Софиология прот. Сергия Булгакова и церковная реакция на нее.
Образ Премудрости не раз привлекал внимание экзегетов и богословов. Известны споры, которые еще в арианскую эпоху велись вокруг истолкования этих мест[1]. Известно также и то значение, которое означенные места получили, с одной стороны, в русской иконописи[2], с другой – у группы русских религиозных мыслителей конца XIX и первой половины XX века, в частности у Владимира Соловьева, о. Павла Флоренского и о. Сергия Булгакова. Поэтому вопрос о Божьей Премудрости представляет особый интерес. В целом для русского богословия долгое время присущим и актуальным был теологический вопрос о происхождении, значении, идейной генеалогии ветхозаветного понятия и образа Премудрости.[3]
Систематическим развитием этого круга идей занимался С. Булгаков, подчеркивавший неприменимость к Софии-Премудрости антитез «...абсолютного и относительного, вечного и временного, божественного и тварного»[4]. Многие авторы с большим сочувствием отзываются об исканиях Вл. С. Соловьева и С. Н. Булгакова.[5] Отец Сергий Булгаков в каком-то смысле вторит Флоренскому, ибо оба они исходят из одних источников – книги Притчей и Премудрости Соломоновой, а также от соловьевского опыта видения лика Софии; и лишь отчасти – из богословия святых отцов.[6] Эти мыслители исходят из своих особых философских предпосылок и, желая оправдать их Писанием, не обращают достаточного внимания на то, что для ветхозаветной письменности обычен прием олицетворения понятий. Писатель кн. Притчей предупреждает, что нужно будет при чтении «разуметь притчу и замысловатую речь, слова мудрецов и загадки их» (Прит. 1:6), т.е. не принимать образных выражений в прямом смысле. В тех же местах, где Премудрость особенно выразительно изображена, как личное бытие, как Премудрость ипостасная, Новый Завет разумеет под нею Сына Божия Иисуса Христа, «Божию силу и Божию Премудрость», как это читаем у ап. Павла (1 Кор. 1:24). Такое толкование дается, например, паремийному чтению из кн. Притчей: «Премудрость созда себе дом и утверди столпов семь» (Притч. 9:1 – 6). Здесь, таким образом, священный писатель переносит уже нашу мысль прямо в Новый Завет, к проповеди Евангелия, к таинству Евхаристии и к устроению Церкви Христовой; здесь Ветхий Завет уже вступает в Новый Завет.[7] Впервые основные идеи и задачи софиологии сформулированы в «Свете Невечернем» (1917). О. Сергий считал необходимым найти «лестницу» между небом и землей.
Если в дореволюционные годы философское и затем богословское творчество о. Сергия приветствовалось самим патр. Тихоном, в то в 30-е годы 20 века единственным эпитетом, характеризующим богословие о. Сергия в обвинительных документах было слово ересь.
Критическое отношение к теологии о. Сергия Булгакова достигло кульминации летом 1935 года.Все началось с тайного донесения, посланного митрополиту Литовскому Елевферию, под началом которого состояли приходы Московской юрисдикции в Западной Европе, двумя молодыми богословами, Алексеем Ставровским и Владимиром Лосским. Их доклад предупреждал Церковь-Мать о несоответствии богословской системы о. Сергия православной традиции и об опасности, грозящей чистоте веры. Митрополит Московский Сергий требует дополнительных разъяснений.[8] В. Лосский, лиценциат Сорбонны по средневековой истории, а затем и А. Ставровский, бывший студент Института, не окончивший полный курс, шлют два новых, более подробных послания, где утверждают, что софиология о. Сергия отдает пантеизмом, т. е., что она стирает грани между Богом и Его творением.
Влияние теологии прот. Сергия Булгакова сказывалось на том богословском направлении, которое принял Парижский богословский институт преп. Сергия. Идеи протоиерея Сергия Булгакова вызвали осуждение и со стороны Заместителя патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия в его письме В. Н. Лосскому. Следующим образом Митрополит Сергий видит ситуацию, возникшую вокруг софиологических споров и богословской деятельности протоиерея о. Сергия Булгакова в письме от 23 октября 1935 года к В. Н. Лосскому по поводу полемической брошюры последнего «Спор о Софии»: «…Вы очень хорошо подчеркнули основную ошибку Булгакова – смешение ипостаси и природы (существа). Конечно, это есть одно из следствий или проявлений основной лжи его системы, общей у него и с гностиками, и с хлыстами и т. п. Я разумею представление духовной жизни в формах жизни вещественной, что неизбежно для «творческого воображения». Отсюда в конце концов смешение Бога и твари. Яркий пример того, как это воображение путает Булгакова и заставляет его говорить вопреки, как будто принятому им же учению, можно указать в «Агнце Божием». Увлекаясь воображением, Булгаков рисует очень эффектную картину, как, наряду с посылаемыми в мир для воплощения сотворенными духами, посылается для воплощения же и «Несотворенный Дух – Логос». Получается догматический сумбур (о сознательной ереси, конечно, говорить не приходится). Спаситель в беседе с самарянкой сказал: «Бог есть Дух», т. е. не 1-е, не 2-е и не 3-е лицо Пресвятой Троицы, а вся Пресвятая Троица в своей нераздельности есть дух, духовный индивидуум в том же смысле, как духовным индивидуумом является и всякое сотворенное духовное существо, дух ангельский ила человеческий. Можно, конечно, назвать (как и называют) духом и которую из Ипостасей Пресвятой Троицы в отдельности, но о известном ограниченном смысле, и отнюдь не «на ряду с сотворенными духами», не в качестве цельного духовного индивидуума. Иначе получается, известный софизм «четверица терминов». Правда, софианство и можно строить только на софизмах... Для здравого же учения, «ели Логос есть духовный индивидуум наравне с человеческими и ангельскими индивидуумами, тогда речь идет не о Триедином Боге, а о трех богах, что и сам Булгаков, конечно, не захочет допустить. Очень интересно будет знать, к чему придут «евлогиевцы» на своем съезде, если вообще они собираются приходить к чему-нибудь определенному, а не просто прятать голову в песок».[9]
Однако митрополит Сергий воздержался от того, чтобы квалифицировать эти заблуждения как ересь, потому что ересь предполагает умышленное и упорное противление учению Церкви, в то время как отец Сергий Булгаков софианские идеи развивал как свое частное мнение, не претендуя на непогрешимость этих идей.[10] 7 сентября 1935 года митрополит Сергий подписывает указ № 1651, строго осуждающий софиологическое учение Булгакова. В указе говорится, что «оно нередко изменяет догматы православной веры», и рекомендуется всем верным чадам Церкви отвергать это учение, «опасное для духовной жизни». О. Сергий Булгаков пытался опровергнуть эти обвинения. В октябре он передает подробную докладную записку митрополиту Евлогию. Она заключается словами: "Как могу я отречься от своих ошибок, если мне их не объясняют?". Но, спустя четыре месяца, 27 декабря 1935 года, митрополит Сергий счел это дело настолько важным, чтобы лично подписать новый указ № 2267, вновь осуждающий «понимание Булгаковым догмата о двух природах и о единой ипостаси Господа Иисуса Христа». Заместитель Патриаршего Местоблюстителя считает нужным добавить, в память о прежних схватках, что Булгаков «как истый интеллигент... свысока судит о церковном предании».[11]
6 июля 1936 года Епархиальная комиссия, созданная митрополитом Евлогием (Георгиевским), приходит к выводу о невиновности о. Сергия. Комиссия почти единогласно отвергает всякое обвинение в ереси, показывая, что тезисы Булгакова суть лишь частные богословские мнения, допускаемые Церковью. Однако в приложении к вердикту комиссии два ее оставшиеся в меньшинстве члена, о. Сергий Четвериков, духовник Русского студенческого христианского движения, и о. Георгий Флоровский, вновь выделяют три "слабых и неприемлемых момента" в учении о. Сергия. Во-первых, оба считают, что, по учению Предания, Премудрость Божия соотносится лишь со Вторым Лицом Святой Троицы, хотя они и признают, что до IV века некоторые о. Церкви относят Премудрость Божию к Лицу Святого Духа. Во-вторых, Четвериков и Флоровский признают, что о. Сергий не учит тому, в чем его обвиняют, – будто София является четвертым лицом Троицы, – но они упрекают его в том, что он дает повод для таких обвинений, как, например, ответная любовь Софии к Богу. Наконец, в-третьих, они согласны признать осуждение поспешным, но высказываются в пользу «авторитарного решения церковной власти» по этому вопросу. О. Сергий Четвериков и о. Георгий Флоровский выступают на эту тему на Съезде епархиальных епископов юрисдикции митрополита Евлогия в ноябре 1937 года. Комиссия сочла уместным учесть три оговорки Флоровского и Четверикова.[12]
Анализ критики сотериологии о. Сергия Булгакова.
Обобщение обвинений против о. Сергия Булгакова составлено на материале трех официальных документов, на основании которых его богословские труды были признаны несоответствующими учению православной церкви. Это: Послание Архиерейского Синода Русской Православной Церкви заграницей от 18 (31) марта 1927 г. за № 341 (в дальнейшем «Послание»), Указ Московской Патриархии от 7 сентября 1935г. за № 1651 (в дальнейшем «Указ») и Определение архиерейского собора в Карловцах от 17-30 октября 1935 года (в дальнейшем «Определение»). Также важен «Спор о Софии» В. Лосского, где он пытается опровергнуть объяснения о. Сергия Булгакова. В 15 главе «Истории русской философии» Н. О. Лосского, после изложения основных богословских идей о. Сергия Булгакова представлен краткий разбор обвинений, но он занимает только небольшую часть главы, и касается одной-двух позиций. Лев Зандер обвинений не касается вообще. Некоторые позиции обвинений разбирает А. Аржаковский в работе «Свято-Сергиевский православный богословский институт в Париже».
Митр. Сергий (Страгородский) затрагивает проблему богословского метода. В своем Указе в подтверждение этого обвинения митр. Сергий пишет: «Верная евангельскому слову: «Бога никто не видел никогда» (Ин. 1, 18), Церковь не требовала: «Покажи нам Отца» (14, 18), чтобы познать Его нашим земным познанием. Слава Божия в том, что Он есть «Бог неизреченен, невидим, непостижим» (евхаристическая молитва Литургии Св. Иоанна Златоуста)»[13]. Профессор Н. Н. Глубоковский считал, что богословие о. Сергия Булгакова – это изложение православия булгаковским языком[14].
Митр. Сергий Страгородский в Указе пишет: «Самое это начало (София) не церковно, и система, построенная на нем, настолько самостоятельна, что может или заменить учение Церкви, или уступить ему, но слиться с ним не может»[15]. О том же говорит и карловацкое Определение. Определение гласит, что учение о. Сергия о Софии – Премудрости Божьей не имеет достаточного основания ни в Слове Божьем, ни в творениях св. отцов церкви. К этому добавляется, что «Все попытки протоиерея Булгакова опереть свое софийное учение на свидетельствах Божественного Откровения и святоотеческого учения представляются совершенно несостоятельными»[16]. «Главный недостаток этого учения, в глазах Лосского, Флоровского и Четверикова, был в том, что оно не укладывалось в церковное предание»[17]. Следующее критическое высказывание заключается в том, что «…не учение Церкви является основой учения о. Булгакова о Софии, а гностическая мысль о посредстве, без которого, будто бы, Бог не может иметь соприкосновения с тварным миром»[18]. В Указе митр. Сергий (Страгородский) добавляет, что «учение о Премудрости, о Логосе или о посредстве между Богом и тварным миром составляло основную проблему и гностиков». Определение в тон утверждает, что взамен обоснования на признанных Св. Церковью авторитетах, автору пришлось искать их в философии язычника Платона, в каббалистическом учении и в особенности в учении гностиков-валентиниацев.
Указ митр. Сергия от 7 сентября 1935 и Определение архиерейского собора в Карловцах от 17-30 октября 1935 года во многом базируется на докладной записке В. Н. Лосского и С. Четверикова, то получается, что в документы включена вся основная критика. Они выходят с разницей в месяц, обвинения фактически повторяют одно другое, иногда дословно, как в обвинительных определениях, так и в изложении учения церкви. Это повторение объясняется преемственностью этих документов.
Определение в тон Указу обвиняет о. Сергия в том, что он считает, что новый мир будет существовать не в Царстве Пресвятой Троицы, а в преображенном, но том же мире «Новом Иерусалиме». Указ обвиняет ровно в обратном: в том, что о. Сергий хочет возвратить все творение в царство Пресвятой Троицы: «Но эта какая-то побочная цель совершенно тускнеет перед главной и бесконечно более грандиозной целью – возвратить всю тварную Софию в Божество (что не загипнотизированный системой Булгакова может назвать только исправлением ошибки, допущенной Творцом при миротворении)»[19].
Молодой Владимир Лосский написал свой обвинительный труд «Спор о Софии» в 1936 году. Он не только обвиняет о. Сергия Булгакова в ереси и пытается доказать, что ответ последнего на обвинения ложный. В. Лосский приводит высказывание о. Сергия Булгакова о том, что обвинение в ереси не может осуществляться единолично епископом, как Папой Римским без всякого соборного обсуждения: «Я отнюдь не считаю свою «систему» непогрешимой, она нуждается в обсуждении, которое, однако, даже еще не начиналось. Но оно отнюдь не может быть заменено никаким догматическим оракулом по принципу «Roma locuta – causa finita». В этом смысле данный Указ вообще является соблазнительным именно с точки зрения православной соборности»[20]. В. Лосский комментирует его следующим образом: «Вышеприведенные слова о. C. Булгакова являются ярким выражением этого нового восточного протестантизма, основывающегося на безответственном применении неопределенного, туманного, бесформенного понятия «соборности», введенного славянофилами в русскую религиозно-философскую литературу»[21]. В. Лосский обвиняет о. Сергия в протестантизме, безответственном применении понятия соборности.
Совсем другого мнения о церковной дисциплине в делах веры архиеп. Богучарский Серафим (Соболев), автор Определения епископов карловацкой церкви. В ответ на утверждение о. Сергия Булгакова о том, что называя его учение еретическим, он поступает неканонично по отношению к патр. Тихону, несравнимо более высокому иерархическому лицу, архиеп. Серафим пишет: «Здесь о неканоничности совсем неуместно даже говорить, ибо в делах веры нисколько не погрешительно не соглашаться с патриархом и Собором своей Церкви, если эта Высшая Церковная власть отступает от истины Святого Православия. Те архиереи константинопольского патриархата, духовенство, монашествующие и миряне, которые разошлись со своим патриархом Несторием, не только не укоряются православной Церковью, но ублажаются»[22].
По мнению Булгакова, грехопадение не является основной причиной воплощения Логоса: «Если Булгаков не считает падение единственной причиной вочеловечения Логоса, то и искупление падшего человека может быть лишь некоторым придатком к вочеловечению»[23]. Это обвинение является центральным в статье Владимира Лосского «Спор о Софии», в которой он оправдывает сотериологическую концепцию воплощения. По этой логике, которую выражает и Указ человек является не ипостасью мира, Софии тварной, а одним из разумных существ, наряду с ангелами и именно грехопадение является единственной причиной боговоплощения: «Мы веруем, что будучи «здравым», человек «не требовал бы врача» (Мф. 9, 12), и потому вочеловечение Сына Божия не имело бы места, что рядом с нашим миром есть еще мир других разумных существ, что, следовательно, первоначально человек отнюдь не создан был занять такое исключительное, центральное положение в творений и промышлении Божием, какое он занял лишь потом, с вочеловечением Сына Божия»[24]. Указ от лица Церкви излагает сотериологическую теорию искупления. Преподобный Максим Исповедник считал воплощение Слова целью и смыслом творения: «Воплощение Слова есть основание и цель Откровения, его основная тема и смысл. И от начала Бог Слово определяется к вочеловечению, чтобы в Богочеловеческом соединении совершилось освящение и обожение всей твари, всего мира. … Ибо и создан мир только затем, чтобы во исполнении его судьбы Бог был во всем и все стало Ему причастно, через Воплощенное Слово. … самое Искупление совсем не исчерпывается одними только отрицательными моментами (освобождение от греха, осуждения, тления, смерти). Главное есть самый факт неразрывного соединения естеств, - вхождение Жизни в тварное бытие»[25]. Указ предлагает такую версию путей развития человека вне грехопадения: «Подобно не согрешившим ангелам, человек нормально возрастал бы в подобии Богу, беспреткновенно раскрывал бы все добрые начала, положенные в его природу, и неуклонно изживал бы теоретическую возможность падения, пока она, как у ангелов, не превратилась бы в невозможность». Человек и мир может быть обожен, по суждению Указа, непрерывным творением добрых дел.
[1] Попытка подведения итогов этих споров см. о. Сергий Булгаков. Купина Неопалимая. Париж, 1927.
[2] См. Флоренский П., иерей. Столп и утверждение Истины. М., 1990.
[3] Князев А., протоиерей. Понятие и образ Божественной премудрости в Ветхом Завете. // Православная мысль. Вып. Х. – Париж, 1955. С. 92 – 112.
[4] Булгаков С., протоиерей. Свет невечерний. – М., 1917. С. 216.
[5] Гаврюшин Н. "...И еллини премудрости ищут". Заметки о софиологии. // По следам рыцарей Софии. – М.: Стар Интер, 1998. С. 95.
[6] Свиридов И., протоиерей. София с точки зрения христианской гносеологии. // У стен Нового Иерусалима. – Москва - Париж, Издательство РА, Издательство LaPresseLibre, 2000. Стр. 222-227
[7]Помазанский М., протопресвитер. Ветхий Завет в Новозаветной Церкви.
[8] Аржаковский А. Свято-Сергиевский Православный институт в Париже: Юбилейные чтения, посвященные 125-летию со дня рождения о. Сергия Булгакова «Богослов, философ, мыслитель». М., 1999. С. 109–128.
[9] См.: «Патриарх Сергий и его духовное наследство». Издание Московской Патриархии, М., 1947. Стр. 75-76.
[10]Интересное замечание по поводу догматической чистоплотности лидера карловчан, митрополита Антония: «Богословское творчество митрополита Антония выразилось, к сожалению, и в трактате о догмате Искупления, что вызвало в Церкви смущение (как позже теологумен, богословское мнение отца Сергия Булгакова о Софии)… К чести зарубежных юрисдикционных его оппонентов, никто из них не воспользовался этим «козырем» для полемических юрисдикционных целей, хотя со стороны Заграничного Синода и шли полемические волны против о. Сергия Булгакова за его теологумен о Софии. Это характерно». Иоанн (Шаховской), архиепископ Сан-Францисский. «Белая Церковь // Избранное. Собрание сочинений в двух томах». Издательство братства во имя святого князя Александра Невского, Нижний Новгород, 1999. Стр. 90.
[11] Аржаковский А. Свято-Сергиевский Православный институт в Париже: Юбилейные чтения, посвященные 125-летию со дня рождения о. Сергия Булгакова «Богослов, философ, мыслитель». М., 1999. С. 109–128.
[12] Аржаковский А. Свято-Сергиевский Православный институт в Париже: Юбилейные чтения, посвященные 125-летию со дня рождения о. Сергия Булгакова «Богослов, философ, мыслитель». М., 1999. С. 109–128.
[13] Сергий (Страгородский), митр. Указ № 2267 митр. 1935.
[14]Зандер Л.А. Бог и мир. С.181-230.
[15] Сергий (Страгородский), митр. Указ № 2267 митр. 1935.
[16] Определение Архиерейского Собора Русской Православной Церкви Заграницей от 17/30 октября 1935 г. - о новом учении протоиерея Сергия Булгакова о Софии — Премудрости Божией.
[17] Аржаковский А. Свято-Сергиевский Православный институт в Париже: Юбилейные чтения, посвященные 125-летию со дня рождения о. Сергия Булгакова «Богослов, философ, мыслитель». М., 1999. С. 109–128.
[18] Определение Архиерейского Собора Русской Православной Церкви Заграницей.
[19] Сергий (Страгородский), митр. Указ п.2.3.
[20] Булгаков Сергий, прот. Еще к вопросу о Софии, Премудрости Божией.
[21] Лосский В. Спор о Софии. Статьи разных лет. М., 1996.
[22] Серафим (Соболев), архиеп. Защита Софианской ереси протоиереем Сергием Булгаковым пред лицом Архиерейского Собора Русской Зарубежной Церкви. Изд-во: София. 1937г.
[23] Сергий (Страгородский), митр. Указ.
[24] Сергий (Страгородский), митр. Указ. № 1651.
[25] Флоровский Г., свящ. Восточные Отцы V – VIII веков. Преподобный Максим Исповедник.
