Биография и сочинения Климента Александрийского.

К христианской теологии Климент Александрийский пришел через философию. Это определило стиль и содержание его произведений. Свои разнообразные идеи он воплотил в не менее замысловатую форму. Избегая устоявшихся концепций, он никогда не останавливался в своих поисках. Вопросы, которые он задавал себе, зачастую оставались без ответа, смысл многих его пассажей – загадка для читателя. Однако благодаря подобным качествам Климент сумел в своих произведениях открыть и утвердить многие философские положения, которые впоследствии были унаследованы христианскими теологами. Труды его были весьма популярны, его имя до девятого века можно было встретить в списках святых.[1]

Тит Флавий Климент, преемник Пантена, вероятно был афинянином, из семьи язычников. Хорошо начитанный в греческой литературе и прекрасно разбираясь во всех существовавших тогда философских системах, он не нашел во всем этом ничего, что могло бы дать постоянное удовлетворение. Уже взрослым он воспринял христианство и в дальних странствиях на Запад и Восток искал самых мудрых учителей. Приехав в Александрию около 180 года по Р. Х., он стал учеником Пантена. Плененный личностью своего учителя, которого он привык называть «блаженный пресвитер», Климент стал пресвитером в александрийской церкви, помощником Пантена, а около 190 года – его преемником. Климент продолжал трудиться в Александрии. Большую часть своей жизни Климент провел в Александрии, без преувеличения, самом замечательном городе Римской Империи его времени. Во времена Климента это был мегаполис, население которого, вероятно, достигало миллиона жителей самой различной национальности. Он обращал язычников и просвещал христиан до тех пор, пока гонение при императоре Септимии Севере в 202 году не вынудило его бежать, чтобы никогда не вернуться. В 211 году мы вновь встречаемся с Климентом, участвующим в переписке епископов Кесарии Каппадокийской и Антиохии. Примерно через пять лет христиане оплакивали его кончину (Евсевий Кесарийский, 6. 14, 18 – 19).[2] Возглавляя катехизическую школу, Климент наложил на нее свой отпечаток, стараясь объединить библейское и эллинистическое мировоззрение своей глубокой и изысканной мыслью. Это был век гностицизма, и Климент соглашался с гностиками в том, чтобы держаться «гнозиса» – то есть, чтобы религиозное знание или просвещение были главным средством совершенствования христиан. Однако для него «гнозис» предполагал предание Церкви.[3]Будучи убежденным в исторической миссии христианства как мировой религии единого Бога, адресованной всему «человеческому роду» (Strom. VI 159, 9)[4], Климент всю свою жизнь посвятил тому, что можно назвать «духовным монашеством». Его восприятие христианства в персональной и не догматичной форме, как и принадлежность к кругу людей, которые могут быть названы «культурной богемой» Александрии, в высшей степени способствовало осуществлению этой задачи.[5]

Можно утверждать, что в лице Климента и ему подобных образованных христиан имеется случай индивидуального наставничества, особенно характерного для эллинистической египетской культуры. Очевидно, как об этом неоднократно говорит Климент, свою задачу они видели не просто в наставлении в вере, но в преподавании всего «круга наук», который включал традиционный набор таких дисциплин. Все это рассматривалось в качестве подготовительных дисциплин для изучения теологии. Ясно, что общая образовательная схема в данном случае копирует ту, которая была принята в позднеантичных философских школах, только учение о первых принципах заменяется христианской теологией. Не удивительно поэтому, что в своих сочинениях Климент постоянно пользуется каким-то учебником платоновской философии, который во многом схож с учебником Алкиноя. По этой причине Климент по крайней мере шесть раз обещает в Строматах перейти к первым принципам, но так и не "переходит" к ним, ограничиваясь разрозненными замечаниями о логосе, материи, природе, промысле. Неудовлетворенность Климента понятна – отсутствие раздела о первых принципах нарушало принятый образовательный стандарт. Эту теорию первых принципов, как мы знаем, впервые сформулировал Ориген.[6]

Климент был человеком незаурядной эрудиции. Труды Климента показывают нам, как прекрасно он знал греческую и библейскую словесность. На каждой странице находим точные цитаты из самых разных книг. Его произведения буквально переполнены цитатами из древнегреческих трагиков и поэтов. Он знал философию по первоисточникам и свободно ориентировался в гностических сектах и мистериях. Всего в трудах Климента процитировано 359 классических и других нехристианских источников, 70 книг библейской традиции, 36 патристических и новозаветных апокрифических сочинений, включая еретические. Общее число цитат достигает почти 8 тысяч, при этом более трети приходится на языческих авторов.[7] Набор языческих литературных источников, к которым обращается Климент, является достаточно стандартным, так сказать, школьным. Сохранились три главных его произведения: «Слово увещательное» («Протрептик»), «Педагог» и «Строматы».

Первое сочинение его (полное название «Слово увещательное к эллинам») обращено к читателю-язычнику. По форме и содержанию оно принадлежит к апологетическим произведениям, однако превосходит предыдущие опыты как по композиции, так и по языку. Произведение состоит из 12 глав и ставит своей задачей указанием на неразумность идолослужения и возвышенность христианской истины убедить язычников к принятию христианской веры. Основная мысль произведения такая: божественная правда превосходнее эллинской философии и произвело истинную культуру, тогда как языческая религия неразумна и безнравственна.[8] Этот труд отличается слаженной композицией, привлекает изяществом, чувством превосходства и спокойной уверенности, являя своему веку христианскую истину. Автор хорошо понимает психологию александрийской среды, проницательно угадывает в философском скептицизме тайную тревогу и тайное ожидание подлинного откровения Истины. Книгу открывает «Гимн Христу». Вслед за этим лирическим вступлением Климент обозревает дохристианские вероучения и философские заблуждения древности. Климент ведет речь о язычестве как человек, знакомый с ним изнутри. Критика его лишена проклятий и унижения противника. Язычнику он подаёт руку как проводник на неизвестном пути познания истины.[9]

Если «Слово увещательное» – книга «преддверия», то «Педагог» (в трех книгах) – учебник для верующего. Его цель – завершить евангельское самосознание новообращенных. Названием книги Климент хотел подчеркнуть значение Христа-Воспитателя. Это – руководство по христианской этике, одновременно теоретическое и практическое, помогающее подготовить ученика к восприятию наставлений Учителя. По первой книге (13 глав), Христос – Логос-педагог, главенствующий в христианском воспитании, печется о преображении жизни и приобщении к христианским нравам. В Ветхом Завете Он действовал посредством закона и страха, в Новом Завете – посредством слова и любви. Логос – это педагог, а верующие подобны детям. Климент постоянно напоминает, сколь важно быть как дети, хранить смирение, простоту, искренность, прямоту и чистоту. Ребенок нуждается в покровительстве, руководстве, надежной защите. Взор человека постоянно обращен к Логосу, за ним он признает главенство, ему стремится подражать, ему уподобляться, сообразуясь с его волей во всех, даже самых будничных делах. Вторая книга (12 глав) дает отдельные предписания для христианской жизни – о воздержании в пище и питье, о постах и самоотречении, о поведении на пиршествах, в разговорах, об одежде, сне, предписания для холостых и состоящих в браке. Излишней роскоши в домашней обстановке, пище и одежде христианин должен избегать. Третья книга (12 глав) продолжает эти подробные предписания и представляет возвышенность и красоту жизненного идеала истинного христианина, в которой обитает Логос, в противоположность аффектированной красоте любителей нарядов и изнеженных. Порицая страсть к роскоши, изнеженность, жажду похвал, Климент рекомендует противоположные им добродетели.[10] Читая «Педагога», нетрудно представить себе быт и нравы александрийской семьи начала III века. Морализируя, автор не пренебрегает самыми прозаическими бытовыми подробностями. Эти житейские наставления, сознательно выдержанные в духе языческих моралистов, ничуть не мешают делу. Климент никогда не теряет из виду свою прямую цель: внедрить христианскую мораль, сообразовать жизнь с евангельскими принципами. Положения, заимствованные из греческой традиции, явлены в христианской перспективе и соотнесены с Евангелием. Климент выдвигает суровые нравственные требования, полагающие аскезу вплоть до принятия креста, приуготовляющие к монашеству в духовной жизни. Замечательно, что он пишет для светских людей, но не призывает их удалиться от мира, выявляя и осмысляя требования, которые светская жизнь налагает на них.[11]

Климент дал в своих «Строматах» первое церковное сочинение, в котором религиозная философия греков служит не только полемическим целям, но и для открытия христианства интеллектуальной части общества. «Строматы» (с греческого языка – «узорчатые ковры», «ткань») – это собрания отдельных мыслей, не приведенные автором в цельную систему. Это название требует объяснения. Оно не составляет литературной собственности Климента и для того времени является довольно банальным. Существовал целый род литературных произведений, для которых причудливое название являлись как бы отличительным знаком. Климент отмечает, что авторы, которые по каким-либо основаниям находили нужным скрыть свои мысли от толпы, избирали этот род литературы. Не последним основанием для такого изложения являлась и задача труда – ознакомить читателя с догматами гностического предания в такой форме, чтобы они никого не соблазняли. Знаменитый катехет широко воспользовался свободой изложения, которая являлась отличительной чертой таких произведений.[12]

В «Строматах» Климент изобразил начала христианской философии, или как он называет ее, знание (гнозис), с тем, чтобы опровергнуть ложную мудрость различных гностиков его времени и заблуждения язычества. Богатство разнообразных мыслей здесь соединено с таким же богатством изречений философов и поэтов. Главной мыслью данного сочинения является следующее: христианство есть истинная и высшая философия. Первая книга говорит, что закон Моисея и философия, предшествовавшие христианству, относятся к последнему, как отрывки истины к целому; тот и другая приготовляли христианство. Потому философия сама по себе «не недостойна верующего и не должна быть пренебрегаема», наоборот, она нужна для защиты его от нападений; философия – дар божий и произошла из первоначального откровения, философия греков позже еврейской и частью одолжена своим достоянием последней. Вторая книга раскрывает понятие о христианской философии. Философия основывается на вере в откровение – как на существенном основании спасения; наука приводит ее в движение при посредстве разных духовных сил и венец ее в Боге. В вере заключаются и практические добродетели – любовь, чистота, покаяние. Нравственное учение Моисея – образец для лучших греческих нравоучителей. В третьей и четвертой книгах оправдывается показанное понятие о знании, и именно двумя практическими пунктами, в которых истинное знание отличается от знания еретического, - нравственной важностью жизни и любовью (первая обнаруживается в девственной жизни, другая в мученичестве). В пятой книге говорит о вере и надежде. В шестой книге убеждает язычников обратиться от философии к христианству, так как оно заключает в себе не только все лучшее философской дисциплины; но открывает совершеннейшую истину в явлении Бога в плоти. Истинный христианский гностик побеждает в себе страсти, воодушевляясь в подвигах мыслями чистейшей философии. Седьмая книга продолжает описывать жизнь истинного гностика, как ученика слова, его духовное просвещение молитвой и созерцанием, его очищение путем любви. На возражения язычника, что явление стольких ересей в христианстве делает сомнительной его истину, сочинитель делает превосходные замечания о характере православной Церкви и сект и дает правила отыскивать истину.[13] В Кодексе флорентийском вслед за 7‑й книгой следует 8‑я. Но она не имеет с предшествующими книгами никакой связи. Поэтому большинство ученых отказываются считать ее за продолжение «Строматов». Полагают, что этот отрывок из недошедших до нас «Ипотипозиса» Климента.[14]

Климент сознает задачу – обработать философски содержание Священного Писания и усвоить его себе посредством мышления. Вера нам дана, ее следует однако превратить в знание, то есть надо развить учение которое отвечало бы научным требованиям по отношению к философскому мировоззрению и этике. Знание не противоречит вере; оно и не ограничивается тем, что поддерживает и разъясняет ее, нет, - она ее всю возносит в высшую сферу: из области господства авторитета в сферу ясного знания и внутреннего духовного согласия, проистекающего из любви к Богу. Но вера и знание связаны с тем, что обе черпают содержание из Священного Писания. В него включают последние цели и весь аппарат идеалистической греческой философии (так как около 200 года в Александрии возникает неоплатоническая философия, которая тотчас вступает в отчасти мирный обмен мыслей с христианской философией). Апологетическая задача, которую поставил себе Иустин, превращена здесь в систематически-теологическую. Позитивный материал не включен в доказательство на основании исполненных пророчеств, но превращен в научную догматику. Тем, что Климент поставил идею о Логосе, который есть Христос, высшим принципом религиозного объяснения мира и изображения христианства, он дал ей более богатое содержание, чем Иустин. Христианство – это учение о сотворении, воспитании и завершении человеческого рода логосом, дело которого имеет своим венцом совершенного гностика, для чего он пользовался двумя средствами: Ветхим Заветом и греческой философией. Логос – всюду, где человек поднимается над ступенью природы; но подлинное познание его добывается только из Откровения. Он – закон мира, учитель, или в лице Христа иерург, который путем священных таинств вводит в познание. Для совершенного он – путь к единению с самим Богом. Кроме Писания, также и греческая комбинация познания и церемониальных посвящений дали Клименту возможность выдвинуть значение церковного христианства. Церковный гностик как бы поднимается посредством Писания и христианства общин в божественные сферы; он покидает все земное, историческое, уставное и стремится вверх в любви и познании. Вознесение совершается по определенным ступеням, причем находит себе выражение вся философская этика от разумного знания меры до эксцесса сознания и апатичной любви. Находит себе выражение также и церковная традиция; но истинный гностик должен на верхней ступени побороть нижнюю. Климент первый понял задачу теологии будущего: примыкая к историческим традициям и к универсальному христианскому сообществу, достичь в Церкви свободы и самостоятельности собственной жизни. Правда, у Климента есть опасность, что идеал самодовлеющего греческого мудреца вытеснит типично христианские настроения. Но все-таки чувствуется попытка спаять цель евангелия с идеалом платонической философии.[15]

Гнозис Климента – не интеллектуальной только природы, но – и в этом отличие его от еретического – и моральной. Климент нередко говорит о гнозисе, как истинной добродетели; рядом с ним он ставит любовь, как видимо равноправное начало человеческой жизни и нравственное совершенство оценивает так же высоко, как и интеллектуальное. Нередко он как будто колеблется, какому из двух начал отдать предпочтение – «gnosis» или «agape». Христианин и философ борются в нем из-за влияния на его мысль. И, тем не менее, весь строй его воззрений свидетельствует, что если он иногда и останавливался над этим вопросом в раздумье, то фактически предпочтение отдавал гнозису. Любовь рассматривается им не столько, как главное и самостоятельное начало христианской жизни, сколько только как одно из условия гнозиса. Именно знание и незнание являются для него крайностями добра и зла. Спасение есть прежде всего приобретение правильного знания, потом восстановление внутренней симметрии через возвращение путем созерцательной деятельности мысли в первоначальное единство. Если гностику было бы предложено сделать выбор между гнозисом и вечным спасением, он без колебания остановился бы на гнозисе. Климент не колеблется сказать, что сам Христос есть прежде всего и более всего нам учитель и педагог, и что дело спасения, совершенное Им, заключается главным образом в сообщении нам истинного гнозиса.[16]

[1] Афонасин Е. В. Античный символизм и философия образования в Строматах Климента Александрийского / Е. В. Афонасин. - http://afonasin.chat.ru/strom_intro.html, http://www.krotov.org/history/03/2000klim.html

[2] Евсевий Памфил. Церковная история. - [Электронный ресурс]. - Электрон, текстовые, граф., зв. дан. и прикладная прогр. (546 Мб). М.: Электронная библиотека Данилова монастыря, 2002. - 1 электрон, опт. диск (CD-ROM).

[3]Мецгер Б. М. Канон Нового Завета: Возникновение, развитие, значение / Б. М. Мецгер. – М.: ББИ, 2001. С. 130 – 131; Попов И. В. Патрология. Краткий курс / под общ. ред. А. И. Сидорова. – М.: МДА, 2003. С. 106.

[4] Климент Александрийский. Строматы. / Климент Александрийский. – Опубликовано на http://khazarzar.skeptik.net/books/clem_al/stromata/index.html

[5] См.: Афонасин Е.В. «Строматы» Климента Александрийского / Предисловие к книге: Климент Александрийский. Строматы. – С.-П., 2003.

[6] См.: Афонасин Е.В. «Строматы» Климента Александрийского / Предисловие к книге: Климент Александрийский. Строматы. – С.-П., 2003.

[7]Мецгер Б. М. Канон Нового Завета: Возникновение, развитие, значение / Б. М. Мецгер. – М.: ББИ, 2001. С. 131.

[8] Сагарда Н. И. Лекции по патрологии. I – IV века / под общ. и науч. ред. А. Глущенко и А. Г. Дунаева. – М.: Издательский Совет РПЦ, 2004. С. 417.

[9] Свиридов И., протоиерей. Тит Флавий Климент (Климент Александрийский). Жизнь и творения / И. Свиридов. – Опубликовано на http://antology.rchgi.spb.ru/Kliment/bio.rus.html

[10] Сагарда Н. И. Лекции по патрологии. I – IV века / под общ. и науч. ред. А. Глущенко и А. Г. Дунаева. – М.: Издательский Совет РПЦ, 2004. С. 418.

[11] Свиридов И., протоиерей. Тит Флавий Климент (Климент Александрийский). Жизнь и творения / И. Свиридов. – Опубликовано на http://antology.rchgi.spb.ru/Kliment/bio.rus.html

[12] Христианство. Энциклопедия Эфрона и Брокгауза. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1993. С. 765.

[13] Филарет (Гумилевский), архиепископ. Историческое учение об отцах Церкви. Т. I. / Филарет (Гумилевский). – М., 1996. С. 202 – 204.

[14] Скурат К. Е. Святые отцы и церковные писатели (I-V вв.). Учебное пособие / К. Е. Скурат. – Воронеж, 1998. С. 103.

[15] Гарнак А. История догматов / А. Гарнак. – М.: АСТ – Фолио, 2001. С. 206 – 210.

[16] Минин П. Главные направления древнецерковной мистики / П. Минин. – Киев, 1991. Глава Мистика Климента Александрийского.