Древние христианские школы ориентировались на единую цель: обучить христианскому вероучению и этике. В виду территориальных и национальных различий школы отличались в средствах обретения этой цели, так как формы и методы школьной работы предопределены местными традициями и локальными особенностями. Так, ранние христианские школы предназначались для обращаемых, или «катехуменов», желающих принадлежать Церковному сообществу, но еще не знакомых с христианским вероучением и моральным кодексом. Стержнем учебной программы катехизической школы было начальное ознакомление со Священным писанием Ветхого и Нового Завета.

Институт катехизации в период II – III вв. существенно отличается от канонических форм классической огласительной практики IV века. Мы располагаем довольно пространным учебным пособием для катехизаторов, написанным блаж. Августином Иппонийским. Для IV века характерно присутствие оглашенных (катехуменов) на церковных богослужениях, как в будни, так и в праздничные (или воскресные) дни. Катехумены имели права участвовать в т. наз. «литургии оглашенных», то есть обладали возможностью прослушать Священное Писание и проповедь вплоть до молитв «верных» и евхаристического канона. Проповедь, произносимая после чтения Священного Писания, была фундаментом катехизической подготовки, основной частью педагогического процесса над крещаемыми. Само таинство крещения же было кульминацией вероучительного и этического обучения катехумена.

Институт «катехумената» представлялся как продолжительная педагогическая практика. Подготовка к крещению репрезентировалась как серьезная и комплексная процедура, охватывающая разнообразные религиозные области. Сирийский трактат «Didascalia Apostolorum» (III век) свидетельствует: «новокрещаемый» (кандидат на воцерковление) обязан уверить общину в своем стремлении склониться перед Христом и почитать Его; само же воцерковление (само же вхождение в Церковь христову через крещение, миропомазание и причастие) откладывают до момента достижения полной готовности «катехумена». Один из римских трактатов демонстрирует несколько иную картину. По его свидетельству катехумен первоначально обязан вести праведную жизнь (забота о вдовах и сиротах, уход за больными, как аспект социальной работы), то есть он должен этически измениться и отказаться от прошлых языческих моральных норм, а затем уже «обучаемый» может заняться изучением Писаний. Продолжительный период катехизации предполагал работу со значительными объемами вероучительного материала и процесс самовоспитания.

Современные исследователи придерживаются ныне противоположных точек зрения относительно происхождения и облика Александрийского училища: они либо выявляют миметический (подражательный) характер Александрийской огласительной школы, демонстрируя явные заимствования у традиции языческих философских академий, либо пытаются тщательно отгородить христианский институт «катехумената» от связей с античными интеллектуальными течениями. Промежуточная (умеренная) точка зрения придерживается взвешенного взгляда на историю огласительного училища Александрии, представляя последнее как педагогический институт, реализующий проект христианского синтеза (слияния библейской и языческой традиции). Итак, умеренная позиция заключена в попытке исследовать александрийское училище, исходя из конкретно-исторического контекста и вероятных религиозно-философских связей. Они стараются сопоставить христианскую школу с параллельными педагогическими институтами языческой античности, проследить генеалогию христианского образования в целом (эллинизм, иудаизм, восточные религии).

Климент и Ориген – крупнейшие мыслители своего времени – являются программными идеологами всего Александрийского богословского течения; остальные представители этой традиции в сущности повторяют их разработки. Климент Александрийский обучал как катехуменов, так и более образованных (уже воцерковленных) учеников. Система обучения катехуменов включала моральное образование, библейскую интерпретацию, противоеретические наставления. Педагогическая включенность Климента Александрийского в образовательную (университетскую) деятельность демонстрируется в «Строматах» (Строматы. 1.2.2; 1.9.1; 1.13.2).[1] Климент и Ориген классифицировали учеников на начинающих и «развитых» в учении. Среди исследователей считается, что методика огласительного наставления, чтения священного Писания, религиозно-философских диспутов позаимствованы Оригеном именно у Климента Александрийского.

Картину преподавания в Александрийском огласительном училище можно реконструировать на основании преподавательской деятельности Оригена, развившего наработки педагогической концепции Климента. Ориген и в Александрии, и в Кесарии принимал учеников дома, как делал до него Иустин Мученик, а после – Плотин. В 217 году Ориген разделил учеников на 2 группы и стал преподавать только подготовленным ученикам, начальное же обучение и катехизацию осуществлял знаток всего греческого философ по имени Геракл («Церковная история» 6.15)[2].

В вопросе образовательного уровня раннехристианских общин обычно используют не только прямые аналогии оригеновских учебных заведений в Кесарии и Александрии, но привлекают разнообразные свидетельства о «школьных кружках» как исторические прецеденты существования христианских образовательных учреждений в средиземноморском регионе. Говорят о существовании школ во времена Оригена в Александрии, Антиохии, Кесарии, Эдессе, Низибии, Риме, Милане, Карфагене.

В кесарийской школе изумляло обилие в учебном плане мирских предметов. Ранее считалось, что катехумен начинал с типично светских предметов: логики, физики, геометрии, астрономии, этики. Современный детальный анализ текстов проповедей Оригена позволил более подробно реконструировать процесс обучения катехуменов в школе великого александрийца и прийти к несколько иным заключениям. Теперь считается, что одно из центральных мест занимало моральное наставление; и здесь педагогическая методика Оригена весьма близка наработкам Климента.

Кроме этического воспитательного процесса как основы церковной педагогики важными считались антигностические поучения и ознакомление со Священным Писанием. Чтение «писаний» осуществлялось на христианских службах в будни. Сократ Схоластик свидетельствует, что подобные богослужения с чтением Священного Писания проходили в Александрии по средам и пятницам («Церковная история». 5.22). Заключительной стадией упорядоченного педагогического процесса была текстологическая экзегетика Священного Писания. Это был иерархически устроенный путь ученика из земного мира в мир небесный. Такой подход как в сфере чтений Писания в церкви, так в вопросе об удельном весе мирского знания в системе христианского образования, но был оправдан конкретной ситуацией городских обществ средиземноморских городов, в которых культурологическая компонента представляла собой ценностный ориентир.

Вопрос независимости школы от церкви, проблема церковной институционализации школы – присущая современной аудитории тематика. Ученики в каком-то смысле и являются Церковью (древнегреческий термин «экклесия»: см. Климент Александрийский «Педагог». 1.18.4). Группа учеников, достигшая религиозно-интеллектуальных вершин, и является сообществом совершенных, самой Церковью. «Совершенства достигаем мы, образуя церковь, главой же ее признавая Христа» (Строматы. 1.18.4)[3]. Единство и истинность Церкви оказываются той воспитательной целью, с которой связан весь педагогический процесс христианской школы. Климент показывает, что настоящий гнозис (знание) и истинное мышление достижимо лишь в Древней Церкви (Строматы. 7.92.3)[4]. Климентом Александрийским как учителем Церкви фиксируется противопоставление истинного церковного сообщества философским академиям или лжегностическим группам. По Клименту Александрийскому, Церковь основывается на верном толковании Священного Писания, на легитимации устава и традиции, на соблюдении литургических практик.

Александрийская педагогическая методика связана с аллегорической трактовкой Священного Писания Нового Завета. Ситуацию «вторичного обучения» язычески образованных «младенцев в вере» христианскими дидаскалами описало послание к Евреям, приписываемое св. ап. Павлу. Здесь образованным язычникам приписывается обучаться элементарным истинам христианской веры и доктрины. Не укрепившись в христианстве, неофиты при любых жизненных обстоятельствах вести себя как младенцы. Обучая катехизическим истинам, можно продолжить совершенствовать «назидаемого», сверх элементарных догматов. Сначала – молоко новорождаемому, затем – твердая пища (Евр. 5:12 – 6:3). Св. Ириней Лионский и Тертуллиан применяют образ, связанный с молоком, вообще к процессу обучения (св. Ириней Лионский. «Против ересей». 4.38.1-2; 5.8.2-3; 5.9.2; 5.10.2).[5] Кроме того Тертуллиан описывает смешение молока и меда в крещальном обряде. Ориген использовал образ питания Священным Писанием как молоком первого назидания, которое дается новичкам как малым детям. Ибо «не непосредственно сначала следует обучать кандидатов [к крещению] глубоким и более сокровенным тайнам, но следует говорить им об улучшении образа их жизни, исправлении их морали и о первейших принципах религиозного поведения и безыскусной веры» (Ориген. Гомилия: послание к Евреям. 5). Структура христианского обучения как восхождения по «лестнице Якова» сохранялась многие столетия, о чем свидетельствует западный учитель церкви Кассиодор. Параллельно с образом восхождения в процессе обучения, существовавшим у христианских катехизаторов, такой же образ существовал и в академии неоплатоников.

Осуществляя идею о наслоении двухэтапного обучения на предыдущий уровень грамотности и воспитанности приходящего язычника, дидаскалы Александрийской школы построили свою образовательную систему. Данная педагогическая методика основывалась на многоплановой, иерархически построенной трактовке Священного Писания. Образы и символы наряду с реальными вещами подлежали процедурам по истолкованию и педагогически полезному пониманию. Наставниками назначались не клирики, но лаики, принявшие от епископа поручение просвещать «оглашенных», изучать с ними Священное Писание. Миряне употребляли близкие христианству образы из эллинистической педагогики, синтезируя библейские и античные традиции в форме «благочестия и любомудрия». Проповедь раннехристианских учителей не стала безумием для эллинов, а позднеантичный философский Логос превратился в воплощение Бога на земле.

Модель церковно-эллинистической школы, воплощенная в Александрийском огласительном училище, сделав приоритетным этическое назидание, чтение Священного Писания, антигностические диспуты, допускала возможность присутствия в программе обучения светских дисциплин и философских знаний, необходимых для более глубокого понимания христианства. Апробируя обучение светским дисциплинам, наставники стремились зафиксировать концепции текстуально, сохранить для последующих поколений, перенести светское в христианскую среду. Принятие светских наук для II – III вв. не обязательно означало заимствования античной эстетики. Ориген, допустим, считал «народный» язык пророков и апостолов более глубоким, чем древнегреческую словесность. Символические значения «грубых по стилю» текстов Писания могут быть правильно интерпретированы лишь посвященными, истинно верующими. Для достоверного и истинного прочтения Священного Писания необходимы вера и светская мудрость.

Истолкования Священного Писания и процессы катехизации сильно разнились с традиционными формами языческой преподавательской активности, распространенными в восточном Средиземноморье. При всей глубинной формированности и определенности христианской школы ей не хватало внешней упорядоченности. К примеру, Александрийское огласительное училище (это уже фиксировано историческое наименование) не имело фиксированного названия. В «Церковной истории» Евсевия Кесарийского[6] было применено 14 разных формулировок относительно Александрийской школы (что может быть косвенным свидетельством продолжительного существования этого христианского учебного заведения).

Имидж Александрии как идеального воспитательного центра в истории будет столь нерушимым и впоследствии станет причиной к созданию многочисленных средневековых легенд о принципе преемства педагогических традиций между позднеантичной Александрией времен Климента и Оригена и школами Ближнего Востока.[7]

К сожалению, от христианских огласительных школ II – III вв. не осталось дисциплинарных правил, на основании которых можно было бы судить о методики преподавания, содержании учебной программы и пр. Хотя сохранились косвенные источники – это литературные памятники, которые свидетельствуют о том, что огласительные училища были выдающимися центрами духовной культуры, где преподавали великие дидаскалы (такие, как Афинагор, Климент и Ориген), откуда выходили выдающиеся ученики (св. Григорий Неокесарийский), где учащиеся получали энциклопедические знания и при этом становились глубоко церковными людьми.[8] В огласительных училищах II – III вв. наука была неотделима от благочестия, богословское образование – от духовного воспитания. В этом их несомненная заслуга для христианской Церкви.

Так огласительные учебные заведения впоследствии были преобразованы в церковные школы при епископских кафедрах. Ярким примером такого образовательного учреждения была Римская школа начала III века. К IV в. число подобных училищ возросло; их основной функцией оставалось ознакомление обращаемых в христианство бывших язычников с элементарными истинами христианского вероучения и нравственности. Наиболее используемой методикой обучения была проповедь (к примеру, широко распространенный жанр «Огласительных слов»: св. Кирилл Иерусалимский или св. Григорий Нисский). Весьма примечательны для церковной истории клерикальные училища, связанные с резким увеличением в начале IV в. лиц, призванных к церковному служению. Решившие себя посвятить церковной службе поступали в клир еще мальчиками в звании чтецов («lectores») и оставались в этом звании до 20-30 лет, после чего переходили на более высокие ступени церковной иерархии. Вызрела надобность в самостоятельных школах для обучения будущих клириков. В конце IV в. появились автономные учебные заведения: «пресвитериум» св. Амвросия Медиоланского или «monasterium clericorum» св. Августина Ипоннийского, который жил в школе вместе с учениками по образцу апостольской общины.

В деле передачи христианского образования пришло на помощь Церкви монашество, которое оказалось важнейшим передатчиком начатков христианской школы и воспитательных методик. Такие школы существовали на территории Восточных Церквей – в Египте, Малой Азии, Палестине, Сирии. Известна такая практика, по которой взрослые вступали в монастырь вместе с собственными детьми. Кроме того, святитель Василий Великий свидетельствует, что одной из обязанностей монашествующих было попечение о сиротах.[9] Вероятно, таким образом, частично пополнялась монашеская братия. Были случаи, что родители передавали собственных детей в монастыри на обучение. Существуют свидетельства о наличии начальных образовательных учреждений при западных монастырях.[10]

Особый интерес вызывают высшие учебные заведения в позднюю античность и раннее средневековье на Востоке.

Выдающееся значение имела высшая сирийская школа, древнейший университет – академия в Эдессе, а в дальнейшем в Низибии. Сирийские школы более всего походили на церковно-приходские и монастырские школы, известные позднеантичному латинскому Западу, средневековому греческому Востоку и даже славянской религиозной культуре. Таковой тип образовательных учреждений знаком и иным религиозным конфессиям: мусульманству, буддизму и брахманизму. Здешнее образование предполагало овладение начальными знаниями, которые соответствовали примерно воззрениям о западноевропейском тривиуме. Такая школа отвечала за первую ступень обучения. То есть она являлась отправной базой для дальнейшего высшего образования и получения духовного сана. Сирийцы тяготели и к светским наукам. Начальная школа приходского типа была ступенью для специального образования (светского и духовного). В Низибийской академии не была изжита традиция занятий светскими дисциплинами, особенно философией и медициной, хотя церковный канон запрещал одновременно с христианскими боговдохновенными писаниями исследовать светские книги о врачебном искусстве.[11]

Высшие сирийские школы восходят к эллинистической традиции, преобразованной и обновленной в них. Сирийские школы постоянно упоминаются средневековыми писателями, не только сирийскими, но и греческими. Они славились как центры просвещения и образованности. Школы высшего типа имели особенно существенное значение. Их основной задачей являлось чтение и толкование Писания, способствовавшее утверждению и распространению догматических взглядов, того философского направления, которого придерживались сирийцы. Но если экзегеза, гомилетика, литургика и были основными предметами изучения в этих клерикальных школах, то вместе с ними там было высоко поставлено и изучение философии, а в некоторой степени и других светских наук. Раннее средневековье (V – VII вв.) было временем расцвета школ, хотя они еще существовали в последующие века (до XII в.), будучи центрами образованности. Для данного периода сохранились сведения о рассадниках просвещения на самой восточной окраине массового распространения христианства, в Междуречье. Источники сообщают как о начальных школах, так и об академиях, центрах освоения высших знаний.[12]

Сирийские источники оставили весьма интересные для нас сведения: о содержании и методики обучения, в чем оно состояло и как долго оно длилось. Данные свидетельства черпаются в основном из несторианских сочинений. В свое время несториане развили столь активную деятельность в области образования, что вызвало неудовольствие монофизитов. Сведения о сирийских школах IV, V вв. несколько отрывочны, но для VI, VII вв. они приобретают все более определенный характер. Жития, биографии известных клириков и иерархов восточных Церквей, исторические изложения монастырей, хроники, местные истории, такие сочинения, как «Книга начальников» Фомы Маргского и «Книга целомудрия» Ишоденаха.

Замечательным памятником сирийской образованности являются «Правила, или Устав, Низибийской академии», ее «статуты» – древнейший устав средневекового университета. Текст «Устава» бережно хранился в помещении академии, и его оглашали на ежегодных собраниях всей школы.[13] Наиболее вероятно, что это чтение происходило в начале учебного года, который отмечался общим собранием. Инициатива составления правил принадлежала Бар Сауме, пригласившему слушателей и профессоров знаменитой «школы персов» из Эдессы, где она была закрыта в 489 г., в Низибии. Сюда стали стекаться сирийцы и персы. Источники отмечают и общее увеличение числа сирийских школ в Иране. Постановления Бар Саумы – это первая серия правил. Пятый ректор Низибийской школы Хенана Адиабенский сделал дополнения, составляющие вторую серию. Из позднейших источников становится ясным, что курс в школе был трехгодичным. В году было два семестра, которые отделялись каникулами. Это свободное от занятий время ученики имели возможность использовать для заработка.[14]

Сирийцы сохранили конкретные правила поведения школяров, сведения об условиях их жизни, общем устройстве школы. Определяя внутренний распорядок школы, «Правила», как конкретный юридический документ, носят нормативный характер и вскрывают отрицательные черты, позволяя воссоздать живое представление о повседневном течении жизни академии, ее обычаях и нравах. В тексте «Устава» четко указано время и обстоятельства составления первой и второй серии «Правил», имена лиц, участвовавших в их написании, и, наконец, то, что они были засвидетельствованы подписями с приложением печатей епископа города, ректора и учителей академии. Тщательно выработанный устав был принят «собранием школы», т. е. ее коллективом. «Статуты» являются нормативным юридическим установлением. Вместе с повествовательными источниками эти документы дают определенное представление о деятельности наставников и учеников, жизнедеятельности академии и общей политической обстановке.[15]

Программа и методика начального обучения в сирийских школах не только сохранялись на протяжении многих веков, но и носили международный характер. Как и во всем христианском мире, обучение у сирийцев начинали с Псалтири (сирийская формулировка «отвечать всего Давида» означала знание наизусть ветхозаветных псалмов).[16] Дальнейшие занятия заключались в усвоении всего Писания, особенно Нового Завета, его толкования. В экзегезе несториане следовали толкованию Феодора Мопсуестийского, ставшему классическим образцом для несторианской школы.[17]

Итак, особый интерес представляет одна из самых ранних клерикальных школ – академия в Низибии, об учебной специфике которой сохранились подробные документальные свидетельства. Нам известно, что к первой четверти IV в. восходят сведения о христианской школе в Низибии, епископ которого Иаков принимал участие в Никейском соборе 325 г. Его ближайшим учеником был знаменитый Ефрем Сирин, мар Афрем. В житии Ефрема рассказывается, что он писал толкования на библейские и евангельские книги и был привлечен Иаковом к занятиям в школе. Какова была тогда ее организация, неизвестно. В 363 г. Низибии отошел к персам, и мар Афрем покинул этот город и перебрался в Амиду, в области Бет Гармай, а с 365 г. стал учить в Эдессе, в «школе персов». Некоторые ис-точники считают его основателем этой школы. В Эдессе Ефрем оставался до своей смерти в 373 г. Развернувшиеся в это время христологические споры приняли особенно острый характер в Эдессе благодаря тому, что там противоречивые взгляды высказывались экзегетами, толковавшими в школе Писание, выступавшими с проповедями, писавшими обширные трактаты. До того как произошел открытый раскол церкви и было осуждено несторианство, в «школе персов» преподавали учителя – сторонники различных догматических направлений.[18]

Нам известны академический устав и правила Низибийской школы, которыми руководствовались при администрировании школой и которые устанавливали дисциплинарные нормы для учащихся и преподавателей. Все вместе они составляли некую организацию, «собрание», возглавляемое ректором и экономом, выполнявшим хозяйственные обязанности и осуществлявшим общий надзор в школе.[19] Особое значение придавалось богослужебному пению как идеологической методики, хотя у несториан не существовало певческого единообразия: «Всякая страна, город, монастырь, школа имели свои собственные песнопения и напевы, и когда случалось учителю или ученику находиться вне своей школы, то он стоял, как невежда», т. е. не мог, принять участия в пении. Этот разнобой был устранен внедрением общих правил еще в школах.

В сирийских исторических памятниках выражение «школа» заменено фразой «собрание школы». Представленная формулировка указывает на различные по своей организации, составу и устройству учебные центры. Выражение «школа» имеет как общее широкое значение, так и частное — школа с некоторым количеством учеников, начальная школа при храме или монастыре. «Собрание» предполагает некую организацию, коллектив, конгрегацию, которую составляли учащиеся и профессора школы, достаточно многочисленной. В Эдессе и Низибии число школяров достигало нескольких сот человек. Такое «собрание», как всякая организация, требовало установления правил. Было необходимо фиксировать нормы, которыми руководствовались по традиции и должны были руководствоваться и в будущем.[20]

Колоритное выражение сирийского взгляда на мир как школы встречается в сирийском трактате «Причина основания школ», относящемся к рубежу VI и VII в.[21] Трактат «Причина основания школ, что составил мар Бархадбешабба Арабайа, епископ Халвана» отчетливо распадается на две части.[22] Трактат начинается вводным рассуждением; затем следует интерпретация ветхозаветной истории как истории сменявших друг друга в преемстве «школ» Ноя, Авраама, Моисея, премудрого Соломона, пророков. Бог сам был учителем в каждой их этих «школ». Когда Бархадбешабба говорит о сорокалетних скитаниях «сынов Израиля» во главе с Моисеем по пустыне как о «школе», это развитие мысли, намеченной во «Второзаконии» (Втор. 8:2 – 5). Наряду с этими школами упомянуты «собрания, устроенные сынами заблуждения»: Платонова Академия, школы Пифагора, Демокрита, Эпикура, но также зороастрийская религиозная община «школа мага Заратуштра». Христос - «великий учитель», и пришел он для того, чтобы тоже основать школу, или, точнее, обновить «первоначальную школу Отца своего». Итак, мир Нового Завета – не что иное, как школа, и главные персонажи Нового Завета занимают в этой школе штатные должности, полагавшиеся в сирийской школе тех времен. Так, главный учитель – Христос, толкователь Писания – Иоанн Предтеча, управитель школы – апостол Петр.[23] Ни одна должность, таким образом, не остается вакантной. Христос начал проповедовать тридцати лет, он поучал учеников и народ, его учение продолжали распространять апостолы, и особенно Павел. Сообщив о смерти апостолов, трактат переходит к тому, «как начали быть школы» собственно образовательные и «в какое время стали толковать писания».[24] Теперь ведется рассказ о школах в самом конкретном, отнюдь не метафорическом смысле слова, - Александрийской, Антиохийской, Низибийской, Эдесской. Особенно интересно отношение сирийского автора к Александрийской огласительной школе. Знаменита была эта школа, в которой процветали философия и экзегеза. В ней «к чтению писаний» было присоединено толкование. Руководителем этой школы и ее экзегетом был «Филон иудей», который стал толковать Библию аллегорически, совершенно устранив историю. Эти ученые увлекались «пустяками», а не «истинным учением», и спустя немного времени «та школа философов пропала и усилилась эта новая». Таким образом, философская языческая школа нашла известное признание у сирийцев, тогда как к Филону отношение было явно отрицательным.[25]

Центральное место в трактате занимает Феодор Мопсуестийский, его толкования писаний и отношение к ним. Бархадбешабба подчеркивает связь Феодора с Антиохийской традицией, со школой, основанной Диодором, которую прошли также Василий Великий, Иоанн Златоуст, Евагрий Понтийский. «Великий экзегет» впервые дал подробные комментарии ко всем книгам Библии и, что автор трактата считает не менее существенным, составил также «ответы» относительно всех ересей. В Эдессе были приняты его комментарии. Более того, «глава и экзегет школы», «светоч» Киора сожалел лишь об одном, что они «не были переведены на сирийский язык», и он этот перевод осуществил. «Когда толкования Феодора были переведены на сирийский язык и затем переданы собранию Эдессы, тогда отдохнул этот муж (Киора) со всем собранием братьев». У Киоры было много учеников, и они приняли от него толкование божественных писаний и их предания; он также читал и толкуя по книгам экзегета. Киора с группой учеников осуществил перевод на сирийский язык с греческого толкования Феодора Мопсуестийского. Сам же он пользовался как этими толкованиями, так и «преданием», существовавшим и раньше, «устным учением», т. е. традициями, которые передавались от учителей к ученикам. Бархадбешабба сообщает, что такие «традиции школы», передававшиеся изустно, существовали: это толкования мар Афрема, «о которых говорят, что они восходят к самому апостолу Аддаю; их запечатлел потом в своих проповедях и других сочинениях мар Нарсай». Таким образом, труды и судьбы школьных знаменитостей – будни школьного быта с правильным чередованием занятий и каникул, вопросы благонравия школяров – все эти прозаические вещи поставлены в ряд, идущий от учительства Христа и ученичества апостолов, увидены, как непосредственное продолжение «священной истории».[26]

Таким образом, стоит подчеркнуть, по окончании курса начальной сирийской школы, обучавшей элементарным навыкам грамотности (умение читать и писать, знание Псалтири и центральных богослужебных песнопений наизусть) можно было поступить в высшую школу. Многие сирийские литературные и житийные памятники патетично прославляют свою древнюю академию в Низибии, называя ее, к примеру, «матерью ученых». Здесь обучались «писаниям и толкованиям», то есть специальной экзегезе и гомилетике.[27] Интересно, что существовали исторические прецеденты, когда школа оказывалась независимой от монастыря, она устраивалась просто в селении, а преподавательская корпорация не состояла из клириков, хотя и пользовалась особым положением и уважением. Высшие школы Ближнего Востока в раннем средневековье были не только центрами учебы, но играли и широкую просветительскую роль. Они в значительной мере давали тон интеллектуальной жизни, и ученики, окончив школу, продолжали следовать ее традициям. Такая обстановка сложилась еще в античной философской школе, это же явление характерно и для византийской школы, какой она была в Александрии, Антиохии, Эдессе, для сирийских школ Ирана, куда были перенесены византийские традиции.

Обратимся к анализу следующего типа раннехристианских школ – Латинской школы. Отметим особенность римской культуры – отсутствие идейной самостоятельности, производность от эллинистической культурологической традиции. Известная всем особенность национального характера римлян, заключавшегося в преобладании практических интересов и дарований, сближала их с семитами, а производные черты латинской культуры, преобладание формы над содержанием, отчасти напоминали смешанную сирийско-эллинскую культуру Антиохии.[28] Для римлянина неоспорим был примат практического, общественного начала над умозрительным и личным. Основой педагогики была полисная идеология – идеология гражданской общины как коллектива равноправных граждан, связанных сходными обязанностями по отношению к государству.[29] Латинская христианская школа оказалась двойственной, вобрав черты эллинистического, и сирийского образования. Латиняне приняли греческую систему общего образования, устранив философские дисциплины, удалив ядро как таковое из этой образовательной традиции, оставив лишь оболочку. Философию не как историю философии, а как воспитание способности к теоретическому мышлению, к умозрению. Римлян интересовало в основном риторическое искусство.[30]

Блаженный Августин основал в 396 году школу-монастырь в Иппоне. В сущности это было общежитие для представителей местного клира, но оно имело и педагогическую задачу воспитать молодых клирошан для Церкви. Этим и определялась программа школы. Ученик должен был знать Закон Божий и уметь преподать его другим, поэтому главными предметами были экзегетика (изучение Священного Писания) и элоквенция (развитие красноречия). Блаженный Августин пишет, что знание Священного Писания ценно тем, что оно дает материал для проповеди. Получается, что постановка учебного дела в школе Августина ориентировалась на реальную практическую пастырскую деятельность. По методике преподавания школа блаженного Августина была ближе к сирийской традиции. Систематическое богословие здесь почти отсутствовало, общеобразовательных предметов в школе не было. Само же изучение Священного Писания было построено следующим образом. Сначала ученик читал без объяснения все канонические книги Библии, чтобы ознакомиться с ними наперед, хотя "не по смыслу, но по букве". Затем учитель давал объяснение тех мест, которые казались ему важными для практического применения, а ученики записывали эти толкования на полях своих переписанных книг. Кроме того, в школе изучалась гомилетика, то есть искусство проповеди.[31] Воспитательная система в школе Августина занимала наиважнейшее место. Он стремился осуществить идеал первохристианской общины с общей собственностью, общим столом и общими доходами. Монастырская дисциплина школы поддерживалась с помощью нравственного воспитания, в основе которого лежал принцип "принуждения"[32].

Школа блаженного Августина стала прототипом многих латинских школ. Немало последователей блаженного Августина среди иерархов Церкви организовали в своих епархиях подобные учебные общежития. Более всех выделяется монастырская школа Аврелия Кассиодора. В 535 году он вместе с папой Агапитом составил план открыть в Риме общественную школу по типу Александрийской или Низибийской. И лишь в 540 году Кассиодор основал монастырскую школу в своем роскошном поместье. В этой школе уже изучались в полном объеме светские науки, хотя их значение определялось вспомогательной ролью при объяснении Священного Писания[33]. Общий строй школы Кассиодора и по системе воспитания, и по методам обучения тяготеет более всего к Низибийской школе. Даже руководство по вводному курсу в Священное Писание заимствовано у Низибийской академии. Большое внимание уделяется внешней стороне текста, пунктуации, орфографии и каллиграфии. Что же касается собственно экзегетики, то она сводилась к собиранию как можно большего числа толкований по преимуществу латинских авторов. Собственной концепции, школа не выработала. Школа Кассиодора послужила образцом для других монастырских и орденских школ и, прежде всего, для школ ордена бенедиктинцев. Да и сейчас иезуитские школы имеют то же основание, что и у Кассиодора.[34]

Итак, большое значение имели и христианские училища, существовавшие еще со II и III вв. при епископских кафедрах, монастырях, где желающие могли получить богословское образование. Однако этих христианских школ было недостаточно, а поэтому пастыри Церкви получали нередко образование в существующих языческих классических школах, которые были в Афинах, Константинополе, Никомидии и других городах, а затем специально богословское образование получали в христианских школах или в клире. Клир, как и в прежнее время, служил практической школой для приготовления к пастырству.

В данном параграфе были рассмотрены несколько типов духовной школы, характерных для раннехристианского Востока и Запада. Таким образом, в Церкви существовали разнообразные взгляды на схему воспитания и обучения паствы, всего христианского мира. Анализ деятельности Александрийского огласительного училища времен Климента позволил нам рассмотреть детали учебной программы, характерной для христианских школ эллинистического мира. Рассмотрение концепции духовного образования Оригена позволило нам сделать выводы о том, какими методами пользовались великие дидаскалы христианского Востока. Александрийская (Климент, Ориген) концепция была нацелена на то, чтобы посредством наставления вести верующего через крещение к мудрости и знанию внутри церковного контекста. Сирийская и Латинская школы отличались прикладным и узкопрофессиональным характером. Сирийцы оказались инициаторами разработок историко-филологических методик интерпретации библии, латинская школьная традиция вдохновила. Представленные типы раннехристианских школ, несмотря на свое разнообразие и местные воспитательные традиции, оказали целостное воздействие на дальнейшее развитие христианской педагогики.

Итак, первоначально появлялись школы для обучения тех, кто желал стать членом церковной общины и ознакомиться с основами христианства. Школы катехуменов («оглашаемых») своей главной целью считали изучение псалмов и истин христианской морали. Со временем в содержание образования в этих школах было включено чтение катехизиса, и школы стали называться катехизическими. Стержнем учебной программы катехизической школы было начальное ознакомление со Священным Писанием Ветхого и Нового Завета. Здесь зафиксирован тип т. наз. «катехизической» школы. Взгляд на сирийскую христианскую образованность, и в особенности рассмотрение Правил Низибийской школы, позволили нам увидеть, как формировался тип т. наз. «монастырской» школы, где акцент был сделан на системе обеспечения дисциплины. Конечно же, нельзя не упомянуть то, что к IV в. на Востоке особого расцвета достигли школы Александрийская и Антиохийская. В них главным образом и было сосредоточено богословское образование. А значит можно говорить о типе «церковно-богословской» («научно-богословской») школы. Постепенно учебные заведения Александрии и Антиохии трансформировались в школы более высокого типа, дававшие как общеобразовательную подготовку детям из любых сословий, так и служившие для обучения священников. Позднее на базе этих учебных заведений образовались «кафедральные», или «соборные», школы.

[1] Климент Александрийский. Строматы // Отцы и учители Церкви III века. Антология. Составление, биографические и библиографические статьи иеромонаха Илариона (Алфеева). Т.I. – М., 1996. С. 30-299.

[2]Евсевий Памфил. Церковная история. Москва: Издание Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1993. // Библиотека Якова Кротова [сайт]. URL: http://krotov.info/acts/04/1/03240000.html

[3]Климент Александрийский. Строматы // Отцы и учители Церкви III века. Антология. Составление, биографические и библиографические статьи иеромонаха Илариона (Алфеева). Т.I. – М., 1996. С. 30-299.

[4]Климент Александрийский. Строматы // Отцы и учители Церкви III века. Антология. Составление, биографические и библиографические статьи иеромонаха Илариона (Алфеева). Т.I. – М., 1996. С. 30-299.

[5] Св. Ириней Лионский. Против ересей.// Библиотека Якова Кротова [сайт]. URL: http://krotov.info/library/i/iriney/vers_1.html

[6]Евсевий Памфил. Церковная история. Москва: Издание Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1993. // Библиотека Якова Кротова [сайт]. URL: http://krotov.info/acts/04/1/03240000.html

[7] К примеру, среди арабских текстов существуют четыре версии истории медицинских школ на востоке: аль-Фараби (ум.950-951), историка аль-Масуди (ум.956), мусульманского врача ибн-Ридуана (ум. 1068), иудейского врача ибн-Гиме (ум. 1198) аутентичные или им приписываемые). Реконструируемая по ним наиболее общая схема передачи преподавания медицины выглядит так: Афины – Александрия – Рим – вновь Александрия – Антиохия – Багдад.

[8] Иларион (Алфеев), иеромонах. Духовное образование на христианском Востоке (I – VI вв.). // Вестник РХД №177, Париж – Нью-Йорк-Москва, 1998, с.39-82.

[9] Василий Великий, святитель. Великие монашеские правила. Вопр. отв. 15

[10] Дело положительного религиозно-нравственного воспитания и воздействия на верующих к IV в. было недостаточным. Церковь в некоторой степени становиться правовым институтом и учреждением для христианского культа. Поэтому обязанность Церкви или её представителей заботиться об индивидуальном образовании, воспитании, пещись о душах отдельных верующих – отступила на задний план. Казалось, все силы представителей Церкви уходили на управление гигантским аппаратом. Оставалось воспитание чрез богослужение, к посещению которого Церковь обязывала и напряженно стремилась к тому, чтобы воздействовать на жизнь и внутреннее состояние, сердце народа, чрез культ, которому был придан таинственный, мистический характер и который отличался торжественностью. Последняя цель удавалась: участие народа в догматических спорах показывало, как он интересовался церковными делами. Однако едва ли можно сомневаться, что таких средств для нравственно-религиозного воспитания в духе Евангелия было недостаточно. Поснов М. Э. История христианской Церкви (до разделения Церквей – 1954 г.). фототипическое переиздание 1964 г. (Брюссель). Б. М., 1988.

[11] Пигулевская Н. Г. Культура сирийцев в средние века. М., Наука, Главная редакция восточной литературы, 1979. С. 35 – 36.

[12] Пигулевская Н. Г. Культура сирийцев в средние века. М., Наука, Главная редакция восточной литературы, 1979. С. 45.

[13] Пигулевская Н. Г. Культура сирийцев в средние века. М., Наука, Главная редакция восточной литературы, 1979. С. 82.

[14] Пигулевская Н. Г. Культура сирийцев в средние века. М., Наука, Главная редакция восточной литературы, 1979. С. 83.

[15] Пигулевская Н. Арабы у границ Византии и Ирана в IV-VI вв. М.;Л.: Наука, 1964.

[16] Пигулевская Н. Г. Культура сирийцев в средние века. М., Наука, Главная редакция восточной литературы, 1979. С. 37

[17] Пигулевская Н. Г. Культура сирийцев в средние века. М., Наука, Главная редакция восточной литературы, 1979. С. 37 – 38.

[18] Пигулевская Н. Г. Культура сирийцев в средние века. М., Наука, Главная редакция восточной литературы, 1979. С. 57.

[19] Пигулевская Н. Г. Культура сирийцев в средние века. М., Наука, Главная редакция восточной литературы, 1979. С. 46.

[20] Пигулевская Н. Г. Культура сирийцев в средние века. М., Наука, Главная редакция восточной литературы, 1979. С. 47.

[21] Данный трактат принадлежит епископу Халвана по имени Бархадбешабба Арабайа. Судя по обоим дошедшим до нас сочинениям, он ученый и знающий человек, хорошо осведомленный об истории школы и знакомый с ее жизнью. Можно предположить, что Бархадбешабба сначала учился в ней, потом занял положение старшего учителя, «риш бадуке», а затем был рукоположен епископом Халвана. Подобный путь проходили и другие воспитанники этой школы. Трактат рассматривается в одной из работ Н. В. Пигулевской. См.: Пигулевская Н. История Низибийской академии. Источники по истории сирийской школы // ПС 17 (80). Л., 1967. С. 90 – 109, особенно 93 – 96.

[22] Пигулевская Н. Г. Культура сирийцев в средние века. – М., Наука, Главная редакция восточной литературы, 1979. С. 49.

[23] Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. – М.: «Coda», 1997.

[24] Пигулевская Н. Г. Культура сирийцев в средние века. – М., Наука, Главная редакция восточной литературы, 1979. С. 51.

[25] Пигулевская Н. Г. Культура сирийцев в средние века. М., Наука, Главная редакция восточной литературы, 1979. С. 51.

[26] Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. – М.: «Coda», 1997.

[27] Пигулевская Н. Г. Культура сирийцев в средние века. М., Наука, Главная редакция восточной литературы, 1979. С. 39.

[28] Дьяконов. А. П. Типы высшей Богословской школы в Древней Церкви III – VI вв. // Ученые записки. № 3. М.: Изд. Российского православного университета им. Иоанна Богослова. 1998. С. 46.

[29] Антология педагогической мысли христианского средневековья. – М.: 1994. Т. 1. С. 13.

[30] Сурова Л. В. древнехристианские школы и их значение для развития современной православной педагогики / Л.В. Сурова // Методика православной педагогики. Часть 1. Педагогика. Школа. – Клин.: Фонд «Христианская жизнь», 2002.

[31] Сурова Л. В. древнехристианские школы и их значение для развития современной православной педагогики / Л.В. Сурова // Методика православной педагогики. Часть 1. Педагогика. Школа. – Клин.: Фонд «Христианская жизнь», 2002.

[32] Кибардин Н. Система педагогики по творениям блаж. Августина. Казань. 1911. С. 30.

[33] См. Кассиодор. Наставление в науках божественных и светских. Цит. по: Антология педагогической мысли христианского средневековья. Т. 1. -М.: 1994. С. 145.

[34] Сурова Л. В. древнехристианские школы и их значение для развития современной православной педагогики / Л.В. Сурова // Методика православной педагогики. Часть 1. Педагогика. Школа. – Клин.: Фонд «Христианская жизнь», 2002.