Проблема отношения славян к византинизму есть, собственно говоря, пробле­ма исторического выбора славянских народов. В переломные моменты бытия Руси каждый раз неизбеж­но вставал перед нею вопрос об отношении к духовному и культурному наследию Византии. Так было через 100 лет после кончины св. Мефодия, когда киевский князь Владимир оказался на распутье, перед выбором вер, легендарное сообщение о котором отвечает глубокой внутренней правде. Так было во время мощного подъема Московского государства, в период Флорентийского собора, когда нашему церковному и государственному руководству нужно было самому решить вопрос о том, куда идти дальше, и оно приняло решение, отвергнув унию, и в противовес константинопольской Матери-Церкви осталось верным византийскому наследию.[1] Византинизм – это вселенский феномен, в формирование которого внесли свою лепту и греческий мир_, и латинский Запад и Ближний Восток, и Египет, а с 7 - 9 веков, когда уже можно говорить о византинизме как об особой культуре, отличной от позднеантичной и раннехристианской, – и славяне.

В прямое и непосредственное соприкосновение славянский мир и Византия пришли в конце V– начале VI века, хотя, безусловно, это были первые контакты между ними. Приблизительно к 519 году отно­сится первый, зафиксированный источниками военный конфликт Византии с антами. В первой половине 6 века славяне начинают селиться в окрестностях Фессалоники. Во второй половине того же века славянские племена заселяют Пелопоннес. В 7 веке Исидор Севильский уже напишет, что «на пятом году царствования императора Ираклия славяне отняли у ромеев Грецию, персы Сирию и Египет и многочисленные провин­ции». Македония в источниках того времени именуется «Склавинией». а житие епископа Эйштадского Виллибальда (середина 8 века) называет юг Пелопоннеса «Славянской землей». В 623 году славяне появляются на Крите, а в 648 – в Южной Италии. В итоге славянские племена смолян (ср. Смоленск), сагудатов, другувитов и других заселяют всю Северную, Среднюю и Южную Грецию. Повсюду появля­ются селения с характерными названиями: Горица, Граница, Кривица, Склавица. Древние Микены переименовываются в Хрвати.[2]

У византийских императоров хватило государственной мудрости для того, чтобы не только найти со славянами взаимовыгодный образ совместного общежития, но и активно вовлечь их в систему византийского сообщества, что имело далеко идущие последствия в деле упрочнения империи. В самом деле когда она потеряла Ближний Восток и Египет, свою главную житницу, именно славянский элемент позволил ей сохранить себя как государство, как оплот православия и вселенской византийской культуры.

В 9 веке для Византии наиболее важным и злободневным был вопрос отношений с исламским Востоком. В этом веке мусульманство, восторжествовав на Востоке и в Африке, утверждается в Европе: в Испании и Южной Италии. Из бассейна Каспийского моря мусульманское влияние проникает в Хазарию, где вступает в противоборство с иудаизмом и христианством, и по Волге и ее притокам устремляется на север. Археологические находки доста­точно красноречиво подтверждают это. Создалась угроза флангового охвата Европы исламом, в связи с чем славянский мир, и прежде всего Русь, приобрел первостепенное значение для судеб европейской хри­стианской цивилизации. Не случайно поэтому в 9-10 вв. не только Константинополь, Рим и Ингельгейм (столица франкской империи), но и Багдад стремился разыграть славянскую и русскую карту.[3] Об этом свидетельствуют переходы некоторых славянских отрядов на сторону арабов. Знаменитое нападение Руси на Константинополь в 860 году, нужно полагать, было спровоцировано также арабами, против кото­рых как раз в этот момент выступил византийский император Михаил 3.

В 10 веке развитый благотворный характер носили отношения Ру­си с Византией. Анализ статей русско-византийских договоров 907, 911 и 944 гг. свидетельствует не только о широких торговых связях, но и устойчивой традиции обмена посольскими миссиями. Это подтверждает детальная регламентация условий приема и содержания посольств, включавшая в себя обязательство византий­ского правительства обеспечивать безопасность послов, предоставлять транспорт, продовольствие, кров, что предполагает существование длительной предшествующей практики двусторонних дипломатических отношений. Договоры 907 и 944 гг. включали в себя положение о выплате Руси «укладов», то есть посто­янной дани, которую Византия выплачивала вассалам или союзным государствам за оказание ей военной помощи. И в самом деле, после подписания договора русские отряды принимали участие в военной экспедиции в Византию против арабов на Крите. В 909-910 гг. и 912-913 гг. они нанесли удар арабам Закавказья. Союзные действия Византии и Руси имели место в 30-х годах X века, в 945 г. и 949 г. В 954 году русы вместе с болгарами и армянами сражались на стороне Византии с войсками сирийского эми­ра. В 60-х годах 10 века русские участвовали в экспедиции византий­ского флота к берегам Крита и Сицилии. Главный смысл договоров 907, 911 и 944 гг. в их политическом значении. По мере того, как Хазарский каганат все больше попадал в сферу арабского влияния и вместо барьера на пути исламской экспан­сии становился ее аванпостом, совместные интересы делали Русь и Византию естественными союзниками. Необходимость противодействия арабско-мусульманской экспан­сии и набегам степных народов, обрушивавших свои удары на южную Русь и Балканский полуостров, настоятельно требовала единства дей­ствий Руси и Византии. Это был исторический императив. Шаги в указанном направлении, как мы видели, предпринимались. И все-та­ки позиция Руси не была последовательной. Сохранились сведения о пяти крупных походах русских в Византию, походах, не обусловлен­ных национальными интересами и, более того, наносящих серьезный ущерб этим интересам. Вряд ли нам целесообразно идеализировать мотивы действий русских князей, оправдывая их стремлением добить­ся признания и "вырвать" у Византии договоры "мира и дружбы". Трудно оправдать их и ссылками на столкновение интересов в Север­ном Причерноморье. Наступающей стороной здесь была Русь. Вся политика Византии в этом регионе сводилась к тому, чтобы обеспечить жизнедеятельность Херсонеса и небольшого числа других греческих поселений в Крыму с северной могущественной державой. Дого­воры 911 и 944 гг., по оценке А.Н.Сахарова, посвятившего их исследованию особую монографию, отразили признание греками северного побережья Черного моря сферой действия Руси.[4] Таким образом, следует согласиться с тем, что русские походы на Византию носили агрессивный характер. В лучшем случае они были вызваны стремлением получить репарации и дань. Языческая односторонняя жажда материальных ценностей, не сдерживаемая нравственными критериями и помноженная на агрессивность норманнских дружинников, не отличавших политику от грабежа, - вот основная причина пяти походов, совершенных Русью на Византию в дохристи­анский период.[5]

Противоречивость политики Русского государства особенно ярко проявилась в период правления последнего языческого князя - Святос­лава. Попытки увидеть в его военных акциях тонкую политическую игру, проводимую в национальных интересах, нам представляются бесперспективными. Объективно восточный поход Святослава отве­чал задаче консолидации русской нации и обеспечения безопасности государства на востоке. Но при сохранении антихристианской ориента­ции в политике русского руководства последствия этого похода могли быть трудно предсказуемыми. Целью Святослава был, по-видимому, не столько разгром слабеющей Хазарии, сколько завоевание богатых горо­дов мусульманской Булгарии, в низовье Волги. Они настолько поразили воображение Святослава, что вызвали желание постоянно обосноваться в этих местах. В Киеве, где укрепляло свои позиции христианство, он себя чувствовал неуютно. Об отсутствии ясной политической концепции Святослава и в известной степени сумбурности его политики свидетельствует многое. Нет нужды доказы­вать, что Святославом были допущены серьезные просчеты в оценках положения в Болгарии и настроений болгарского народа. При очевидных, засвидетельствованных источни­ками симпатиях болгар к русским как к братьям по крови и языку проявлял себя другой мощный фактор – единство их веры с Византией. Святослав ответил на это репрессиями. 20 тысяч посаженных на кол пленных болгар после взятия Филиппополя – жуткий пример ничем не оправданной языческой жестокости. Не будем обходить этот факт и игнорировать то, что балканский поход Святослава сыграл трагиче­скую роль в истории Болгарии, не принеся никаких дивидендов Рус­скому государству.

Политические задачи, стоявшие перед Русью 9-10 вв., заключались, во-первых, в создании единого государст­ва, которое решающим образом содействовало бы завершению процесса формирования единой нации[6], во-вторых, в сознательном выборе своего места в системе цивилизованных государств и, в-третьих, в определении главных угроз и сосредоточении внимания на их отражении.[7]

Процесс собирания восточнославянских племен под единой кня­жеской властью с помощью военной силы начался еще в дохристианскую эпоху. Св. князь Владимир в первый период своего правления попытался использовать для укрепления единства религи­озный фактор. Он реформировал древне языческие культы, учредив государственную религию с пантеоном богов во главе со славянским Зевсом-Перуном. Но этот княжеский бог и эта государственная рели­гия оставались для народа такой же внешней силой, какой была княжеская дружина. Только принятие христианства[8] привело к возникно­вению прочных внутренних связей в государстве на всех уровнях и, главное на уровне клетки государственного организма – отдельной личности.

Истолкование причин перехода Владимира в христианство вызвало среди ученых полемику. Слабо объяснение митрополита Филарета – покаянное настроение братоубийцы и развратника Владимира.[9] Недостаточно объяснение Соловьева – бедность и бессодержательность язычества. Общими причинами, по-видимому была тесная связь Руси и Византии, постепенное проникновение христианства в русское общество, образование в Киеве влиятельной христианской общины; лично на Владимира влияли впечатления детства (княгиня Ольга), может быть общение с женами христианками (Голубинский).[10]

В 989 году Владимир, уже будучи христианином, вернулся к политической линии своего отца и совершил по­ход на Херсонес (Корсунь). Город, осажденный с моря и суши, пал после того, как лишился воды, поступавшей в него по подземным трубам. Впрочем, русы покинули город, и он вернулся к Византии. С 990 года Византия пере­шла от обороны к контрнаступлению, подчинив Грузию, часть Армении и возобновив войну против болгарского царя Саму­ила. Набег Владимира на Корсунь вызвал ответную реплику в виде нападения на Русь союзников Византии – печенегов. Война длилась с 989 по 997 годы, и тогда Русь потеряла причерноморские степи, а границу лесостепи пришлось укрепить ва­лами и частоколом. Корсунская эскапада дорого обошлась Руси.При возврате к политическому курсу прошлого, казалось бы, был естественным отказ от принятого исповедания, но этого не произошло. Пути назад не было.

Вместо союза с Константинопольским патриархатом Русь за­вязала отношения с Болгарской патриархией в Охриде. Так как с 976 года Западная Болгария была охвачена антигреческим восстанием, которым руководили сыновья комита Николы: Давид, Моисей, Аарон и Самуил, то оттуда мож­но было получать книги, иконы и просвещенных священников – учителей. В начале XI в. Владимир установил союзные отношения «с Болеславом Лядским, и с Стефаном Угорским, и с Андрихом Чешским», то есть с новыми христианами, воспринявшими веру от Рима. Дипломатия Владимира показывает, что он искал возможности порвать с традициями и Святослава, и Ольги. А третьей возможностью в тех услови­ях был контакт с Западом, потому что мусульманский Восток находился в состоянии войны с Русью. В 997 году Владимир вы­нужден был идти походом на камских болгар и тем самым снять часть войск с южной границы, чем немедленно вос­пользовались печенеги.[11]

Итак, ссора с Византией из-за грабительского похода на Корсунь в 989 году повлекла, кроме тяжелой войны с печенегами, уже упомянутый выше контакт с Болгарией. А болгарский царь Самуил жестоко опустошал Гре­цию и Фракию, а император Василий, оправившись от первых неудач, затем своей беспощадностью заслужил прозвище Болгаробойца. В 1001 году он начал планомерное наступление, ослепляя захваченных в плен болгар. Наконец болгары потерпели тяже­лое поражение. Царь Самуил умер от нервного шока в 1014году. Его сын Гавриил-Радомир погиб от рук заговорщиков, а новый правитель был убит в 1018 году, после чего Болгария капитулировала. Гибель союзника не могла не отразиться на положении Руси. Для киевлян стало очевидно, что союз с Византией, т.е. традиция Ольги, гораздо перспективнее поисков друзей на Западе.[12]

Уже при потомках Владимира факт принятие христианства существенно изменило характер внешней политики Руси и внесло важные коррективы в ее направления. Прежде всего оно привело к установлению прочных союзнических отношений с Византией, отношений, которые пережили захват Константинополя крестоносцами и татарское иго на Руси. Единственный военный конфликт между ними произошел в 1043 году. Причины этого конфликта получили различную интерпретацию среди исследователей. Слова Пселла, непосредственного очевидца событий, – «это варварское племя всегда питало яростную, бешеную ненависть против греческой гегемо­нии» – дали повод говорить чуть ли не об освободительной борьбе Ярослава против церковно-политической зависимости от Византии. По оценке Д. С. Лихачева и В. В. Мавродина, поход Руси на Константи­нополь в 1043 году был кульминационным пунктом ее борьбы за куль­турную, гражданскую и церковную самостоятельность. И вполне справедливо указал Н. М. Левченко, что ни в одном русском источнике нет и намека на то, что империя посягала на политическую самостоятельность Руси, чтобы какой-либо «грек митрополит», хотя бы он являлся «агентом империи», претендовал на заметную политическую роль. Причину конфликта Н. М Левченко видит в ужесточении позиции ви­зантийского правительства по отношению к иностранным купцам в угоду константинопольским торговцам и ремесленникам. Пред­ставляется, что немаловажную роль в возникновении конфликта мог сыграть русский военный корпус в Византии, ставший своего рода императорской гвардией в период краткого правления Михаила Пятого (декабрь 1041 – апрель 1042 годы). Участие русских отрядов в мятеже против преемника Михаила, Константина 9, позволяет говорить о вмешательстве русских во внутренние дела союзной державы. И хотя в полной мере причины шестого, и по­следнего, русского похода на Византию неясны, можно квалифицировать этот конфликт как семейную династическую ссору, не отражающую серьезных противоречий между дву­мя странами.[13] В контексте не существовавшего русско-византийского противо­борства середины 11 века некоторыми исследователями рассматрива­ется вопрос о назначении Илариона Киевским митрополитом. В этой связи нам хотелось бы заметить следующее: русско-византийские церковные узы с самого начала носили характер добровольного выбора. В случае расхождения в политических интересах, с которыми тесно переплетались интересы церковные, они относительно легко могли быть отвергнуты, как это неоднократно бывало в истории.

Единство идеологии, общность духовных и культурных ценностей, совпадение политических интересов в плане отражения угрозы с Востока, а в дальнейшем экспансии Запада сделали Русь и Византию надежными союзниками вплоть до захвата турками Константинополя в 1453 году. Даже те исследователи, которые склонны в негативном свете представлять политику Византии по отношению к Руси, а в митрополитах-греках видят агентов иностранной державы, вынуждены при­знавать, что константинопольские правители и их агенты ведут себя более чем странно, проявляя постоянную заботу об укреплении единства Русского государства. А когда над Константинополем нависла смертельная турецкая опасность, император
и патриарх занимались, как самой неотложной задачей, проблемой единства русской митрополии, словно сознавая, что именно эта проблема, связанная с будущим православного мира. Весьма показательно также, что еще в середине 14 века в Константинополе обратили внимание на дина­мичных правителей небольшого удельного княжества со столицей в Москве, отдав им решительное предпочтение в их борьбе за создание централизованного Русского государства.

[1] Иоанн (Экономцев), игумен. «Византинизм, Кирилло-Мефодиево наследие и Крещение Руси». Сборник статей «Православие, Византия, Россия». «Христианская литература», М., 1992. Стр. 8.

[2] Иоанн (Экономцев), игумен. «Византинизм, Кирилло-Мефодиево наследие и Крещение Руси». Сборник статей «Православие, Византия, Россия». «Христианская литература», М., 1992. Стр. 10.

[3] Вероятно, свидетельство жития св. Стефана Сурожского о нападении на города крымского побережья руссов в главе с неким Бравлином в 790 говорит о следующем. Возможно, что нападение было делом византийских дипломатов, ссорившихся с хазарами из-за Готии, которую хазары усмирили в 787 году. Действительно, пострадали города хазарской части Крыма, но был разграблен и греческий Корсунь (Херсонес). Но выгода в этом была для греков: в 790 году Готия вернулась к Византии. Следовательно, это были потомки россомонов, сра­жавшихся с готами, будучи союзниками гуннов. Слились русы и славяне только при Вла­димире Святом, в X веке. До этого времени русы были самостоятельным народом, хорошо известным в Германии. Немецкие хронисты называли их руги. Про­цесс слияния начался в IX веке, но был долог и тернист. Несправедливо осуждать решение византий­ских дипломатов ослабить хазар, противопоставив им русов, а за счет их войны присоединить к империи крымскую Готию. Но Русы получили доступ к Черному морю, и их набеги опустошали побережье Малой Азии 200 лет. Сама интрига дала результат, обратный задуманному. От грабежей русов пострадали христианские церкви и было ослаблено православное влияние в Хазарии. Образовался по­литический вакуум, который был немедленно заполнен иудаизмом. Так греки вместо бесплатного союзника обрели двух сильных и жестоких врагов вдобавок к арабам и болгарам. См.: Гумилев Л. «Древняя Русь и великая степь». Издательство «АСТ», М., 2001.

[4] См.:Сахаров А. Н. «Дипломатия Древней Руси». М., 1980.

[5] Иоанн (Экономцев), игумен. «Крещение Руси и внешняя политика древнерусского государства». Сборник статей «Православие, Византия, Россия». «Христианская литература», М., 1992. Стр. 49.

[6] Развитие племен, вошедших в состав русской нации, происходит как будто по сценарию, по которому развивалось до этого славянство в целом. Уже на заре формирования южного русского государства со столицей в Киеве мы видим его в политической зависимости от Хазар­ского каганата. Общий вектор интереса остается прежним – это юг и восток, но он раздваивается. Две великие реки Восточно-Европейской равнины, Днепр и Волга, дают основные направления русской полити­ке. На первоначальном этапе русской истории доминирует Днепр, который есть проторенный, традиционный путь к Греции и Средизем­номорью, а теперь к христианской Византии и к христианству. Волга и ее притоки, значение которых в русской нации все больше и больше возрастало, вели к мусульманскому Востоку. То этой артерии вместе с товарами продвигались ислам и иудаизм.

[7] Иоанн (Экономцев), игумен. «Крещение Руси и внешняя политика древнерусского государства». Сборник статей «Православие, Византия, Россия». «Христианская литература», М., 1992. Стр. 48.

[8] Духовные, культурно-исторические, социо-политические и др. факторы и подробности обращения Владимира и русского народа в христианство в:Карташев А. В. «Очерки по истории русской Церкви». Электронный вариант; «Отечественная история. История России с древнейших времен до 1917 года». Энциклопедия. Научное издательство «Большая Русская энциклопедия». М., 1994.

[9] Подобная точка зрения выражена и: Толстой М. В. «Рассказы из истории Русской Церкви». Электронный вариант.

[10] «Христианство». Энциклопедия Эфрона и Брокгауза. М., 1993. Том 1-й. Стр. 367.

[11] См. подробнее: Гумилев Л. «Древняя Русь и великая степь». «АСТ», М., 2001. Стр. 286.

[12] См. подробнее: Гумилев Л. «Древняя Русь и великая степь». «АСТ», М., 2001. Стр. 286-287.

[13] См.: Иоанн (Экономцев), игумен. «Крещение Руси и внешняя политика древнерусского государства». Сборник статей «Православие, Византия, Россия». «Христианская литература», М., 1992. Стр. 52.

Иерей Максим Мищенко