – пишет Л. Буйе, – не изобретает, а только применяет обряд, который уже существует и должен продолжаться».[13]

Епископ Кассиан (Безобразов), высказывает следующее богословское мнение, что «установление Евхаристии в целом имело место по окончании пасхальной трапезы»[14]. Это высказывание явлено в словах преп. Иоанна Дамаскина: «Съев ветхую пасху со Своими учениками в горнице святого и славного Сиона и исполнив ветхий завет, Он умывает ноги ученикам… Потом, преломив хлеб, он передает им, говоря: приимите, ядите, сие есть тело Мое…»[15]. Православная гимнография так же подтверждает это положение. В трипеснце Великой Среды святой Андрей Критский говорит: «Горница постланная прият Тя Создателя и стаинники, и тамо пасху скончал еси, и тамо соделал еси таинства: там обо двема посланома ныне ученикома Твоима, пасха уготовася Тебе» (п. 4, тр. 1)[16].

Существует мнение, по которому седер в год Распятия, как и указывает Ин., был в пятницу. Спаситель же предварил праздничную трапезу особой вечерей, на которой совершил Пасху Нового Завета. Возможно, что и другие люди справляли седер заранее, поскольку Пасха совпадала с субботой (Хвольсон). Синоптики имели в виду не день вкушения агнца, но день его заклания, а этот обряд мог совершаться и накануне установленного срока из-за большого стечения народа. Эту гипотезу о предпасхальной по времени, но пасхальной по характеру вечери защищали архиеп. Филарет (Гумилевский), прот. П. Алфеев, Додд, др.[17]

Иисус Христос, подобно ессеям, мог не придерживаться официального календаря и поэтому праздновал Пасху раньше, чем это было принято, например, в фарисейских и саддукейских кругах (Жобер, Даниелу). Между тем в Евангелиях нет указаний, которые подтверждали бы гипотезу о том, что Христос не признавал общепринятого календаря. Но мы знаем, что в других случаях Христос никогда не отвергал общепринятого церковного календаря. К тому же нет основания сближать Его с ессеями.

Последовательность Тайной вечери.

Из всего порядка еврейского пасхального чина и сопоставления его с Тайной Вечерей Спасителя можно сделать следующие выводы. Христос преподал евхаристическую чашу после вечери (1 Кор. 11:25). Христос совершил законную вечерю. Евангелисты не говорят ничего о ходе законной вечери, не упоминают агнца, но это подразумевается. Ев. Лука упоминает две чаши, тогда как другие евангелисты говорят лишь об одной. Первая чаша евангелиста Луки (22:17) – чаша ветхозаветная, может быть именно первая, а может быть, вторая. Чаша из 22:20 – чаша евхаристическая, чаша благословения. О четвертой и пятой (произвольной) евангелисты умалчивают. Они говорят о пении Галлела «воспевши, пошли» (Мф.; Мк.). Хлеб, упоминаемый евангелистами, вероятно, был так называемый «афигомон». За второй чашей «благодарили, хвалили, славословили». Последнее указание важно для дальнейшего развития текста евхаристических молитв. Исследователь Фрир находит, что Тайная Вечеря была пасхальной скорее по характеру, намерению и общему сходству, чем в нормальных деталях времени и обряда.[18] Причастив учеников Своим Телом и Кровью, Христос заповедал им всегда совершать это Таинство в Его воспоминание. «С этого времени Жертва Нового Завета становится неотделимой от Церкви. Святая Чаша всюду возвещает искупительную смерть Господа нашего Иисуса Христа»[19] Гипотеза М. Арранца: 1) Все четыре повествования зависят от практики совершения евхаристии времени и среды их написания. Итак, Мф. и Мк. свидетельствуют уже об евхаристии без ужина. 1 Кор. предвидит такую возможность. 2) Лк. описывает праздничный (не обязательно пасхальный) ужин по еврейской традиции: Киддуш или благословение первой чаши перед праздничным ужином; Благословение и преломление хлеба в начале ужина; Чаша благословения в конце ужина. 3) Слова благословение и евхаристия являются переводами одного еврейского слова: бераха (множ. ч.: берахот). Бераха – техническое служебное слово, обозначающее всякую молитву благодарения или хваления. Слово бераха происходит от барух. Этим словом начинаются почти все еврейские молитвы хваления и благодарения.[20]

Заключение.

На Тайной Вечери устанавливается священная трапеза Богоприсутствия, единства Христа с верными, которая должна продолжаться до конца истории. Завет Христов («сие творите в Мое воспоминание») означал не только память о прошлом, но реальное непреходящее присутствие Спасителя в Церкви. Евхаристия на протяжении веков является звеном между Тайной Вечерей и Парусией, наполняя Духом Христовым бытие верных. Подобно тому, как в принятии пищи человек причащается силам природы, поддерживающим его жизнь, так и в евхаристической трапезе члены Церкви приобщаются Христу, образуя через Него и в Нем одно тело и одну душу.[21]

Последование Евхаристии возникло не из храмового богослужения и не из синагогального. Последнее оказало влияние на "синаксис", который впоследствии составил первую часть нашей литургии. Последование Евхаристии возникло из последования трапез, точнее из последования Тайной вечери. Когда ученики после Пятидесятницы стали собираться на Евхаристическое собрание, то оно включало в себе трапезу, какой была и Тайная вечеря. Они преломляли хлеб после "благодарения" над ним и благословляли чашу. И благодарение, и благословение не отличались от тех, которые были сказаны Христом.[22]

Основа была та же, которую положил Спаситель – Его установительные слова. О других молитвах и подробностях совершения Евхаристии апостолами судить трудно. Мы имеем довольно скудные сведения из книги Деяний (глава 2, 10), послания апостола Иакова (глава 2) и посланий апостола Павла (1 Кор., 1 Тим., Евр.). Отсутствие подробных письменных данных о Евхаристии во времена апостолов объясняется харизматической настроенностью того времени. Очень сильное влияние на Евхаристию оказало иудейское богослужение. Как мы знаем, «Сам Христос и Его ученики не только не отвергали храма и синагоги, но регулярно принимали участие в традиционном богослужении. Не случайно именно с храмом, с ревностью о нем связан единственный «резкий» поступок в жизни Христа: бичевание и изгнание торгующих»[23]. Впоследствии христиане заимствовали от иудейского богослужения «четыре элемента: чтение, пение, проповедь и молитву, наполняя их большей частью христианским содержанием»[24]. Это делалось еще и с той целью, чтобы «показать иудеям, что вера христианская в своем существе есть одна и та же с ветхозаветной, и через это успешнее действовать на обращение их в христианство».

Евхаристическое Тело и Кровь – не только символическое воспоминание о прошлом событии; она – полная реальность эсхатологического мира, в котором живет Христос. Как и весь священнотаинственный порядок, центром которого она является, евхаристия дает верующему, еще погруженному в ветхий мир, физический контакт с Христом, со всей реальностью Его нового, воскресшего, «духовного» существа (Ин. 6:63). Пища, освоенная ею, меняет свое существо и становится истинным «хлебом ангельским» (Пс. 77:25), пищей новой эры. Через ее присутствие на престоле Христос, Умерший и Воскресший, реально присутствует в вечной готовности и Жертве. Поэтому литургия является жертвой, идентичной исторической жертве на Кресте, через полноту Жертвы любви Христа, которая образует ее, отличаясь только внешними обстоятельствами времени и места, где она возобновляется. Через нее Церковь соединяет повсюду и до скончания века хвалу и приношения людей с совершенной Жертвой хвалы и приношения, то есть «евхаристией», единственно имеющей ценность перед Богом и придающей ценность приношения людей.[25]

[1] См.: Мень А., протоиерей. «Словарь по библиологии». «Фонд имени Александра Меня», М., 2002. Том 3-й. Стр. 193

[2] Афанасьев Н. Трапеза Господня. Париж, 1952.

[3] Данн Дж. «Единство и многообразие в Новом Завете». М., ББИ, 1997. Стр. 201.

[4] Афанасьев Н. Трапеза Господня. Париж, 1952.

[5] Мень А., протоиерей. «Словарь по библиологии». «Фонд имени Александра Меня», М., 2002. Том 3-й. Стр. 198 – 199.

[6] Арранц М. Евхаристия Востока и Запада. Опыт истории христианской евхаристии. Рим, 1998. Москва, 1999.

[7] «Православная Энциклопедия». Статья «Анафора». Том 2-й. Стр. 280.

[8] Афанасьев Н. Трапеза Господня. Париж, 1952.

[9] Данн Дж. «Единство и многообразие в Новом Завете». М., ББИ, 1997. Стр. 201-202.

[10] Илларион (Алфеев), игумен. Таинство веры: Введение в православное догматическое богословие. 2-е изд., перераб. Клин: Фонд «Христианская жизнь», 2000. С. 160.

[11] Успенский Н. Д., проф. Анафора. Опыт историко-литургического анализа // Богословские труды. 1975, №13. с. 44.

[12] Тома 1 – 2, русский перевод Талмуда.

[13] Буйе Л. «О Библии и Евангелии». Пер. с франц. Брюссель, Жизнь с Богом, 1965.Стр. 225.

[14] Кассиан (Безобразов), епископ. Христос и первое христианское поколение. 4-е изд., испр. и доп. М.: ПСТБИ: Русский путь, 2001. С. 124.

[15] Иоанн Дамаскин, преподобный. Творения преподобного Иоанна Дамаскина. Источник знания. М.: Индрик, 2002. С. 301.

[16] Служебник. М.: Издание Сретенского монастыря, 1997. С. 422.

[17] Мень А., протоиерей. «Словарь по библиологии». «Фонд имени Александра Меня», М., 2002. Том 3-й. Стр. 200 – 201; Мень А., протоиерей. «Сын Человеческий». М., 1997.

[18] Киприан (Керн), архимандрит. «Евхаристия». Храм свв. бесс. Космы и Дамиана на Маросейке, М., 1999. М., 1999. Стр. 20.

[19] Савва (Остапенко), схиигумен. О Божественной Литургии. СПб.; Сатис, 2001. С. 18.

[20] Арранц М. Евхаристия Востока и Запада. Опыт истории христианской евхаристии. Рим, 1998. Москва, 1999.

[21] Мень А., протоиерей. Словарь по библиологии. М.: Фонд имени Александра Меня, 2002. Том 3-й. Стр. 200 – 201.

[22] Афанасьев Н. Трапеза Господня. Париж, 1952.

[23] Шмеман А., прот. Введение в литургическое богословие. Париж: YMCA-Press, 1961. С. 69.

[24] Поснов М. Э. История христианской Церкви (до разделения Церквей – 1954 г.). фототипическое переиздание 1964 г. (Брюссель). Б. М., 1988. С. 200.

[25] Леон-Дюфур К. Словарь библейского богословия. Брюссель: Жизнь с Богом, 1974. Стр. 330.