Лжедмитрий I как «еретик» на православном троне
Привычный для россиян стереотип представлений о царе как центральном участнике церемониальной жизни двора (калька церковного ритуала) был важнейшим фактором идентификации православного царя. Нарушения Лжедмитрием I привычного хода дворовых церемоний были важной чертой неприятия его как православного монарха. Л. Безансон констатирует, что Лжедмитрий I не умеет себя вести с позиции традиций, не соблюдает этикет, не блюдет обрядов.[1] Данный факт был особо подчеркнут в мемуарах и сочинениях о Смуте.
Лжедмитрий Iнарушал заветные обычаи священной московской старины. Конрад Буссов отмечал, что Лжедмитрий I решительно отменил обычай, по которому «царь беспрестанно должен был осенять себя крестом и его должны были опрыскивать святой водой».[2] Петр Петрей и Яков Рейтенфельс добавляли, что он отменил также церемонию частых поклонов перед образами. По западной традиции, Лжедмитрий I начал слушать музыку во время обеда; сам без церемонии усаживался на коня (причем любил необъезженных); занимался делами в полдень – обычное время царского сна[3]; не ходил в баню, со всеми обращался просто, обходительно, не по-царски[4]; не любил большой свиты и с малым окружением выезжал на охоту. По средам и субботам давал аудиенции, принимал челобитные и часто гулял по городу, общаясь с ремесленниками, торговцами, простыми людьми.[5]
Самозванец не соблюдал постных дней и ел телятину, которая в Древней Руси считалась нечистой пищей: «И начат суботствовати по-римски... а в среду и в пяток млеко и телячья мясо и прочая нечистоты ясти»[6]. Одним из обвинений в адрес Лжедмитрия было то, что он ходит в церковь «с поляками, которые водят с собою стаи собак и оскверняют святыню»[7]: осквернение святыни имеет при этом сугубый характер, поскольку церковь оскверняется как собаками, так и иноверцами (поляками). При венчании Лжедмитрия I и Марины Мнишек в Москве католическое исповедание новых царя и царицы по требованию Лжедмитрия I было скрыто.[8] Лжедмитрий не посчитался с церковным запретом совершать браки накануне среды и пятницы. В итоге, в Николин день, в нарушение всех традиций был назначен свадебный пир, который продолжался и на следующий день: «И женился той окаянный законопреступник месяца майя во 8 день, в четверток, в праздник святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова, против пятка и против памяти чюдотворца Николы»[9].
Новый царь изменил состав Думы, введя в него в качестве постоянных членов представителей высшего духовенства, и отныне повелел Думе зваться «сенатом». Кн. М. М. Щербатов был убежден, что царь должен опираться на аристократию, следовать сложившемуся порядку, нравам, обычаям и не допускать их «повреждения».[10] Во время своего недолгого правления царь почти ежедневно присутствовал на заседаниях и участвовал в спорах и решениях государственных дел. Академик Л. В. Черепнин детально изучил практику земских соборов в Смутное время[11] и дал весьма остроумную и убедительную оценку суда Лжедмитрия над Шуйскими. «Форма соборного судопроизводства, - пишет историк, - очевидно, была выбрана Лжедмитрием потому, что он искал популярности среди различных сословий Русского государства. Лжедмитрий применил довольно ловкий прием: осуждению Василия Шуйского он придал характер соборного приговора, помилование же (уже на Лобном месте) этого приговоренного к смерти боярина должно было выглядеть в глазах населения как акт личного царского милосердия».[12]
В целом Лжедмитрий I ликвидировал чинную и церемониальную придворную жизнь. Лжедмитрий I демонстративно нарушал царский и православный этикет, т. е. вел себя как реформатор, а со старозаветной московской точки зрения как вероотступник, еретик, чернокнижник и колдун.[13] К началу XVII века относятся сведения из несомненно подлинного летописного текста, в которых узурпатор Лжедмитрий обвиняется в совершении колдовских обрядов с помощью бесов.[14] В другом источнике имеется описание смерти Лжедмитрия, из которого явствует, что он был погребен как колдун. Такое мнение о самозванце существовало и за пределами Руси, причем демонический аспект мог присутствовать или отсутствовать. Один из более или менее современных рассказов о Лжедмитрии описывает его как колдуна, который держал беса в ужасной военной машине, которую затем, по-видимому, сожгли вместе с телом самозванца. Там же описано, как жители Москвы обвиняли его в том, что он воздает божеские почести маскам, приготовленным для придворного маскарада. В глазах русских маски связаны в основном с языческими обычаями, чаще всего со святочными обрядами; с ними всегда боролась русская церковь, называя их сатанинскими и причисляя к смертным грехам.[15]
Стремление Лжедмитрия I реформировать порядок личной придворной жизни по польскому образцу было понято россиянами как разрушение традиции[16] и, сильно преувеличенное оппозицией, стало одним из толчков к событиям 17 мая 1606 г. И хотя некоторые новшества на западный манер вводил уже Борис Годунов, о чем писал Яков Маржерет, как бы оправдывая царя Дмитрия,[17] все же поведение Самозванца было довольно вызывающим, даже экстравагантным на фоне российского придворного церемониала. Конрад Буссов подчеркнул, что вся эта «неуставная» деятельность Лжедмитрия I постепенно породила в среде россиян «большие подозрения и сомнения относительно их нового царя».[18] Епископ Павел Пясецкий особо подчеркивал отклонения в религиозном поведении Лжедмитрия I. «Нерасположение к нему этого народа, весьма преданного своей вере, возрастало еще более от того, что Димитрий сразу стал презирать их обряды греческие, обряды же латинской веры, тому народу неведомые и понаслышке ненавидимые – он допустил к публичному отправлению, и не сообразовался он с их обычаями ни ношением волос на голове, ни покроем своих одежд, ни своей внешностью, что у них почитается грехом смертельным».[19] Приговором российских властей звучит в «Известии о начале Патриаршества» фраза: Гришка Отрепьев[20] «отеческие законы ни во что же положи, и спроста реши, яко ничтоже православия царствию достойно ни рек, ни сотвори».[21] Для традиционного московского уклада, таким образом, он был «угодник сатаны»…
А. М. Панченко относит Лжедмитрия к особенному типажу самозванничества. Это – тип нарушителя канонов. Ведь Лжедмитрий попал в «Чин Православия» и предавались анафеме в первую неделю Великого поста.[22] В. К. Чистов, исследовавший феномен самозванничества в России в XVII-XIXвв., пришел к заключению, что «авантюристы», создавая свои истории о чудесных спасениях, использовали бытовавшие в народе «социально-утопические легенды», что делало их агитацию действенной и им удавалось поднимать народные массы на борьбу с угнетателями.[23]
В период правления Лжедмитрия I русское общество оказалось открытым для влияния со стороны Речи Посполитой. Для С. Зеньковского Лжедмитрий являлся одним из инициатором усиления западного влияния: «при Борисе Годунове и Лжедмитрии число иностранцев еще больше увеличилось, и оба царя окружали себя наемной гвардией».[24] Зеньковский негодует по поводу западной интервенции и притеснениях на религиозной почве: «бесчинства иностранных армий на территории России во время Смутного времени, когда они, пользуясь сначала поддержкой Лжедмитрия, а потом польского и шведского правительства, не стеснялись осквернять русские храмы и оскорблять русское духовенство»[25]. И. И. Смирнов оценивал Лжедмитрия I, в духе утвердившегося в советской историографии взгляда, как скрытую иностранную интервенцию.[26]В. И. Ульяновский пришел к выводу, что в правление Лжедмитрия I в России была предпринята неудачная попытка провести реформы, во многом аналогичные преобразованиям Петра I, но реакционным силам, во главе которых стал В. И. Шуйский, удалось их сорвать.[27] К. Валишевский считает, Лжедмитрий выдавал свои прозападные симпатии тем, не следуя многим национальным и религиозным обычаям.[28]
А. В. Лаврентьев свидетельствует, что Самозванец, вступив на трон, охотно окружал себя поляками, у него имелась особая канцелярия во главе с польскими секретарями, которые вели для него переписку на польском и латинском языках[29]. Безансон акцентирует свое внимание на том, что у Лжедмитрия I жена – полька и польский отряд охраны.[30] По свидетельству Исаака Массы, он охотно давал молодым полякам придворные должности, и привлеченная перспективами карьеры молодежь стала съезжаться в Москву.[31] Папа Павел V предложил прислать в Москву епископов, но Лжедмитрий I ничего не сделал для принятия Русью унии с Католической Церковью. Тем не менее Павел V присвоил Лжедмитрию I титул Caesar ас magnus dux tortus Russiae (Цесарь и великий герцог всей Руси).[32] А. М. Панченко подчеркивает, что даже сама конфессиональная пестрота двора Лжедмитрия I, где около года уживались православные, католики и ариане, указывал на Польшу и было миниатюрной копией конфессиональной ситуации в Речи Посполитой. В ней существовала сильная партия, которая всерьез подумывала о том, чтобы сделать Лжедмитрия своим выборным королем.[33]
Многими своими действиями Лжедмитрий I воплощал два ненавистных образа: Польшу и латинство. Сложилась двойственная ситуация: с одной стороны, народ его любил, а с другой – подозревал в самозванстве и религиозном еретичестве. «Не умел он держать себя по православному обычаю», писал о Лжедмитрии русский историк С. Ф. Платонов, «от него пахло ненавистным Москве латинством. Чрезвычайно многим обязанный Римскому Папе и королю Сигизмунду, он был с ними, по-видимому, в очень хороших отношениях, уверял их в неизменных чувствах преданности»[34]. Другой русский историк С. М. Соловьёв, характеризуя Лжедмитрия I, указывал, что царь «желал соединения церквей... желал внушить русским людям, что нет большой разницы... что в латинянах нет порока, что вера латинская и греческая одна»[35].
Лжедмитрий I, оставался православным по вероисповеданию, да и с литургической точки зрения он придерживался православных обрядов. Также в публичной сфере Лжедмитрий I вел жизнь православного царя (выходы в Думу, принятие послов, церковную службу и пр.). Но в приватной сфере следовал западной цивилизационной традиции, вне российского царского контекста. Это воспринималось окружением как путь, ведущий к «неправой» вере.
[1] Безансон Л. Убиенный царевич: Русская культура и национальное сознание: закон и его нарушение / Перевод с французского М. Антыпко, М. Розанова и Н. Рудницкой (под общей редакцией М. Розанова). – М.: Издательство «МИК», 1999. С. 83.
[2]Буссов К. Московская хроника: 1584-1613. М.-Л., 1961. С. 110.
[3] Безансон Л. Убиенный царевич: Русская культура и национальное сознание: закон и его нарушение / Перевод с французского М. Антыпко, М. Розанова и Н. Рудницкой (под общей редакцией М. Розанова). – М.: Издательство «МИК», 1999. С. 83.
[4] Ключевский В. О. Сочинения. В 9-ти т. Т. 3. Курс русской истории. Ч. 3 / Под ред. В. JI. Янина; Послесл. и коммент. составили В. А. Александров, В. Г. Зимина.— М.: Мысль, 1988. С. 29.
[5]Ключевский В.О. Лекция XLII// История России. Полный курс в одной книге. — М.: АСТ, Астрель-СПб, 2009.
[6] Цит. по Панченко А. М. Русская история и культура: Работы разных лет. - СПб.: Юна, 1999. С. 22.
[7]Петрей, 1867, с. 223; ср.: РИБ, XIII, стлб. 510
[8] Католическая энциклопедия. Том II. И – Л. – М.: Издательство Францисканцев, 2005. С. 1635.
[9] Цит. по Панченко А. М. Русская история и культура: Работы разных лет. - СПб.: Юна, 1999. С. 22.
[10]Щербатов М. М. История Российская. Т. 7. Ч. 2. С. 147, 180-184, 186, 205,207,238.
[11]Черепнин Л. В.Земские соборы русского государства в XVI-XVII вв. М., 1978.
[12]Черепнин Л. В. Земские соборы Русского государства в XVI—XVII вв. М., 1978. С. 151.
[13] Панченко А. М. Русская история и культура: Работы разных лет. - СПб.: Юна, 1999. С. 23.
[14] Из хронографа 1617 года // Памятники литературы Древней Руси: Конец XVI— начало XVII в. С. 328, 332.
[15] Райан В.Ф. Баня в полночь: Исторический обзор магии и гаданий в России / Пер. с англ. — М.: Новое литературное обозрение, 2006. С. 70.
[16] В Смутное время была нарушена устоявшаяся в мироощущении русских четкая схема религиозного и общественного служения В позднейших произведениях Лжедмитрий обычно не воспринимался как царь. В 50-х годах XIX века в Орловской губернии рассказывали об остановке на ночлег в доме близ Никитской церкви под Кромами самозванца Лжедмитрия. На Севере в конце XIX — начале XX века крестьяне подмечали последовательность событий: когда Гришка Отрепьев воцарился, то Марина приказала ему звать в Москву поляков. По одной из заволжских легенд, Спасские ворота Московского Кремля заперлись и не пустили поляков. См. Северные сказки (Архангельская и Олонецкая губернии) // Сб. Н. Е. Ончукова. СПб., 1909, с. 500
[17]Устрялов Н. Г. Сказания современников о Димитрии Самозванце. Ч. 1. С. 313-314.
[18]Буссов К. Московская хроника: 1584-1613. М.-Л., 1961. С. 110.
[19]Материалы для эпохи Смутного времени, извлеченные из разных авторов. Хроника Пясецкого / Публ. B.H. Александренко. Варшава, 1909. С. 10.
[20]По доносу купца по имени Федор Конев «со товарищи», открылось, что против нового царя злоумышлял князь Василий Шуйский, распространявший по Москве слухи, что претендент на самом деле является попом-расстригой Гришкой Отрепьевым и замышляет разрушение церквей и искоренение православной веры. Бухарин С. Н., Ракитянский Н.М. Россия и Польша. Опыт политико-психологического исследования феномена лимитрофизации / Отв. ред. О. А. Платонов. — М.: Институт русской цивилизации, 2011. С. 163 – 171
[21]Акцию изобличения Лжедмитрия I поддержал Патриарх Гермоген. Его определения (в грамотах митрополиту Ростовскому Филарету и епископу Суздальскому Илариону) низводили Самозванца до уровня антихриста: «сын дьявола», еретик, чернокнижник, «святителей с престола сверг; преподобных архимандритов, и игуменов, и иноков, не токмо от паств, но и от монастырей отлучил; священнический чин от церквей, аки волк розгнал»; впустил в Успенский собор еретиков для надругания, венчался с «девкой» «люторския веры»; хотел православие разорить и «латинство» ввести. Как видим, Гермоген подчеркивал исключительно неправедные деяния Лжедмитрия I против Церкви и веры. Именно это было определяющим в обозначении традиционного поведения (или антиповедения) человека той эпохи. Размноженные епархиальными архиереями послания Гермогена также формировали в умах православного мира образ антигероя, лжецаря.
[22] Панченко А. М. Русская история и культура: Работы разных лет. - СПб.: Юна, 1999. С. 22.
[23]Чистов К. В.Русские народные социально-утопические легенды XVH-XIX вв. М., 1967. С. 32-70.
[24] Зеньковский С. А. Русское старообрядчество. В двух томах. // Сост. Г. М. Прохоров. Общ. ред. В. В. Нехотина. – М.: Институт ДИ-ДИК, Квадрига, 2009. С. 84.
[25] Зеньковский С. А. Русское старообрядчество. В двух томах. // Сост. Г. М. Прохоров. Общ. ред. В. В. Нехотина. – М.: Институт ДИ-ДИК, Квадрига, 2009. С. 85.
[26]Скрынников Р. ГСоциально-политическая борьба в России в начале XVII в. Л., 1985. С. 6-7.
[27]Ульяновский В. И. Россия в начале Смуты: Очерки социально-политической истории. Киев, 1993. Ч. 1-2; Он же. Российские самозванцы: Лжедмитрий I. Киев, 1993
[28] См. Валишевский К. Иван Грозный. М.: Терра – Книжный клуб, 2003. – 432 с.
[29] Лаврентьев А. В. Царевич – царь – цесарь. Лжедмитрий I, его государственные печати, наградные знаки и медали 1604-1606 гг. СПб., 2001. С. 151-173.
[30] Безансон Л. Убиенный царевич: Русская культура и национальное сознание: закон и его нарушение / Перевод с французского М. Антыпко, М. Розанова и Н. Рудницкой (под общей редакцией М. Розанова). – М.: Издательство «МИК», 1999. С. 83.
[31] О начале войн и смут в Московии. Исаак Масса, Петр Петрей. М., 1997. С. 95,102.
[32] Католическая энциклопедия. Том II. И — Л. – М.: Издательство Францисканцев, 2005. С. 1635.
[33] Панченко А. М. Русская история и культура: Работы разных лет. - СПб.: Юна, 1999. С. 23.
[34]Платонов С Ф. Указ. соч. С 276
[35] Соловьёв С.М. Указ. соч. Т.7 С.433
