История поставления на Киевскую кафедру Кирилла.

Для начала монгольского периода довольно характерно то обстоятельство, что во главе русской церкви, спустя сто лет после истории поставления на Киевскую митрополию Климента Смолятича, снова появляется митрополит из русских, нарушая тем восстановленное было грековластие. Вероятно, эта уступка русскому национализму прежде всего объясняется простой боязнью греков идти на Русь, опустошаемую и угнетаемую азиатскими завоевателями. Прибывший к нам из Греции в 1237 году, т.е. в самый год нашествия татар на северо-восточную Русь, митрополит Иосиф, по всем признакам избегая киевского погрома 1240 года, удалился восвояси. Понять это бегство можно и как дипломатию. Византийцы стремились к миру и династическому родству с монгольской империей. А здесь, в Киеве, представитель их империи оказывался бы в стане воюющего народа. И грек стушевался. Может быть, русские довольно долго дожидались бы прибытия к ним из Греции нового архипастыря, если бы обстоятельства не натолкнули заняться этим вопросом Галицкого великого князя Даниила Романовича. Пока князь Даниил спасался от татарских полчищ в 1240 – 41 гг. в Венгрии и Польше, епископ его стольного города Угровска Иоасаф, воспользовавшись временным церковным безначалием, самочинно присвоил себе права митрополита. Князь по возвращении домой за такое своеволие лишил Иоасафа даже епископской кафедры, но, во избежание дальнейших замешательств, озаботился замещением пустовавшей митрополичьей кафедры. Β виду уклончивого поведения греков, он в 1242 году сам избрал кандидатом на митрополию игумена или архимандрита Кирилла (1248 – 1281 г.), и поручил ему управление церковными делами на правах митрополита нареченного.[1] В 1243 году он избран митрополитом собором епископов, но не утвержден константинопольским патриархом. Предположительно, до принятия сан был печатником при кН. Данииле и посылался им в 1241 году в г. Бакота «исписати грабительства нечестивых бояр». Весной 1246 года, после возвращения Даниила из ставки хана Батыя, отправлен для утверждения в Никею к патриарху Мануилу II, изгнанному из Константинополя католиками. По пути вел успешные переговоры с венгерским королем Белой IV, закончившиеся заключением союза между Венгрией и Галицко-Волынским княжеством. Официально поставлен на митрополию в 1247 году, через 2 года вернулся на Русь. Служение митрополита Кирилла началось в весьма тяжёлых обстоятельствах. Разгромленный монголами Киев был лишь номинально резиденцией митрополита.[2] Кирилл не мог найти для себя в Киеве пристанища. Кафедральный Софийский собор и митрополичий дом были разорены; Десятинный храм лежал в развалинах; печерская обитель была покинута иноками; во всем городе едва насчитывалось домов с 200. Кирилл не нашел себе удобного приюта в разоренном Киеве и должен был выбрать для своего местопребывания другой город, – или Галич, столицу южного великого князя, или Владимир, столицу великого князя северного. Он не мог еще сделать между ними решительного выбора и, не имея таким образом «пребывающего града», все время своего 33-летнего святительства провел в разъездах по всей митрополии с места на место. Но и теперь было уже видно, что северная столица будет предпочтена им Галичу. Здесь он жил подолгу, отчего некоторые с него начинают считать перенесение кафедры из Киева во Владимир.[3]

Служение Кирилла III митрополита Киевского.

Насколько можем судить по сохранившимся памятникам, предшественники митрополита Кирилла довольно прочно и оседло жили в своем кафедральном г. Киеве; никто из них еще ни разу не бывал в Руси северной. Но теперь наступили другие времена. Едва только успел новый митрополит появиться на Руси, как он уже оказывается в 1250 г. во Владимире Кляземском. Это первое, роковое для Киева, разлучение митрополита с своей столицей необходимо вызывалось наличными обстоятельствами. Киев, помимо своего умаления в политическом смысле и оскудения во всех других отношениях, после опустошения 1240 г. превратился в жалкий поселок, малоудобный даже для простого проживания по своей беззащитности. Оставаться здесь митрополиту стало неуютно, да и установившиеся традиции тянули митрополичью кафедру к столу великого князя. И вот знаменательно то, что из двух великих княжений митр. Кирилл проявляет наибольшее тяготение не к своему родному галицко-волынскому, а к северно-русскому. Для того чтобы заявиться немедленно после своего поставления в северную Русь, у митр. Кирилла могло быть несколько серьезных побуждений. Будучи с 1242 г. по 1249 г. нареченным митрополитом, избранником южнорусского князя, он, вероятно, в течение этого времени не мог простирать своей власти на северно-русские епархии. Теперь, уже признанный самим патриархом, он стремился представиться в северной Руси в качестве полноправного митрополита и лично войти в обладание ею. Кроме того, могли быть у митрополита и настойчивые побуждения финансового свойства, заставлявшие его предпринять путешествие по своей митрополии. При разорении и обеднении народном для митрополитов было нелегкой задачей собирание обеспечивавшей их десятины. Требовалось содействие великокняжеской власти, которой не было в Киеве. Tе же финансовые соображения могли заставить митрополита заявляться в главнейшие города митрополии для пροизводства апелляционного суда, за которым неохотно должны были обращаться в разоренный изаброшенный Киев все жители северо-восточной Руси. Никоновская летопись объясняет путешествия митр. Кирилла чисто-пастырскими мотивами: «того же лета (1280) преосвященный Кирилл митрополит Киевский и всея Руси изыде из Киева по обычаюсвоему, и прохождаше грады всея Руси, учаше, наказуеше, исправляше». По летописным упоминаниям мы видим, что митр. Кирилл несколько раз приходил из Киева во Владимир, в Новгород, в землю Суздальскую и проводил здесь не малое время, но не находим ни одного упоминания ο посещении им Руси юго-западной. По-видимому, этого нельзя объяснять одним случайным пропуском в летописных свидетельствах, и нужно видеть здесь явное предпочтение самим митр. Кириллом северо-восточной части своей митрополии. На освободившуюся в 1238 г. Владимирскую кафедру, за смертью епископа Митрофана, убитого монголами, митр. Кирилл поставил еп. Серапиона только лишь в 1274 году. Как будто и в этой медлительности сказалось желание митрополита оставить свободной для себя, для своей резиденции столицу великого княжения. Может быть, на охлаждение отношений митр. Кирилла к своему Галицкому великому княжению повлияла и слишком далеко зашедшая дружба Даниила Романовича с папами. К 1249 году, когда митр. Кирилл пришел домой из Никеи, дело дошло уже до того, что кн. Даниил дал согласие приступить к союзу с римской церковью, и прусский архиепископ, в качестве папского легата, привез ему королевский венец. Но Даниил на этот раз, может быть, не без влияния и митр. Кирилла, отклонил предложения папы. Однако, в 1252-1253 гг. он снова, ценой отречения от греческой непримиримости с латинством, получил королевский титул и был торжественно миропомазан и коронован папским легатом в Дрогичине. И хотя уже в 1257 г. Даниил Романович опять заслужил от папы упреки в вероломстве, т.е. возвратился к чистому православию, но всей этой дипломатией могли быть очень испорчены отношения митр. Кирилла к южному княжеству в первые же годы его служения; упущен был момент; у митрополита успели завязаться симпатии на севере, тем более, что тамошний великий князь владимирский Александр Ярославич (Невский) как раз в эти же годы прославился геройской борьбой с латинскими крестоносцами севера и твердым стоянием за свое православие пред папскими послами.[4]

Осенью 1250 года митрополит Кирилл прибыл в Суздаль, где участвовал в бракосочетании дочери Даниила Галицкого и вел. кн. Владимирского Андрея Ярославовича. Год спустя посетил Новгород, где участвовал в поставлении архиепископа Долмата и встретился с кн. Александром Невским; поддерживал его ордынскую политику. В 1252 году, когда Александр Невский получил от Батыя титул великого князя Владимирского, Кирилл руководил торжествами по случаю восшествия князя на великокняжеский стол. В этот период произошло охлаждение отношений между Кириллом и кн. Даниилом Галицким, сблизившимся с папой. В 1256 году Кирилл посетил Новгород, а 1255 – 1258 годах учредил епископскую кафедру в Твери, в 1261 1263 годах участвовал в поставлении епископа Сарайского Митрофана, в 1263 году – в погребении кН. Александра Невского. В конце 60-х годов 13 века вернулся в Киев, где посвятил в сан епископа Переяславского и Сарайского Феогноста (1269 год) и в сан архиепископа Новгородского Климента (1274 год). В 1267 году получил от хана Менгу-Темира жалованную грамоту, гарантировавшую независимость митрополита от монгольских властей, освобождение духовенства от налогов, неприкосновенность церковного имущества и льготы подвластным церкви людям.[5]

Выразив, таким образом, решительное тяготение к Руси северной, митр. Кирилл, после своего необыкновенно продолжительного управления русской церковью (1242-1281), там же нашел и свой конец в г. Переяславле Залесском (6 декабря 1281 г.); но тело его, все-таки, по примеру его предшественников, погребено было в Киеве, в соборном храме Св. Софии. Это довольно причудливое превращение галичанина Кирилла III и политического выдвиженца самого Галицкого великого князя Даниила в твердого резидента Руси Северной, Владимирской, с прямым избеганием обитания на своей физической родине – в Галичине, требует особого пояснения. Очевидно, вел. князь Юго-Западной Руси делал ошибочную ставку в борьбе за свою независимость от татарской власти на союз с Западом, включая сюда и признание римского первосвященника. Кирилл, прибыв к Византийскому патриарху на поставление в митрополита русской церкви, узрел своими глазами ту духовную и политическую действительность, которой не понимал Даниил Галицкий, Латинская империя, насильственно засевшая с 1204 года в Царьграде, была предметом пламенной ненависти византийцев, сидевших до 1264 г. на положении беженцев малоазийского берега в Никее и Трапезунде. Прибывший сюда кандидат на русскую митрополию не мог не получить строгих инструкций и обязательств – держаться на почтительном расстоянии от вел. кн. Даниила, как изменника делу православного патриотизма греков. Митр. Кирилл это принял к сердцу и самоотверженно выполнил, расставшись навсегда со своей родиной.[6]

Владимирский Собор 1274 года и его постановления.

Митр. Кирилл рисуется перед нами необыкновенно ревностным пастырем и благоустроителем русской церкви. Вероятно, немаловажное значение в этом отношении имели его долголетние странствования по русской земле, во время которых он воочию убедился в наличности многочисленных и крупных недостатков в церковной жизни своего отечества и к концу своей жизни решил предпринять против них радикальные меры. В 1274 году он открыл Собор во Владимире с епископами Долматом Новгородским, святым Игнатием Ростовским, Феогностом Сарайским и Симеоном Полоцким. Изобразив долг пастырей блюсти за исполнением законов Церкви, он говорил отцам Собора: «Какую пользу получили мы, пренебрегши Божественные правила? Не рассеял ли нас Бог по лицу всей земли? Не взяты ли были грады наши? Не пали ли сильные наши от острия меча? Не отведены ли в плен дети наши? Не запустели ли святые Божии церкви? Не томят ли нас каждый день безбожные и нечестивые люди? И все это постигло нас за то, что мы не храним правил святых отцов наших». Канонические определения этого Собора направлены к прекращению замеченных беспорядков и относятся к правильному поставлению служителей Церкви, к доброму их поведению и обязанностям служения, к правильному совершению таинств, к благочинию при богослужении и к исправлению жизни народа.[7]

Епископам воспрещено брать плату или дары с посвящаемых. Кроме пошлины, определенной обычаем (не более семи гривен), за посвящение «на мзде» (за деньги) назначено извержение из сана и посвящающему и посвящаемому. Собор определил, чтобы избираемый в сан священства был тщательно испытан в образе жизни и поведении, чтоб он был или девственник, или в законном первом браке с девицею, хорошо знал грамоту, чтобы не был обвиняем в кощунстве, чародействе, воровстве, пьянстве, прелюбодеянии, лихоимстве, вольном или невольном убийстве. Обличенный в одном из этих пороков не может быть даже и причетником. Возраст для посвящения, на основании древних церковных правил, определен: для диакона – 25, а для священника – 30-летний.[8] Сверх того, поступающий в клир должен был быть непременно человеком свободным или получить освобождение от прежнего господина. Священники, замеченные в нетрезвости и алчности к прибытку, если не исправлялись, осуждались на лишение сана. «Пусть лучше будет один достойный служитель Церкви, - прибавляют отцы собора, - нежели тысяча беззаконных». Собор обратил особенное внимание на совершение таинств, определил совершать крещение чрез погружение в особом сосуде (купели), а не чрез обливание; при миропомазании помазывать части тела освященным миром, не смешивая его с елеем, как делали некоторые: «Подобает просвещаемуся святым Крещением в Крещении миром мазатися мастию Небесною: Миром особь, а маслом особь»[9]; преподавать Святые Тайны всякому новокрещенному, совершать браки с согласия родителей и по православному чиноположению в храме. Заметив, что непосвященные дерзали иногда исполнять то, что предоставлено было только посвященным, Собор запретил диаконам совершать проскомидию и освящать приношения (плоды, кутью за умерших и т. п.), причетникам - касаться священных сосудов и совершать каждение, а мирянам - входить в алтарь, сказывать прокимен и читать Апостол. В жизни христиан были замечены языческие обычаи: новгородцы в праздники устраивали неприличные зрелища, оскорблявшие честь праздников. Буйные толпы тешились кулачным боем, бились кольями, причем многих убивали до смерти и с убитых снимали окровавленное платье. Собор определил: «Отлучать от Церкви всех, участвующих в таком бесчинстве, и не принимать от них приношений. Если кто из них умрет, священники под опасением низвержения не должны отпевать его и хоронить вблизи церкви. Убитые на кулачном бое прокляты в сей и в будущей жизни». Большая часть правил Владимирского Собора составляет только возобновление древних постановлений Церкви, и даже наказания, определенные Собором, суть те же самые, какие издревле назначались Церковью за нарушения тех же правил. В историческом отношении определения Владимирского Собора очень важны потому, что раскрывают тогдашнее состояние христианского общества, показывают его недуги и меры, какие принимали для уврачевания этих недугов попечительные святители. На этом Соборе был посвящен в сан епископа Владимирского и Нижегородского архимандрит Печерского монастыря Серапион, которого митрополит Кирилл привез с собою из Киева, - престарелый подвижник, пастырь, по выражению современников, «учительный и сильный в Божественном писании». Он недолго управлял паствой, скончался 12 июля 1275 года в глубокой старости и погребен во Владимирском Успенском соборе.[10]

Вероятно, и вопросы Сарайского еп. Феогноста, с которыми последний обращался к Константинопольскому собору 1276 г., также предлагались по поручению митр. Кирилла с тем, чтобы не только уничтожить в русской церкви крупные недостатки, обличенные собором 1274 г., но урегулировать и второстепенные неисправности. Видимо, план общего исправления церкви у русского митрополита был широкий, генеральный. Самое совпадение года Владимиро-Суздальского Собора 1274 г. с годом Лионской Унии (1274), наводит на мысль, что митр. Кирилл, всю жизнь ведший анти латинскую линию, был напуган циничным поворотом на унию императора Михаила Палеолога. Он поспешил закрепить все задуманные улучшения и исправления в русской церкви и православную позицию всего русского епископата. Β связи с этими пастырскими заботами митр. Кирилла стоит и известное приобретение им нового перевода Кормчей, ο котором он сам в предисловии к деяниям Владимирского Собора (1274) выражается следующим образом: «Аз Кюрил смеренный митрополит всея Руси, многа убо ведением и слышанием дознал неустроения в церквах», происходящие между прочим «от неразумных правил церковных, помрачена бо беяху преже сего облаком мудрости елиньскаго языка, ныне же облисташа, рекше истолковани быша, и благодатиею Божиею ясно сияють, неведения тьму отгоняюще и вся просвещающе светом разумным и от грех избавляющее». Слова эти, как будто говорящие ο том, что у русских до митрополита Кирилла был только греческий подлинник Кормчей, без славянского перевода, некоторое время составляли загадку для ученых, потому что был бесспорно установлен факт существования на Руси в до-монгольское время славянского перевода Номоканона в обеих его формах: систематической, принадлежавшей Иоанну Схоластику, и хронологической – неизвестному автору (т. наз. до-фотиевская редакция). Загадка, однако, объяснилась довольно просто. Митр. Кирилл, оказывается, повторил здесь чужие слова: имевшие полный смысл в устах другого лица и при совершенно других обстоятельствах. Общеупотребительный в Греции Номоканон второго типа (в XIV титулах) в IX в. получил добавление от патриарха Фотия, а в XII в. начал обогащаться комментариями прежде всего Аристина. Затем – Зонары и Вальсамона. Св. Савва Сербский, устраивая в первой половине XIII в. национальную сербскую церковь, дотоле руководившуюся, очевидно, не древнеболгарским переводом Номоканона, а его греческим оригиналом, счел нужным для обновленной церкви сделать и новый перевод Номоканона в его новейшей форме с комментариями. Он перевел самую краткую толковую форму Номоканона с толкованиями Аристина, написанными для сокращенной редакции церковных правил, и сделал к своему переводу вышеприведенное предисловие. Этот перевод св. Саввы и достал себе наш митр. Кирилл, чрез болгарского удельного князя (деспота) Иакова Святислава, а не совсем удачным повторением собственных слов переводчика, очевидно, хотел сказать только то, что с этих пор и для русских церковные каноны стали вразумительными, благодаря толкованиям.[11]

Рекомендованная Кириллом Кормчая явилась родоначальницей большинства списков русских Кормчих. Все они делятся на две фамилии. Одни – не что иное как копии с Кирилловой Кормчей, другие образовались благодаря соединению с Номоканоном Иоанна Схоластика. Списки последней фамилии содержат в себе первоначальный перевод полного текста канонов, хотя с некоторыми изъятиями, усечениями в конце, но к нему уже приписаны заимствованные из Кирилловой Кормчей комментарии. Из Кирилловой взяты и все новые источники церковного права. В этих же списках находятся также и такие памятники русского церковного и гражданского права как «Русская правда» князя Ярослава, уставы св. Владимира и Ярослава, правила Владимирского Собора 1274 г. и др. Прототипом первой – Рязанской – фамилии является список, написанный в 1284 г. для Рязанского епископа Иосифа, который испросил у митрополита Максима полученный митрополитом Кириллом II из Болгарии оригинал. По месту написания и по имени инициатора этот список и принято называть Рязанским, или Иосифовским. Старший представитель другой фамилии – список, написанный около 1280 г. в Новгороде по повелению архиепископа Климента и хранившийся в Новгородском Софийском соборе, отчего и название получил Новгородского, или Софийского, и даже Русского.

Итак, из соборных актов периода зависимости Русской Церкви от Константинопольской Патриархии до нас дошли лишь постановления Владимирского Собора 1274 г., на котором была принята «Кормчая Книга» св. Саввы. Постановления Собора сохранились под названием «Правил Кирилла митрополита Русского», ибо они изданы в виде окружного послания митрополита. По распоряжению митрополита Кирилла постановления Владимирского Собора были внесены в «Кормчую Книгу».[12] Кроме того в Сербскую Кормчую со временем вошли уставы князей святого Владимира и Ярослава Мудрого. Необходимо отметить, что это был первый Поместный Собор на Руси, деяния которого, были записаны. Таким образом, Сербская Кормчая получила авторитет и соборную санкцию на Руси, и имела большое влияние на другие кормчие, но не вытеснила их.

Заключение.

Митрополит Кирилл считается одним из составителей Летописца Даниила Галицкого, в который под 1238 – 1245 годами включал материалы о следствии по поводу «боярских беззаконий». Вероятно, участвовал в составлении Летописного свода 1281 года в Переяславле-Залесском. Составил «Правило Кюрила, митрополита руськаго», связанное с решениями владимирского Собора 1274. Ученые предполагают, что им написаны «Поучения к попам» и некоторые статьи из «Мерила праведного», а также участие в доставке галицкими книжниками во Владимиро-Суздальскую землю Хронографа.[13]

Почти 40-летнее управление митр. Кириллом русской митрополией в значительной степени приучило и греков, и русских к мысли ο том, что на этом посту с успехом может быть русский человек, не нарушая взаимного мира и согласия с греками. Но греки все-таки всеми силами старались поддержать дорогую для них традицию прежнего порядка, благо, они подняли свой престиж, изгнав в 1261 г. латинян из Константинополя и вернувшись снова господами в свою славную столицу. Так как теперь уже миновали страхи монгольского насилия, то, по смерти митр. Кирилла, к нам был послан митрополит из греков, Максим.

[1] Карташев А. В. Очерки по истории Русской Церкви / А. В. Карташев. – М., 1991. [Электронный ресурс]. - Электрон, текстовые, граф., зв. дан. и прикладная прогр. (546 Мб). М., 1998. - 1 электрон, опт. диск (CD-ROM).

[2] Отечественная история. История России с древнейших времен до 1917 года. Энциклопедия. Т. II. – М.: Большая Русская энциклопедия, 1994. С. 575 – 576.

[3] Христианство. Энциклопедический словарь. Т. I. / Новый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1993. С. 745; Знаменский П. В. История Русской Церкви. / П. В. Знаменский. [Электронный ресурс]. – Электрон, текстовые, граф., зв. дан. и прикладная прогр. (546 Мб). – М.: Крутицкое Патриаршее Подворье, Общество любителей церковной истории, 2000.1 электрон, опт. диск (CD-ROM).

[4] Карташев А. В. Очерки по истории Русской Церкви / А. В. Карташев. – М., 1991. [Электронный ресурс]. - Электрон, текстовые, граф., зв. дан. и прикладная прогр. (546 Мб). М., 1998. - 1 электрон, опт. диск (CD-ROM).

[5] Отечественная история. История России с древнейших времен до 1917 года. Энциклопедия. Т. II. – М.: Большая Русская энциклопедия, 1994. С. 576.

[6] Карташев А. В. Очерки по истории Русской Церкви / А. В. Карташев. – М., 1991. [Электронный ресурс]. - Электрон, текстовые, граф., зв. дан. и прикладная прогр. (546 Мб). М., 1998. - 1 электрон, опт. диск (CD-ROM); Юдин В. Д. Курс лекций по истории России. [Электронный ресурс]. - Электрон, текстовые, граф., зв. дан. и прикладная прогр. (546 Мб). – 1 электрон, опт. диск (CD-ROM)

[7] Карташев А. В. Очерки по истории русской Церкви. / А. В. Карташев. - [Электронный ресурс]. – Электрон, текстовые, граф., зв. дан. и прикладная прогр. (546 Мб). – М., 1991. –1 электрон, опт. диск (CD-ROM); Толстой М. В. Рассказы из истории Русской Церкви. [Электронный ресурс]. - Электрон, текстовые, граф., зв. дан. и прикладная прогр. (546 Мб). – 1 электрон, опт. диск (CD-ROM).

[8] См.: Певцов В. Г., протоиерей. Лекции по церковному праву. / В. Г. Певцов. - [Электронный ресурс]. – Электрон, текстовые, граф., зв. дан. и прикладная прогр. (546 Мб).

[9] Нефедов Г., протоиерей. Богослужение и таинства Православной Церкви. Учебное пособие по литургике. / Г. Нефедов. - [Электронный ресурс]. – Электрон, текстовые, граф., зв. дан. и прикладная прогр. (546 Мб).

[10] Толстой М. В. Рассказы из истории Русской Церкви. [Электронный ресурс]. - Электрон, текстовые, граф., зв. дан. и прикладная прогр. (546 Мб). – 1 электрон, опт. диск (CD-ROM).

[11] Карташев А. В. Очерки по истории русской Церкви. / А. В. Карташев. - [Электронный ресурс]. – Электрон, текстовые, граф., зв. дан. и прикладная прогр. (546 Мб). – М., 1991. –1 электрон, опт. диск (CD-ROM)

[12] Цыпин В., протоиерей. Курс Церковного права. / В. Цыпин. – Клин: Христианская жизнь, 2002.

[13] Отечественная история. История России с древнейших времен до 1917 года. Энциклопедия. Т. II. – М.: Большая Русская энциклопедия, 1994. С. 576.

Иерей Максим Мищенко