«Предсмертное Завещание» Патриарха Тихона.

В самый день погребения Патриарха Тихона, 12 апреля 1925 года, в Донском монастыре состоялось совещание архиереев, участвовавших в отпевании почившего. На совещании было вскрыто и оглашено Завещание, составленное Патриархом на Рождество 1925 года: «В случае нашей кончины наши Патриаршие права и обязанности до законного выбора Патриарха предостав­ляем временно Высокопреосвященному митрополиту Кириллу. В случае невозможности по каким-либо обстоятельствам всту­пить ему в отправление означенных прав и обязанностей, таковые переходят к Высокопреосвященному митрополиту Агафангелу. Если же и сему митрополиту не представится воз­можности осуществить это, то наши Патриаршие права и обя­занности переходят к Высокопреосвященному Петру, митропо­литу Крутицкому...».[1] Поскольку митрополиты Кирилл и Агафангел, находясь в ссылке, не могли возглавить церковное управление, сонм архи­пастырей постановил, что «митрополит Петр не может укло­ниться от данного ему послушания и во исполнение воли почившего Патриарха должен вступить в обязанности Патриар­шего Местоблюстителя», о чем и составлен был акт, удостове­ренный 58 архиереями; на первом месте под актом стоит под­пись митрополита Нижегородского Сергия. Сюда же включили и волеизъявление митрополита Петра о согласии «вступить со дня оглашения Завещания почившего Первосвятителя в от­правление обязанности Патриаршего Местоблюстителя». 76 апостольское правило воспрещает епископам назначать себе преемников. Этот запрет распространяется и на Первосвятительскую кафедру поместной Церкви, впрочем, почивший Первосвятитель назначил все-таки не преемника в собственном смысле слова — Патриарха, а только Местоблюстителя. К тому же ввиду исключительных условий, в которых жила тогда Рус­ская Церковь, созыв Православного Собора был невозможен, поэтому лучшего способа сохранить преемство Первосвятительского возглавления, чем по Завещанию Патриарха, не бы­ло. Предвидя возможные осложнения, Поместный Собор 1917-1918 гг. поручил Патриарху Тихону назначить себе пре­емников-местоблюстителей без оглашения их имен на пленар­ном заседании Собора, и Святитель исполнил это поручение. Подписи 58 архиереев под актом о передаче высшей церковной власти митрополиту Петру придают ему до известной степени характер соборного избрания Предстоятеля Церкви.[2]

Деятельность митрополита Петра (Полянского) на посту Патриаршего Местоблюстителя. Отношение с обновленческой группой.

Вскоре, после того как митрополит Петр возглавил Русскую Церковь, он дал интервью газете «Известия». Слова корреспон­дента о том, что среди населения циркулируют слухи о непод­линности Завещания Патриарха Тихона, митрополит Петр про­комментировал так: «Слухи эти никакого основания не имеют. Если об этом и говорят, то две-три кликуши с Сухаревки. Что касается верующих, то они в подлинности Завещания не со­мневаются». На вопрос: «Когда намерены вы осуществить чист­ку контрреволюционного духовенства и черносотенных прихо­дов, а также созвать комиссию для суда над зарубежными архиереями?» — митрополит ответил: «Для меня, как Местоблюстителя Патриаршего Престола, воля Патриарха Тихона священна, но я один не правомочен провести в жизнь эти пунк­ты Завещания». Такой ответ обозначал, что если правительство заинтересовано в жестком пресечении со стороны церковной власти политической активности некоторых клириков, то оно должно для этого прежде дать разрешение на созыв Собора.

С кончиной Патриарха Тихона обновленцы связывали на­дежду на крах Патриаршей Церкви. Часть раскольников глав­ный упор в борьбе с Православной Церковью сделала на испытанный уже метод политических обвинений и клеветы. «Как принципиальные и ярые гонители человеческой мысли, — писала обновленческая газета, — "тихоновцы"... вредны вообще в культурном отношении, равнодушно смотреть на всю работу "тихоновцев" значит допускать эксплуатацию человека в самой недопустимой форме». Но менее ретивые обновленцы взяли курс на «объединение с Тихоновской Церковью». 11 апреля обновленческий Синод, возглавляемый уже не митрополитом Евдокимом, ушедшим на покой, а лжемитрополитом Вениамином (Муратовским) (из епископов старого поставления), выступил с призывом к объединению, которое предполагалось осуществить на «III Соборе». Некоторые из православных архипастырей и пастырей — митрополит Уральский Тихон, епископ Уфимский Андрей (Ухтомский), влиятельный протоиерей Николай Чуков — склонялись к тому, чтобы прислушаться к призывам умеренных обновленцев объединиться. Резкую отповедь лицемерным про­искам раскольников дали митрополит Казанский Кирилл и епископ Яранский Нектарий (Трезвинский). Митрополит Петр, не пренебрегая контактами с обновленцами, занял, однако, твердую позицию: речь должна идти не о соединении, а лишь о присоединении к Православной Церкви отпавших от нее в слу­чае их покаяния. 28 июля 1925 года Местоблюститель Патриаршего Престола обратился к пастве с посланием: «Истинная Церковь едина, и едина пребывающая в ней благодать Святого Духа. Не может быть двух Церквей и двух благодатей. Не о соединении с Пра­вославной Церковью должны говорить так называемые обнов­ленцы, а должны принести истинное раскаяние в своих заблуж­дениях». В обращении к благочинным, причтам и приходским советам Московской епархии он писал, что «обновленцы про­тягивали православным руку примирения только затем, чтобы стащить их в бездну». Между тем все лето 1925 года обновленцы готовили новое сбо­рище, которое наименовали III Поместным Собором. Лжесобор открылся 1 октября. В нем участвовало 106 лиц, именовавших себя архиереями, более 100 «клириков» и столько же мирян. На лжесобор прибыл и представитель Константинопольского Пат­риарха архимандрит Василий (Димопуло). «Собор» избрал Синод из 35 «епископов», «пресвитеров» и мирян. Внутри Си­нода образован был президиум в составе председателя лжемит­рополита Вениамина (Муратовского) и четырех членов, среди которых ключевой фигурой стал всевластный А. Введенский, украсивший себя титулом «митрополита». Старчески обесси­ленный Вениамин служил вывеской обновленческому Синоду, будучи покорной марионеткой в руках истинного верховода раскола Введенского. Главным деянием лжесобора явилась искусно разыгранная провокация, задуманная задолго до открытия разбойничьего сборища. Незадолго до «Собора» обновленческим Синодом в Уругвай был направлен некий Соловейчик с титулом епископа Южной Америки. Через два месяца после выезда Соловейчик выступил с заявлением, которое можно было расценить как свидетельство о раскаянии в грехе раскола. Но прошел год, и Соловейчик прислал на имя лжесобора письмо, которое и было оглашено на нем: «Мое преступление перед Священным Синодом заключа­ется в следующем: 12 мая 1924 года, за четыре дня до моего отъезда за границу, я имел двухчасовое совещание с Патриархом Тихоном и Петром Крутицким. Патриарх Тихон дал мне собственноручно написанное письмо следующего содержания: 1) что я принят и возведен в сан архиепископа, 2) что святая Церковь не может благословить великого князя Николая Ни­колаевича, раз есть законный и прямой наследник престола — великий князь Кирилл». Грубая клевета на покойного Патриарха и Патриаршего Местоблюстителя дала Введенскому повод для недостойной остроты: «Оказывается, что тихоновский корабль плавает в международных водах, и трудно сказать, где главные капитаны: за рубежом или на Крутицах». «Мира с тихоновцами не будет, — объявил он, пресекая примирительные попытки умеренных обновленцев, — чтобы спасти Церковь от политики, необходима хирургическая операция». Под его диктовку составлена была резолюция: «Собор констатирует непрекращающуюся связь тихоновщины с монархистами, грозящую Церкви грозными последствиями, и отказывается от мира с верхушкой тихоновщины».[3] Домогаясь устранения Местоблюстителя митрополита Петра, обновленческие авторы публикуют в «Известиях» такую характеристику Первоиерарха: «Заматерелый бюрократ саблеровского издания, который не забыл старых методов церковного управления. Он опирается на людей, органически, связанных со старым строем, недовольных революцией, бывших домовладельцев и купцов, думающих еще посчитаться современной властью».

«Завещание» митрополита Петра.

Предвидя серьезные осложнения, митрополит Петр 5 и 6 декабря 1925 года издал два акта. В первом из них — «Завещании» — он писал: «В случае нашей кончины наши права и обязанности как Патриаршего Местоблюстителя до законного выбора нового Патриарха представляем временно, согласно воле в Боге почившего Святейшего Патриарха Тихона, Высокопреосвященным митрополитам Казанскому Кириллу и Ярославскому Агафангелу. В случае невозможности по каким-либо обстоятельствам тому и другому митрополиту вступить отправление означенных прав и обязанностей, таковые передать Высокопреосвященному митрополиту Арсению. Если же и данному митрополиту не представится возможным осуществить это, то права и обязанности Патриаршего Местоблюстителя пере­ходят к митрополиту Нижегородскому Сергию». В распоряжении, составленном днем позже, говорилось: «В случае невозможности по каким-либо обстоятельствам от­правлять мне обязанности Патриаршего Местоблюстителя, временно поручаю исполнение таковых обязанностей Высоко­преосвященному Сергию (Страгородскому), митрополиту Ни­жегородскому. Если же сему митрополиту не представится возможности осуществить это, то во временное исполнение обя­занностей Патриаршего Местоблюстителя вступит Высоко­преосвященный Михаил (Ермаков), экзарх Украины, или Высокопреосвященный Иосиф (Петровых), архиепископ Рос­товский, если митрополит Михаил (Ермаков) лишен будет воз­можности выполнять это мое распоряжение. Возношение за богослужением моего имени, как Патриаршего Местоблюстите­ля, остается обязательным...». 10 декабря митрополит Петр был арестован. Его участь раз­делило еще несколько архиереев, проживавших в Москве: архи­епископы Владимирский Николай и Черниговский Пахомий, епископы Херсонский Прокопий, Иркутский Гурий, Ананьевский Парфений, Глуховский Дамаскин, Гомельский Тихон, Каргопольский Варсонофий и другие. Распоряжение Патриар­шего Местоблюстителя вступило в силу.

Патриаршая Церковь в 1926 году.

В то время как количество епископов-обновленцев росло, почти половина епископата Патриаршей Церкви в 1926 года не могла выполнять свои обязанности, то есть находилась в заключении. Большинство этих епископов, вместе с сотнями священников, отбывало срок в огромном концлагере на территории монастырского комплекса Соло­вецких островов в Белом море за мнимую контрреволю­ционную деятельность или так называемые антисоветские высказывания. В июне 1926 года Соловецкие епископы направили правительству в Москву памятную записку, основные положения которой актуальны до сегодняшнего дня: «При создавшемся положении Церковь желала бы только полного и последовательного проведения в жизнь закона об отделении Церкви от государства». Еще до своего ареста Местоблюститель Патриаршего Престола митрополит Петр, как когда-то Патриарх Тихон, назначил нескольких иерархов, которые должны были его замещать в случае непредвиденных обстоятельств. Один из них — митрополит Нижегородский Сергий — принял, в конце концов, должность «Заместителя Местоблюстителя Патриаршего Престола», обязанности которого усложнялись новыми расколами на канонической основе и, разумеется, очень тяжелым общим положением.[4]

18 апреля 1926 года митрополит Агафангел из Перми обратился к всероссийской пастве с посланием, в котором известил о своем вступлении в должность Местоблюстителя Патриаршего Престола. В письме к митрополиту Сергию он предложил возносить в церквах свое имя вместо имени митрополита Сергия. Митрополит Сергий вступает в переписку с новым претендентом на высшую церковную власть и объясняет ему незаконность его притязаний, ибо поставленный Местоблюстителем митрополит Петр не отказывался от своих прав. В Москве состоялась встреча между двумя митрополитами Агафангелом и Сергием. В конце концов недоразумение было преодолено. 17 июня 1926 года митрополит Агафангел телеграммой уведомил митрополита Сергия об отказе от должности Местоблюстителя.

Осенью 1926 года среди епископов обсуждалась возможность тайного избрания Патриарха. Архипастыри надеялись, что закон­ный глава Русской Церкви положит конец церковным нестрое­ниям. Невозможность в условиях гонений созвать для этой цели Поместный Собор была очевидна. Кандидатом в Патриархи был намечен первый из архиереев, назначенных в Местоблюстители по «Завещанию» патриарха Тихона, митропо­лит Казанский Кирилл, срок ссылки которого скоро заканчи­вался. Этот выбор поддержал архиепископ Иларион и другие архиереи в Соловецком концлагере. Инициатива тайного избрания принадлежала епископу Павлину (Крошечкину)   и   архиепископу   Корнилию   (Соболеву).   Заместитель Местоблюстителя митрополит Сергий сначала сомневался в целесообразности этой акции, но в конце беседы с архиепископом Павлином уступил сторонникам тайного избрания, поставив непременным условием известить обо всем митрополита Петра, но условие это выполнено не было. Практическое руко­водство проведением выборов взял на себя проживавший тогда в Москве епископ Павлин. Посланники епископа Павлина, иеромонах Таврион (Батозский), отец и сын Кувшинниковы, миряне из купцов, объезжали православных архипастырей и собирали сведения о том, за кого из кандидатов на Патриарший престол, они отдали бы свой голос. К ноябрю 1926 г. было собрано 72 подписи об избрании Все­российским Патриархом митрополита Казанского Кирилла. За ходом выборов с самого начала наблюдало ГПУ. Двое из четы­рех посланников епископа Павлина, отец и сын Кувшинниковы были схвачены с документами. По всей России прокатилась волна массовых арестов архиереев, поставивших свои подписи под избирательными бюллетенями. В тюрьмы и лагеря, в ссылки отправлено было сорок архипастырей, арестован был епископ Павлин. В ссылке, в Зырянском крае, схватили и бросили и вятскую тюрьму кандидата в Патриархи митрополита Кирилла. В Нижнем Новгороде в ноябре 1926 г. был арестован Замес­титель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергий. Кроме обвинения в проведении нелегальных выборов Патриарха, он обвинялся еще в связях с эмиграцией, которые усмотре­ны были в его послании к карловацкому Синоду; в этом посла­нии митрополит Сергий предлагал зарубежным собратьям либо воздерживаться от всяких нелояльных выступлений против советского правительства, либо, если для них это неприемлемо, войти в юрисдикцию зарубежных православных Церквей, освободив тем самым Патриархию от всякой ответственности за свои действия.[5]

Положение Русской Церкви к 1927 году.

К весне 1927 года Патриаршая Церковь оказалась в сложном поло­жении. Проводимая властями политика ликвидации ее единого цен­тра (существование которого формально не признавалось) была близка к успеху. Правда, влияние просоветской Синодальной (об­новленческой) Церкви к этому времени уже начало спадать: в янва­ре 1927 доля обновленческих приходов в целом по стране составляла 16,6%. В самой Патриаршей Церкви после смерти Патриарха Тихона нарастали центробежные тенденции. Постоянные аресты иерархов, которые могли возглавить Высшее Церковное Управление, мешали создать стабильный канонический центр. Число Патриарших Местоблюстителей и их Заместителей достигло 13, причем 12 из них находились в ссылке или заключении, а последний - архиепископ Углич­ский Серафим (Самойлович) оказался настолько малоизвестен, что часть епархий даже не знала о его существовании. Митр. Сергий (Страгородский), один из Заместителей Патриар­шего Местоблюстителя, находясь в заключении, пошел на перего­воры с ОГПУ. Под угрозой ликвидации всей иерархии Патриаршей Церкви он согласился выполнить основные требования властей. Митр. Сергий избрал сотрудничество с властями после долгих коле­баний и попыток найти наиболее выгодный для Церкви путь ради сохранения преемственности «законного» Православия.

По мнению митрополита Сергия, только легализация управления Патриаршей Церковью, то есть ее официальная «регистрация», которая сразу же была получена отколов­шимися от Матери-Церкви группировками, поможет про­яснить и упрочить ситуацию Патриаршей Церкви. В приложенном к ходатайству о регистрации наброске послания православным архипастырям, пастырям и пасомым митрополит Сергий четко показывает, где кончаются границы проявления лояльности Патриаршей Церкви и верующих — например, Церковь не хочет и не может взять на себя наблюдение за политическими настроениями своих чад, не хочет и не может наложить церковное наказание на заграничное духовенство за антисоветские высказывания и так далее. По распоряжению государственных органов послание не было опубликовано.

После трехмесячного ареста митрополиту Сергию уда­лось добиться государственной регистрации Церковного Управления в июне 1927 года. До этого он созвал несколько епископов, из которых ему было разрешено создать временный Синод, выпустивший 29.7.1927 года «Послание пастырям и пастве», декларировавшее оконча­тельное приспособление Церкви к Советскому государству: «Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи». Кто не лоялен к советской власти — должен оставить «свои политические симпатии дома». Эта декларация, в отличие от заявлений Патриарха Тихона и митрополита Петра, в целом была понята как капитуляция Церкви перед воинственным атеистическим государством, тем более, что она избегала любых разграничений между ней и государством. Соответственно велико было возму­щение верующих как в Советском Союзе, так и в русских церковных эмигрантских кругах, причем особенное негодование последних было вызвано распоря­жением Сергия, предписывающим священнослужителям в письменном виде изъявлять лояльность к советской власти, иначе их ожидало исключение из юрисдикции Московской Патриархии. На вопрос, не была ли Декларация митрополита Сергия, приведшая к форсированному приспособлению Церкви к советской власти, без которого не было бы возможно дальнейшее существование церковной организации, похожей на капитуляцию Патриархии, ответил архиепископ Угличский Серафим (Самойлович) в письме митрополиту Сергию в феврале 1928 года. Он расставил акценты иначе: «Мы, лояльные граждане СССР, покорно исполняем все веления советской власти, никогда не собирались и не собираемся бунтовать против нее, но хотим быть честными и правдивыми членами и Церкви Христовой на земле и не перекрашиваемся в советские цвета».[6]

[1] Полная версия «Предсмертного завещания» в: «Русская Православная Церковь в советское время (1917-1991). Материалы и документы по истории отношений между государством и Церковью». Составитель Г. Штриккер. Том 1-й. «Пропилеи», М., 1995. Стр. 241-246.

[2] Цыпин В., протоиерей. «История Русской Православной Церкви. 1917-1990». Московская патриархия, Издательский дом «Хроника», М., 1994. Стр.73-74.

[3] Цыпин В., протоиерей. «История Русской Православной Церкви. 1917-1990». Московская патриархия, Издательский дом «Хроника», М., 1994. Стр.74-76; Цыпин В., протоиерей. «Русская Церковь (1925-1938)». М.. 1999.

[4] «Русская Православная Церковь в советское время (1917-1991). Материалы и документы по истории отношений между государством и Церковью». Составитель Г. Штриккер. Том 1-й. «Пропилеи», М., 1995. Стр. 248.

[5] См.:Регельсон Л. «Трагедия в Русской Церкви». М., 1996. Стр. 114; Цыпин В. «Русская Церковь. 1925-1938». М., 1999.

[6] См.: Русская Православная Церковь в советское время (1917-1991). Материалы и документы по истории отношений между государством и Церковью». Составитель Г. Штриккер. Том 1-й. «Пропилеи», М., 1995. Стр. 249-250.